sag, du vermisst

ich werde hundert

messer in meinen körper

stechen, nur damit du dich verliebst.

04/08/20

***

      руслан устал, но все равно идет только вперед, хромая на левую ногу. на улице холодно, насквозь продувает ледяной ветерок, а на асфальте бликуют тяжелые, глубокие лужи. они похожи на руслановские руки, наполненные не кровью, а печалью. он поправляет насквозь мокрый ватный диск в носу, вдыхая запах металла и сглатывая кровавый ком, морщась и утирая в уголке глаз слезы. очень больно: кашин назалупался, а пришлось принимать на себя, как всегда. сейчас дане нужен полисорб и банка хмельного. именно поэтому, тушенцов плетет свое полумертвое тело в гипермаркет. насквозь мокрые кроссовки, запачканные в крови противно хлюпают, действуя на нервы. неоновая вывеска бьет в глаза, пока темнота окутывает его силуэт и поглощает все оставшиеся силы. парковка, по которой он идет, абсолютно пуста. как-будто она выжженна злодеем, который сеет крах везде, где проходит. нет смысла врать, это все выглядит неимоверно тревожно. нет ни единой машины, нет людей и животных, которые тут часто ошивались. кажется, что в круглосуточном умерли все работники и покупатели. кому-то разбили голову, ударили о металлическую конструкцию, проткнули живот ножом за наклейки. их трупы точно валяются за одной из касс, ожидая, когда к ним наконец-то подойдет хоть кто-нибудь. руслан не будет против, если его заберут с собой в могилу какие-то незнакомцы.       перед тушенцовым открываются створки автоматических дверей. под ногами лежит коврик, который всасывает в себя всю грязь. они с ним точно чем-то похожи... между стендами пусто. не играет музыка, никто не кричит «жанна, быстро на кассу!» и не жалуется на неверный ценник. руслан как будто очутился в закулисье, гуляя по этажу с заброшенным магазином. ноги словно липнут к грязной, засаленной плитке, замедляя быстрый шаг до медленного ковыляния. в глазах мерещатся огромные лужи крови и капли с потолка. но все это испаряется из виду, как только руся моргает. его плавит, словно кусочек пластилина на солнце. во всем магазине светят яркие, белые лампы. лежащая на полу серая плитка заляпана грязью, которая чужими сапогами разнесена по всему торговому залу. ее наличие просто ужасно раздражает: все липнет к и без того уебанным кроссам. зеленые стенды с подгнившими фруктами и овощами поселяют в руслане мысль, что этот магазин не такой уж и хороший для ежедневного посещения... в проходе меж стендов с конфетами и крупами, в глаза из персонала так никто и не бросился. никто не подмывал пол, не парился насчет закончившихся на полках продуктах. куда же все подевались? спустя какое-то время, тушенцов все же добирается до холодильников с выпивкой. на полках стоит много различных видов алкоголя, но заледеневшие руки тянутся к абсолютно рандомной банке пива. перед этим он открывает стеклянную дверцу, только потом уже хватая какую-то зелено-желтую, не вчитываясь в градус и название. железка, которой касается руся, до ужаса холодная и заставляющая о себя обжечься. его костяшки на пальцах разодраны в неприятные лохмотья, которые все еще кровоточат. взглядом руся ищет полисорб на полке, тщетно пытаясь найти лекарство. туманная пелена в глазах стоит уверенно, зная, что ее никто не тронет. рус в этот момент особенно похож на наркомана, которого сейчас ломает. абсолютно никого нет рядом, но его приследует ощущение ужасных, липких глаз повсюду. кажется, что их бесконечное количество пялится в спину, сверлят сквозные дырки. отверстия паутиной ползут по лопаткам и позвоночнику, разрывая до костей мясо. тушенцов ежится, поджимает плечи друг к дружке. надо бы поскорее пройти к кассе...       покупки совершаются быстро, даже слишком. парень сильно торопится домой, к своему любимому человеку. покидает продуктовый зал, быстрым шагом спеша в родную квартиру. так хочется к дане прильнуть, стать на миг его льняной простыней. укутать его и никуда не выпускать из цепких объятий. так болезненно осознавать то, что кашина невозможно приковать к себе булавкой навсегда. он взрослый и самостоятельный человек, который, не всегда конечно, но все-таки дает отчет своим действиям. безусловно, иногда он ведет себя как ребенок, но чаще всего– это же не надолго, да? от дани легко можно было устать. друзья кашина никогда не замечали всего ужаса, ведь это не они ежедневно жили с ним. они считали руслана ужасным душнилой, а даню иконой веселия. какой смысл объяснять таким, как они, что происходит за пределами поверхностных знаний? данины вечные пьянки, психи, куча депрессивных состояний и еще большая куча маниакальных идей, сожженые шторы на кухне, испорченая посуда и другие испоганенные вещи. насколько же сильно надо любить человека, чтобы терпеть это все? терпеть его детские шалости, истерики, порчу имущества. иногда казалось, что вот-вот последняя битая тарелка, и тушенцов точно его бросит...       тушенцов останавливается на парковке. он ощущает липкий и цепкий взгляд какого-то животного сзади. он еле-еле слышит собачий лай, оборачиваясь медленно, сглатывая слюни и чувствуя, как на голове появляются седые волоски. ощущение глаз не лжет: за его спиной сейчас стоит мужчина, на вид ростом примерно сто шестьдесят сантиметров. на нем уже до боли знакомая белая куртка с неоновыми лимонно-розовыми вставками на подоле и рукавах. его лицо скрыто за капюшоном, но рус точно знает, кто перед ним стоит. мужчина в яркой одежде сжимает в руке кожаный собачий поводок, притягивая его кольцо к своей груди. овчарка в строгом ошейнике лает громко, до отвратительного писка и оглушающего звона в ушах. спортивное телосложение пса не дает ложных надежд на выживание, четко и без запинок констатировав факт: руслан сегодня умрет. шатен секундно оглядывается. рядом нет не одной машины или живого человека. слишком поздно для того, чтобы ездили маршрутки и автобусы, дабы запрыгнуть в первый попавшийся и сбежать от психа. тело пробирает страх, рус шмыгает носом и пятится назад, скользя взглядом по фигуре. алексей бесчувственен в этот момент, как будто ничего не происходит. мужчина словно стоит в метро, держась рукой за специальное кольцо на турнике. тушенцов чувствует, как его соперник хмылится в лицо, ведь у серого огромное преимущество перед беззащитным и уставшим русланом, которого и без того отпиздохали. немец заливается лаем не то от боли в шее, не то от бурлящей лавой ненависти к шатену. на его морде нет абсолютно ничего, что могло бы заткнуть вонючую собачью пасть. какие в пизду намордники, если нужно искусать чужое тело? отделить от костей сочное мясо и сожрать его, словно свиную мякоть или с треском перегрызть утиную шею. ну, не зря же говорят о пользе натурального питания для собак. черные глаза-бусинки немца сверлят отверстия в русе. дыры паутиной ползут по животу и груди, разрывая до голых костей мясо. псина встает на две задние лапы в порыве достать до объекта своей агрессии, пока леша медленно опускает свою руку с блестящей улыбкой под капюшоном. тяжело мыслить здраво, когда ты стоишь на тонком бритвенном лезвии. один неверный шаг– и твои руки да ноги будут обглоданы ебанной шавкой на парковке любимого (или уже не очень?) продуктового. вот уж нелепая смерть, правда? никто не придет на помощь, ведь все окружающие просто сдохли. испустили души, померли, словно мухи. мир зависает в ужасе, когда до глаз доходит всего пара действий: поводок отпущен и брошен на мокрый асфальт, моментально начиная волочиться сзади. собака рвется вперед, разевая клыкастую пасть до щелчка в челюсти. сердце в эту же секунду уходит в пятки, когда на тебя мчится огромная, озверевшая сука, у которой укус в килограммах больше, чем твой вес. сразу же становится похуй на банку пива и лекарство для кашина, они с громким хлопком падают на землю, а руслан трогается с места как ошпаренный. бег по прямой сильно отдает в сердце, позвоночник и ноги. кажется, что руслан вот-вот сломается, как зубочистка, но еще страшнее это будет если он переломится пополам от укусов бешеной псины. он не знает, гонится ли за ним еще и леша, но даже это не так страшно, как озверевшая овчарка. с ее острых клыков стекала горячая слюна, пачкая собой грязные лапы. кажется, что парковка бесконечна– у нее больше нет начала и конца, есть только нескончаемая белая разметка для движения. руслан дышит через рот и выдыхает через нос, давясь обжигающим воздухом. сильно щиплет где-то в слизистой, но страх намного больше, чем дискомфорт внутри. сзади еле-еле слышно неприятное цоканье собачьих ноготков по асфальту. быстрое, заставляющее бежать сломя голову, пытаясь слепо оторваться от суки. у тушенцова, кажется, начинает получаться. все еще пиздецки страшно, хотя появляется легкая надежда. собака сзади поднимает стройные лапки, высовывая язык и охлаждаясь таким образом во время бега. изредка она продолжает гавкать, словно желая таким образом остановить быстро бегущую от себя жертву. но жизнь застывает ледяным покровом перед глазами, выбрасывая снежную вспышку ужаса, когда левый носок становится на шнурок правой ноги. осознание приходит раньше, чем происходит сама ситуация. полет вниз лицом на мертво-мокрый асфальт, о который разбиваются открытые в дырках колени. кровь