Aristotle and Dante Dive Into the Waters of the World

МОИ МАМА, ПАПА И Я ужинали - я просто ковырялся в своей еде. Мои мама и папа разговаривали - но я был где-то не здесь. Если у меня был сон о моём брате, то я весь день не мог выбросить его из головы. Я снял свои очки и рассмотрел их. “Всё ещё не можешь к ним привыкнуть?” “Они не так уж плохи. В смысле, я не знал, что моё зрение упало.” И я знал, что не смогу больше ждать, потому что я хотел спросить об этом очень долгое, долгое, долгое, долгое время. “Пап, можно попросить тебя об одолжении?” “Что такое, Ари?” “Я хочу увидеться с Бернардо. Я хочу сходить повидаться с ним.” Моя Мама ничего не сказала. И я видел, что мои родители смотрят друг на друга, не зная что сказать. “Мне просто нужно открыть эту огромную завесу тайны, которая была со мной всю мою жизнь. Я больше не хочу жить с этой завесой.” “Мы не хотим, чтобы тебя ранили, Ари.” “Мама, меня это ранит уже долгое время. Ты и Папа, вы нашли свой покой. Вы отошли от своих жизней. И я знаю, что это не было легко. Но как же я? В моей жизни как будто дыра - и я больше не хочу, чтобы эта дыра более существовала. “Я однажды навещал его.” “Я знаю, Папа.” “Это не было милой встречей, Ари.” “Я представляю. Но ведь это помогло всё уладить? Для тебя и Мамы?” Он кивнул. “Сначала я думал, что это было ошибкой. Очень большой ошибкой. Это вскрыло старые раны. Но да, в конце концов, я думаю, это помогло уладить некоторые очень важные проблемы.” И я расплакался. И я не мог остановиться. И я говорил сквозь рыдания. И я не хотел рыдать, но иногда открытая рана чертовски сильно болела. “В моей жизни так много дерьма, с которым я ничего не могу поделать. Я ничего не могу поделать с тем, что я гей. И я не хочу ненавидеть себя за это - потому что это я. Я не знаю, мне просто нужно забить на это. Я любил его. И я по нему скучал. А потом я перестал по нему скучать. Но он мне до сих пор снится. Я больше не хочу этих снов. Я больше не хочу их, Мам.” Я почувствовал, как моя мать села рядом со мной. “Иногда,” прошептала она, “когда мы хотим защитить людей, которых мы любим, мы в итоге причиняем им ещё больше боли.” Я почувствовал, как она расчёсывает мои волосы своими пальцами. “Прости, Мама. Папа? Прости.” Мои мама и папа снова посмотрели друг на друга. И я знал, что они разговаривали друг с другом на языке тишины, которому они смогли научиться. “Я думаю, я могу организовать визит. Почему бы нам не устроить поездку на Рождественские каникулы? Как тебе такое? Я кивнул. “Я знаю, тебя это ранит, Мама. Я знаю-” “Шшш,” прошептала она. “Шшш. Я не могу защитить тебя от твоей собственной боли, Ари. А ты не можешь защитить меня от моей. Я думаю, у каждого родителя бывают моменты, когда они говорят сами себе, если бы я мог забрать всю боль своего дитя и сделать её своей, я бы так и поступил. Но у меня нет права забирать твою боль, потому что она твоя.” Я услышал голос своего отца. “Ты перестал ребячиться, Ари. Ты встречаешься с тем, с чем ты должен лицом к лицу. Это то, что делают взрослые.” Он протянул свою руку через стол. И я взял его руку - и я держался за неё. Иногда тебе открываются все секреты вселенной в чьей-то руке. Иногда эта рука принадлежит твоему отцу.