Огонь и пепел

– Да ты, блядь, издеваешься надо мной! Из капота моей машины повалил пар, а фары замигали на приборной панели. Именно в тот момент, когда я лечу по автостраде со скоростью восемьдесят миль в час. Я быстро съезжаю с дороги, останавливаюсь на обочине и выпрыгиваю, прежде чем эта чертова штука взорвется. Все потому, что я упрямый мудак, который отказывается покупать новую машину, даже несмотря на то, что мой семнадцатилетний БМВ знавал лучшие времена – намного, намного лучшие. Если я прямо сейчас позвоню своей близкой подруге Эверли и попрошу о помощи, она определенно бросит мне это в лицо. Она уже много лет требует от меня заменить машину, но я упрямлюсь. Блядь. По крайней мере, сейчас сентябрь, а значит, температура упала, и я не рискую умереть здесь от теплового удара. Отойдя на безопасное расстояние, я достаю свой телефон и нахожу номер службы помощи на дороге. Пятнадцать минут спустя милая девушка на линии сообщает мне, что механик из города будет здесь меньше чем через час, чтобы отбуксировать меня в их мастерскую. Алли-ебаная-луйя. Это действительно был адский год. Тот, кто сказал, что после тридцати ты познаешь лучшие годы, либо бредил, либо был под кайфом, потому что, похоже, тридцатичетырехлетие в ноябре прошлого года вызвало эффект домино невезения. В июне мы потеряли нашего любимого главного редактора «Florence Journal», после того как он вышел на пенсию и переехал во Флориду. И вместо того чтобы передать должность мне – как и должно было быть, учитывая мой двенадцатилетний опыт работы ведущим журналистом, – они передали ее этому мешку с дерьмом, Патрику из «Вестника». Они передали функции главного редактора¹ на аутсорсинг², когда я более чем способен сам занять эту должность. И что еще хуже, я примерно на девяносто процентов уверен, что Патрик – гомофоб. Не раз он отклонял мои запросы на публикации, потому что статьи больше подошли бы – цитирую, без кавычек – кому-то с большим мужеством. Итак, я уволился. – Предвкушаешь свой завтрашний первый рабочий день? Эверли написала мне, пока я ждал. – Меня тошнит каждый раз, когда я думаю об этом. – Это нормально, – отвечает она смеющимся смайликом. – Хуже, чем в моем первом семестре, точно не будет. Боже, надеюсь, что нет. Когда Эверли начала преподавать во Флорентийском университете, среди студентов у нее появился один из самых злейших врагов, который превратился в ее самого большого мучителя, а затем в «любовь всей ее жизни». Теперь они живут вместе в каком-то извращенном семейном блаженстве, и я почти уверен, что у них в спальне происходит какое-то довольно извращенное дерьмо, так что я бы сказал, что все обернулось хорошо. По крайней мере для нее. Остепениться, тем более со студентом колледжа, больше похоже на кошмар, нежели все те издевательства, которые он вытворял с ней в те первые несколько месяцев, но это только мое мнение. – У меня нет смертельных врагов из моего прошлого, так что думаю, что я – золото. – Просто будь самим собой: очаровательным, блестящим, забавным, и они полюбят тебя. Почему, черт возьми, мой лучший друг так хорошо ко мне относится? Куда я пошел двенадцать лет назад, когда мы впервые встретились? Мне бы сейчас не помешало хоть немного такой удачи. – Спасибо, детка. Это помогает. Люблю тебя. – Я тоже тебя люблю. Серьезно, Томас. Не нервничай. Ты будешь великолепен. – Просто не трахай своих учеников. Я знаю, как они тебе нравятся молодыми. – Сука. Мы еще поговорим об этом. Пока я улыбаюсь в свой телефон, я слышу грохот приближающегося грузовика. Черт, так быстро. Я прислоняюсь к машине, почти уверенный, что она не взорвется, поскольку перестала дымить. Когда водитель эвакуатора выскакивает наружу, я теряю дар речи. Я ожидал увидеть типичного механика – немолодого и засаленного. Но уж точно не греческого бога в синем