вдребезги

      Роб иначе представлял реабилитационные центры для тех, чьи имена по телику в новостях даже не называют. Ну или с пренебрежением, запивая стаканом воды ― пролетит быстрее, как кусок какой-нибудь дряни. И будет, мол, с него.       Их с Билли приветила пара корпусов на ограждённой территории, где веяло сырой от талого снега землёй. Тощий паренёк в серых спортивках ― на прогулке с вроде как родителями. Отцветшие и уснувшие до позднего апреля сливы вдоль аллейки с треснувшим асфальтом.       Билли говорит ― жить можно.       Сам бы поселился?       Он вроде как не из тех, кому сюда купят билет. Не выиграл в этой дерьмовой лотерейке.       Тебе, Билли, не везёт.       Роб заехал за ним около одиннадцати ― ещё тёплым после сна. Сам потянулся утереть ему застывшую зубную пасту на щеке ― прорыл пальцем до ямочки.       Кому-то ещё Билли так улыбается?       это не засосы       До рехаба в Каско-Бэй они добрались за час, потомившись маленько в субботней пробке. Едва припарковали «Шевроле», Билли притих ― будто кто-то застанет их за болтовнёй.       ― Он знает, что ты приедешь? ― спросил Роб, сунув руки в карманы куртки.       ― Я зв-вонил на неделе, ― ответил Билли, оглядевшись. Ветер на аллейке шальной ― трепал ему ворот куртки. Положив ладонь на заднюю сторону его шеи, Роб крепче обернул её воротником толстовки. ― Он ск-казал типа «приезжай». Ну вот и…       Они прошли к главному корпусу ― окна хвастались несколькими аппликациями пациентов, повёрнутыми к улице. В холле глухо ― на них дыхнуло запахом свежего пластика и латексных перчаток.       Роб такой распознавал быстро. Это Билли надо бы       не стоит лучше       попривыкнуть.       ― Думал, блин, не дождусь, ― прозвучало откуда-то из глубины коридора, ведущего из холла.       Ричи вышел к ним в тех же спортивках, что и у паренька на улице, ― что-то вроде местной экипировки. Роб глянул мельком на его локти под рукавами белой футболки ― сероватые. Не то, что ожидал увидеть.       Не то, что успел накалякать в голове.       Хорошим художником Роб никогда не слыл ― вот и здесь просчитался.       Ричи из тех, кого зовут дрищеватыми среди студентов, ― скулами кромсал воздух. Едва они с Билли обнялись, Роб кинул на них взор ― не порежет ли?       ― А ты-ы-ы… ― протянул Ричи, указав пальцем на Роба и прищурившись.       ― Роберт.       ― Точно, ― пожал ему руку Балабол, подмигнув. ― Я про тебя слыхал от Доходяги. Всякую девчачью белиберду про то, какой ты здоровенный.       ― Отвли-блн, ― пробормотал Билли, пихнув его в бок.       ― Давайте, что ли, засядем в столовке? ― махнул Ричи куда-то в коридор ладонью. Оттуда лился зыбковатый свет.       Ричи предложил им кофе из автомата при входе ― горьковатый, на Биллин вкус. Нашептал тайком ― будто побаиваясь осуждения парочки тутошних пациентов.       Они позёвывали ― Ричи следом, заражая зевотой и их с Билли. Трепал чернявые кудри, сцапав с них резинку, ― жаловался, мол, отросли.       Приглядишься ― переглядывался то и дело с Билли.       Вели немой диалог, как парочка шпионов при гражданском, ― втайне от Роба.       Билли хмурился ― словно его поругивал. Ричи ломал брови ― да ладно, мол, не бухти.       ― Как он уломал тебя сюда прикатить? ― усмехнулся Ричи, большим пальцем ткнув в Биллино плечо. ― В вонючую дыру для торчков ― я-то слыхал, ты весь такой спортсмен и…       ― Я сам предложил, ― пожал плечами Роб.       Билли постукивал донцем полупустого стаканчика о вытертую поверхность стола.       ― То есть ты его водитель? ― ухмыльнулся Ричи, подперев щёку рукой.       ― Я его физрук.       ― То есть…       ― Как ты тут, Ричи? ― вклинился Билли, не успел Балабол закончить.       Он дунул на прядь волос, просящуюся на лоб. Вновь потрепал кудри, шмыгнув носом.       Настроение словно перемкнуло ― и лампочку вышибло от перепада.       ― Скучно, ― наконец ответил он, почёсывая розоватую от утреннего бритья щёку.       Наверно им ― изолированным от внешнего мира, где просят вывести войска из Сомали, — с бритьём помогает персонал. Руки у Ричи подрагивали ― сам бы так чисто не сладил.       Да и никто не знает, что взбредёт в голову       торчку       изолированному от внешнего мира, где просят вывести войска из Сомали.       Роб огляделся. В сероватом месте вроде этого легко заговориться даже мыслями.       ― Одно и то же, ― продолжил Ричи, потирая под глазом ― угольной чернотой сурьмил веки. ― Ка-а-аждый день. Вы знали, что я живу по режиму? Типа… Зарядка есть и прочая лабуда. Если завтрак задержат на пару минут, у меня в животе уже вой стоит. Хрен знает, что делать буду, когда вернусь. Обжираться, уж наверняка, ещё и по часам.       ― Ты один живёшь? ― спросил Роб.       ― Не-а, с одним парнишкой, с Эдди. Тока по секрету, ― зашептал Ричи, наклонившись к центру стола, ― он не торчок, а… короче, выдумывает себе болячки. Да-да. У него вроде разок случилось обострение, не знаю, как это зовётся по-умному… чуть в окно не выкинулся. Говорит, у него все симптомы рака мозга. Шмонали его по анализам, по больничкам, эмэрте-шмэрте ― чисто, блин! Вот я и думаю, ― подпёр Ричи голову рукой, покорябывая ногтем по столу, ― кто из нас больной?       ― Он не оп-пасен? ― прищурился Билли.       Тоже взялся что-то рисовать пальцем ― наталкиваясь изредка на Ричин.       ― Не-а, он безобидный… Ну истерит малость, бывает, зенки таращит, оборжёшься, ― хохотнул Ричи.       Они примолкли ― вслушивались втроём в болтовню персонала с парой парней в столовой.       У них усталый вид. Совсем, наверное, как у Шэрон Денбро.       Роб вновь покосился на сгибы Ричиных локтей ― вблизи заприметил сходящую желтизну.       ― Это от катетера, ― шмыгнул носом Балабол, не взглянув на него. ― Я в курсе, как это выглядит, Кларк Кент.       ― Я не хотел…       ― Всё нормально, ― выдавил улыбку Ричи, царапнув вмявшимся ногтем по поверхности стола глубже. ― Не каждый день встречаешь торчка.       Роб переглянулся с Билли ― тот вздохнул, облизнув губы. Потянулся к Ричиному запястью ― обернул вокруг него пальцы.       И больше ничего не промолвил. Теперь они говорили прикосновениями.       Вот бы и Робу       с Билли       выучить этот язык.       Тяжёлый ― не забрасывай, коль возьмёшься.       ― Кстати, мисс Делавэр говорит, я не должен так себя звать, ― заметил Ричи, кивнув будто самому себе. ― Моя психотерапевтша вроде как.       ― Ты и не т-торчок, ― тихонько сказал Билли, склонив голову ― заглянуть чтоб ему в лицо.       Роб посмотрел на парней, беседовавших с персоналом, ― они тоже не смахивали на торчков.       Билли не смахивал на торчка.       Роб не смахивал на торчка.       А чем можно считать «Циннамедрин», если пошуровать в его молекулах?       ― Чем займёшься, когда пройдёшь курс, Ричи? ― спросил Роб, вновь переведя на него взор.       ― Я раньше занюхивал достижения, ― ухмыльнулся он. ― А теперь даже не знаю… Подскажешь, Кларк Кент?       ― Займись тем, что забросил. Быстро воскреснешь.       У Роба тоже получится?       Переглянувшись с Билли ― в глазах у него мелькнуло что-то едва уловимое, как метнувшаяся в угол ворот шайба, ― Роб поднялся из-за стола.       ― Думаю, вам про многое нужно поговорить без меня, ― заметил он, прихватив со стола пустой стаканчик, и протянул Ричи руку. ― Рад видеть тебя на ногах, Ричи. Значит, остальное тоже по плечу.       У него холодная ладонь.       Мелькнуло в мыслях ― с Билли они никогда не жали друг другу руки. Просто за них держались.       Считается за приветствие ― или сойдёт за ласку?       Попрощавшись ― бывай кларк кент, ― Роб вышел из столовой, по пути выкинув стаканчик в урну. Обернулся ― Билли глядел ему вслед. И в груди что-то затеплилось.

