Время говорить и время молчать

Директриса стояла напротив камина. Тихонько потрескивали поленья. Как интересно, думала женщина, каждая история однажды заканчивается так же – всё прожитое тихо угасает в едва уловимом, и всё же безжалостном огне времени. Раздался робкий стук в дверь. Звук показался Уимс нетипичным. Обычно, гостья, которая чаще остальных заглядывала к ней по вечерам, даже не стучала. Чёрноволосая бестия даже не оказывала честь ручке двери, а распахивала дверь ботинком. Уимс было подумала, что в этот раз её решил навестить кто-то из преподавателей, но за дверью вдруг раздался знакомый голос: — Миссис Уимс, можно войти? Уимс напряглась. Уэнсдей никогда не спрашивала разрешения войти. — Войдите, Мисс Аддамс. Неловкие движения студентки выдавали её беспокойство. Уимс ощутила ком в горле — тот самый, который сообщал женщине, что то, что она чувствует в данный момент, ей не нравится. Уязвимость. Уязвимость перед девушкой, которая не побоялась осуждения и, не сомневаясь ни секунды перед угрозой смерти, бросилась спасти школу от монстра, живущего в её стенах. Бросилась спасти её. Девушка, которая, как считала женщина, её ненавидела и презирала. Как часто Лариса сталкивалась с презрением учеников по отношению к ней: не только из-за её необычной внешности и роста, но и из-за банальных отношений учителей и учеников. Женщина привыкла видеть в свою сторону недоверчивые взгляды — но, по какой-то причине, когда она видела похожий взгляд со стороны дочери Мортиши, она чувствовала сожаление. Ей было жаль, что студентка её презирает. Сейчас же им предстояло остаться один на один — со всем, что они сделали по отношению друг к другу. Уимс впервые за свою жизнь почувствовала желание отложить разговор. Но она не просто так занимает позицию директора: вести и выдерживать сложные разговоры — это часть её работы. Вот и ещё одна часть её работы буквально в этот момент проходила в её кабинет. Лариса не находила в себе смелости повернуться к девушке. Уэнсдей едва слышно встала рядом, ничего не говоря. Студентка и директриса молча смотрели на пламя в камине. Кажется, думала Уимс, она снова отдаст право инициативы в их разговоре девушке. — Как вы себя чувствуете? — спросила подопечная. Женщина ожидала триумфального шествия черноволосой бестии по её кабинету. Ожидала, что та решит напомнить директрисе о своей правоте. Ожидала надменных взглядов и колких слов. Но чего она точно не ожидала, так это слегка напуганного голоса дочери Мортиши. Раз уж этот вечер не обещал ничего саркастичного, что было весьма характерно для их обычных бесед, Лариса решила выключить роль директора. — Не могу сказать, что пришла в себя, но уже лучше, — Лариса всё же сгладила откровенность натянутой улыбкой, которую дарила сотням студентов ежедневно. Потом вдруг её лицо снова стало серьёзным. Женщина замолчала, а затем так же резко сказала, — спасибо, Мисс Аддамс. Воцарилась тишина. Девушка подняла взгляд на директрису. В её глазах было понимание и, как будто, смирение. Смирение с мыслью, что для неё важна женщина, и то, как она себя чувствует. Что для неё важна женщина и то, что она думает о ней самой. Для неё важно мнение женщины. Важно, что она жива. — Вы это делаете уже год, — ответила подопечная. — Делаю что? – спросила собеседница. — Заботитесь обо мне, — еле слышно ответила та. Женщина слышала, как дрогнул голос её подопечной. Она поняла, что она не единственная, кто чувствует себя голой. В горле встал ком. Никогда ещё черноволосая бестия не показывала ей свою уязвимость, свою неловкость или слабость. А сейчас стоит рядом, переминается с ноги на ногу и едва находит в себе силы посмотреть ей в глаза. Женщина заметила этот взгляд, на долю секунды брошенный в её сторону, и то, как поспешно Уэнсдей отвернулась обратно к огню. Уимс решила не ходить вокруг да около. — Мне важно, как вы себя чувствуете, Мисс Аддамс, — начала она, — даже если вам так совсем не кажется. Я никогда не хотела причинять вам боль. — Я знаю, — едва слышно сказала девушка, но острый слух Ларисы уловил сказанное. — Мисс Аддамс… — Уимс не успела договорить, как девушка её перебила. — Уэнсдей. Зовите меня Уэнсдей. Лариса оторопела. Студентка никогда не позволяла ей такой близости. А даже если бы она хоть раз назвала подопечную по имени, то была уверена, что та сразит её смертоносным взглядом и больше никогда не позволит даже близко подойти без предупреждающей атаки. Что ж, думала директриса, если Мисс Аддамс готова сделать шаг ей навстречу, она счастливо его примет и шагнёт в ответ. Лариса уже давно поняла, что испытывает к девушке уважение и, как бы страшно ей ни было это признавать, даже привязанность. — Уэнсдей, — Лариса теперь повернулась лицом к своей подопечной, — ты сильная девочка и всегда ею была. Ты смогла противостоять всем и добиться правды, когда никто тебе не верил. Ты смогла найти верных друзей, — на эти слова педагога Уэнсдей слегка вздрогнула, — и ты пришла ко мне с просьбой о помощи, когда поняла, что сама не справишься. Даже несмотря на то, что… —Лариса запнулась, — я не верила тебе. Это взрослый поступок. Я хочу, чтобы ты знала, что двери этой школы всегда для тебя открыты и здесь ты всегда можешь найти помощь. — Я знаю, Миссис Уимс. Благодаря вам, — было видно, что девушке трудно говорить, — Миссис Уимс, у меня есть к вам последняя просьба... в этом учебном году. — Я слушаю, Уэнсдей. — Я х.. хо..хочу…, — Уэнсдей не могла договорить. Видя её замешательство, Уимс решила её подтолкнуть: — Да? — Мне нужно удостовериться, что вы живы, — резко сказала студентка. — Так вот же я, здесь… — не успела договорить женщина, как Уэнсдей бросилась на неё. Лариса почувствовала нежное тепло рук на своей талии. — Если вы расскажете об этом хоть одной живой душе, то присоединитесь к ним, — услышала Уимс приглушённый голос своей подопечной. И тогда Уэнсдей впервые в жизни услышала смех женщины. Уимс улыбнулась и обняла девушку. Они обе осторожно прижали друг друга к себе, словно потихоньку спрашивая разрешения, можно ли подойти ближе. И обе получили разрешение. Директриса и её подопечная стояли, тихонько обнявшись у трескающегося в камине огня.