остается блеском для губ на мелких камешках, пока у руслана в голове только одна мысль– это конец. из носа с мокрым, склизким звуком выпадывает на землю ватный диск с примесью кровавых соплей. рус снова сглатывает кровавую мокроту, шмыгая разбитым носом. лай становится громче, словно его вкачивают в мозг через спотик. голова начинает кружиться от одного факта: как же сейчас будет больно. псина настигает тушенцова спустя считанные секунды. ее противное барканье отражается от стен черепа, долбя прямо в мозг. по щекам начинают катиться слезы чистейшего ужаса: так хочется, чтобы это все оказалось галлюцинацией убитого разума. руся тщетно пытается скользить в сторону от противной, вонючей морды, с которой капают чуть ли не желтые слюни. первый укус приходится в ногу: кажется, что под гнетом кафельных собачьих зубов ломаются кости и с треском утиным рвутся мышцы. руслан орет от боли в этот момент, пытаясь отбиться от животного второй ногой и руками, пытаясь бить скотине в глаза и нос, но ее челюсть только сильнее сжимается. разбитые колени кажутся сахаром, в то время как укус оущущается острым перцем. безумно больно, кажется, что вместо слез уже катятся раскаленные звезды. – ебанная сука, – визг на всю парковку отдает даже самому тушенцову в уши. его никто не слышит, ему никто не придет на помощь, никто не примет удар на себя, как это делал рус. он задыхается от боли, глотая соленые слезы и пытаясь отбиться от угрозы. кажется, что псина прокусила его ногу насквозь, оставив там огромную дыру, через которую возможно увидеть луну. до заложенных ушей доносится еще больший лай. кажется, что на руслана несется целая стая озверевших собак. повернув голову в сторону, он понимает, что так оно и есть. псы леши его сожрут, не оставив даже мокрого места на асфальте. перегрызут и проглотят кости, словно голодные свиньи. словно мясорубкой, с треском, избавятся от тела и вылижут под тушкой остатки. к обездвиженному телу мчится еще около пяти собак. с их ртов капают слюни, смешанные с вытекающей меж клыков пеной. на всю парковку раздается протяжный вой тушенцова, который пытается отбиться хотя бы от немца у своей левой ноги. он мечтает, чтобы сейчас к нему героем прибежал данила, спас его от опасности. но это всего лишь мечты, которым нет возможности исполниться.       псины рвут руслана на мелкие части, превращая его и его одежду в неаккуратные, рваные тряпки. кто-то из стаи тянет за левую руку, кто-то за правую, а кто-то обгладывает шею или дожирает ноги. их ужасные морды измазаны в крови, зубы откусывают куски плоти и смакуют их в своих пастях, словно деликатес. их запутавшаяся шерсть с колтунами полностью в кровавых брызгах, словно их обдали красной краской. раны у тушенцова полны гноя, который порциями вываливается на грязную землю. псины точно заразили его какой-нибудь дрянью, но какое ему сейчас дело? взгляд карих глаз застыл в ужасе, а соленые дороги с щек были слизаны одним из кабелей. из рта и носа стекают кровавые ленты, пачкая под собой асфальт. остатки души в теле заставляют содрогать мышцы в предсмертных тиках, иногда мешая собачкам лакомиться заслуженной едой. леша наблюдает за происходящим со стороны, проводя по тату на шее пальцами. его псы отлично справились с поставленной им задачей, разве это не чудо? руслана больше нет. больше нет никого, кто бы помещал серому осуществить свой план. а ведь он совершенно не тот, кем желал казаться. его пальцы касаются капюшона белой куртки, стягивая его с головы и оголяя кончики коротких волос. нет больше смысла скрывать свою личность, ведь он– это..?       ну как же это все заебало. заебало просыпаться утром в ужасе, задыхаясь от неописуемого страха и дрожать от боли. сны уже невозможно отличить от реальности, у руса ужасно болит все тело, словно его реально кусали озверевшие собаки. главное чтобы бешенства не было. голова раскалывается на две части, пока он сворачивается восьмеркой под тяжеленным одеялом. на часах около пяти утра, под боком храпит пьяный данила. кажется, что этот кошмар никогда не кончится. он сам загнался в хождение по протоптонной дороге, которая бесконечностью сложилась в голове. день сегодняшний похож на вчерашний, вчерашний на позавчерашний и так вплоть до девятнадцатого года, когда партнеры каждый день куда-то выбирались. ездили по питеру, гуляли по улицам, ходили по всяким киношкам и кафешкам. бухали вместе. уже нет никакого желания просыпаться по утрам, как когда-то. дни– это все скомканные самолетеки прошлого, которым так и не было суждено запуститься в небо, птички-аисты из бумаги не улетели на юг, а кораблики так и не увидели своего бескрайнего моря. день стал состоять из простых правил: умыться, накормить даню, сходить на курсы (или по делам, допустим на встречу), прийти домой и успокоить свою нажравшуюся скотину, уложить его спать и самому лечь. это все похоже на историю какой-то семейной пары, где жена всеми силами удерживает брак, а муж-алкоголик эти старания в канаву кидает и сверху танцует на зародыше. руслан заебался. ему нет никакого покоя, мысли занимают леша и даня, места нет даже для музыки и себя. вечные мысли о кашинских изменах, подозрения и все истерики внутрь, пока снаружи тушенцов ослепительно прекрасен. никогда не скажешь, смотря на него, что в душе бушует ураган, а дома творится какой-то ужас. но все равно, на фоне других, беззаботных людей, он кажется одиноким и серым. выцветшим пятном на картине, неверным мазком краски на картине ван гога. если бы руслану в восемнадцатом году сказали, что его жизнь станет такой, то он бы никогда в жизни не поверил этому бреду. а если бы поверил, то, наверное, предотвратил бы эти бесконечные страдания. рус поступил бы как в одной песне: «если бы мне выдался шанс, то я бы тебя никогда не любил». больно осознавать то, что любовь всея твоей жизни тебя так гадко предала. стала тем, откуда ты ее вышкреб и собрал по кусочкам разбитой личности.       пока у данилы под языком таблетка амфетамина, рус глотает успокоительные в три раза больше положенного, мечтая передознуться одним прекрасным днем. мысли о смерти стали ближе, чем даня. он смотрит на нож, нарезая зелень, а в голове вертится мысли. а что, если вонзить его меж своих ребер? а если воткнуть в бедро? а еще лучше будет провести вдоль руки, разрезав ее на две части и раскрыв как цветок. «будет очень больно»– пытается бороться адекватная сторона сознания. и так практически с любой вещью или предметом. гады навязчиво лезут в голову, пытаясь найти тот самый момент, когда это будет эффективно и руслан не сможет сопротивляться своим внутренним демонам, которых не кормят уже несколько лет. жизнь без мыслей о самовыпиле кажется нереальной, невозможной, возможно даже скудной. они стали семьей для подружки-одиночества, стали называть руслана «родным». он ведь не приют для бездомных чувств, какого хуя все это дерьмо селится в нем? а врачи, козлы, безоговорочно ставят штамп «ремиссия». а какое в жопу улучшение состояния, когда ты ежедневно убиваешься по одной и той же причине? эта «причина» спит под твоим боком, сопит ежедневно рядом и стала уже такой приевшийся, что думать о жизни без всего этого просто невозможно. сука, когда тебя приследует страх, галлюцинации и спутанность сознания, бесконечная боль в мышцах, бессонницы– это ремиссия? и ведь спорить бесполезно. они ведь профессионалы своего дела. тушенцов живет изо дня в день, надеясь, что именно сегодня что-то изменится в лучшую сторону. сегодня он проснется– и данила бросит пить каждые выходные, он откроет глаза– и даня снова его любит. снова дорожит и хранит, как синичка свое любимое око. бережно гладит его, зарывает в свою грудку и укрывает от внешнего мира своими большими крыльями.       жизнь– комок говна, который руслан все время катит с собой. он обязательно это закончит, даже если будет очень больно. он хочет думать, что все это испытание. так называемый «третий этап отношений», после которого будет гармония. они будут абсолютны в своем незабыемом дуэте, кружась в танце, словно снежинки. жить душа в душу, как это обычно обещают. за окнами идет сильный дождь, слышен звонкий гром молний. хочется побыть с даней, прижаться к нему, спрятаться от громких звуков, но кто бы мог подумать о том, что после грозы все только станет хуже? не будет радуги, нежности и любви, не будет бега по пшеничным полям и совместного валяния дурака, разглядывания причудливых облаков лежа в высокой траве. после грозы руслан будет тем, кто не будет нужен дане. кажется, что все, что происходит за окном, связано с тем, что снилось руслану. за прочным стеклом слышен агрессивный, собачий лай, стуки капель о оконную раму и слякоть на однотонном асфальте. он представляет пустую парковку, неописуемый страх, боль... думает о потере, думает о том, как хорошо было бы отпустить все это, взлететь в небо, словно снегирь, да и забить бы хуй на все, что его тревожит. забить плотный блант, выкурить его и понять то, что это– не та жизнь, которой он бы хотел. блять, точно. татуированная рука тянется к телефону на тумбочке, который спокойно заряжался. вводит пароль, видит главный экран, открывает заметки, новая запись, четыре строчки из будущего припева песни, в которую он вложит всю свою душу.

