ich schreibe
obszönitäten auf das
haus von jemandem, ich bin der weinfleck
auf deiner weißen jacke,
ich bin irgendwo links auf dem foto im album eines anderen, im hintergrund.
15/02/19
***
руслан лежит на кровати, не в силах пошевелиться. его словно мучает паралич наяву, от которого ему никак не убежать. руслановская жизнь стала персональным кошмаром, из которого он никак не может выбраться. ад продолжается практически два месяца, за которые тушенцов пережил весь круг человеческих эмоций. радость, горе, разочарование, отвращение. только вот в списке пока нет принятия, хотя занять оно должно первое место. на сегодня у него встреча с лизой, на которую он никак не позволит себе опоздать. в спальне снова никого нет, кроме лежащего где-то рядом данилы. внутри только неприятная тошнота, сопровождающаяся голодным урчанием. зашторенные окна, неубранные таблетки у тумбочки, которыми тушенцов закидывается буквально как только встает. лицо корчится в гримасе отвращения, а неприятный вкус на языке запивается водой. рус берет телефон в руки, сонно изучая уведомления, договаривается с лизой о месте встречи, времени и еще паре тонких моментов, которые его интересуют. обещает рассказать о пережитом вчера при встрече, на что неред безумно сильно надеется и хочет думать, что руслан не будет врать или недоговаривать что-либо. она ведь не дура, знает руса не первый день, учитывает нежелание выносить сор из избы и тому подобное. взгляд мужчины из зеркала встречается с руслановым, заставляя холодок пробежать по спине, волоски привстать, а в горле пересохнуть. шатен стыдливо опускает свои глаза, жмурясь и пытаясь прийти в себя. кажется, что его еще не отпустило после вчерашних неприятных событий. жизнь словно пластилиновый театр, где всего один актер, что играет свои смертельные роли на износ, пока не умрет от бессилия. руслану жутко плохо, словно он пил всю прошлую неделю. его как-будто напичкали самым сильным снотворным из аптечки и уложили спать двадцать часов подряд. дома вновь холодно. из приоткрытых окон дует сильный ветер, заставляя содрогнуться и поежиться, в попытке согреться о себя же. шатен тянется к ручке, накинувшись весом на окошко и проворачивая ту с хрустом, закрывая неприятному холоду возможность проникнуть и в без того ледяной дом. парню завтра надо будет пойти на свой первый курс психологии. достаточно тревожно на этот счет, ведь подобный опыт у него был практически единственным в жизни. разумеется, что в первую очередь его интересуют знания, а не новые знакомые и влитие в коллектив. срать он хотел на других, но тревога не дает ему дышать. немного потупив взгляд в окно, руслан отворачивается. за стеклом снова манящие деревья, что костляво машут голыми ветками по ту сторону рамы, приветствуя сонную принцессу. навязчиво лезут мысли, что умоляют руслана выйти на улицу и улечься в снег, как в пуховую кровать. укрыться леденящим одеялом и заснуть навсегда, никогда и не о чем больше не переживая. не о даниле и его изменах, не о страхе посещения курсов, да даже лизины проблемы ебать его не будут. умрет от переохлаждения организма и хай все делают то, что хотят. откидывая желание утопиться в снегу, тушенцов вздыхает тяжело, но очень тихо. он волочет ноги по полу, передвигаясь, словно зомби. опять монотонное утро, которое повлечет за собой готовку завтрака, просмотр телевизора с ебучими новостями, перекур на балконе. единственное, что разбавит его однотипный день– это лиза. девушка с солнышком вместо души и радугой с облаками над головой. только радуга какая-то странная; без голубого цвета после зеленого. не смотря на некоторые лизины проебы– для руслана она была тем человеком, на которого он мог положиться. парень доверял ей самые сокровенные тайны, хоть иногда и приправляя их щепоткой горькой лжи, дабы неред не разъебала русу рожу и не исписала данину машину словами о том, что он пидор. было очень сложно лгать своей лучшей подруге, но, опять же, варианта лучше вранья рус не видел (или видеть вообще не хотел). витая в собственных мыслях, руслан не замечает, как уже вновь стоит напротив зеркала, умывая лицо холодной