***
Проснулась я от собственного крика. Еще до конца не очнувшись, я замахала руками, которые тут же скрутили. Я заорала, замотав головой, но меня крепко держали и не давали вырваться, пока спина разрывалась от острой боли так, будто с меня живьем сдирали кожу. Глаза резал яркий свет, повсюду бегали тени, чей-то твердый голос отбивал набатом у меня в голове, раздавая приказы. Я открыла глаза, но от скопившихся слез, я все равно не могла ничего увидеть. Не понимая, что происходит, я опять попыталась высвободиться из хватки, убежать, спрятаться где-нибудь, переждать эту мучительную боль. Меня переложили на живот. Сквозь приглушенный гул я слышала строгий голос женщины и множество возгласов, подчиняющихся ей и хлопотавшие вокруг. Кто-то промокнул тряпкой мне лицо, кто-то обтирал тело, а кто-то обрабатывал мелкие порезы, отчего я тихо шикала и дергалась. На лопатки положили нечто холодное, отчего всю спину пронзило болью, а затем все немного утихло, и я перевела дыхание. Вдруг я почувствовала, как чья-то руки пригладила мне кудри, попросив немного потерпеть. — Где я? — вырвалось у меня. Голос, непривычно хриплый, резанул по горлу, и я закашлялась. — В безопасности, — ответила женщина с необыкновенной теплотой, хотя до этого именно она ворчливо прикрикивала на всех тех, кто взволнованно метался с указаниями подле меня. — Не волнуйся, моя милая. — Вы кто? — спросила я и наконец-то смогла передохнуть от боли. Я поморгала и, с трудом повернув голову набок, смогла осмотреться. Передо мной на табуретке сидела гоблинша. На этот раз другая. Я едва не скривилась от испуга. У нее была серая шершавая кожа, рыжие волосы, собранные в пучок, небольшие рожки и черные бусинки-глазки, которые, к удивлению, излучали такой поток нежности и жалости, что я невольно затаила дыхание, — еще никто так не смотрел на меня и тем более не гладил так бережно и ласково по голове четырехпалой ладонью. — Меня зовут Гуннора, — сказала гоблинша и улыбнулась, скрывая клыки. — Мы нашли тебя недалеко от замка. Невероятно, как ты выжила с такой страшной раной… — Раной? Я… — Тш-ш, сейчас тебе надо отдыхать. Теперь все хорошо. Гуннора ободряюще сжала мою ладонь. — У нее снова подскочила температура, мэм, — звонко протараторила низкая гоблинша, больше похожая на ящерицу, она даже язык высунула как рептилия. — Это лихорадка. Краем глаза я отметила, что меня окружало еще как минимум пять гоблинш, и все носились с тазиками, склянками и полотенцами. Внешностью они были все разные: низкие и высокие, с крыльями и без, одни походили на жаб, другие на змей и ящериц, а некоторые совмещали в себе все сразу. — Ее нужно охладить. Давайте сюда тряпки. Ну же! Голова пошла кругом. Я почувствовала, как вдруг задрожало все тело, потянуло где-то в животе, и к горлу подкатил комок. Из-за округлой деревянной двери раздался шум. Гуннора подскочила с табурета и вытянула одну руку в сторону, будто собираясь защитить меня от чего-то или кого-то. Крики сменились грозным топотом и взволнованными возгласами, и мужской разъяренный голос разразился тирадой: — Вы все с ума посходили?! Притащить фею?! В замок?! Феям запрещено находиться в Смрадном Лесу, и вы ослушались приказа?! Да я с вами такое сделаю! Дверь отворилась с грохотом. Это стало последней каплей, и я, свесившись с кровати, опорожнила содержимое своего желудка в быстро подставленный тазик. Я подняла глаза, не став вытирать рот со стекающей слюной, и встретилась взглядом с гоблином, ярость которого тут же испарилась. Мы так и застыли оба, глядя друг на друга. Он был худой и высокий, куда выше всех тех, кто находился при мне. Тело сковывал хитиновый панцирь, лицо покрывали наросты, а за спиной трещали разведенные в злости тонкие крылья, которые делали его похожим на комара или стрекозу. Одним своим видом он вызывал страх и отвращение, а появившееся желание спрятаться почти овладело мной, если бы не серые глаза, завораживающе