Aristotle and Dante Dive Into the Waters of the World

КОГДА Я ПРОСНУЛСЯ, БЫЛО поздно, почти полдень. Лэгс ещё спала. Она спала всё больше и больше. Она старела. Но с ней всё ещё было комфортно спать. Я погладил её. “Давай вставать.” Она тихо тявкнула. “Мама сделает нам завтрак.” Мне было интересно, когда эта странная тоска проявится. Я надел джинсы, натянул футболку и направился на кухню попить кофе. Дома было тихо - слышались только голоса мамы и сестёр. “Доброе утро,” сказал я. “Уже день.” “Какая разница?” Я криво улыбнулся Эмми. “Мне нужен кофе.” Вера продолжала смотреть на меня. “Ты и правда выглядишь как взрослый.” “Не суди книгу по обложке.” Я налил себе чашку кофе. Я сел рядом с мамой. “Почему так тихо?” “Мужья забрали детей навестить их бабушку и дедушку. Мои были в восторге от тебя, Ари.” “Они хорошие люди.” “Всё ещё не научился принимать комплименты.” Эмми всё больше и больше походила на маму. “Комплименты это хорошо. Но что я должен был сказать? Мне не нравится принимать всё это внимание.” “Ты прямо как папа,” сказала Вера. “Мне бы очень хотелось таким быть.” “Ари, мы очень счастливы, что вы с папой перестали ссориться.” “Я тоже, Эмми. Но прямо когда мы стали так близки - это нечестно.” Я вроде как рассмеялся. “Папа ненавидел фразу Это нечестно.” “Я не знала об этом.” “Я точно знаю, что твой отец думал, когда люди говорили Это нечестно. Но я отказываюсь влезать в этот твой разговор с твоими сёстрами.” “Почему? Потому что этих разговоров не бывает?” Обе мои сестры кивнули. Я посмотрел на них. “С тех пор как я начал делать шаги к тому чтобы перестать себя ненавидеть, я не буду винить себя за отсутствие общения между нами тремя. Я возьму на себя только одну треть вины.” “Ну, мы старше,” сказала Вера. “Может быть тебе стоит взять только одну четверть вины. Я могу взять одну четверть вины - а Эмми возьмёт половину. Она самая старшая, и ей нравиться быть главной.” “Потому что я больше вас-” начала Эмми, чем заставила нас всех рассмеяться, что даже заставило её присоединиться к смеху. “Ладно, раз уж я такая главная, то эта вина делиться на каждого поровну за то, что мы не очень старались тянуться к тебе, Ари. Давайте стараться лучше.” “Ну,” сказал я, “в папиной вселенной, когда люди говорят это нечестно, они говорят не совсем о честности.” “А о чём тогда?” “Он говорил, что всё, что мы делаем - даём миру знать, какие мы эгоистичные. Мы делаем допущение, но также делаем обвинение. Это всё в одной из его записей в дневнике. Хотите почитать? Когда я закончу их читать, вы тоже сможете. И если вы мне их не вернёте, мне придётся поехать в Туксон и украсть их.” “Мне бы хотелось,” сказала Вера. “Ну вы только посмотрите,” сказала Эмми. “Маленький Ари научился делиться.” Я посмотрел на Эмми и кивнул. “Круто. И у тебя тоже почти получилось. Но надо же было тебе облажаться.” “Мне нравится эта притворная ссора больше, чем какая-либо другая.” Вера всегда была добросердечным миротворцем. Она была такой хорошей. Обе мои сестры были хорошими. “Я хочу сказать, я немного завидую,” сказала Вера, “тому, что было между тобой и папой. А у меня не было. Я правда очень счастлива, что вы смогли прорубить путь друг к другу. Вся эта тишина, живущая внутри папы и всё это упрямство, живущее в тебе, Ари - но благодаря тебе у вас получилось.” “У вас получилось.” Эмми кивала и улыбалась. “Это похоже на отрывок из папиного дневника, который ты прочитал в своём панегирике. Мы придумываем для себя образы других людей. И мы придумываем себя. И