* * *

      По пути из рехаба домой Билли помалкивал ― словно все слова оставил там. Вверил Ричи вместо свеженькой дозы, чтоб продержаться до конца курса, ― на вот, не болей.       На Роба поглядел, только когда предложил ему остановиться в придорожной забегаловке у заправки. Как, дескать, хошь.       И опять поник.       В закусочной было негусто ― пара дальнобоев, припарковавших фуры в кармане у кафе, молодая пара с полупустыми чашками кофе. Глухая музыка ― какой-то паршивый приставучий трек из колонок.       Они с Билли выбрали стол почище и сели друг напротив друга. Билли глянул на него ― словно хотел рядом.       Словно требовалось преклонить голову.       ― Не выспался? ― спросил Роб, когда Билли, сложив руки на столе, приник к плечу щекой.       ― Я х-хотя бы не делаю зарядку.       У Билли с утра вроде как другие заботы.       Пожилая официантка налила им кофе и приняла заказ ― пара куриных бургеров. Кивнув, ушла ― и до них донёсся слабый запах горелого жира.       Билли, покосившись ей в спину, выпрямился и похлопал по карманам куртки.       ― Всё путём, Билли. Я оплачу, ― сказал Роб.       Билли, насупив брови, обхватил ладонями чашку кофе. Выглядел так, будто зажевал поскорее возражения. Да ладно, б-блин, я не просил.       Роб не спрашивал.       Может, надо было позволить ему примоститься рядом ― чтоб думы эти его не жрали.       А какие ещё?       Приглядишься ― укусов не сосчитаешь.       Билли вновь помалкивал ― ждал, может, возможности отбить вопрос, как мячик. Роб тоже не пасовал.       Ричи мог бы ему, верно, всякого наболтать ― и про Роба, и про то, что написано на других страницах Биллиной жизни. Докуда Роб дочитать ещё не успел ― но на что негативную рецензию небось напишешь запросто.       В таких стерильных местах мнишь себя вроде как правильным, пока снаружи цветёт грязь.       Билли ведь можно отмыть. Насколько Портленд умудрился его запачкать?       ― Ему н-нужно уехать, ― вдруг сказал он, уставившись в окно.       ― Кому?       ― Ричи. ― Вздохнув, Билли опустил взор в чашку с остывающим кофе. ― Когда он вы-выйдет отсюда. Ему нужно уехать, чтоб… Од-дна и та же среда. Он снова начнёт, если…       Билли повёл ладонью и прикусил заусенец на большом пальце передними зубами. Не мигал ― словно по каким-то сигналам       словам?       понял ― догадался. Или видел такие у кого-то ещё.       Официантка, принеся им бургеры, вытерла руки о передник и вновь направилась на кухню. Свой Билли взял после Роба ― неуверенный будто, что ему можно.       Будто ждал ― Роб шлёпнет по рукам.       Из него не вытянешь ― кто мог бы быть таким дрессировщиком.       ― Возможно, ― сказал Роб, разворачивая бургер. ― Но здесь ведь и сила воли важна, согласись? Если её нет, где угодно поддашься старым привычкам.       ― Поделшься-с-ним-своей? ― пробормотал Билли, откусив от бургера.       Роб усмехнулся:       ― Да. Вполне.       ― Тебе надо быть д-донором силы духа, ― заметил Билли, прожевав. ― Пред-дставляешь, скок людей бы спас?       ― Например?       ― Моего отца.       Билли надкусил бургер, поскорее зажевав продолжение. Просилось ведь ― что детские слёзы. Не удержишь.       Он хрустнул бумагой, в которой держал бургер, и мотнул головой ― с лица согнал чёлку. Не-не, мол. Не прошибло.       И ты не прошибёшь.       ― Что с ним случилось? ― спросил Роб.       ― Сторчался.       ― Давно?       ― Ну… ― повёл Билли плечом, не глядя на него. ― Мне было десять. Хреново, когда папаша-торчок, а г-город маленький. Мне пацан од-дин, у которого отец, ну… т-тоже… того, говорил типа «А я в-вчера видел твоего папу». Ну… Не со-совсем адекватным, канеш. По другим причинам так не гов-ворят. Всем насрать на твоих родаков, пока они не т-творят херню.       Он примолк, прижав к губам салфетку. Бросился было, намотав её на палец, к уголку глаза ― да опустил ладонь, пальцы стиснув в кулак.       Что-то ещё ― чтобы не выкатилось наружу. Не дало знать о себе.       ― Он был хорошим отцом? ― спросил Роб и откусил от бургера.       ― Ну да… Если не сч-читать вот этого, ― стиснул Билли кулак крепче. ― Мне к-кажется, када он накачивался ― становился лучше. Чего-то придумывал. Такое вот.       Он поднял глаза на Роба, хмыкнув, и стиснул локти ― запираясь.       ― Знаю-знаю, ск-кажешь ― торчок не может быть хорошим отцом.       ― Я тебе верю, Билли.       После всего.       До всего?       Думалось ― Роб до его сердцевины ещё не добрался, хоть и соскрёб приличный слой. Может, так ему и дышать легче?       ― Он нач-чинал как Ричи, ― продолжил Билли, поводив языком под губой за остатками бургера. ― С лёгкой дряни и… Ну а п-потом как обычно ― заторчал сильнее. А как-то п-просто не рассчитал и…       Что-то в его кулаке хрустнуло ― и он разжал пальцы, явив дырявую салфетку. Скатал её в комок.       Занимал руки. Хорошо, что не тем же, чем отец.       Хорошо, что наследство у него небогатое.       ― Зачем ты этим занимаешься, Билли? ― нахмурился Роб.       ― Деньги.       ― И как, большие?       ― Ну… В п-прошлом году я купил Джорджи «Геймбой» на день рождения. Накопил.       ― И что, мама не спросила, откуда…       ― Зак-кусочная, ― вдруг усмехнулся он, обведя взглядом зал забегаловки. ― Она думает, я мою по-посуду. То там, то тут.       ― Думаешь, верит?       ― Думаю, уже нет.       Роб вздохнул, смяв бумагу от своего бургера, и откинулся на спинку красного диванчика. За окном сырело ― тучи принесли в подарок городу мокрый снег.       ― То есть в общем тебе твоя работа нравится? ― спросил Роб, вновь поглядев на него.       Билли почесал кончик носа ― и снова пригляделся к заусенцу у ногтя, склонив голову. Помотал ею ― а вслух не произнёс. Словно рядом есть те       тучи?       кто его подслушает ― кто донесёт       кому?       кому-то, кто над ним властен.       Роб вновь сжал комок бумаги в кулаке ― до покалывания в центре от огрубевших граней.       ― Почему тогда ты продолжаешь, Билли? ― спросил он. ― Можно ведь уйти.       Билли усмехнулся ― будто болтал с ребёнком, которому простых истин не разжуёшь ― фантазия переиначит.       У Роба богатая ― хватит на двоих. Засыпая, всё думал ― спит ли Билли в своей кровати.       Спит ли один.       ― Буд-дешь моим донором воли? ― улыбнулся он, чуть прищурившись.       ― Если приживётся.       Билли покусал нижнюю губу ― с самим собой, что ли, боролся. Уговаривал ― замолчи, замолчи.       Не Роба ― себя.       Кто-то мог откусить ему язык, верно, ― прикрывшись поцелуем.       Заметил ― Билли к нему пригляделся. Уловив будто, как в Робе что-то томилось       закипало       жгло грудь изнутри.       Если сглотнёшь ― не пройдёт. И таблетки не купируют.       ― Как ты вообще начал? ― поинтересовался он ― лишь бы фантазии своей обломать все карандаши.       Не рисуй, не штрихуй ― Биллины черты в чужой       своей       кровати узнавались.       Надув щёки, Билли выпустил выдох ртом. Думал ― как бы разжевать.       ― Мне надо было за-заработать деньжат, чтоб отмазаться от одного пацана. Мне пред-дложили ― вот и всё, ― ответил он, отведя глаза.       ― От какого пацана? От Генри?       ― Хуже. ― И шепнул, наклонившись к Робу: ― Генри в с-сравнении с ним просто щеночек.       — А что с ним сейчас?       — Он в т-тюрьме.       До сердцевины Билли ещё долго оттирать. А в процессе руки замараешь не только грязью.       Билли тоже вымазаться не боялся ― когда Роба выспрашивал обо всём подряд.       Да о ледяную крошку порезаться.       ― Тя не см-мущает, что мы, ну… на «ты»? ― спросил Билли, прежде чем Роб открыл рот.       А должно?       Пока сидели в забегаловке, казалось ― так надо.       Казалось, и Билли место не напротив — рядом.       ― Нет.       ― А если б было тебе, ну, лет т-тридцать?       — Но мне не тридцать.       — Ну если б было, — расплылся в ухмылке Билли.       ― Нет, ― после короткой паузы ответил Роб и отпил кофе. ― Нет, не смущает.       Тебе должно быть стыдно.       Разве нет?