hör auf,

mich mit deiner einsamkeit zu

ertränken. hör auf, mich

zu schikanieren.

04/03/21

***

      руслан дует горячим воздухом на руки, почесывая щеку и оглядываясь. суровые ачинские морозы явно не щадят никого, но тушенцов то закален от этого, ступая кроссовками на огромные сугробы. как никак, это именно он катался с корешами на велике зимой. да и тем более, во вторник было намного холоднее, целых минус пятнадцать градусов. нынешние минус шесть (которые как бы минус двенадцать)– это цветочки, особенно для закаленного жителя сибири. за руслановскими плечами висит рюкзак. он пытается хоть как-то согреть внутренний холод владельца, но ничего не выходит. пробираясь между усыпанных снегом елок, тушенцов сжимает зубы и выдыхает клубы горячего пара из еще не остывшего рта. очень тяжело морально, пробираясь между чужих крестов и мраморных плит, но он чувствовал себя тут родным. словно он должен быть тут, лежать вместе со всеми под землей и греться под толщей снега, составив компанию отцу и когда-то хорошему другу. да, русу срочно нужно попасть сюда и это не обговаривается. он отложил абсолютно все свои дела на второй план и поехал домой, забил хуй на встречи, собрав некоторые вещи и отправившись в добрый путь к маме. ему было так стыдно перед ней, что этот любимый семейный праздник он провел с человеком, который не достоин даже его улыбки, да даже косого взгляда. тушенцов долго будет извиняться перед родительницей, обнимая ее и сдерживая себя от того, чтобы заплакать. он не такой в ее глазах– он сильный и смелый, не умеющий плакать и проявлять слабину. между елей скрыты многие могилки: где-то памятники массивные, чуть ли не в два метра, а где-то наоборот совсем малюсенькие, максимально бюджетные и невзрачные. но особое внимание руслан уделяет одному человеку, который как и он, приперся сюда в крупичный снегопад. рядом с серо-черной плитой в светлую крапинку, за пределами белой, чуть облезшей от краски ограды, покачивается высоченная хвоя, укрывая за собой чью-то фамилию. мужчина сидит коленями в снегу, так как рядом нет скамейки (либо же он мазохист). нижняя часть его лица закрыта массивным, красным шарфом на шее. приподнимая полностью запотевшие очки на свою макушку. убирая ткань ото рта, он приподносит к губам что-то похожее на самокрутку, поджигая ее зажигалкой и делая то же самое для виктории (руслан чудом углядел заметенное природным покрывалом имя). тушенцов замечает легкое поблескивание на щеках незнакомца. становится немного не по себе, он отворачивается от этой картины и продолжает идти дальше.       спустя какое-то время, он пробирается до могилы друга, перешагивая длинными ногами за серую оградку и садясь на белую, чуть облезшую скамейку. его голос такой тихий, ослабший, изкалеченный событиями в жизни. – привет, юр, – он улыбается из последних сил. это так глупо, разговаривать с уже мертвым человеком, которого он давным-давно потерял. – это руслан, – снимает рюкзак и ставит его на свои колени, прижимая поближе к телу. небо светло-серое, печально озаряющее лучших друзей лучиками грязно-желтого мартовского солнышка. – мама говорила, что нельзя зимой на кладбище ходить. ну, щас не совсем зима, март так-то... ну, это, извиняй, юр, если заблудишься, но мне надо было к тебе, – его карие глаза опускаются, а рус, пальцами нащупывая замок на черном рюкзаке, тянет собачку в сторону, открывая сумку и, достав оттуда содержимое, обратно все закрывает. в первую очередь, руся надевает на руки подаренные когда-то лизой перчатки, дабы согреть пальцы, а только потом берет в руки пачку сигарет, вытягивая оттуда две штуки и поджигая обе, положив одну на небольшой выступ на могилке. – извини, что я так внезапно пришел. у меня так много проблем, – он затягивается особенно много, также наблюдая за тлением сигареты у юрия на плитке. она не потухает, нет, ее словно выкуривают. – я заблудился, юр. погряз в этом дерьме окончательно. я все проебал, абсолютно, даже себя, – рус трет глаза, убирая изо рта сигарету и разглядывая ее коричневые бока. тушенцов чувствовал себя немного глупо– ну и бред же разговаривать с тем, кто тебе не ответит, потому что это, блять, мраморная плита с знакомым именем. да и опять же, матушка говорила, что нельзя умерших людей своими проблемами загружать, но руслану сейчас буквально некуда податься. лиза занята с сашей, мать знать не знает о руслановских отношениях толком, а коле просто головняк на уши вешать не охота, опять всполошится и будет ковырять мозги чайной ложкой, а че, да как, та почему и все тому подобное. ну не осталось у руса близких, которым бы хотелось довериться. возможно и были те, кому можно, но не было никакого желания это делать. среди медленно качающихся елей он находит силы говорить, силы выпить с покойным другом и даже выкурить пару сигарет. сквозь бледные тучи на небе пробираются желтые солнечные полосы. они ложатся аккуратно на столик, где стоит небольшой пузырек водки и ананасовый сок. – я не сплю ночами, а если все-таки и сплю, то ебусь с кошмарами и вспоминаю его во снах. мне он, блять, в каждом углу мерещится, юр, я не могу так. мама даже не знает об этом, думает, что я приехал к ней просто так, – тушенцов закрывает лицо руками, поставив локти на свои колени. – может ты скажешь мне, как быть? рус утирает влагу в глазах, зажимая в зубах почти докуренную до фильтра сигарету. и опять, сука, все уперлось в кашина– «только морально убитые люди курят до фильтра, русь, тебе это не надо. выкинь бычок». тушенцов ежится, вжавшись в себя и переводя взгляд на стол, где стоит выпивка. наверное, самое время. шатен наливает в ранее взятый стаканчик немного водки, залив сверху чуток сока, оставляя его возле сигареты и дублируя для себя. – юр, я чувствую себя таким одиноким. я хочу к тебе, хочу увидеть отца, и очень долго хочу обняться с прабабушкой снова. я уже не понимаю, чего мне теперь надо от жизни, – он сжимает в руке стаканчик с водкой, жмурясь и выпивая содержимое залпом. осевший сверху спирт горчит во рту, но руслану абсолютно похуй. его отросшие волосы колышет ветер, также заставляя болтаться шнурки у капюшона черной куртки. – подай мне знак, пожалуйста. я прошу тебя, юр, – чуть корчится от переполняющей изнутри боли, – я устал. руслан запрокидывает голову наверх, очень сильно сжимая челюсть в тике. он мечтает встретить на небе хоть какой-то знак от друга, понять, что он бы хотел сказать русу в ответ, но видит перед собой лишь летящих над головой черных воронов. птицы кружат вокруг, разрезая холодный воздух своими острейшими крыльями. как хорошо, наверно, лежать в мягкой и темной земле. руслан хочет чувствовать, как над головой у него летают крупные черные птицы, и желает прислушаться к вечной тишине еле качающихся на ветру синих елей. так хочется не знать ни вчера, ни завтра. забыть о времени, простить жизни ее зло и обрести конечный и полный покой. ощущать на заледеневшей навечно коже противных, ползающих трупных личинок, жрущих тебя изнутри. а ты, сложив руки на груди, не можешь ничего им сделать в ответ... да и надо ли оно?       тушенцов проводит у юры на могиле очень долго времени: выговаривается ему, ставит перед фактом и иногда риторически спрашивает совета. рус даже убирается у него, оттряхивая памятник, оградку и стол от снега, зажигает хвоевую свечку, укрывая ее от ветра. но, в большем количестве, он все таки рассказывает юрке обо всем, что накипело, что держал у себя в голове молчаливыми месяцами. рассказывает о бескрайнем лизином счастье, о шлюховатом знакомом, о болезненном переезде и расставании с тем, кого считал смыслом. и он сидит так до самого вечера, скурив практически всю пачку своих сигарет на пару со своим корешем. совсем не хочется покидать юру. руслан чувствует себя здесь слишком хорошо, слишком спокойно, словно на кладбище его кто-то оберегает. может, этот «кто-то»– это и есть юра? нельзя же сказать точно. верил ли руслан в это? в принципе– наверное нет, но сейчас– вполне себе. его не мучали тики и навязчивые мысли, словно он на миг ощутил себя в зиме восемнадцатого года. тушенцов смотрит на стремительно прячущееся солнышко, с уходом светила постепенно начиная собираться домой. оставляет тут абсолютно все, что привез– стаканы, водку, сигареты, сок. все таки, матушка же говорила, что такие вещи лучше не забирать домой. темная энергия, все дела. рус касается кончиками пальцев отогретой скамейки, выдыхая с легкостью, словно побывал на сеансе психотерапии. – хорошо посидели, – обращается к покойнику, – спасибо за вечер. и спасибо, что выслушал. жаль, что всегда приходится уходить от тебя, – шатен натянуто улыбнулся, накидывая на плечи рюкзак и вставая наконец-то на чуть отмороженные ноги. тушенцов поправляет шарф на шее, переступая через заборчик. – надеюсь, что мы скоро встретимся, – смешок, – пока, юр. возвращается по протоптанным собой следам не оглядываясь, тупя глаза в хрустящие под уставшими ногами хлопья. в глаза вечно бросаются заброшенные могилы. такие неухоженные, занесенные снегом и укрытые елками, с покосившимися крестами и облезлыми портретами. где же сейчас их родные? неужели никому нет дела до покойников? или это только на зиму-весну? как никак, в ачинске сейчас не самая лучшая погода для посещения. руслан (он очень особенный, раз пришел сюда в снег) просидел на кладбище очень долго. наконец-то смог выдохнуть чуть спокойнее, но все равно было как-то гадко на душе. было пиздецки нудно ждать траспорт, зажевывая мятной жвачкой привкус спирта во рту и печально осматривая занесенные и местами заброшенные окрестности.       добравшись до квартиры, руслан останавливается в коридоре. снимает куртку, убирает шарф на место, аккуратно составляет ботинки друг к другу. наверно только здесь у тушенцова язык поворачивается сказать «дом». тут он родной, тут его всегда ждут и лелеят, нежно целуют в лобик и дают любимое покрывало, наливают горячий и очень крепкий чай из заварника. на полках стоят подарки с туров, картины, мягкие игрушки. пошарпанные обои с цветами приятно укутывают глаза, заставляя руса расслабиться здесь. в квартире немного пахнет пылью и старостью... мама уже не в силах убираться тут каждую неделю и дай бог зайдет сюда раз в две-три. перед приездом сына она все-таки убралась, хоть это не сильно помогло, но руслану немного облегчило завтрашнюю уборку. сейчас сил нет не на что. ничего не хочется, кроме как заварить себе лапшу быстрого приготовления и запихнуть ее в себя через силу, ибо аппетита не было совершенно. есть просто нужно, чтобы не умереть от истощения, а не хочется. раньше, есть хотелось часто и очень вкусно.

***

крейзимегаклоуназазаза 09:23 15.07.2020

– дань, купи шоколад с миндалем и ломптик

– хотя нет купи лучше чипсы с зеленью

– и крекеры соленые возьми пж

– и рыбок возьми пожалуйста

крейзимегаклоуназазаза 10:09 15.07.2020

– купи мандаринов еще и кремку соленую

– очень хочу фруктов

***

каждый вечер под сериал ощущать на языке сладкие ириски и хрустеть ими, забив хуй на пломбы. жевать мандарины килограммами, и от скуки тонной жрать «молочный ломтик». блять, а сейчас на языке лишь вкус ебучего никотина и спирта. рус чувствует себя каким-то призраком: он практически прозрачный, просвечивающий внутри себя органы и кости. кто-то худеет через пп, соли или спорт, а руслану достаточно было расстаться с любимым человеком и вуаля– ебанись, жирный минус на весах. здесь, дома, намного лучше, чем в чужом петербурге. в питере нет ничего родного, а тут, в ачинске, с приятным треском горят желтые лампочки, пауки в углу кухни плетут свои темноты, а пылесборники на полках делают вид, что тушенцов тут не один, составляя ему достаточно приятную компанию. особенно ему нравится песик, который с ним с самого рождения. его любимая игрушка и, хаха, по всей видимости, его единственный друг. переодеваясь в домашнюю одежду (шорты и футболку), руслан ловит максимально неприятные флешбеки. настолько, что он жмурится от фантомных прикосновений у собственной спины. острые ногти проводят по лопаткам, касаясь подушечками где-то между костей, проходясь ими по позвоночнику. но у руса воздух перекрывает на несколько секунд, когда у уха со стороны летучей мыши он чувствует еще и тяжелое дыхание. его глаза округляются, а на лбу выступает пару капель пота. тело окутывает страх, а душа на несколько секунд выходит из тела. нет, ему не страшно за себя. шатен уже не боится боли, не боится смерти, но тело даже так нельзя обмануть. тушенцов не понимает, кто стоит сзади, галлюцинации ли это, или своеобразная попытка юры связаться со своим живым корешем. шатен тихо-тихо шепчет то ли для себя, то ли для человека сзади: «уходи». нет, это точно не юра– он бы не стал так пугать, да и приставать, блять, тоже. удается выдохнуть только спустя еще минуту. кажется, что кто-то шептал неразборчивые слова все это время, заставляя русю покрыться мурашками раз пятьсот. все обрывается абсолютно также неожиданно, как и начинается– руслана отпускает и он снова может двигаться, хватаясь за лицо и жадно глотая воздух ртом. наверное, если бы не плавание в детстве, то он бы к хуям сейчас задохнулся.       комната покидается моментально, как его отпускает. руся ныряет на кухню, открывая там окно и вдыхая ледяной воздух, чтобы взбодриться после неприятной ситуации. он даже не может воспринять ее адекватно, кажется, что это все галлюцинации больного разума, ужасные игры психики, которые забивают тушенцова в угол, словно ебучую малютку-мышь. силуэты в окнах и за углами стали его друзьями, которые согревают острыми когтями его одинокое, практически безжизненное тело. шатен тыкает на кнопку кипячения у чайника, заставляя технику начать грозно шипеть, словно дворовую кошку. лапша лежит в нижнем ящике в одной из кастрюль, заставляя тушенцова бегать по всей кухне как ошпаренного в попытке отвлечься. то за тарелками, то за самой пачкой, то к скипевшему чайнику, дабы залить все перемолотое месиво кипятком. за окном сейчас сплошная темнота. желтым светом горят фонари, окрашивая в подобный тон весь лежащий вблизи снег. руслан просто нуждается в том, чтобы немного перекусить, даже если это будет не самая полезная еда. да и поел бы он через силу, и хуй бы с этим, но вот же неожиданность. руслан практически на коленях, спустя пятнадцать минут после завтрака, ползет в ванну и по новой давится слезами. в глазах все плывет, пока чувство тревоги начинает давить на солнечное сплетение, а голова мутнеть и тяжелеть, словно чугунок. выжженые керосином дороги из слез пылают адским огнем, пока руслану уже похуй на то, что там у него происходит на душе, ведь сейчас главная миссия– это предотвратить происходящее. кажется, что эти адские мучения никогда его, блять, не оставят в покое. и за что ему это все? неужели, блять, это такая плата за популярность и деньги? сука, да лучше бы жил в нищете всю жизнь и умер бы в ней, но только не этот пиздец. только не даня, только не тики, только не физическая боль. докоснувшись голыми коленями до серого коврика, тушенцов кончиками пальцев задевает белую керамику. сил терпеть и сдерживать все внутри больше нет. тошнота подкатывает к горлу отвратительным комком, вырываясь наружу разорванными кусками недоеденной лапши, смешанной с зелено-желтым желудочным соком. непереваренное содержимое жкт с водянистым звуком пачкает часть пола и сидушки, оставшись еще и на недавно постиранном матушкой коврике. изо рта тянется липкая нить грязной, мутной слюны, заставляя руслана пытаться сплевывать остатки пищи. смесь отвратительного цвета, бледно-оливковая, выплывающая на поверхность как-будто капельками жира, с комками и кусочками соевого «мяса». кажется, что руслановский желудок в трубочку сворачивается от подобного истязания. запачканные соком губы пытаются вспомнить хоть какую-то молитву, бормоча что-то совершенно несвязное. господи, руслану же не хватает моральной боли, раз судьба послала ему психогенную рвоту в жизнь. у него кружится голова, в глазах все плывет, а весь жкт прыгает, как лягушка. в глазах скапливается влага, когда руслан косплеит блюющую собаку (которая не специально делает трахательные движения, дабы вызвать у себя рвоту), еще и сворачивающуюся в три погибели с прилагающимся хрипящим звуком. помимо хрипов и мольбы о помощи, тушенцова сопровождает звук воды, которая мелкими порциями выливается из него. руслан в рот ебал эту ебучую съеденную ранее лапшу, хотя вряд ли она была виновницей и наоборот, спасла его от рвоты желудочным соком (это и так было под конец, но зато не все время). в организме руса мощнейший выброс катехоламинов, сейчас мучают бесконечные спазмы гладкомышечной мускулатуры. повышенное артериальное давление, из-за которого болит голова, ужасно ебашит сердце, словно сейчас взорвется нахуй. рвотный рефлекс просто невозможно сдержать внутри себя, во рту надолго застывает привкус крови и кислоты, которая остается на зубах скрипучим порошком.