водой. внутри шатена о скалы бьются злые волны бирюзового цвета, омывая мшистые камни густой пеной. бьет ураган и заставляет чуть пошатываться. он с ненавистью смотрит на отражение, желая никогда себя не видеть больше. этот ужасный упадок сил и нежелание верить в то, что солепыга из отражения– это он. мешки под глазами, уставший взгляд и слегка впалые глаза, в которых застыл лишь страх и ненависть. хочется ударить зеркало кулаком и разнести его к хуям собачьим. кулак, или зеркало– это уже другой вопрос. пальцы с рунами скользят по лицу, опуская нижние веки и оголяя вишнево-винную начинку глаза под ними. что же ему скажет лиза по поводу его внешнего вида? скорее всего, сравнит его с зомби и скажет типа: «ха-ха, ну ебать твой тюбик тебя и довел. уходи, родной, тебе не нужны такие отношения». конечно, вряд ли формулировка будет именно такой, но смысл будет уж точно примерный. хочется свернуться комочком на даниных коленях, задыхаясь от его запаха. хочется сжимать его бедра, прижимаясь щекой к одному из них, ощущая горячее тепло. больше нет желания держать в руках автомат у виска данилы, в случае чего просто убив его без лишних слов. тушенцов замечает незаметную точку на губе, устало хныкнув. рассматривает ее. судя по всему, у него выскочил герпес. странно, что пиздец. на улицу даже толком не выходил, а болячку подцепил. рус вновь берет щетку, наносит пасту, чистит зубы. мысли совсем не в тему твердят о том, что руслану пора бы схватиться за станок и закончить все эти, кажется, бесконечные страдания. голова просто доверху забита отвратительными и навязчивыми мыслями, которые хочется заткнуть раз и навсегда. десна снова сильно кровоточат, расплываясь кровавыми узорами в сплеве фиолетовой массы на дне раковины. за межкомнатной дверью туалета раздаются шорохи проснувшегося данилы, который пробирается через всю квартиру на кухню, убирая телефон в шорты. наливает холодную воду из-под крана, выпивая стакан с жидкостью залпом. мало того, что на язык коты насрали, так еще и жутко мучает сушняк, немного болит голова и пищит в ушах. сегодня его разбудили не обычные кричи соседей, а их громкая долбежка. страсть к ним, видимо, возвращается, в отличие от кого-то. вчера, кажется, женатики говорили о том, что ярику исполняется двадцать. с праздником, дорогой сосед? рыжий вновь недопонимает, где опять спрятался руслан. ушел в магазин? пошел мыться, или просто сидит где-то, в ожидании своего рыжего принца? данила аккуратно проходит по коридору, озаряя взглядом вещи. тушенцов все-таки дома, и это несомненно радует. судя по звукам из-за закрытой белой двери– руся моется, или же умывается. хмыкнув, кашин несколько секунд тупит бессмысленный взгляд в деревяшку и уходит, немного прихрамывая. шатен, смывая красно-фиолетовую пенку, прислушивается к каждому стуку. слышит, как трескается кнопка включения телефона и этот бесящий звук разблокировки. ударившись об борт ванны, парень матерится, вновь запрокидывая ноги внутрь, одна за другой. настройка воды, установка лейки над головой, мокрые волосы и стекающие по плечам холодные капли. руслан уставший, хоть он только проснулся. обессилен, словно вот-вот упадет замертво. на ладони наносится шампунь для волос, вспениваясь о темные локоны и аккуратно, нежно, массируется кожа головы. пена плотная и пушистая, немного похожая на талый снег, который можно деформировать в причудливые формы и лепить хуи. напененные волосы можно спокойно уложить в виде кошачьих ушек или дьявольских рогов, и они ведь будут держаться так какое-то время. получилась бы достаточно забавная тень, но тушенцову сейчас вовсе не смешно. он смывает белую массу в головы, так и не подурачившись. ванильный гель для душа больше не пахнет молоком, от былого запаха осталась только надпись на этикетке. теперь ноты смешиваются в запах аммиака и странной, терпкой сладости. застыв с бутылкой в руках, тушенцов жмурит глаза и выкрикивает какофонию звуков, состоящих в основном из «а» и «м». сейчас, все-таки, легче перевести тик в крик. по лицу стекают слегка прохладные струйки, после разбиваясь о белую эмаль ванны. руслан приоткрывает