комбинезоне. Он, черт возьми, почти самый высокий мужчина, которого я когда-либо видел. Когда он подходит ближе, я не могу оторвать глаз от его широких плеч и мощных бицепсов. Когда я все-таки заставляю себя взглянуть ему в лицо, первое, что я замечаю, – это шрамы, врезавшиеся в его черты. Они выглядят так, словно кто-то разрезал ножом этот безупречный фасад с высокими скулами, острой линией подбородка, точеным носом... – Мистер Личфилд? – сказал он сочным, глубоким голосом. Вскакивая со своего места, я отталкиваюсь от машины и делаю пару шагов по направлению к нему: – Это я. – Мне позвонили и сказали, что вас нужно отбуксировать. Что случилось? – Ну, из-под капота повалило много дыма, что, как я предполагаю, плохо, поэтому я сразу же съехал на обочину. – Можно мне взглянуть? – спрашивает он, проходя мимо меня, оставляя за собой облако своего мужского запаха. При ближайшем рассмотрении я понимаю, что он молод или, по крайней мере, моложе, чем я подумал сначала – может быть, чуть за двадцать? Я также замечаю, что у него полные и идеальные губы. На верхней есть прорезь, и я тут же ловлю себя на том, что задаюсь вопросом, каково было бы ощутить её моим языком. – Сэр? – О, да. Вперед. – Я поднимаю руку, указывая на переднюю часть своей машины. Он колеблется, сдвинув брови и пристально глядя на меня. – Мне нужно, чтобы вы открыли для меня капот, – произносит он смелую команду, от которой у меня по спине пробегает волна жара. – М-м-м... – Я открываю дверь со стороны водителя и приседаю в поисках рычага, чтобы открыть капот. Я шарю вокруг несколько секунд, но, похоже, не могу его найти. – Вы не знаете, где защелка капота, не так ли? Я чувствую его присутствие позади себя, и волна разочарования накатывает на меня. У меня и так выдался достаточно плохой месяц, и я не хочу, чтобы меня унижал мальчишка с эвакуатором. – Я просто забыл, где он, – бормочу я. Потянув за ручку, я слышу хлопок и встаю, меня охватывает облегчение. Когда он зажимает меня между своим телом и машиной, то смотрит на меня сверху вниз с выражением веселья на лице, и я замечаю, что едва достаю ему до подбородка. – Это бензобак. Пиздец. Снова опускаясь на колени, нащупываю ручку. Меня кидает в жар, и мне трудно сосредоточиться. Я замираю, когда чувствую, как его рука касается моей. Он возвышается надо мной сзади, и я вдыхаю аромат одеколона, смешанный с маслом и бензином. Одна из его ладоней ложится на мою руку, когда он прижимается ко мне, и, хотя между его ногтями и на подушечках пальцев запекся жир, я замечаю, что кожа у него мягче, чем я ожидал. Ему требуется ровно одна секунда, чтобы найти рычаг под приборной панелью, в результате чего спереди автомобиля раздается хлопающий звук. В свою защиту скажу, что я больше из тех, кто предпочитает «приехать в автосервис и позволить механику со всем разобраться». – Спасибо, – бормочу я, когда он уходит. Он осматривает двигатель автомобиля, вытаскивая и открывая детали, о которых я абсолютно ничего не знаю, и я, кажется, не могу избавиться от этого внезапного нервного напряжения, в которое он меня вверг. Почему я никогда не видел его в городе? Конечно, я бы запомнил такого парня, как он. Он, должно быть, не меньше шести футов четырех дюймов, может, даже пяти³, и эти шрамы... Его черные волосы длиной до подбородка падают ему на лицо, когда он копошится под капотом, и я изо всех сил стараюсь выглядеть заинтересованным в том, что он делает, но не могу представить, что это очень убедительно. – Попробуй завести. – Снова тем же повелительным тоном. Я плюхаюсь на водительское сиденье и включаю зажигание. Машина звучит так, словно хочет завестись, но все, что она делает, – это хлопает и набирает обороты, не переходя в устойчивый ритм. – Заглуши! – кричит он, перекрывая шум. Делая, как он говорит, я вынимаю ключ и поднимаюсь с