***

      тушенцов стоит в дверном проходе в спальню, неуверенно покачиваясь из стороны в сторону и мутным взглядом озаряя свою комнату. окна плотно зашторены, дует прохладный ветер из открытого окна. руслан ненавидит холод, ненавидит все, что с ним происходит, ненавидит свою жизнь. в его мыслях пустота и мрак, он не ощущает уже ничего, пытаясь найти хоть какой-то знак, указывающий ему на будущее. рус придерживается ладонью за стену, медленно пытаясь дойти до своей кровати и просто лечь спать. одеяло неаккуратно лежит на простынях, подушки точно также криво расположились у изголовья. тушенцов ложится куда-то на край, цепляясь взглядом за повернутый к нему стул. раньше, ночуя здесь, он вечно отворачивал его в сторону (или просил об этом даню): боялся, что проснется от паралича и там будет сидеть какой-то отвратительный монстр. засыпая сейчас, он совсем ничего не хочет. больше нет страха за себя и свое здоровье, нет никаких желаний на завтра, да и планов тоже. валяться в тухлой кровати, на старом и пыльном постельном белье. можно ходить под себя в туалет, свернувшись в позу жертвы и иногда поглядывать не в потолок, а в стену. разглядывать плотную штору, которой закрыто окно, возможно подтягивать одеяло к лицу. просто больше нет сил.

und wieder fiel die

zugeklebte vase auf den boden.

es scheint, als hätten sie absolut alles verstanden, aber verdammt, seit wann.

10/05/21

***

      громко играет музыка, словно в тот злополучный для руса день. биты ударяют по мозгам, но тушенцов об этом никому не рассказал и даже не пожаловался. не портить же другим настроение каким-то своими проблемами? совершенно нет. хотя, если бы он наябедничал коле, то друг точно убавил бы музыку в ноль, чтобы тушенцову было комфортно находиться рядом. тушенцову приятно ощущать то, как о нем хоть кто-то заботится, но принимать эту заботу он не хочет. он давно отвык от нее, давно отвык от внимания близких людей, больше не видит смысла в теплых чувствах. в сердце засел едкий февральский холод, не дав шанса никому приблизиться. а коля восхищен тушенцовым. такой красивый, одетый с иголочки и безумно к себе манящий, словно запретный плод. ромадову хочется очутиться на месте третьей тлеющей сигареты на израненных губах, хочется уловить его нежный взгляд на небо, чтобы это все принадлежало только ромадову. – русь, ты такой красивый, – нежно лепетает псевдоблондин, аккуратно примостившись к объекту обожания на плечо. что же сегодня стало? почему ты не отпихнешь его? он переходит за рамки дозволенного... тушенцов разглядывает звезды, в алкогольной эйфории все кажется таким знакомым и красивым. он все еще мечтает найти там кассиопею, указать пальцем на созвездия и громко вскрикнуть, словно ребенок, что он нашел. нашел то, что он искал бурыми годами, надрываясь в крике нескончаемой боли. – ты тоже сегодня сияешь, – сравнил колю со звездой, но не объяснил этого. нет, никто не должен был слышать о сиянии... колиной радости не было предела. вместо недельного игнорирования и монолога, он получает ответный комплимент. одна секунда и ромадов точно взорвется от радости, но пока только широко улыбается в попытке найти себе место у солнышка, лечь там и всецело принимать лучики руслановского тепла. мнется на плече, пытается ухватить его за руку, а может даже крепко прижаться и никогда не отпускать. минуты идут словно часы, тянутся мальбаро на языке, застывая в пелене плотских желаний. наверное, если коля не скажет то, что у него на уме сегодня– не скажет никогда. именно сейчас руслановские карие глаза, ежесекундно наполненные ужасом и болью, очищены хотя-бы немного (наверное из-за выпитого количества алкоголя ему уже насрать на все происходящее в жизни). – русь, – начинает диалог (или монолог?) ромадов. – м? – затягивается, слегка повернув голову к другу. – ты просто не представляешь, как ты красив сейчас, – конечно, коля не решается сразу перейти к делу, но очень торопится, – даже такой пьяный ты так великолепен, честно, я уже ебанулся. прости, за то что я щас сделаю, но если не сделаю, то проведу день рождения в ванне, а хочу с тобой. раз, и теперь на языке вкус крепкого алкоголя (вроде виски), а на губах теперь что-то с кровавым привкусом. он целует руслана аккуратно, касаясь его израненных губ своими, прижимая ладонь к его горящей от стыда (или смущения?) щеке. нет, это неправильно, этого не должно было быть сегодня. не должно было быть в принципе. мои губы, они... в голове всплывает вопрос: и как только коля решился на это? пили вместе, а накрыло по-разному: у тушенцова на фоне головняка потребность в хоть чьем-то внимании и, наверное, ласке. он, словно одинокий волк, ужасно голодает по заботе, которую он ранее получал хотя бы в маленьком количестве. а может это ромадов так подумал... ай, не суть. они сейчас целуются на балконе в колиной комнате на какой-то съемной хате, переплетая языки в танце и забираясь куда-то под ребра друг-другу. у ромадова в животе проснулись бабочки: он так ждал этого события. так ждал, что рус залечится после расставания и наконец-то обратит на него должное внимание. он мечтал о их поцелуе перед сном, размышлял утром, перебирал идеи за завтраком, продумывал за ужином и представлял в вечернем душе. в собственных мыслях, тушенцов уже был влюблен в него по уши, ведь как можно устоять перед таким, как коля? как же жаль, что тушенцов сейчас безумно пьян. из-за переполняющей внутри боли он пил алкоголь чуть ли не с горла и в конских дозах, напившись вперед всех. наверное не стоит объяснять то, что никаких романтических чувств к коле он не испытывал. дружеские– возможно, но никак не любовь или симпатия. но почему он тогда с ним целуется, отвечая на ласки взаимностью? да хуй его, блять, знает. а в голове– кроющий диссонанс, как же мои губы может целовать не он. как бы не было больно, но на месте коли не представляется он (хотя очень бы хотелось, чтобы это было им). тушенцовский разум абсолютно пуст, немного пьян, но все-таки отдающий отчет действиям. отдающий, но в душе не ебущий, зачем ему все это. ромадов отстраняется, перестав целовать такие желанные руслановские губы. он своими туманными глазами смотрит в такие завораживающие карие, изучая смешанные эмоции в них. серые николаевские глаза похожи на туман над слегка замерзшим озером, безусловно красивые и очень глубокие, но не глубже кровавого асфальта. – русь, – коля на его фоне похож на стеклышко, – я тебя люблю. так глупо признаваться в своих чувствах человеку, который (по ощущениям тушенцова) только-только расстался с тем, кого считал своим смыслом жизни. рус молчит, просто многозадачно пялясь в колины бесцветные сапфиры. хуй знает, че ему надо ответить в таком случае. шатен просто утыкается ему в шею, вдыхая незнакомый запах тела и проводя носом по краске, что навсегда застряла в молочной коже. губами он касается букв, что складываются в «encore», скользя к кадыку и чувствуя, как ромадов прижимает его к себе ближе, подтягивая руса своими руками, которые соединились в замок у лопаток. это не-пра-виль-но. майская ночь такая теплая, безумно сладкая и легкая, как зефир или сладкая вата. тушенцов так молчалив, но коле больше и не надо– главное, чтобы никуда не ушел и провел с ним время, а может даже больше... переборол внутри гордость, вступив в отношения с николаем. ну как же можно не любить такого, как лида? руслан великолепен в поцелуях и ласках настолько, что в ромадове просыпается чувство ревности– его шатен учился целоваться не с ним, оказывал прелюдии не ему и говорил когда-то слова о любви тоже не ему. ромадов не совсем здорово ревнив, но сейчас то какая разница, верно? ибо нынешний рус принадлежит ему и, наверное, принадлежать будет дальше. возможно секрет их спальни станет доступен для друзей? чтобы теперь уж точно никто больше не метил свой заляпанный жиром взгляд на родного человека с такими глубокими, карими глазами...       николай по-шлюшьему касается чужого паха ладонью. он ведь так долго ждал этого, словно несколько лет боролся за это касание, за которое его... не ругают. да, совершенно никакой ответной реакции. руслан принимает движение молча, просто продолжая целовать крашенного друга в шею, крепко его обнимая. так хочется снова ощутить заботу и ласку, мечтательно смотреть на небо и ощущать теплые прикосновения на руках. ромадову русино молчание дает зеленый свет. он так аккуратно тянется к животу, касаясь его кончиками пальцев и скользя ниже, ныряя рукой под резинки одежды. это все неправильно и отвратительно, этого не должно быть наяву. это ложь, это нереально, это придумано. блять, перестань меня трогать...       руслан так молчалив и бесчувственен, хоть и пытающийся угодить не только себе, худо-бедно удовлетворяя и прихоти ромадова. наверное, рус эгоист, если так поступает с колей– ебет его тушку, хотя сам ничего к нему не чувствует, кроме как дружеских чувств. тушенцов, словно последняя мразь, потакает своим капризам, изливая в сексе свою скопившуюся боль: царапается, оставляет на теле синяки и даже в какой-то момент душит колю до хрипа в горле, остановившись только из-за пугающего звучания, которое отбрасывает его в собственные кошмары. неужели он стал тем монстром, которого боялся видеть ночью? подобная практика буквально вынудила его протрезветь: к концу их долгого секса руслан был вновь трезвенником, который снова лежал в кровати и пытался уснуть. чистый разум снова мучали мысли, боль, совесть грызла изнутри прожорливой крысой– «ну что же я, блять, наделал? дал ему надежду на ясное завтра зная, что не смогу дать ему даже немного своей любви»– стоит шатким гулом в голове. единственное, что может уложить руса спать без лишних заморок– это либо конская доза алкоголя, либо же снотворное, которое ему прописал врач. сейчас он, блять, чист и без волшебных таблеток под рукой. супер. за окном уже виден возбужденный нежно-розовый восход солнышка, которое вот-вот выйдет из своего укрытия. а у руслана и сна не в одном глазу, ибо на трезвую голову сразу же куча проблем и мыслей. коля уже спит который час, вырубившись при первой же возможности. он так сладко уложился на руслановской груди своей тяжелой головой, словно ласковый кот. на нем сейчас нет нихуя, кроме каких-то первых попавшихся шорт из чемодана и косо-криво натянутого русом наспех нижнего белья. это реально. коля и его безответные чувства– это просто отличная причина для загонов на следующие лет пять, руслан. помимо отношений с ним он будет винить себя еще и в том, что ромадов– это не его человек, но он все равно подпустил его к себе ближе, чем на метр. тушенцов не знает, сможет ли он когда-нибудь еще полюбить кого-либо. кажется, что он оставил в его груди (и голове) непоправимый ущерб, который сможет исправить только гроб. может быть, у руси совсем скоро перестанет по рыжему болеть, но вот снова испытать теплоту сгорания от простого нахождения рядом с любимым человеком...