веки, сразу сужая зрачки от увиденной картины. перед ним, буквально в паре сантиметров, на стене, висит просто отвратительное существо. такой ужас природы никогда не хотелось увидеть вживую. сколопендра переглядывается с ним, словно улыбаясь тушенцову и наблюдая за действиями напуганного мальчика. развалившаяся на несколько кубиков, длинная, худощавая. щелкающая своим ртом тварь, что готова проглотить целиком. он начинает медленно скользить чуть дальше, не желая хоть как-либо с ней пересекаться. пускай ползет, куда ползла, игнорируя боящегося руса. ее отвратительные ноги медленно переминаются, а внутри, кажется, что-то пульсирует. бьется, словно настоящее сердце. она нежится на солнышке, не в силах уйти из такого чудного места, желая остаться тут навсегда. о, это отвратительное насекомое, что спокойно может узнать все тайны тушенцова, проникнуть в его голову и выгрызть дырку в его мозгу, вылезая через противоположное ухо. как парень будет истошно визжать и реветь, пытаясь выбить из головы чудо природы, которое засядет глубоко и надолго, откладывая яйца внутри и оставшись навечно со своей семьей в уютном месте, где тепло и много еды. будут жрать его, как настоящие подкожные паразиты, и будут они ничуть не хуже данилы. к горлу подкатывает рвота, руслан прикрывает рот рукой, пытаясь сдержать все внутри себя, сглатывая ужасный ком. перед глазами мир плывет, и только живность на плитке остается в фокусе руслановского зрения. она знает все его тайны, молит признаться в содеянном, желая шатену только добра. но ведь признаться– значит добровольно согласиться на расстрел или распятие, подставить висок под дуло дробовика и лично отсчитывать время до выстрела, протягивая цифры. три, два, один. хрусть. признание– не выход, ведь его больше не существует в глазах шатена. так ему сказала дама, что элегантно разлеглась на солнышке, уже собираясь уходить. в один миг все прекращается. больше нет тошноты у горла, голова не кружится, а многоногая «мисс» уже ушла восвояси, словно ее и не было здесь. руслан, словно забитый кролик, стоит в другом конце ванны, сжимая кулаки и трепетно ища сколопендру взглядом по всей комнате. ее больше нет, она растворилась в тушенцове и слилась с ним навечно, желая научить его своей мудрости. тахикардия, страх, полотенце, хлопок, вылет с ванны, мокрые следы на линолеуме. даня удивленно смотрит на пробегающего мимо зала руслана, немного хмурясь и отписывая что-то типа «погодь, ща вернусь». привстав с дивана, рыжий начинает движение, выглядывая из-за дверного косяка, наблюдая за русланом. он что-то с себя стряхивает, щелкает челюстью и иногда подергивается, как в припадке. не совсем ясно, что с ним произошло, но видимо ничего хорошего. данила хмыкает, ныряя снова вглубь зала, пока его не заметили. руслан проводит руками по телу, ощущая липкие и тонкие ножки мадам на себе. так страшно думать о том, что она может оказаться сзади, на спине или затылке. когда его отпускают мысли о ползающей по нему сороконожке, парень вздыхает, обхватив себя руками и присев на край диванчика. руки трясутся в страхе, словно он увидел не живое существо (для кого-то, возможно, даже очень милое), а самую настоящую матушку-смерть. липкие следы остаются на коже ожогами, заставляя ерзать и продолжать чесаться. сердце трепетно бьется, управляя руслановскими мыслями. в них только загадочная, сороконогая женщина, с глубокими, черными глазами, что пилят до дырки внутри, через которую можно будет увидеть луну. она продолжает делать то, что уже сделал данила, не уходя сильно далеко. она твердит о том, что прощения нет никому, даже самому близкому человеку. вбивает молотком в голову то, что никто не заслуживает отпущения грехов, что прощать никого не надо никогда, иначе люди будут тобой пользоваться раз за разом. выхода из порочного круга нет, как и желания плыть дальше по морю из собственной крови, слез и сомнений. закрыв глаза и сделав глубокий вдох, руслан все-таки набирается сил. он не знает, сколько минут делал дыхательную гимнастику, но явно достаточно долго. возможно, около получаса или больше. тушенцов, теперь, вполне в