сиденья как раз в тот момент, когда он откидывает волосы с лица. Ладно, это было горячо. – Похоже на радиатор, – говорит он, осматривая двигатель. – Хорошо. – Как будто я имею хоть какое-то представление о том, что, черт возьми, это значит. – Я могу отбуксировать вас в мастерскую. Не думаю, что у меня есть нужные детали, но я мог бы сделать все за пару дней. – Это было бы здорово, спасибо. – Я продолжаю смотреть ему в лицо, как бы сильно ни старался этого не делать. Я имею в виду, что чертовски трудно этого не делать. Его шрамы не похожи ни на одни другие, которые я когда-либо видел, и репортер во мне хочет историю – всю историю целиком. Они буквально выглядят так, словно кто-то вырезал что-то на лице этого бедного ребенка. И шрамы выцвели до светлого оттенка, выходит, они старые. Вероятно, он получил их еще в детстве. – Ты можешь поехать в мастерскую со мной, если только за тобой кто-нибудь не приедет... – Никто за мной не придет, – выпаливаю я так быстро, что удивляюсь сам себе. Что, черт возьми, все это значило? Как будто я пытался объявить, что холост, как будто ему, блядь, не все равно. Это явно не то, о чем он спрашивал. Он не клеится к тебе, гребаный ты извращенец. Он захлопывает капот, и я замечаю, как его пристальный взгляд задерживается на мне всего на секунду, и этого достаточно, чтобы по моей спине пробежали мурашки. Когда он возвращается к своему грузовику, то дает задний ход и равняется с моей машиной. Я наблюдаю с каким-то эротическим очарованием, как он вытаскивает цепь из грузовика, устанавливает на мою машину и без особых усилий прикрепляет ее к задней части грузовика. Неужели он только что сделал погрузку на эвакуатор сексуальной? Если бы у меня был период затишья, я бы предположил, что этот странный интерес вызван необходимостью потрахаться, но мне повезло, и не один раз, а дважды за эти выходные. На самом деле именно оттуда я направлялся домой: с ночевки с моим другом с привилегиями. У нас с Нико уже пару лет отношения без каких-либо обязательств. Совершенно непринужденные и совсем не для пары. Ему уже под тридцать, и я продолжаю ждать, когда он даст мне понять, что готов остепениться, но этого так и не происходит. И, честно говоря, не знаю, что буду чувствовать, когда это произойдет. Мне нравится Нико, и мы хорошо проводим время вместе, но идея провести с ним вечность не вызывает у меня особого восторга. – Готов ехать, – рявкает мистер «Высокий эвакуаторщик», кивая головой в сторону кабины грузовика и подавая мне знак садиться внутрь. Когда я забираюсь на сиденье, первое, что я замечаю, – это насколько сильно от него пахнет: сочетание одеколона и машинного масла, с легким привкусом мяты и освежителя воздуха. Я не знаю почему, но запах напоминает мне о моих подростковых годах, и на меня накатывает ностальгия, вызывая волну воспоминаний о том, как я целовался с разными парнями в машинах, которые пахли вот так. Я почти уверен, что впервые поработал руками в таком же грузовике. Тогда я был настолько сексуально подавлен и разочарован, отчаянно желая выплеснуть это наружу, что позволял любому парню, который хотел прикоснуться ко мне, поступать по-своему. Это были чертовски хорошие времена. Механик смотрит на меня, вопросительно приподняв бровь. Пристегнув ремень безопасности, я тоже бросаю взгляд в его сторону. – Что? – спрашиваю я. – У тебя такой вид, будто ты хочешь что-то сказать. – Нет, не хочу, – возражаю я. Он смеется. – Да, ты хочешь. Ты осуждаешь мой грузовик. Мне жаль, что он не так хорош, как твой БМВ начала двухтысячных. – Я не осуждал твой грузовик, – огрызаюсь я. – Я просто кое-что вспомнил... Он снова смеется: – У вас остались какие-то приятные воспоминания об эвакуаторах, мистер Личфилд? – Это личный вопрос. – Извини, – бормочет он, заводя грузовик. Мы сворачиваем на автостраду, вливаясь