у нас могут быть очень неприятные и неблагодарные фантазии.” Мама рассмеялась. “Это правда.” Она приблизилась и взяла меня за руку. “Я так же грустна из-за смерти вашего отца, сейчас, в этот момент, как счастлива. И все мои дети здесь.” И Эмми прошептала, “Кроме Бернардо.” “О, он здесь,” сказала мама. Она прикоснулась к своему сердцу. “Он никогда не уходил. Он всегда будет здесь.” Я понятия не имел, как моя мать научилась выносить все свои потери. Счастье. Печаль. Эмоции были переменными. Грусть, радость, злость, любовь. Как вселенная смогла придумать эмоции и внедрить их в людей? Мой отец, наверное, назвал бы их дарами. Но может быть наши эмоции были частью проблемы. Может быть наша любовь спасёт нас. Или может наша ненависть уничтожит землю и всех, кто на ней живёт. Ари, Ари, Ари, Ари, ты не можешь просто отдохнуть от своих раздумий? Что я сейчас чувствовал? Я не знал. Я просто не знал. Как я мог объяснить, что не знал, что я чувствовал? Когда сёстры ушли проведать своих родственников, я ушёл в свою комнату. Я читал один из дневников отца, и я мог слышать его голос в них - и не казалось, что он мёртв. Казалось, он был в комнате, сидел в моём кресле-качалке и читал мне. Я решил взять дневник, который читал и пойти на крыльцо. На улице было холодно, но солнце словно пробивалось сквозь необычно холодный день. Я направился на крыльцо. Не знаю почему, но это было одно из моих любимых мест. И это также было любимым местом моей матери. Я нашёл место, чтобы сесть и прямо когда я начал читать, мама вышла и села рядом со мной. “Прочитай мне часть, которую читаешь.” “Он переписал свой любимый отрывок из Библии.” “Прочитай мне его.” “‘Всему есть своё время, и для каждого дела под небом есть свой час: время рождаться и время умирать…’ “Затем папа пишет: ‘Я воздержался от слишком долгих объятий - теперь настало моё время обнимать. Моё время молчания прошло - теперь настало моё время говорить. У меня было достаточно времени поныть - теперь настало моё время смеяться. Моё время ненависти прошло. И теперь настало моё время любить. Я попрошу Лилиану выйти за меня замуж.’” Она прислонилась к моему плечу. “Он никогда не давал мне их читать.” “Теперь мы можем читать их вместе, мама. Как он сделал тебе предложение?” “Я тогда выбралась с вечерних занятий. Мы пошли на прогулку. ‘Замечаешь во мне какие-нибудь изменения?’ спросил он. Я всё смотрела на него. ‘Ты сегодня выглядишь лучше, чем вчера?’ Он помотал головой. ‘Ты подстригся.’ Он помотал головой. И тогда на перекрёстке Орегон и Бостон, твой отец приложил мою руку к своему сердцу. ‘Чувствуешь, как бьётся моё сердце?’ Я кивнула. ‘Вот изменение. Сегодня, когда я проснулся, моё сердце стало сильнее.’ Он приложил руку к моей щеке. ‘Ты будешь жить со мной в бедности?’ И я сказала, ‘Я никогда не буду бедной, пока ты любишь меня.’ И потом я поцеловала его и сказала, ‘Да.’” Я вспомнил, как Данте говорил, что никогда не сможет попрощаться с домом. Я с ума схожу по моим родителям. Мне понадобилось гораздо больше времени, чтобы начать сходить с ума по своим. Мама и я сидели в тишине какое-то время, холодный ветер обдувал наши лица и это заставило меня почувствовать себя живым. Вдалеке виднелись облака, и чувствовался запах дождя. Как будто мой отец посылал мне то, что я любил больше всего. Или, может, это вселенная посылала мне дождь. Или, может, Бог. Может, это было неважно. Всё взаимосвязано. Живые связаны с мёртвыми. А мёртвые связаны с живыми. И и живые, и мёртвые связаны со вселенной.