сознании, чтобы творить что-нибудь дальше. рус не слышал абсолютно ничего, пока пребывал в состоянии амебы. звуки сливались в один писк, который тормошил мозги, белым шумом трахая во все дыры своей нервозностью. впервые за несколько дней, руслана, кажется, одолевает голод. живот неприятно скручивается в трубочку, вытягивается, складывается пополам и разгибается по новой, неприятно повывая, как какой-то волк. из соседней комнаты, холодной водой, выливается в уши данин голос. такой спокойный, но неприятный. — рус, сделай мне поесть. — у нас дома почти ничего нет. что тебе сделать? — спрашивает руслан, пытаясь сохранить остатки хорошего настроения. — не знаю, придумай что-нибудь, — хмыкает кашин. как же тушенцова бесил этот звук печатающих клавиш, который данила никогда не выключал. тушенцов так устал от этой кашинской неопределенности. «не знаю, придумай, сделай, подай» — это слова барина, которые относятся к его личной служанке. но руслан не какая-то горничная, он живой человек и его партнер. почему он должен выполнять его приказы, как будто даня– это русин ребенок? тяжелый вздох рушит тишину холодной комнаты. это будет точно последний раз, когда руслан на это ведется. а может и не последний, кто знает? руслан же та еще вафля. мягкая, пропитанная медом и карамелью снаружи и внутри, но на деле сухая и пресная, с привкусом сожженной бумаги. тушенцов встает со своего места, мысленно думая над тем, что же будет есть кашин. суп скис, ибо его никто не убрал (спасибо, данила, что оценил руслановские труды). крупы давно кончились, а мясом в морозилке и холодильнике уж точно не пахло, так как в магазин стоило сходить еще давно. на полках уж точно видно бегающих тараканов и повешенного на собственной паутине паука. при открытии белой дверцы, в глаза бросается не тронутый десяток яиц, молоко. в хлебнице лежит слегка прелый, но еще не плесневелый батон. точно, гренки! тушенцов устало берет наушники, втыкая их в уши и включает свою музыку. плейлист спокойный, немного энергичный, вполне подходящий под готовку. тонкие бедра двигаются в такт битов, пытаясь наслаждаться жизнью и забыться в собственной боли. после, руся хватается за продукты, достает посуду, вилки, сливочное масло. три яйца разбивает в тарелку, немного молока, различные приправы и чуточку свежей зелени. взбивает столовым прибором желтки, наблюдая за бело-желтой жижей, в которой плавал перец, приправа, сушеный чеснок. сковорода ставится на огонь, перед этим смазываясь желтым кубиком масла. кухня наполняется легким запахом гари, когда на раскаленную поверхность падает вымоченный в яйцах хлеб. руслан вовлекается в готовку и не замечает того, что расстроило его десять минут назад. сковорода, спустя две гренки, становится вновь сухой. руслан отрезает небольшой кусочек из масленка, нанизывая тот на ножик, потряхивая его над чугунным изделием. нож случайно выскакивает из рук, за которым шатен тянется, обжигаясь об раскаленный край. мизинец начинает пульсировать, перед этим сильно раскрасневшись. — с-с-сука, — тянется из уст тушенцова, мгновенно приложившего ладонь к холодной струйке воды из крана. вроде коснулся всего секунду, но больно так, словно все десять держал палец у открытого огня. убирая руку из-под струи, рус решает написать дане, заодно переключить песню, ибо то, что играет сейчас, по его мнению, достаточно уныло.***
руслан тушенцов 12:33 — дань, я обжегся: ( — мне больно оченьданила кашин 12:35
— кофе мне налей
— зачем
руслан тушенцов 12:35 — дань, я готовлю вообще то. у меня гренки сгорят нахуй если отойду от плиты. налей себе сам? — что зачем?данила кашин 12:37
— зачем обжогся
руслан тушенцов 12:37 — что? — ты издеваешься блять?***