в поток машин, и я сразу замечаю, как устрашающе тихо сейчас в машине. Он вел себя со мной непринужденно, что было неожиданно, и я отреагировал слишком резко. Так что теперь нам неловко, и я сожалею. Парень просто проявлял дружелюбие. Не его вина, что у меня сегодня выходной, плохое настроение и серьезный испуг. – Не конкретно об эвакуаторах, – добавляю я, отчаянно пытаясь разрядить напряжение. Затем мой болтливый рот просто продолжает бессвязно говорить: – Но что-то пробудило воспоминания о старшей школе. Должно быть, я встречался с кем-то, у кого был грузовик, в котором так пахло. Слова срываются с языка прежде, чем я успеваю по-настоящему подумать о том, в чем признаюсь. Зачем я это сказал? Какого хрена я это сказал? Я вздрагиваю, понимая, что только что сделал ситуацию еще более неловкой, поскольку уверен, что сейчас он складывает два и два. Девушки обычно не водят такие грузовики. – Полагаю, хорошие воспоминания? – спрашивает он, не отрывая глаз от дороги. Когда я бросаю на него взгляд, то замечаю, как крепко он сжимает руль и стискивает челюсти, явно демонстрируя свой дискомфорт. Боже, пусть эта поездка поскорее закончится. – Да, конечно. Это были хорошие воспоминания, – бормочу я. Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня: – Что? Ты не помнишь? – Это было очень давно, – отвечаю я. Он снова смотрит на меня с едва заметной улыбкой. Затем его взгляд перемещается с моего лица вниз по телу, как будто он оценивает меня. Я чувствую жгучий укол его осуждения, и, клянусь, меня так и подмывает выпрыгнуть из окна автомобиля в поток машин на автостраде. – Как давно это было? – На его лице больше нет жестокого выражения; теперь оно кажется почти... кокетливым, и я замечаю, что у него теплые янтарные глаза, похожие на камни «кошачий глаз», которые я коллекционировал в детстве. Радужки сияют разными оттенками коричневого и красного, как горящий огонь. – Что ж, давай посмотрим. Я был подростком... – Я быстро прокручиваю в голове совпадение. – Пятнадцать лет назад. Его брови взлетают вверх: – Очень давно. – Ой, да пошел ты, – отвечаю я, и его смех наполняет грузовик. Мои нервы успокаиваются, когда я понимаю, что он искренен, а не гомофобный мудак, как я боялся. Его поддразнивания по поводу моего возраста почему-то кажутся почти... сексуальными. – Извини, – говорит он, все еще смеясь, и я не могу удержаться от улыбки. – Для меня прошел всего один год. – Прошел год, с тех пор как ты был подростком? – спрашиваю я, закатывая глаза. –Наслаждайся своей молодостью, пока можешь. Стоит только моргнуть – и ты все пропустил. Он кивает головой, по-видимому, в задумчивости. Затем следует еще несколько минут молчания, которое он нарушает, когда спрашивает: – Итак, ты не садился в грузовик с подросткового возраста? – Эм... не совсем. Я не очень разбираюсь в грузовиках. – Очевидно, – отвечает он. – И что ты хочешь этим сказать? – Ты даже не знал, как открыть капот своей машины. Полагаю, ты никогда не водил грузовик. – Но мог бы, – бросаю я в ответ. – Верю. – Когда он смотрит на меня, его ухмылка настолько широка, что на щеках появляются ямочки вокруг шрамов. Я ловлю себя на том, что смотрю на них, очарованный тем, как они растягиваются по его лицу, и мои пальцы чешутся провести по линиям каждой из них. Сейчас я чувствую себя странным образом комфортно рядом с этим парнем. Мне нравится его кокетливое подшучивание, хотя я знаю, что не имею на это права, потому что он не флиртует. Даже если бы он был геем – а я гарантирую, что это не так, – он не в моем вкусе. На самом деле мне не нравятся парни из трущоб. Мой типаж больше похож на Нико: подтянутый, молодой и гибкий. Слегка покорный, и им легко манипулировать как в постели, так и в отношениях. Мы сворачиваем на стоянку автомастерской и заезжаем прямо в первый отсек. Я