блестящие на ярком свете. Таких глаз, наполненных холодом туманных полей и искристого весеннего льда, я ни у кого не видела. Желудок подвел, и я вновь склонилась над тазиком. Гоблин шумно вздохнул, отвернувшись от раненной, заблеванной и, как я случайно выяснила, абсолютно голой меня, и вышел за дверь, аккуратно ее прикрыв за собой. — Я на минуточку, — протянула Гуннора и последовала в коридор, откуда сразу же послышались крики: — Что ты разорался?! Не видел?! Ей очень плохо! А ты вот так врываешься! Я тебя разве так воспитывала?! Какое право ты имел без предупреждения завалиться к нам? Между прочим там собрались только девушки! Ей попытались возразить, но Гуннора не давала тому и слово вставить: — Эта бедная фея отныне на моем попечении! Иди вон свои государственные вопросы решай и к девочке не лезь! Послышались громкие удаляющиеся шаги вместе с возмущенными окриками: — Я в своем замке могу хоть что-то решать, нет?! Я король или кто вообще? Я не сдержала удивленного стона. Какая-то гоблинша подскочила ко мне, вытерла мне рот и помогла улечься обратно на кровать, а затем принялась обматывать мою грудь и спину бинтами, фиксируя остатки крыльев и обильно смазывая раны каким-то бальзамом. Гуннора вскоре вернулась. Она проверила работу своих подчиненных и кивком отослала их прочь. Гоблинша опустилась на табурет и, взяв меня за тонкую ладонь и похлопав по ней, спросила: — Скажи, ты что-нибудь помнишь? Может, что-то знаешь о том, что у вас там стряслось? — Я ничего не помню, — выдохнула я, и меня снова замутило, — ничего не помню. — Тш-ш-ш, ну-ну, отложим разговор на потом. Самое страшное позади, тебе больше ничего не угрожает. Пока ты здесь, никто тебя и пальцем не тронет, уж это я тебе могу обещать. — Даже он? — вылетело у меня, прежде чем я сообразила, что сказала. Гуннора не сразу поняла, о ком речь, а когда поняла, криво улыбнулась. — Особенно он. Перед глазами все завертелось, и я в который раз провалилась в темноту.Глава 2
15 января 2024 г. в 00:10
Я с трудом разлепила глаза. Туман в голове обволакивал серой пеленой, мурашками спускаясь по шее на спину, где почему-то было так невыносимо жарко, что тело немело от каждого движения груди на вдохе. Стоило шевельнуться, и я не сдержала громкий стон, упав лицом в подушку. Боль начала разрастаться, впиваясь в кожу колючей лозой, изгоняя последние отголоски сна, отчего я судорожно вскрикнула.
— Тише, тише, все хорошо, все хорошо…
Раздавшийся голос на секунду успокоил, заставив клацнуть зубами и перетерпеть первую волну боли, но, стоило чему-то мокрому оказаться между лопаток, как я прогнулась в спине и закричала, забившись в судорогах.
— Тише, тише! Да стой! Осторожно.
Я сбила что-то рукой. Оно слетело на пол и разбилось вдребезги.
В голове загудело, перед глазами все поплыло. Из последних сил я повернула голову и едва не заорала, уже не от боли, а от того, что увидела.
На низкой постели, на которой я лежала, сидело что-то. Это что-то больше походило на лягушку. Темно-зеленая с морщинами кожа обтягивало лицо с двумя огромными глазами и широким ртом. Оно… она полоскала тряпку в деревянной кадке с водой тонкими извилистыми руками и кидала обеспокоенные взгляды куда-то мне за спину.
«Гоблин» — пронеслось в голове, и я на секунду расслабилась, словно то, что я находилась с существом, которое видела впервые в жизни после амнезии, не было чем-то необычным и странным. Тряпка между лопаток постепенно нагревалась, возвращая дикую боль назад.
— Эй-эй, не надо, погоди.
Но было поздно.
Вместо изумрудных крыльев между лопаток я увидела четыре обрубка, на одном из которых зеленели остатки чешуек.
К горлу подкатила тошнота. Я испустила вздох, походивший на смесь стона и крика, а затем попыталась сесть, но суетившаяся гоблинша схватила меня за плечи и уложила обратно на живот.
— Тебе рано вставать, вот так, лежи. Я тебе помажу мазью и дам… Да где же оно… Где же маковое молоко?..