***

      рядом с колей на кровати нет никого. безумно неприятно просыпать без объятий любимого человека, с которым он вчера уснул. кажется, что тушенцов курит на балконе– за шторами виднеется мелькающий силуэт, что загораживает яркий солнечный свет. интересно, сколько же сейчас времени? наверное, все уже разошлись. о, поскорее бы приготовить завтрак– ромадов так долго ничего не ел, его живот неприятно бурчит и заставляет его побыстрее встать с кровати. о господи, какая же эйфория его переполняет– наконец-то он сблизился с русланом. он больше не будет его игнорировать сутками, не писать тягучими днями и нежно-нежно целовать в шею и темечко, пока коля смущенно улыбается и держит любимого за усыпанную татуировками руку. ромадов так счастлив, что его самый главный подарок все-таки у него. все (пока что) именно так, как он и загадывал в ноль-ноль. выбравшись из-под теплого одеяла, ромадов накидывает на голые плечи черное полотенце, дабы потом сразу же пойти в душ. все таки вчера сил на это не было, но было бы кстати. выглянув в открытую балконную дверь, коля наблюдает за тем, как рус стоит в своей вчерашней помятой рубашке (которая не до конца застегнута) и курит свои сигареты. сколько он выкурил их за последние несколько дней? ой, это же так вредно для его здоровья... только ромадов собирался поприветствовать его и пожелать доброго утра, спросить о желаемом завтраке, как в уши врезается тушенцовский раслабленный голос. – между нами нет ничего серьезного, – отчеканивает жестко и совсем без эмоций. это нереально, пожалуйста, пусть это будет сном... скажи, что ты не понял о чем я. у коли с этим руслановским заявлением сразу же пропадает улыбка с лица. – ой, – опускает глаза и неловко кусает изнутри щеку, пытаясь сдержать внутри себя бурю эмоций. – да, извини, рус. все нормально, – он как-будто ответил сам себе, печально пялясь в пол. он понял. это реально. эйфория, словно шарик с гелием, улетучилась и покинула колю в один миг. ну как можно сохранить хорошее настроение, когда твои мечты в один раз разрушили, словно песочный замок? да нахуй такое утро в принципе. ночью тушенцов льстит комплиментами, мокро целует в шею, губы и, словно дорогая проститутка, удовлетворяет самые ужасные плотские фантазии, исполняет желания, словно ебанный дед мороз... но а утром что? посылает на хуй, и даже не на свой? ну как же блядски обидно... коля чувствует себя использованным презервативом, засохшей спермой на использованной салфетке, которую в итоге выкинули к хуям. но ладно! рус просто не определился в своих чувствах, чтобы сказать заветные несколько слов. да, пожалуй ромадову осталось подождать совсем чуть-чуть. придурок, не жди ничего серьезного. руслан не поймет того, что на коле нет ни единого синяка и малейшей царапинки, хотя в голове отчетливо поселился образ сия действа.

und dann war mir neben dir sehr kalt, und doch war ich deine muse.

ich erstarrte und starb.

von welcher art von liebe hast du gesprochen?

11/12/20

***

      руслан греет заледеневшие руки о еле-еле теплый стаканчик из кфс. как назло забыл подаренные перчатки дома. данила сильно торопил его– вот и мерзни теперь из-за него, долбоебище. буквально минут десять назад бумажка из фастфуда обжигала руки, словно ты горишь, а сейчас чуть горячая. остыла всего за пару минут... ох, ебанные морозы– нет сил терпеть иней на шарфе и наблюдать за белыми ледешками над кашинскими бетонными. его светлые реснички покрыты тоненькой коркой льда, заставляя того моргать намного реже, еще и с большими усилиями. – они совсем, сука, ахуели, – ругется рыжий, держа в краснющих пальцах собственный телефон. яркий свет экрана отражается в его глазах сквозь тьму. самая настоящая (ахуеть холодная) зима, а значит снова темнеет очень рано. – че? – пыхтит сквозь черный шарф. – дорого, раньше отсюда можно было за две сотки доехать спокойно, накрутили лишние сто рублей, бляди, – даня ругается, испуская изо рта клубы пара. ощущение, словно у него во рту только что побывала электронная сигарета. – ай, ладно... я заказываю. тушенцов же лишь хмыкает в ответ, отворачиваясь от своего партнера в сторону, начиная рассматривать очень печальные кирпичные и панельные пятиэтажки. между кучи домов в спальном районе было немного теплее, чем на остановке, ведь ветер не добирался до стоящих на морозе парней. ну или они уже не чувствовали холода... после того, как рус осмотрелся на местности, он переводит взгляд глаз на белую крышку, прокручивая в голове события (без двадцати минут) минувшего дня. сегодня они встретились с одним ахуенно-веселым общим корешем, ебейше вкусно поели в одном из торговых центров города, отдыхая в зоне фудкортов, а потом прошлись до ближайшего кфс за напитками и даже покатались на автобусе, что бывало достаточно редко. к сожалению, с другом пришлось расстаться еще на позапрошлой остановке, когда мальчики поехали с ним на автобусе. они то вышли, а вот друг поехал дальше, ибо ему-то было по пути. и вот, русе с данилой повезло намного меньше. слишком поздно для общественного транспорта, чтоб сесть с пересадкой... почему не покатились изначально на такси? все просто: они и так проебали огромные деньги лишь на то, чтобы похавать и отдохнуть, а траты на комфортный транспорт еще больше били по бюджету на один день. ай, да не суть уже. – хыхы, – хрюкает тушенцов, чуть толкая кашина в плечо, – смотри, у кого-то кухня красная. пиздец дизайн конечно, руки бы оторвать долбоебу... вон, на пятом этаже, окно горит, – поправляет примерзшие к носу очки. – видишь? – ага... ну не, скорее фиолетовая... – да ну, – руслан шмыгает носом, – ну бордовая. но никак не фиолетовая... смотреть на то, как жалко тушенцов пытается завести с даней хоть какой-то диалог. ну и как с ним, блять, быть? корчит недовольное еблище, словно ему в душу насрали. что опять натворил руслан в его глазах?       шатен уже минуты считает до приезда ебанного таксиста. ненавистный, обжигающий холод словно затекает в его черное сердце, ковыряя внутренности своими острыми ледышками. – это он? это он, это он! – руся начинает движение в сторону заезжающей во двор машины, слушая кряхтение данилы сзади. – серый хендай, а-ноль-двенадцать? – ээм, не видно... – рус начинает щурить глаза, пытаясь сфокусироваться на номере. – ну вроде. – вот сука, ты прикинь, уже платное ожидание подрубил... – начинает возмущаться кашин, наблюдая жа тем, как мужчина за рулем еще даже не припарковался. ебучий яндекс. и вот, руслан наконец-то садится в теплую машину. слева спереди сидит водитель, сзади водителя данила, а справа от кашина и сам рус. не успевает пройти и двух минут, как кашин снова тянется к телефону в кармане своей куртки. краем раздраженных глаз тушенцов замечает, как тот заходит в телеграм, что-то начиная увлеченно читать в диалоге с кем-то. наверное он никогда больше не станет читать их общий чат с таким же интересом... они ведь живут вместе, зачем это все? перекинуться парой слов– это уже достижение. сука, и по мозгам долбит этот звук отправки сообщения, это оживленное и раздражающее щелканье экранной клавиатуры. нет же отключить, но мы же такие открытые, ничего не скрывающие... а тушенцов, блять, умолял данилу отключить данную функцию, чтобы никого не бесило, но всегда был один ответ «не хочу». кажется, что руслан вот-вот взорвется из-за этого, разлетевшись кровавыми ошметками на весь салон, словно кега с пивом. шатен не подглядывает, не пытается вникнуть в диалог и просто молчит. иногда смотрит в свое окно, иногда поглядывает в лобовуху. разве он имеет право запретить ему общаться с... мистером анонимом? не суть даже, с кем он там переписывается. очень даже суть, руслан знает, кто кроется за экраном. кому шлют сердечки, с кем общаются без пяти несколько лет. русу сегодня было особенно обидно, когда его партнер представился каким-то чужим именем в кофейне, в которой они решили посидеть втроем. вроде бы и ничего такого, но есть одно «но»: данным именем было «леша». кто так, блять, вообще делает? руслана это особенно коцнуло: ответной реакцией было залипание в телефон (ему никто не пишет, поэтому он просто делает какие-то вещи по работе и читает каналы с новостями). глупо было получать данины настороженные вопросы «че опять случилось?» и просьбы «посидеть с ними». какой-то цирк. с русланом никто не говорит всю дорогу. он слушает лишь приглушенное радио таксиста и эти ебучие щелчки клавиатуры на пару с чпоканьем отправленных сообщений. кажется, что его еще долго будет косить от таких звуков, ибо слушать подобное лежа или сидя рядом с данилой– это реально пиздец. сука, да горит пускай синим пламенем этот ебанный включенный звук, к которому данила относится с большими заботой и трепетом, чем к руслану. дома кашин снова не будет понимать, в чем же причина плохого настроения партнера, а руслан тяжело вздыхать и думать, когда же это все кончится.       лиза (и еще несколько друзей) твердят ему о том, чтобы он данилу бросил к чертям, ведь рыжий– полный рэд флаг, заметными и невооруженным взглядом. неред талдычет тушенцову о том, что с каждым днем все становится хуже, их совместная жизнь с данилой сыпется на глазах, а девушка продолжает вбивать в голову то, что все волшебным образом не станет хорошо на следующий день, пытаясь разбить ему розовые очки. лиза еще давно поняла, что бесполезно спорить с влюбленным человеком. он хоть под машину кинется, лишь бы не уйти от своей любви, даже если за него волнуются абсолютно все друзья. руслан не понимает, как можно уйти от человека, которого ты любишь? как можно оборвать это все в один миг без причины? да даже если кашин к нему остыл– он попытается снова зажечь в его сердце самый яркий пожар, который только можно. но так безумно сильно хочется домой...

meine liebsten augen blickten mich gleichgültig an.