удивлен, увидев, что здесь тихо и пусто. Он ставит грузовик на стоянку, и я ожидаю, что он выпрыгнет, но он замирает на своем сиденье. Мгновение тянется, пока он смотрит в окно. – Чего бы это ни стоило, – говорит он наконец. – Ты не выглядишь на тридцать четыре. – Спасибо, – тихо отвечаю я. Он поворачивает голову в мою сторону, и наши взгляды встречаются. На мгновение я теряюсь в янтарно-карих глазах, ожидая, что он скажет или сделает хоть что-нибудь, чтобы снять внезапное напряжение. Но нет. Вместо этого мы тонем в неопределенности между нами, потому что во всем происходящем – или в нем самом – есть что-то такое, от чего в моих венах одновременно горячо и холодно. Огонь и лед. Но это пламя и странное предвкушение пробираются вниз к моему паху. Наконец он выпрыгивает из машины, и я впервые за несколько минут делаю полный вдох. Мгновение я сижу в грузовике, позволяя этому странному чувству нахлынуть на меня, желая, чтобы внезапное возбуждение в моих штанах остыло к чертовой матери. Когда я наконец выпрыгиваю, он уже выгружает мою машину из кузова грузовика, так что я занимаюсь тем, что хожу вокруг и все рассматриваю. Мастерская не очень большая, поэтому расположена изолированно на дороге недалеко от центра города. Однако она в хорошем состоянии, чище и новее, чем я думал. – Ты управляешь этим заведением один? – спрашиваю я. Он смеется: – Нет. Я просто единственный, кто готов работать по воскресеньям. – Что не так? Не ходишь в церковь? Улыбка с ямочками снова появляется на его лице, обнажая идеально белые зубы. Когда он поднимает на меня взгляд, то отвечает, слегка покачав головой: – Нет, не хожу. Я наблюдаю, как он маневрирует машиной, пока она не припарковывается в нужном отсеке и не поднимается на шесть футов в воздух, и я понимаю, что мог бы легко наблюдать за этим парнем на его работе весь день напролет. Словно прелюдия – чувственный танец мышц, усилий и пота; эти сильные, но проворные руки, двигающиеся с ловкостью и опытом. Представляю, как они точно так же работают с моей одеждой и телом. Он несколько раз ловит мой взгляд, но я списываю все на простой интерес к его работе, и в основном он кажется невозмутимым. – Если ты хочешь взглянуть на мой офис, – небрежно говорит он, – мы можем заполнить кое-какие бумаги, прежде чем ты уйдешь. Это такой не очень тонкий способ избавиться от меня? Кивнув ему, я направляюсь в сторону входа. Пройдя через черную дверь сбоку от гаража, я обнаруживаю небольшой офис, безукоризненно чистый, с широким деревянным столом, компьютером и парой стульев для клиентов. Но я не сажусь. Чувствую себя слишком беспокойно. Я бы предпочел просто уладить все прямо сейчас, вызвать такси и оставить это дерьмовое шоу дня и очень странную встречу позади. Как только я открываю приложение «Убер» на своем телефоне, то слышу, как он входит. Стоя спиной к двери, я слышу отчетливый звук закрывающейся двери и щелчок замка. Все во мне замирает, и моя голова оказывается втянутой в жестокую битву между страхом и предвкушением. Это может быть либо очень хорошо, либо очень плохо. Пространство поглощается тишиной, когда он делает еще один тяжелый шаг ближе к тому месту, где я стою. Кажется, мое сердце – единственное, что движется в комнате, пока я жду, что будет дальше. Меня либо собираются трахнуть, либо убить, – и мое тело так напряжено от возбуждения и предвкушения, что, я не замечаю разницы. Я не знаю почему, но ожидаю, что он что-нибудь скажет, пофлиртует со мной еще немного или пригласит на свидание, но он этого не делает. Вместо чего он набрасывается. Его большая рука берет меня за горло и оттягивает назад, пока я не прижимаюсь к его твердому телу. Затем мягкие губы пожирают мою шею, и то, что слетает с моих губ, едва ли звучит по-человечески. Я на пятьдесят процентов возбужден и на пятьдесят процентов рад, что