* * *

      На остатках пути, проматываемых машиной, Билли разговорился. Не о себе, конечно, ― о том, как подружились с Ричи. О том, как друг в друге увидели замыленную боль.       Сколько он увидал её в Робе?       Роб в нём ― в ладонях не удержишь.       Даже, блин, в твоих.       Всё у него как-то просто ― и дружба, и симпатии, и ремесло. Словно, просыпаясь, шагал в новый прилипающий к подошвам день ― и там будь что будет. Остатки каждого счищал с обувки тайком.       ― У тебя есть д-друзья? ― спросил Билли недалеко от закусочной, где Роб оставил пять долларов.       ― Уже нет, ― пожал плечами он. ― Были когда-то студенческие. Ты знаешь, связи со временем истончаются. Особенно если уже не общаетесь.       ― Я д-думал, я твой друг.       Роб глянул на него ― привалившись к углу сиденья, Билли состроил ехидную ухмылочку. Как все мальчишки его возраста, выпрашивающие закрытый табель.       Ну поста-а-авьте.       Чё вам, жа-а-алко, что ль?       Билли давно не клянчил хорошие оценки. Что-то другое ― пристального взгляда с Роба не сводя.       ― Друг, ― подтвердил Роб, едва улыбнувшись.       Билли бормотнул что-то ― толком не разобрать. Роб не стал переспрашивать.       И он вновь примолк, притиснув к животу рюкзак ― как пассажир на вокзале, боящийся ― не позарятся ли на его поклажу.       Роб воровал только воспоминания. За содержимое рюкзака       что там, таблетки?       Билли мог не тревожиться.       С наступлением декабря Портленд серел ― как с открытки из коллекции, что когда-то собирал Робов отец. Он её продал, кажется, ― чтобы покрыть страховку.       Жалко, что с зимой в Портленде так не поступишь.       Жалко, что не продашь что-нибудь ещё ― Биллины воспоминания вот. Украл ― надо сбывать.       С Робовыми он поступит так же?       ― Почему ты меня во-возишь? ― спросил Билли осипшим голосом. Прокашлялся в кулак.       ― Потому что мы друзья. Сам сказал, ― заметил Роб, глянув на него.       ― А как же ра-авноценный обмен? Чё я тебе должен?       ― С нас ― сервис, с вас ― хорошее настроение.       Билли хохотнул:       ― Тебя точно любили в «Медведях». ― Он помолчал, словно избирая тропку ― по какой бы брести, не заблудившись. Можно ведь ― из воспоминаний у Роба в голове остывший бор. ― А т-тёлки? Фанатки и вот это всё.       ― Я не интересовался, Билли.       Он вновь замолчал ― оглянувшись будто на тропе. Не поздно ли ещё вернуться?       Может быть. Пока бор воспоминаний не поглотил его целиком.       Это как-то другим в усладу было тусоваться с фанатками-чирлидершами ― как думаешь, сколько таких у Финской вспышки?       Скольких он поджигает?       Ха-ха, да расслабься, Грей.       У Роба разрываться не получалось ― уж либо одни шайбы, либо другие. Те, что на льду, привлекали больше.       Больше девчонок.       ― Чё, ни од-дной не присунул? ― спросил Билли.       Глянешь ― округлил глазюки.       ― Я всё ещё твой физрук, Билли, ― напомнил Роб, вновь переведя взор на дорогу.       ― Ни с од-дной не совокупился?       ― Я всё ещё твой учитель физической культуры.       Хмыкнув, Билли встряхнулся на сиденье и вжался в мякоть его спинки, скрестив руки на груди. Словно не он допрашивал ― Роб ему спуска не давал.       