12/09/21

***

      тушенцов лежит в кровати, пялясь в потолок и чувствуя, как в его ногах ползает теплый комочек шерсти, грея заледневшую кожу. кажется, что прошла всего неделя после того, как они расстались с ним. прошло всего три дня с того, как он переспал с колей. всего день после того, как ему отдали ириса... но почему за окном снова скоро появится снег? а в голове все еще мысль «убить себя, когда он выпадет». листья успели вырасти и опасть по новой, медленно приближаясь к тому, чтобы на зиму покрыться инием... неужели прошло уже больше полугода? почему руслан даже этого не замечает? его жизнь просто однотонная и серая. из всего ужаса выбивались самые «яркие» события, которые можно уместить в максимум неделю. в каком-то смысле, это даже пугало руса: у нормальных людей жизнь ведь не настолько циклична? они не переживают временную петлю изо дня в день, не живут чужую жизнь, наблюдая за всем со стороны. никто из нормальных людей днем не смеется рядом с друзьями, а ночью, в пустой квартире, пытается уснуть шестой час просто лежа в кровати. слушая приглушенное мурчание и давясь слезами, которые просто текут уже без повода, затекая в ушную раковину, или скапливаясь на подбородке.       и вот, руся снова уле-еле находит силы встать из теплой кровати, аккуратно тормоша ириса, чтобы он потянувшись покинул его ноги. первым делом после пробуждения он идет на кухню, открывать дорогущую кошачью консерву и вываливая содержимое в железную миску, разделенную на две части. пиздец, этот ахуевший рыжий комок питается лучше, чем его хозяин: ест строго по расписанию, строго по граммовке и строго только качественный корм с большим содержанием мяса, ну обоссаться. только после того, как руслан убеждается в том, что его любимец кушает, он идет в ванну приводить в порядок уже себя. не сказать, что сильно любимого, но...       руслан стоит перед зеркалом, оперевшись на кромку белоснежной раковины ладонями, смотря себе же в глаза. огромные мешки под нижними веками, чуть впалые глаза и безчувственный, уставший взгляд, который видел, кажется, абсолютно весь ад на грешной земле. руслан стеклянный, разговаривающий сам с собой и похожий на вымоченный в молоке хлебный мякиш, иногда улыбающийся без причины, когда вспоминает о лучших моментах своей жизни. он скалит кафельные зубы тогда, когда его на миг бросает обратно, в свое приторно-сладкое прошлое. в апреле, во время (очередного, выпрошенного у руса ромадовским нытьем) похода с колей за покупками в магазин, блондин очень испугался, когда руслан держа в руках йогурт начал очень страшно улыбаться без какой-либо весомой причины. тушенцов обещает себе, что изменится. станет тем, о ком снились сны, станет сильнее тех, кого видит в манящей темноте переулков. станет сияющей грозой среди черных тучек, раскатом грома среди майской тишины. работа, встречи, посиделки через силу, концерты, митки, треки, в которых он рассказывал свою боль, бесконечные разговоры с самим собой и безусловные воспоминания о «лучших» пережитых временах... это разве то, о чем ты мечтал, руслан? давить из себя остатки дофамина через соковыжималку, когда ты просто апельсиновая корочка, а не его сочная мякоть. мякоть ведь выжрали крысы, оставив лишь жесткую шкурку. ради чего или кого ты перемалываешь в труху свои кости, принуждая себя через силу к «нормальной» человеческой жизни? винишь себя в безответных чувствах, бесконечно рефлексируешь по-поводу своих старых отношений, глупо думая, что ты мог что-нибудь тогда изменить. найти его на двадцать минут раньше, или может вообще не пускать его туда, чтобы идиот не натворил неисправимого для «семьи». думать, что прошлое возможно исправить– это априори тюрьма, из которой нет выхода. в нее попадают многие, но никто не выходит: все гниют внутри, прикованные неподъемными гирями со стальными цепями к холодному бетонному полу. выбираться можно тогда, когда ты осознаешь простую истину, которая витает в воздухе, но увы, сколькие смогут поймать тайну за хвост и распотрошить ее? только спустя несколько минут бессмысленного стояния у зеркала тушенцову в глаза бросается что-то непоправимое в знакомой картине. примерно такое же, как сведение судьбы с ним. что-то с русланом в отражении не так: он в ужасе касается кончиками дрожащих пальцев своих погрызанных губ, понимая лишь одно– это никуда не пропадет само по себе, ему срочно нужна помощь специалиста. так тщетно в неверии пытается пальцами разгладить обездвиженную часть лица, поправить все руками, словно он пластилиновая фигурка, испуганными глазами пытаясь найти в окружающей среде хоть как-нибудь помощь. первое пришедшее в голову– схватиться за нож, второе– хвататься за телефон, гуглить синдромы и вызывать такси да ехать в больницу. очевидно, что же выбирает тушенцов. сквозь пробирающий ужас он умывается ледяной водой (думая, что, возможно, что-нибудь в мышцах просто защемило) и чистит зубы, пытаясь не разглядывать свою щеку вместе со ртом в подсвечиваемом зеркале. спустя минут двадцать, в спешке он запрыгивает в рандомные шмотки, одеваясь достаточно легко, а после вызывая такси к своему дому и до круглосуточного приемного отделения к которому он привязан. прихватил с собой медицинскую карту, которая была на руках из-за недавнего приема у невролога, снилс, паспорт, деньги, телефон, наушники... блять, уже с самого утра его уже приследуют какие-то проблемы, при чем свалившиеся абсолютно из ниоткуда, как снег в мае. господи, русу иногда казалось, что он просто проклят какими-то ебучими бесами.       шатен торчит в больнице долго. дергает ногой, сидя в очереди, кусает щеки изнутри и тревожно проверяет сообщения в мессенджере. пытается дописаться до лизы, чтобы оповестить ее о странной ситуации, но та куда-то очень невовремя пропала. поговорить о ситуации абсолютно не с кем. неред– человек, который выслушает и успокоит, словно мама прижмет к груди и поцелует в макушку, а ромадов в свою очередь поднимет весь свой дом на уши, обзвонит всех платных врачей и уже назначит руслану прием через десять минут. примерно до полудня тушенцов мается хуйней, ловя осуждающие взгляды людей (в частности старшего поколения) из очереди. в итоге консультация с врачем занимает меньше пятнадцати минут, а в голове появляется очевидный вопрос: «а стоило ли это потраченного времени?». стоило ли ему ловить краем уха шепот с оскорблениями, обидные слова о ломке, сказанные на полном серьезе? еще и в период времени, когда довести тебя может даже упавшая на пол шариковая ручка. пожалев о потерянном времени и услышанных словах, домой шатен идет под громкую музыку. пустыми глазами замечает холодное, но очень яркое солнышко, которое изо всех сил пыхтит ради прогрева земли и бетона. рус поправляет черные очки на переносице, плотно стягивает шнурок в капюшоне кофты, чтобы точно не слепило. сегодняшний прогноз погоды приятно радовал теплом, по которому можно знатно соскучиться, когда ты его не ощущаешь. тушенцов поправляет в ухе маленькое, белое устройство. в голове сразу же появляется мысль о предосторожности на дороге, которую ему затирали ещё в школе: из-за громкой музыки вы можете не услышать звук приближающегося автомобиля, будьте осторожны и бла-бла-бла... а может оно и на руку? остановить весь этот ад не на миг, а навсегда. исчезнуть из жизни окружающих по щелчку пальцев, соприкоснуться лицом с дорогим деревом, а может и лечь в печку для кремации. руслана не пугает боль, больше не страшно умереть, нет мыслей «а что будет после смерти?», хотя раньше пугало даже малейшее упоминание послесмертной темноты и стремно было даже за слегка рассеченную кожу на пальце, пока резал колбасу на первый прием пищи. сейчас же тушенцов буквально ест боль на завтрак, пережевывая зубами стекло из зеркал и своих окон. стоя на светофоре, руслан думает, как бы шагнуть на красный. начать перебегать дорогу с открытыми глазами, чтобы увидеть перед смертью хоть что-нибудь. хочет вот-вот добавить к недоделанным битам звука, как молотком в голову приходит осознание. нет, это не ответственность случайного водителя за то, что сбил нелепого пешехода на переходе. сука, его дома ждет ненакормленный ирис. его незаменимый кот, который успокаивает руслана пока тот плачет, нарезая мясо в когда-то любимый его плов. нет, тушенцову точно нельзя умереть сегодня, ведь его рыжик точно не сможет открыть жестяную банку с консервой внутри. может, стоит поставить автоматическую кормушку? интересно, сколько такая стоит?

nur der hass wird

stärker sein als die liebe.