жив. Ладно, может на девяносто девять. Его стон громко раздается у меня над ухом, а его поцелуй ненасытен, теплые губы и язык жадно посасывают мою челюсть, а затем мочку уха. Я погружаюсь в ощущение полной эйфории. Одна рука все еще на моей шее удерживает меня в карающем захвате, так что я не могу пошевелиться – не то чтобы мне хотелось; в то время как другая движется вниз по моему боку, пока не дотягивается до передней части моего тела и не обхватывает мою быстро растущую эрекцию через штаны. Затем он прижимается ко мне, крепко сжимая в своих руках. Твердая длина его члена прижимается к моей пояснице. Я ростом больше пяти футов⁴. Почти высокий и определенно не коротышка. Однако в объятиях этого парня я с таким же успехом мог бы быть четырех футов ростом, судя по тому, как он обращается со мной, и мне это не противно. Прямо сейчас я ни к чему не испытываю ненависти из-за того, что меня лапает совершенно незнакомый человек, недостаточно взрослый даже для того, чтобы употреблять алкоголь, в офисе автомастерской. В гребаное воскресенье. – Черт, – стону я, когда он проводит рукой вниз по моему члену с идеальной точностью. Пожалуйста, убери, черт возьми, я тебя умоляю. И, словно знак от самого Господа, мой умелый механик возится с пуговицами на моих джинсах. Они расстегиваются за считанные секунды, и его голодная рука зарывается в боксеры в поисках моего ноющего члена. Как только его гигантские пальцы обхватывают меня, я делаю рывок вперед. Он сильно поглаживает меня в такт своим трениям о мой зад. Его губы продолжают свое наступление на мою шею, а мои руки не совсем знают, что делать. Я протягиваю одну руку назад и хватаюсь за его бедро, сильнее притягивая к себе, в то время как другая скользит вверх по его руке, пока я не добираюсь до его головы, зарываясь в мягкие волосы и притягивая его лицо ближе. – Сними свои гребаные штаны, – выплевывает он сексуальную команду. Я напрягаюсь всего на мгновение. Дело не в том, что у меня проблемы с желанием кончить – просто обычно я не так к этому стремлюсь. Но, очевидно, когда этот парень говорит «прыгай», я говорю «трахни меня». Засунув большие пальцы за пояс, я быстро стягиваю штаны, заодно прихватывая боксеры. Он отпускает мой член и роется в заднем кармане, и я слышу знакомое шуршание обертки от презерватива. Когда я оглядываюсь, он зажимает его в зубах вместе с пакетиком смазки. Наши глаза встречаются на мгновение, но он быстро отводит взгляд, опуская глаза и расстегивая свой комбинезон. Отчаянно желая взглянуть на его тело, мои глаза следят за застежкой-молнией, но не заходят слишком далеко. Его рука крепко сжимает мое лицо, поворачивая меня вперед, так что я не могу его видеть. – Положи свои гребаные руки на стол. Я послушно провожу ладонями по прохладной поверхности, мое тело замирает в предвкушении, а разум теряется в тумане замешательства и возбуждения. Кажется, я не могу угнаться за внезапным вихрем событий, и мне абсолютно все равно. Мне не нужен мой разум, чтобы пытаться рационализировать свои решения прямо сейчас. Внезапно его руки оказываются на моей заднице, раздвигая ягодицы, и он, блядь, на самом деле одобрительно рычит. Неужели я мертв? Неужели я, блядь, умер, и это то, что мой мозг представил, как рай? Ущипните меня, черт возьми. Что-то скользкое и теплое скользит по ложбинке моей задницы, и я вздрагиваю, когда его толстые пальцы растягивают меня один за другим. Я нетерпеливо стону и извиваюсь, пока он готовит меня. Я желаю, чтобы он поскорее трахнул меня, но одновременно наслаждаюсь процессом. После того как он вынимает пальцы, в мгновение ока головка его члена упирается в мой вход. Отводя бедра назад, я практически пронзаю себя. Когда он прорывается сквозь плотное кольцо мышц, мне приходит в голову, что я даже не знаю его имени. Но все равно впустил. Мое тело