И чудовищ в его бору Билли снова не боялся. Тех, что сторожат воспоминания о       прсти-прсти-прстиии       тусклом свете после наркоза и врачах.       Они, наверное, привыкли мотать головами ― нет, вы не в раю.       Вы бы туда не попали.       А Билли?       До конца пути ― вернулись они часам к четырём ― он помалкивал, словно кумекал ― по той ли тропке побрёл.       Там и остался. Будто готовый приручить всех Робовых зверей.       Знаешь, что они кусаются?       Припарковав «Шевроле» напротив дорожки, ведущей к его дому, Роб осмотрелся ― в субботу здесь глухо. Где-то трещала зимняя птица, да грохал мусоровоз на соседней улице. Сумерки подсгустились, как варёная карамель, ― облепили машину снаружи.       Заливали Биллино лицо. Он не вытирался.       ― Спасибо, ― сказал он, не шевельнувшись на сиденье. ― Спасибо, что я пов-видался с Ричи.       ― Всё путём, Билли.       ― Он не пов-верил, что ты нападающий.       ― Правда?       ― Ага, ― улыбнулся Билли. ― Думал, ты вратарь.       Роб усмехнулся, мотнув головой. Убрал с руля ладони ― на случай, если       мне так т-тепло ещё не было       Билли решит       чё я тебе должен?       они решат       мне-очнь-приятно-тбя-ксаться       ох.       Что-то пощёлкивало ― Билли, свесив голову, сладить попробовал с ремнём безопасности.       ― Заклинило? ― спросил Роб, склонив голову меж их сидений. ― Давай помогу.       Давай.       Он шепнул?       Роб проглотил его шёпот ― ещё таящий привкус кисловатого кофе из закусочной.       Билли им кормил. Губы смяв о Робовы ― как обёртку.       Мазался ― пока не приник плотнее. Дал попробовать язык в разомкнутом сыром рту.       Цепкий ― что крохотное щупальце, подвившееся к Робу.       Почему ты не бежишь?       Тебе должно быть стыдно.       Он шевельнулся ― словно перелезть бы впору, коленкой саданувшись о коробку передач. У Роба богатая фантазия ― штриховала новый набросок. Под Биллиным задом ― меж ним и Робовыми ляжками ― плывёт густая тень.       Возьми грифель пожирнее ― чтоб макнуть им и касание его языка внутри Робова рта.       Покалывало запястье ― отстранившись, Роб опустил голову. Билли пощипывал кожу под рукавом его куртки.       Ногтем подковырнул ― вену растеребить до кипучей крови.       Свои показать. У меня, мол, не холоднее. Даже если в бору твоих воспоминаний можно окочуриться.       Он в глаза не смотрел. Спросил вместо этого:       ― Этот шрам ник-када не сойдёт?       ― Нет.       ― Мне нравится, ― шепнул Билли. ― Красивый.       Примкнув губами к Робову виску ― там, где шрам впитался в кожу, ― замер.       Может, думал, оттуда сквозила его воля.       Может, думал, напьётся ― до хмеля.       Роб ни глотка не испил ― а перед глазами разгулялась муть.       Билли, заведя ладонь за его затылок, скребнул ― крххх ― пальцами. Врылся. Вскопал мурашки ― потревожил, как муравьёв.       Куснули у самой поясницы.       Он что-то шепнул. Роб не разобрал, хоть и у самого уха, ― будто шмякнулся скулой о лёд ― снова.       И теперь кости рассыплются?       Прихватив рюкзак ― щёлкнул ремень безопасности, ― Билли выпрыгнул из машины. Помахал, обернувшись, уже у дома. Скрылся в его тепле.       Робу оставив       скормив       порцию своего.       Он сглотнул ― провалилось внутрь.       Тебе должно быть стыдно. Но почему ― почему же ― нет.