становится до жути обидно. конечно, маленький ожог– это пустяк, но насколько этот пустяк становится огромным в этой ситуации. слишком большую роль играет то, как кашин к руслану относится, как просит его сделать базовые вещи, выставляя шатена своей личной служанкой. внутри все сжимается в миниатюрную горошинку, грудь вжимается внутрь во вздохе, а на сковороду капает соленая слезинка, шипя вместе с маслом наравне. лицо руслана искажается в гримасе настоящей боли, которая переполняет его и льется через края, выплескиваясь на нагретый чугун, испаряясь ненавистью и застывая в воздухе обидой. живот урчит, выворачиваясь наружу, как мешок с картошкой. тушенцов, дрожащими руками, держит вилку в руках и отламывает кусочек омлета с хлеба, отправляя его в рот, чуть ли не давясь вкусом сгнивших помоев. нет, гренки у него вышли просто отличные, очень вкусные и сочные. но вот с сознанием у него уж точно не все в порядке. желудок получает еду в первые за несколько дней. мурлычет от удовольствия несколько секунд, а потом просит еще, но руслану так плохо. его тошнит, руки двигаются произвольно, по щекам катятся крокодильи слезы. пытаясь попасть куском омлета в рот, он чуть ли не задыхается от обиды, но все равно пытаясь успокоиться. кажется, что состояние бесконечного стресса никогда его не покинет, останется с ним навсегда, засядет внутри и отложит яйца. как сороконогая мразь, с глазами шоколадными-шариками. как даня, с глазами как мокрый асфальт. но все равно он ставит чайник. все равно достает банку с растворимым кофе и сахарницу. его тело мучает сильнейший тремор, но он пытается сделать все аккуратно, захлебываясь в собственных слезах, стараясь ничего не просыпать на столешницу. весь красный, словно помидор, немного опухший и тихо всхлипывающий, как ребенок. его губы непроизвольно дрожат и отпускаются вниз в перевернутую улыбку, немного оголяя десна и зубы. похоже, словно его мучает один из тиков, но не совсем. электроприбор издает щелчок кнопкой, оповещая шатена о том, что вода внутри скипела. тушенцов берет его за ручку обожженной ладонью, наливая в любимую данину кружку кипяток, после чего разбавляя получившуюся жижу молоком.***
руслан тушенцов 12:55 — я сделал тебе кофе.данила кашин 12:59
— класс
— я надеюсь он холодный?
руслан тушенцов 13:00 — я тебе его жопой остужать буду? — нет конечно блять***
спустя полчаса-час с общего начала готовки– гренки были полностью готовы. из всего приготовленного– руслан съел только несколько кусочков оставшегося яйца, которое он зажарил и сделал омлет. желудок выл не так сильно, поэтому жизнь дальше продолжилась. кашин ушел есть в комнату, оставив русю одного, на кухне, где снова никого нет. списываться с лизой в этот момент особенно приятно, да еще и встретиться с ней через час. разве это не чудо сегодняшнего дня? эта зеленоглазая бестия обязательно расскажет о своих недавних блядках с сашей. ладно, нет, блядки– это слишком жестокое слово для ее свидания. она будет сиять, рассказывая о ней. а ведь когда-то также выглядел руслан рядом с ней. без умолку говорил о кашине, пока лиза страдала в своих прошлых отношениях. все в мире циклично, верно? переломать свои ребра хочется, зубы выплюнуть и головой об стену побиться. даня сейчас с кем-то переписывается больно оживленно, заставляя руслана мучаться. шатен этого не видел, но чувствовал, как-будто по мозгам этот звук клавиш долбил. руслан пьет чай на кухне, бросая взгляд на электронные часы телефона. опять даня в сети, с кем-то шушукается и, наверное, жалуется на руса. полупустая кружка глядит в ответ, пытаясь что-то сказать, но ее отодвигают в сторону. половина второго. самое лучшее время для того, чтобы собраться на прогулку в три, верно? но, конечно, лучше заскочить в ванну по пути, чтобы умыться и немного попытаться снять отек с ебала. парень встает со своего места, направляясь в спальню шаркающими шагами. там снова холодно, мятная свежесть совсем не доставляет удовольствия. он же, вроде, закрыл окно… хочется согреться в чьих-то объятиях, заплакать на плече и молить никогда не бросать. никогда не приносить ему той боли. господи, да хоть игнорировать полностью, но только не заставляя сердце вжиматься внутрь, натыкаясь на острые, переломанные ребра. рус проводит несколько минут в раздумьях, что лучше надеть. на улице не май месяц, но и не декабрь. декабрь… о, этот ебучий декабрь. кажется, что он будет последним в жизни руслана. словно жизни больше не существует, ведь не воспринимается она как настоящая. может, это все большой кошмар? о, скоро