25/05/22

***

      ромадов сидит на кухонном стуле, качая ногой и листая ленту новостного. коля только вернулся домой со съемки, поэтому не успел даже переодеться. когда в гостях у него руслан– кормят вкусно, правда шмотки его таскать нельзя... краем глаза, коля замечает, как его сосед выходит из своей комнаты. одетый в футболку, рваную зипку, дырявые (как коля) джинсы и, кажется, в домашних носках. – руслан! – че? – он стоит у зеркала в прихожей, надевая очки и одним движением поправляя волосы. шатен синоним слова стиль. – ты в магазин? а можно с тобой? я уже одетый, – улыбается николай, прыгая у руслана так, словно он его песик. – господи, – тушенцов опускает глаза и цокает, – нахуя? опять что-нибудь у меня клянчить? нет, спасибо. – а?.. нет, русь, я не буду у тебя ничего просить. честно, – и ради чего он так унижается перед ним? еще и ведет себя так, словно он ребенок, а рус строгая мама. тушенцов тяжело вздыхает, накидывая на плечи какую-то первую попавшуюся на глаза ветровку. за окном идет мелкий дождь, чем-то похожий на мелкую манную крупу. вот вроде и май, а ощущение, словно с неба хуярит снег. – валяй. а коля рад даже такому сухому ответу, который выдавлен через «пошел нахуй». руслан сегодня, почему-то, очень не в настроении. не сказать, что шатен последний год сиял от счастья, но конкретно сейчас что-то изменилось, он был особенно раздраженный. стал как-то злее, да и шутки обидней.... если ромадов вдруг пошутит про руслановское пмс то, наверное, ему сломают нос, а может еще и хребет бонусом. хотя может и поржет, хуй знает с его закидонами.       ромадов за пару минут натягивает на ноги кроссовки и надевает свою куртку, чуть ли не прыгая на месте от радости. тушенцов молча выходит из квартиры, начиная ожидать лифт и колю, который спешно закрывает свои хоромы на ключ и подбегает к руслану, начиная расспрашивать его о покупках на сегодня. может, он что-то хочет приготовить для них? например, пасту с креветками, или гуляш с картофелем! господи, руся ведь так вкусно готовит. может, будет романтический ужин? – руслан, а что ты собираешься купить? – не знаю, что-нибудь посмотрю и придумаю, – створки лифта открываются. шатен проходит первый, наблюдая за движениями сзади в зеркале. коля пытается примаститься рядом, держась за поручень. – может, макароны приготовишь? у тебя они очень вкусные, – поднимает взгляд, скользя по лицу партнера. в ответ шатен лишь хмыкнул, отводя глаза от лица ромадова. поездка до первого этажа ощущается очень некомфортно. николаю неимоверно неловко, словно есть какая-то недоговоренность между парнями, утаенные секреты и тайны, не предназначенные для ушей. что такое могло случиться у руслана, если он такой недовольный? кто испортил колиному счастью настроение? узнать бы этого уебка... ромадов точно бы набил ему еблище, если бы только мог. а тушенцов все лямки у рюкзака поправляет, пиля взглядом отражающую поверхность, прожигая внутри металла сквозную дыру. у руслана такие внутри души. заткнуть бы их чем-нибудь, залечить, зализать, зашить и никогда не вспоминать. нет сил больше менять кровавые бинты каждые тридцать минут и лить верху свежий спирт, корчась от боли... убивают мысли о коле, душат. заставляют ночами не спать, заставляют уши гореть от стыда пламенем. сможет ли тущенцов просить себя за эту ложь? за все эти поцелуи, объятия, блядский секс по вечерам в различных позах... но какой в них смысл, когда ты не любишь человека?.. ай, опять рус потерял нить повествования в голове и уже забыл, че там у него спросили. ну и какой смысл отвечать, если нет ни единой мысли о том, что сказать в поддержку разговора? спустя какое-то время цифра этажа сменяется на единицу, а руслан пулей выходит из маленькой металлической коробочки, оставив колю одного.       ромадов похож на ребенка. бежит за длинноногим русей, пытаясь его догнать и о чем-то заговорить. одарить комплиментами, высосать хоть пару слов в поддержку диалога... хочется как-то поднять шатену настроение, заставить его улыбнуться хоть на пару секунд. увидеть его красивую улыбку, хоть и вовсе неидеальную. как-то раз коля даже касался руками онемевшей части руслановского лица, губами проводя по обездвиженной щеке и с особой любовью целуя в край губ. тогда шатен впервые его не пизданул по рукам, а просто чуть отпрянул в конце, дав понять о том, что это было не обязательно. пока колян вспоминает о приятной ситуации с партнером, тушенцов битый час стоит у стендов с мясом, поглядывая на кусок свинины. может, что-нибудь пошаманить в духовке? например, сделать мясо по французски... сколько идей, а самое главное– мысли о кухне в его квартире. серый гарнитур, любимая цветная посуда и заточенные до остроты орлиного зрения ножи. руся непроизвольно улыбнулся, кидая подложку в корзину висящую на его руке. – а что ты будешь делать? – коля заглядывает в корзинку, смотря на черную подложку с мясистым куском внутри. – мясо по французски. – ого, наверное очень вкусно, – ромадов уже представляет, как будет уплетать небольшие порции с картофелем и сыром, держа руслана за руку или лежа на его плече... но он ведь не в курсе, что тушенцов собирается идти домой один. набор продуктов в тележке выглядит очень вкусно, а если еще и знать, кто будет это готовить... там, внутри, лежит пару килограмм картофеля, свинина, майонез и кусочек какого-то супер-крутого и дорогого сыра. лук, морковь, три банки редбулла, пачка чая, десяток яиц, тряпочки для стола, однотонные губки для посуды, моющее средство, большая пачка спиртовых салфеток и вторая, чуть поменьше, но уже для интимной гигиены. а на салфетках сверху лежит пара пп-шных батончиков с протеином и вкусом «брауни». коля, конечно, не совсем понимает, зачем им еще яйца, если у них уже есть штук пятнадцать в холодильнике и еще одни салфетки... но, лишними наверно они не будут, так ведь? тушенцова бесят вечные вопросы коли и его желание узнать все, что связано с русланом. кажется, что у него скоро легкие износятся так много вздыхать от безысходности. – мне оплатить тебе? – нет, я сам, – тяжело вздыхает. он не содержанка же, блять, чтобы за него оплачивали еду? – давай я оплачу, русь, мне не сложно, правда, – ромадов улыбается, плетясь за любимым на кассу. и снова глубокий вздох... – давай корзину, руслан, – тянется к пластиковым ручкам, висящим на чужом локте. – сука, – руслан резко останавливается, переводя взгляд на надоедливого друга, – коля, хватит. отъебись от меня и моей корзины, – вновь начинает движение вперед, оставив чуть погрустневшего колю сзади. тушенцов начинает выкладывать продукты на движущуюся ленту, разделяя свои продукты от чужих специальной палкой, попутно роясь по карманам в поиске своего бумажника. безусловно, колина доброта– прекрасна, но явно не для руслана. ему не хочется, чтобы ему снова при ссорах в упрек говорили про то, что за него платили и на него тратили деньги. он сам сможет себя обеспечить и оплатить абсолютно каждую нужду, от туалетной бумаги до новейшей теслы. молча пялится на продавшицу, наблюдая за тем, как женщина поочередно пробивает продукты, а руслан складывает пробитое по пакетам. за практически тридцать лет жизни он приуспел в местерстве укладывания продуктов в полиэтилен, складывая все очень быстро, но при этом действительно практично. может, ему стоило бы пойти работать кассиром, вместо музыки? коля же подтянулся к кассе и теперь стоит рядом, печально пялясь себе под ноги. иногда ему действительно было очень обидно за то, что делает с ним руслан. обижали тушенцовские слова, действия, оставаясь побоями на корке больного сознания... но разве можно уйти от своей любви, которой он добивался около трех лет? уже тогда, в двадцатом году, ромадов был безумно заинтересован в руслане (возможно даже переходя границы дозволенного). даже тогда он хотел знать о шатене все, хотел касаться, целовать его обветренные губы и держаться за руки. ромадов все еще ненавидит бывшего руслана, желая плюнуть тому в лицо. мечтает избить до смерти, запинать ногами и раздавить в лепешку, оставив гнить тело на помойке... как жаль, что он не может. ему изредка приходится общаться с рыжим, контактировать с ним и даже слушать о нем истории из уст ильи. как никак, эти двое встречаются достаточно долго... а данила так и не изменился. такой же распиздяй, но, слава богу, уже не обкалывающий себе все ноги и не валяющийся на полу с пеной у рта. – ой, – охает коля, поднимая взгляд на почти ушедшего руслана, – подожди! ромадов берет оба пакета с пола, пока его любовь расплачивается за продукты. медленно начинает двигаться в сторону выхода, плечом толкая дверь и проходя в нее. рус спешно догоняет его уже на улице, пытаясь отобрать у того пакеты. – коля, отдай, – он словно забирает у своей собаки какой-то мусор из пасти. – нет, русь, я донесу. мне не сложно, правда, они легкие, – по ним бьет слабый дождик, заставляя колю поежиться. – блять, – опять злится, – коля, не зли меня, нахуй, отдай пакеты, – дергает за податливые ручки в чужих ладонях, вырывая пакет и удобно хватая. тушенцов разворачивается в противоположную сторону от колиной квартиры, начиная идти... к себе домой? коля остается стоять посреди улицы так, словно его тут мама бросила. на глазах навернулись слезы– неужели он заслуживает этого? неужели все эти страдания стоят того, чтобы ебаться с русланом? чтобы видеть его злую рожу, пиздить у него одежду, пока он не знает, есть его еду и обнимать со спины, пока он моет посуду... вспоминаются все моменты, проведенные с ним. а может игра и стоит свеч... пока ромадов думает и сожалеет (винит себя в том, что он сейчас психанул и съебался к себе), руслан уже переходит дорогу, отходя все дальше и дальше.

die leere in mir.

22/02/21

***

      дане холодно. где его машина? он же просто... задремал за рулем, пока ехал. неужели что-то случилось? где он? медленно открывает глаза, видя над собой черное небо: там нет ни одной звезды, а луна светит настолько тускло, что черт ногу сломит здесь. он лежит на белой подушке из снега, его руки покрылись цыпками и покраснели, а касаясь снега, когда встает, он чувствует точечно покалывающее тепло. открытая от одежды кожа горит, переливаясь языками пламени. его окружают бесконечные ели, покрытые толстым слоем снега. непроглядная тьма окутывает всех, кто пребывает тут в столь поздний час. кашин видит только то, что от него не дальше трех метров. кажется, что он очутился в хорроре про слендера, и теперь ему надо найти несколько записок для спасения... или, может, найти кого-то одного? рыжий не знает, зачем он идет вперед, зарывая ноги в снег. белая крошка попадает внутрь кроссовок, заставляя носки насквозь промокнуть. ноги вязнут в мягкой массе, утопая в огромных сугробах. он словно идет по болоту, опасаясь каждого своего шага. кашина дергает, как солевого, когда он слышит хруст сзади. он поворачивает корпус в сторону, оглядываясь по сторонам и пытаясь найти виновника шума. сердце начинает биться чаще, когда в мертвой тишине, вдали, снова слышен какой-то треск. – кто здесь? – самый банальный вопрос в этой ситуации. голос раздается эхом по лесу, отдавая в замерзшие и покрасневшие уши. парень сжимает кулаки, опуская взгляд и замечая массивные точки рядом с его неаккуратными, плавающими следами. круги выглядят изящно и красиво на фоне кашинских неровных волн, кажется, что это– идеальная фигура... но кому она принадлежит? душа, кажется, покидает тело, когда среди качающихся деревьев данила слышит рев. хриплые, низкие и протяжные звуки, похожие на вой и напоминающие какое-то невнятное мычание, бормотание психически больного. он раздается со всех сторон, сзади и снизу, даже сверху, на уровне полета диких птиц. кажется, что даню загнали в ловушку, словно дичь, ему совсем некуда бежать. обмороженные, практически не двигающиеся ноги вязнут в ужасно липком снеге, руки, словно заржавевший механизм, больше не двигаются и не способны защитить своего владельца. остается только молиться господу богу, чтобы данила выжил в эту ночь. глотая обжигающий воздух, он пытается доползти до ели, чтобы спрятаться за ее массивным стволом. наступая на следы чьих-то ног, он скользит вниз, снова касаясь красными ладонями белого снега: по пальцам словно проходит ток, фантомно согревая онемевшие пальцы. хруст, хруст, хруст, хруст. быстрые, легкие шаги доносятся до ушей, принуждая подавиться воздухом. чей-то бег по снегу заставляет снова поднять голову и осмотреть местность. данила пытается заткнуть свое громкое дыхание, кусая изнутри щеки. в тишине кажется, что его вздохи сравнимы с истошным криком. глотание слюны отдает в уши вместе с пульсом сто тридцать в минуту. мразь прячется между сосен, но даня знает, что оно рядом. оно наблюдает за его беспомощным состоянием, насмехаясь над ним, тыкая пальцем и захлебываясь в оре, мигая своими лампочками. – даня, – нежность в голосе успокаивает, убаюкивает, снова хочется лечь в теплый сугроб и закрыть глаза... тушенцовский голос такой знакомый, такой любимый... да, это он. он пришел помочь. – дань, ты где? я слышал тебя, подай знак. я потерял... – руслан? – на глазах выступают слезы. он нашел меня. – руслан, я здесь, за елью у пней, – пытается встать с карачек, цепляясь ногтями за серую кору. вновь слышен хруст, но он больше не пугает. данила ошибся– это не монстр, а его любимый руслан. он вернулся, чтобы найти кашина, чтобы помочь ему справиться с тем, что навалилось. он поможет, найдет и поймет, без тыканья пальцем и криков. шаги все ближе, а разговоры все громче. – руслан, я так ждал тебя, – он улыбается, видя приближающийся силуэт, – я так скучал. почему ты ушел? я так переживал, – он улыбается, смотря в знакомые черты лица. – я придурок, дань, – расплывается в улыбке, снимая с шеи шарф и протягивая его дане. стягивает с ладошек перчатки, укутывая рыжего в тепло, пытаясь его согреть. – я тоже соскучился. шатен тянется в объятия, прижимая любимого к себе и шепотом, практически неслышно, начиная извиняться. – даня, данила, поехали домой? – у меня ноги... онемели. – он выдыхает клубы белого пара, закрывая глаза и чувствуя в животе обжигающее тепло. тушенцов начинает поднимать партнера, пытаясь закинуть того к себе на руки и донести до машины. данила пытается закрыть глаза, но ему мешает сильная тряска и резкий, сладковато-железный вкус во рту. – руслан, – он медленно открывает глаза, вот-вот желая спросить, что за тряска, но его пробивает ужас. из его рта, мелкой струйкой на снег, капает алая жижа, смешанная с кафельными ошметками зубов. липкая и горячая кровь льется фонтаном, словно ему отрезали язык и вырвали абсолютно все остатки корней от клыков, оставив лишь мягонькие десна, как у старика. даня закашливается, понимая, что его держит совсем не его руслан, да что уж там, это даже не чужой руслан. кашин поднят в воздух на рогах дикого оленя, чьи глаза в темноте сияют как фонари, возвышая тело человека выше и выше, словно желая сломать ему все кости просто скинув с высоты. некогда приятная теплота в животе оказывается не бабочками, а вывернутыми наружу кишками, намотанными на острые палки. голова моментально начинет кружиться, а к горлу подходить ком рвоты. он весь в крови, пух из куртки налипает на кольца кишечника и окрашивается в ало-бурый цвет, падая еще и на холодную землю. кофта под курткой точно также разорвана, с мелкими (и не очень) дырками, в которых с минуты на минуту будут копошиться трупные черви. от дани уже пахнет как от трупа– кто знает, чем он кололся? кажется, что это все нереально. кажется, что все должно кончиться прямо сейчас, но дикое животное только продолжает трясти головой, желая пробить человеческую тушу насквозь, сломав ребра и позвочник в труху, заставив косточки высыпаться в трусы. снова слышен его невнятный рев, смешивающийся в гортанное бульканье попавшей в пасть человеческой кровью. олень начинает нервно бодать рогами по дереву, животное хочет избавиться от туши, скинуть ее с себя, но получается только дальше насаживать обездвиженное тело на свои острые рожки, попутно рыча. данины глаза закатываются, пока он издает хрипы глоткой, изредка подергивая конечностями из последних сил. его руки и ноги болтаются как тряпичные конечности детской куколки, больше нет желания бороться за свою жизнь. он снова выплевывает огромные пузыри крови в абсолютно красный снег, упираясь руками в животные ветви. кажется, что он не чувствует совершенно ничего из-за шока, но все еще прибывает в сознании, мучаясь неприлично долго. сладость в носу и рту покалывает изнутри, запах аммиака заставляет находиться в сознании, наблюдая за тем, как в шерсти парнокопытного роются белые личинки. жуки заползают в его бездушные, слезящиеся глаза, оставаясь там и питаясь его слезами. даня словно чувствует, как что-то ползает по его внутренностям. отвратительно чавкает, пробуя деликатес и оценивая его на высшую цифру, подзывая к себе родственников, друзей и знакомых. личинки уже внутри, возможно даже прямо сейчас ебутся под бледной кожей, заползая во внутрь взбухших вен, плодя все больше мерзких и мелких детей. наверное, даня заслужил это. правда, тут одно но: он не знает, чем. не знает, за что ему этот ад наяву. не знает, почему вдруг стало так больно, хотя секунду назад тепло, кажется, щекотало его живот. не знает, куда же он без руслана. ценность любви познается в расставании: больше не кажутся глупыми его доебы, есть понимание того, почему он злился на определенные вещи, которые делал даня... но разве это все был повод уйти? так хочется верить в то, что он вернется. проснуться утром на полу от того, что твои щеки легонько бьют, а лицо смачивают холодной водой. разлепить глаза и увидеть, как обеспокоенный партнер тебя будит. может просит прощения, а может снова растворяется в пелене слез, оставшись щиплющим ощущением в носу и глотке.