— Крылья, — пискнула я в подушку.
Тело трясло. Руки не слушались и дрожали, и я с трудом смахнула застилавший глаза пот.
— А, вот, — гоблинша приблизилась ко мне и протянула к моим губам миску, — оно уберет боль, давай же.
Глиняная миска легонько стукнулась мне об зубы, я приоткрыла рот, и отпила сладковато-приторную жидкость. Я скривилась и хотела отвернуться, но гоблинша мягко повернула меня назад и настояла выпить еще.
— Кто вы? — спросила я, отдышавшись.
Гоблинша широко улыбнулась, обнажив полный рот тонких и острых зубов, а затем снова принялась полоскать тряпки.
— Бедняжка, не представляю, каково это — потерять крылья… Маковое молоко скоро подействует, так что лежи и засыпай, боль должно скоро уй…
Внезапный шум прервал ее. Она резко развернулась и поспешила в другую комнату жилища, отделенную занавеской.
Я огляделась. То, где мы находились, походило на землянку. То там, то здесь в несущих стенах выглядывали мощные корни, на полу лежала утоптанная земля, а потолок был укреплен деревянными подпорками — жилище было вырыто прямо под деревом. Здесь не было углов, а стены, гладкие и покрытые чем-то вроде известняка, были низкими, оттого вряд ли у меня получилось бы выпрямиться, во весь рост, не задев потолок. Повсюду были расставлены кристаллы, мягко освещавшие комнату. За занавеской из каких-то продолговатых листьев, отделявшей комнату с кроватью, видимо, спальню, от другой, наверное, кухни, гоблинша громко спорила с мужчиной, братом или мужем, я не рассмотрела.
Их голоса добирались до меня будто через воду, вязко и приглушенно, то повышаясь, то понижаясь в громкости. Я привстала на локтях, пытаясь разобрать, о чем они говорили.
— …ты хоть представляешь, что натворила?
— Генри.
— Это же фея!
— Я знаю, что она фея.
— Нас же за это посадят!
— Если узнают! Но ты же не будешь никому говорить!
— Ровена! Да весь Лес только об этом и говорит! У нас объявились беженцы, а значит, все дома будут проверять, а у нас тут истекающая кровью фея! Ты представляешь, что с нами сделают?
— Боже правый, говори тише. Откуда ты знаешь? Ей нужна помощь, и я вряд ли смогу ей ее оказать. Ты видел ее? Бедняжка потеряла крылья!
Послышался тяжелый вздох, а затем шуршание, как будто кто-то куда-то сел.
— Мы не можем ее укрывать.
— Генри!..
— Два дня.
— Но…
— А затем она уйдет.
— Вот ты…
Я вытянула перед собой руку. Пальцы весело кололо, и я не удержалась от тихого смешка. Пульсирующая резью боль и впрямь ушла, не сразу, но постепенно притупилась и затухла, и я почувствовала себя гораздо лучше. Однако взамен тело стало ватным и густым, как если бы превратилось в мед. Со всех сторон меня окружало пуховое облако. Хотелось улыбаться и почему-то танцевать.
Я медленно встала и, правда, чуть не задев макушкой потолок. Придерживаясь за стену, на дрожащих ногах я проскользнула к занавеске. Тихо, насколько могла, я пересекла комнату и спряталась за угол, а затем, под громкие крики, одним легким прыжком оказалась у небольшого туннеля со ступеньками, ведущими наверх. Осторожно открыв входную дверь, я выбралась наружу. Ночной воздух вскружил голову. Я постояла, наслаждаясь влажной прохладой, и сорвалась с места.
Я бежала так, как никогда до этого. Платье нисколько не сковывало движения, а, наоборот, подобно исчезнувшим крыльям даровало второе дыхание. Но, как бы ни была я счастлива, как бы ни хотела позабыть все свои тревоги и страхи, постепенно ноги стало сводить, и пришлось остановиться.
Я почувствовала, как что-то теплое бежит по спине. Я провела ладонью по пояснице, собрав горячую жидкость, и лизнула ее. Во рту растекся металлический привкус. Я едва удержалась на ногах, сделала пару шагов и упала в листву, уже не в силах подняться. Все заволокло тьмой, такой спокойной и безмятежной, как объятия, которые когда-то в детстве дарила мне мама.