руслан проснется на море с даней. он будет так счастлив, словно никогда не было боли, никогда и не было этого глупого февраля и января. они останутся на корке сознания ужасным кошмаром, который сознание совсем скоро отвергнет. но пока за окном нет воды и песка, лишь снег. пушистый, но такой неприятный для глаза. бесконечный холод, желание укутаться с головой в белое одеяло и отморозить себе абсолютно каждый сантиметр тела. но даже это не сравнимо с нескончаемой болью, что даня привозит вагонами. взгляд, да и выбор в принципе, падает на черный худак «трэшер» с имитацией статуи свободы. джинсы, серые носочки и однотонная футболка под низ. чем не красавец? парень смотрится пару секунд в зеркало, ловя себя на мысли, что хочет что-нибудь изменить в себе. например, проколоть крыло носа. интересно, а как даня отреагирует на это? неспешно одевшись в выбранные вещи, он вновь красуется перед отражающей поверхностью, словно оценивая себя со стороны. вроде обычный парень, но что-то в нем не так точно. глаза косят чуточку, неаккуратные выступы, кривые зубы, не самая красивая кожа. все это когда-то там сказал ему даня. не то в шутку, не то желая выставить некрасивым посмешищем на глазах других. выбивая мысли из головы, руслан поправляет короткие волосы. скользит взглядом по настенным часам, примерно прикидывая время на дорогу. думал пройтись пешком по питерским переулкам, а в случае чего, залезть в автобус и прокатиться до нужного места. сегодня достаточно солнечно, да и сам он оделся достаточно тепло, чтобы немного подышать воздухом. вылезая из комнаты, шатен чуть не сталкивается лбом с даней, который нес грязную тарелку на кухню. — э-э, рус? — непонимающе глазеет кашин, — ты куда? в магаз что-ль? — нет, — возражает, прет напролом к прихожей. — гулять иду. пить не буду, — подъебывает обидно, но справедливо и в тему. — да хватит, — кашин опускает глаза. стыдится, кусает губы. — когда тебя ждать? — да недолго. я просто погуляю, дань, не больше, — вот же кареглазый хуесос. самому обидно вспоминать о том дне, но сам же ковыряется в ране грязными пальцами, чтобы уж точно занести инфекцию и сгнить. — точно-точно, данила, я тебе врать буду что-ли? надевает кроссовки, куртку, укрывает шею шарфом и не забывает укутать ушки, чтобы потом не мучаться от болей. даже капюшон надевает, поправляя на плечах черный рюкзак. рус видит, как даню косит от того, как он слово в слово повторяет диалог минувшего дня. — закройся, — хмыкает руслан. в ответ кашин улыбается и шутит. — сам закройся. никаких поцелуев на прощание. нет объятий, слов о удаче и «не задерживайся». кажется, что на улице будет теплее, чем в руках данилы. дверь за спиной хлопает, оставляя руслана одного. подъезд, пропитанный запахом хлорки, чистые ступеньки и небольшие разводы. спускаясь вниз, на втором этаже он замечает окрашенную в рыжий цвет бабулю с седыми корнями. проходя мимо уборщицы, рус грустно улыбается, кивает головой и тихо здоровается. старушка, работающая в доме уже не первый год, да и наверно живущая тут всю свою долгую. партнеры видели ее каждую неделю, моющую пол и убирающую всякий мусор из лифта, площадок. женщина не раз говорила о том, что руслан ей напоминает ее сына, который давно уехал куда-то там и даже не писал ей. и сердце кровью обливалось, когда рус вспоминал о данной истории. грех не поздороваться. выдыхая клубы пара, шатен выходит на улицу с писком домофона. воздух обжигает горло и щеки, заставляя поежиться и сжаться, словно ежик. холод неприятно окутывает своими руками, моментально испаряя абсолютно каждую частичку тепла в теле руслана. сунув руки в карманы, тушенцов начинает свое путешествие по снежным улицам. идет не сильно быстро, но и не плетется как черепаха. наблюдает за увядшей природой, что пачкает людей своей серостью и унынием. руслану нравилась мрачная и серая российская зима. но, к сожалению, она только усугубляла его моральное состояние, добивая своей хладнокровной неприкосновенностью. как инием укрыты коричневые ветки, дрожащие от пробирающего ветра. печально колышутся, призывая к себе хоть кого-нибудь, кто может их согреть. даже