15/12/23

***

      данила устал видеть один и тот же сон, просыпаясь утром рядом с другим человеком. он так устал вспоминать события минувших лет, вечно коря себя за содеянное, коря за чувства и некую ложь, что он изо дня в день повторяет. иногда, лежа в кровати или стоя перед зеркалом, кашин так хочется вернуться туда, в свой родной двадцать первый, и понять, что же он потерял на самом деле. проебал больше, чем человека. потерял больше, чем потратил на наркотики за всю свою жизнь. растворил в тех руках то, что даже его нынешние отношения с ильей не дают и половины того, что давал руслан. и ведь тушенцов отдавался рыжему полностью, словно жертвуя собой и своей личностью во благо любви... но кашин все проебал. абсолютно. глупо лгать насчет того, что данила сейчас не любит руслана, но и сказать, что он обделяет илью этим же чувством тоже нельзя. иногда у рыжего едет крыша, на месте зеленоглазого ильи все время мерещится кареглазая бестия, что является даниле во снах. но иногда, вместо бывшего партнера, он видит женщину, которая молча пилит даню взглядом, поправляя свои длинные, черные волосы. касается челки, убирая волосы с запахом груши подальше от лица, а иногда наоборот, прячется за ними, словно за каменной стеной. кашину хочется видеть в ней руслана– она полностью повторяет его черты, холодно пялясь в окружающую пустоту, либо же прячась за черными пределами сна, тихо всхлипывая под шум воды. женщина ни разу не проронила ни единого слова за все несколько лет, которые ее встречают. очень редко плачет, а бывает вместо этого молча уходит вдаль, ступая голыми стопами по холодному кафелю, шурша парами ног и придерживая белую кромку своего черного платья, чтобы то точно не мешалось. может, именно эта загадочная леди издает те щелкающие и клацающие звуки? ее стопы всегда в осколках стекла. колени разбиты в мясо. на спине, когда пуговицы сзади расстегнулись перед пробуждением, рыжий заметил огромный шрам вдоль всего позвоночника. картина отпечаталась в памяти так, словно была в самом деле. он всегда пытался заговорить с ней, перекинуться хоть парой слов и, наконец, узнать правду. иногда казалось, что красивее женщины он никогда не видел. жизнь таяла в ее магмовых глазах, плавилась и сгорала, взрываясь феерверком. даже мама была затменена этой мадам, иногда побуждая желание найти ее в реальности... может, в жизни она была бы более разговорчивой?.. это вообще нормально– испытывать симпатию к той, чьего голоса ты не знаешь? не знаешь ее саму, а еще когда она иногда тебя убивает. душит, перерезает горло и вены или разбивает голову молотком, когда вы сидите на лунном пляже. возможно, эта леди ненавидит данилу. но она снится не так часто, как руслан, а еще меньше ему снится илья и другие.       сегодня они снова ночуют вместе, засыпая в обнимку и готовя вместе завтрак. потом они поедут гулять в парк, покушают еду из теремка и обязательно будут смотреть какой-нибудь старый фильм. а потом будут целоваться, пока герои расследуют убийство, забираться друг-другу под ребра, пока маньяк вводит заточку под сердце своей матери. наверное, люди называют именно это любовью... и даня, наверное, назовет тоже. поцелует илюшу в нос, ласково сказав о чувствах, а ночью снова касаясь своего бывшего. и ведь как бы не хотелось забыться в корякове– мозг не обманешь. в мозгу дыра, которую прожрали черви и наркотики, в которую из раза в раз суется тушенцов. даня себя ненавидит и по делу винит, иногда желая просто ебашиться об стол или стену головой, чтобы забыть все. если бы не илья, то точно бы сторчался еще года два назад, как только это все началось. кашина на две части рвет, одну тянут за ноги, а вторую за плечи, словно специальный канат для собак. и, сука, сиди думай, кто же победит в этой битве в итоге: илья, который всеми силами пытается, или руслан, который не появлялся в жизни столько времени? он не прикладывает абсолютно ничего, ни капли силы, но кажется, что скоро выиграет. кашин слаб до жути. ему стыдно так, что даже своему партнеру он не рассказывает о том, что было раньше. илюша лишь мельком знает о том, что там было до их встречи. что-то слышал о руслане, как о хорошем человеке и партнере, но увы, расставшимся с рыжим на (мягко говоря) отвратительной ноте. ай, да если бы данила хотел, то нашел бы способ стать свободным от своего темного прошлого. отрыл бы способ, чтобы не мучать корякова своими болячками в голове. не шептал бы чужое имя во сне, не рылся в чудесном лесу в поиске любимой грязи, словно шрек, который не желает выйти из зоны своего комфорта. а илья его любит. таит все оплошности в глазах других людей, закрывает глаза на его беды в голове... в частности, конечно, в случае чего коряков жаловался именно коле ромадову, который надух ебыря илюшиного не переносил. говорил уходить, бежать, сверкать пятками и махать ручкой, однако колина неприязнь была для зеленоглазого очень странной. необоснованной, безпричинной и даже слишком агрессивной. коля и агрессия– это буквально антонимы, но видеть надо то, как коля злится на кашина. отдельный вид неописуемого ужаса, хотя и илья в свою очередь не давал колиному партнеру продыху. вечно рассуждал о том, почему же тот все никак не вступает в официальные отношения с ромадовым, поскольку видел, как его друг страдает по шатену, однако оспорить аргумент «не любит» не мог, поэтому отношения у илюши и руса были в целом неплохие, хоть и с некоторыми упреками. без лжи– тушенцов интересный человек, и коряков понимает, почему же ромадов на него запал и не отлипает уже сколько лет. иногда, безусловно, пугало колино поведение, пугали его мысли, не состыковаясь с любовными взглядами самого ильи... но разве это все повод закончить общение? корякова это мало касалось, поэтому, это было бы слишком тупая причина бросить (как никак) своего лучшего друга. да и по его словам, ему в жизни нахуй ничего не нужно, кроме как «музыки, руслана и тебя (вернее ильи)». ромадова можно охарактеризовать как пиздец упертую и эгоистичную мразь, что до двадцать первого (или чуть ранее?) не была готова даже извиниться первой, даже когда очевидно была не права. интересно, и что же рус с ним такого сотворил, как заколдовал, что смог поставить эту блядоту на колени за пару месяцев, научив эгоста извиняться после ссор первым?       данила бы хотел заставить себя любить илью по настоящему. не ловить себя на мысли о тушенцове, не думать о нем и наконец-то отпустить. он не знает, почему так происходит изо дня в день, просыпаясь в холодном поту от очередного кошмара. особенно страшно ловить себя на использовании чужих повадок и после очередного «плохого сна», бешеными глазами искать илью и тыкаться ему в плечо, чтобы уснуть. искать его по всей квартире, ступая босыми ногами на холодный линолиум и молить, чтобы тот с ним полежал. насколько больно понимать, что ты временами ощущаешь его боль на себе? он отравил тебя, лишил возможности жить дальше, в то время, как ты лишил его возможности любить. руслан сейчас отрицает существование того факта, что он когда-то был с ним. общение, секс, фиты, отношения– все это гора пепла, которую тушенцов сжег еще давно, когда плотно занялся собой. ему не нужны отношения, поскольку единственной его любовью должна остаться музыка... все его планы, блять, портит коля, которого он допустил к себе слишком близко, чтобы теперь его отогнать. хочется думать, что руслановское безразличие– это всего навсего странные отходы от того, что было раньше. иногда, лежа в ромадовской квартире, он думает о многом, связанном с хозяином жилища. по факту, коля сейчас убивается по руслану, однако он был предупрежден сразу о том, что шатен нихуя не тот, чей образ устоялся в пустой голове псевдоблондина. руслан безэмоционально говорил о том, что он мразь, твердил о том, что мечтает умереть от ножа в сердце, но коля лишь гладил его по спине, крепко обнимая и говоря, что они через все пройдут. ромадов не знал, чем ему это обернется. не верил, твердил то, что сам придумал... поэтому и не жалуется, переступая через всю свою гордость, сквозь зубы стелясь под своего ебыря ради ласки и псевдолюбви. он готов идти по головам, чтобы быть с тушенцовым... да что уж там, он уже пошел по черепам невинных ради своей выгоды и хотелок, но зато как же он доволен своим деянием... и ему ни капельки не стыдно за это, а наоборот, он очень гордится, но (снова переступая через гордость) молчит. никому не рассказывает, как партизан... однако сколько он еще сможет играть в молчанку? желание хвастовства у него больше, чем желание трахаться на кровати с тушенцовым несколько часов напролет... хотя, нет, не настолько огромное. наверное просто больше любви к самому же себе.