открывается для него, как он и приказал. Он издает искренний стон, когда скользит еще на дюйм, и я бы застонал вместе с ним, если бы мог дышать, но ощущение слишком сильное. Проникновение обжигает, но боль ложная, потому что все, что я чувствую, – это удовольствие. Он держится за мои бедра, пока трахает меня глубже еще на несколько дюймов. Когда он трется о мою простату, мои колени практически превращаются в желе. С мучительным самообладанием он отступает и неторопливо скользит внутрь снова. Это медленная пытка – я бы предпочел, чтобы он уже вошел до конца. – Трахни меня, – говорю я сквозь стиснутые зубы. Его движения набирают скорость, и он врезается в мое тело, заставляя мои руки терять хватку на столе. Мне никогда раньше не нравилось ощущение, что меня используют и так эгоистично трахают, но идея быть игрушкой для траха этого двадцатилетнего парня имеет какую-то странную привлекательность. Со всеми этими гребаными шрамами, блестящими глазами и порочной улыбкой... Я получаю удовольствие от мысли, что мое тело могло бы доставить ему удовольствие, и я хочу, чтобы он воспользовался этим. Его рука снова обхватывает мое горло, и я выпрямляюсь, пока не прижимаюсь к его груди. Его рот находится рядом с моим ухом. – Тебе так хорошо на моем члене. Я снова стону, от его грязных слов по моему телу пробегают ударные волны. Он тянется к моему члену, двигаясь в такт своим толчкам и сжимая головку при каждом движении вверх. Передние части моих бедер упираются в стол, но мне, блядь, все равно, потому что он прав: мне действительно хорошо на его члене; а его крепкая хватка на моем мешает здраво мыслить. – Я собираюсь кончить, – стону я. – Разукрась мой стол, – отвечает он, и после пары резких толчков я кончаю. Кульминация почти сбивает меня с ног, забирая воздух из легких, когда волна за волной удовольствие пробегает по моим венам. Я не просто разбрызгиваю сперму по всей поверхности стола – я почти уверен, что видел, как немного попало на пол с другой стороны. Мгновение спустя его толчки замедляются, и я чувствую, как он содрогается от оргазма, громкий задыхающийся стон эхом отражается от четырех стен. Моя шея все еще зажата в тисках его большой руки, мой пульс бьется под его пальцами. Я боюсь, что не смогу стоять самостоятельно, когда он отпустит меня. – Господи, – выдыхаю я, когда мое тело приходит в себя. Сердцебиение замедляется, и я наконец набираю полную грудь воздуха. Он вырывается и быстро разворачивается, оставляя меня незащищенным. Мои мышцы ноют, когда я наклоняюсь, чтобы дотянуться до брюк на лодыжках и подтянуть их. Я слышу, как он снимает презерватив и выбрасывает его в мусорное ведро у двери. Когда я снова оглядываюсь, чтобы увидеть его лицо, то замечаю, что он уже застегнул молнию на своем комбинезоне и избегает моего взгляда. Никто из нас ничего не говорит. Я имею в виду, это не первый мой секс с незнакомцем на скорую руку, но у меня такое чувство, что для него это впервые. – Итак, тебе нужно, чтобы я заполнил какие-то бумаги или... – Нет, – выдавливает он из себя, – у меня есть твой номер. Я позвоню тебе, когда твоя машина будет готова. И вот так просто он выходит из офиса. Несколько мгновений я едва могу пошевелиться, но, когда ко мне наконец возвращается способность думать, дышать и функционировать, я достаю свой телефон и заказываю такси в надежде, что машина приедет быстро, чтобы избежать дальнейшего неловкого взаимодействия. Затем я трачу минутку на то, чтобы навести порядок, прежде чем выйти из офиса. Как только я пересекаю гараж, подъезжает моя машина, и я в последний раз бросаю взгляд на механика, прежде чем скрыться в такси. Жаль, что он даже не потрудился взглянуть на меня, когда я уходил. Пока я сижу в машине по дороге домой, то просматриваю свою переписку с Эверли. Что ж, у меня было интересное утро...