деревьям больно, они тоже желают летнего тепла. жаждут, когда же набухнут почки и раскроются новые листочки, олицетворяя их новую жизнь, хоть и такую короткую. а у руслана набухнуть может только лицо от слез. снег хрустит под ногами, словно чьи-то кости. немного талый, похожий на скисшее молоко. с примесью грязи и отходов. тушенцов идет уверенно, скрывая за очками свои глаза, не желая видеть солнечный свет. он совсем неприметный, прячущийся за людьми и сливающийся в толпе, незаметный для окружающих. не видно его глаз, лица. его самого тоже, блять, не видно. он– серость, выцветший фрагмент радужной картины. увядший цветок в горшке, нелюбимая разбитая чашка и забытый ее осколок под кухонными шкафами, но кому какое дело? он засох, словно кровь на дорогой футболке. его не любят больше долбежки соли, ради него не пойдут убивать, за него никто не отдаст свою жизнь. руслан всегда и везде был один, без намека на ответную помощь. работал с шестнадцати лет, чтобы сейчас просто сгнить в собственной рвоте, зато с любимым? останется легендой в сердцах, скинувшись с крыши своего дома. может быть так даня полюбит его снова? достав телефон из кармана, рус смотрит на время и примерно оценивает то, когда будет на месте. интересно, лиза уже там, или нет? стоит же написать ей. вдруг, неред уже заждалась его?***
руслан тушенцов 14:24 — ты где и через сколько будешьлиза неред 14:24
— ебать ты жесткий, может те еще данные моей карты дать, бандит?
— ну иду со стороны запрещающего знака возле которого ты стриптиз танцевал пьяный. вот я возле него короче. через минут 15 наверна буду в кофейне
— а ты де
руслан тушенцов 14:25 — панятна — я тоже буду примерно через то же время***
руслан ежится, вспоминая об нелепой ситуации, про которую ему напомнила лиза. тогда у него жутко болели ладони, ибо он сильно стер кожу, когда крутился. крепко держался за неровную поверхность трубы, которая была явно не предназначена для подобного. вот идиоты, предусмотреть что-ли не могли? ну вот зачем лиза напомнила? позор какой. там же еще с ними пару друзей общих было– это вообще пиздец. в голове не осталось ничего, кроме белого шума на фоне желания шагнуть на красный, да только водителей жалко. руслан рассматривает питерские здания, словно находится тут впервые. зачарованно глядит на каждое с трепетом в сердце, желая отложить их в своей краткой памяти. в последнее время он стал слишком забывчивым и неуклюжим, даже как-то тревожно от этого. наверное, на почве стресса, кошмаров и недосыпа стал так себя вести. ну ничего, справится, сильный же. вытянет себя за волосы из болота, выстрелит точно в утку из дымохода и вишнями с дерева, выросшего на голове оленя, зажжет огонь от искры из глаза. ветер пробирает до костей, проходя насквозь через куртку и обнимая ребра нежеланным касаниями. внутренности цветочные заставляя содрогнуться, опасть серо-желтые листья и приземлиться на холодную почву. размешать бы антибиотики с алкоголем и уснуть сладким сном, не задумываясь о происходящем вокруг себя. стать эгоистом на день и перестать думать о благополучии окружающих его людей. тьфу, блять. во взгляд попадает вывеска кофейни, а где-то далеко-далеко видно быстро идущую лиззку. в силу среднего роста, она ходила достаточно быстро, дабы идти в одну ногу с каким-нибудь русланом, у которого один шаг как ее нога. девушка одета тепло и по погоде. укутана в шапочку, прикрыта шарфом, одета в теплый пуховик, а на пальцах виднелись теплые перчатки. не совсем, конечно, стильно, но зато в пизду не дует, в отличие от руслана. ему очень даже сильно ветер в дырки лезет, заставляя волосы на теле вставать и ложиться каждые две минуты. прибавив скорости к шагу, руслан быстро преодолевает расстояние между собой и лизой, крепко ее обнимая при встрече, улыбаясь искренне и от радости, а не от подъеба. девушка протягивает руки за его спину и лыбится, чуть кашляя от ударившего в нос запаха табака. — пиздец, ты вонючка. еще и выглядишь, как марафонец, — обзывается неред, шутливо толкая тушенцова в грудь. — я то? вонючка? а кто вылил на себя флакон каких-то паленых духов? — рус принюхивается и чувствует легкий запах спирта. он игнорирует слова о своем не самом лучшем внешнем виде солевого наркомана. — кто? ты конечно, — девушка хихикнула, кивая головой в сторону входа. рядом с русланом она казалась каким-то ребенком, которого папа привел попить вкусный чай с ягодками. войдя в ахуеть какое горячее помещение, тушенцов вмиг согревается. внутри горит приятный для глаза желтый свет. в нос, очевидно, отдает приятным запахом свежезаваренного кофе. над кассой покачиваются лампы, словно в «пункте назначения». становится как-то неуютно от этой ужасной мысли. рус не чувствовал себя так хорошо очень долго. кажется, что он уже забыл, каково это прекрасное ощущение объятий со всех сторон, когда горячий воздух окутывает тебя. — ты что будешь? — лиза начинает снимать перчатки с котятами, складывая их одну в другую, а их уже пряча в карман куртки. — не знаю. а ты что будешь? — тебя ебать не должно, че я буду пить, — фраза вне контекста очень грубая, но на деле лиза говорит ее с заботой и улыбкой, снимая шапку и шарф. — выбирай сам, а не бери то, что буду я. — ты права, — расстегивает куртку и присматривает место, — возьми мне тогда кокосовый. про лактозу не забудь, иначе пизда будет. кокосовый раф, про который когда-то говорил даня. рус не может вспомнить, когда кашин говорил об этом… но кажется, что недавно. надо же попробовать. не зря он ему понравился, верно? тушенцов, присмотрев уютное место у окна, бежит занимать его, пока елизавета копошится в своем рюкзаке в поисках карточки и занимает очередь за горячими напитками. между столиками есть перегородки, украшенные декоративными растениями сверху. парень рассматривает саму архитектору кофейни, впитывая внутрь себя это тепло. сделанные под кирпич стены с деревянными вставками, различные плакаты и картины в рамках по кофейной тематике, куча полупокеров с ноутбуками и стаканчиком латте на овсяном рядом. тут даже полка с бесплатными книгами есть, которые при желании можно почитать. интересно, как их только все не спиздили? тушенцов снимает куртку и шарф, вешая вещи на специальную стойку рядом. остался в одной кофте, после начиная наблюдать за кипящей жизнью людей за прозрачной витриной, с обратной стороны которой были различные принты с выгодными предложениями. люди похожи на муравьев, которые вечно куда-то спешат. на работу, учебу, свидание с любимым человеком. может быть, идут в магазин, чтобы вечером приготовить вкусный ужин для себя или своего близкого. руся не замечает, как лиза вешает на крючок вещи и садится напротив. одета в теплую голубую кофту и белую футболку под ней. в ее руках лежит чек с номером заказа, который она далеко не убирает. — че завис? рассказывай, — рус вздрагивает от неожиданности, удивленно переводя взгляд на свою подругу. — рассказывать… ну щас, кофе забери и будем говорить, — хмыкнул руслан. у него есть совсем немного времени, чтобы обдумать всю историю и по возможности рассказать ее лизе без изменений. пока что, они говорят о чем-то отдаленном, о мерзкой погоде и заебавшей слякоти. — я заебался с этими кошмарами. ложусь в три еле как, а потом всю ночь мучаюсь, –рус жалуется девушке о своих проблемах со сном, кошмарах, вечных параличах. — дома, бля, все время холодно, хотя я всегда окна закрываю и дане сказал их не открывать. а он на меня как на придурка смотрел. — в смысле? — лиза хмурится, — ты закрываешь окна, но они все равно открыты? — ага. может, это он их открывает? ну чтоб меня потроллить… — эээ, слушай, может тебе это все снится? или галюны ловишь… хотя, может и долбоеб твой виноват. не успевает рус сказать что-то в ответ, как неред уже подзывают забрать заказ по громкой связи. девушка выходит из-за стола, скользя к кассе и оставляя бариста сотку чаевыми в банке. тащится с двумя белыми стаканчиками обратно уже более аккуратно, не бегом, а спокойным шагом. ставит подписанный руслановским именем стаканчик к парню, делая один глоток из своего. тушенцов открывает трубочку, вставляет ее в дырку для питья и аккуратно, не спеша, также делает глоток. напиток сладкий, безусловно вкусный, с кокосовой стружкой на дне, которая приятно хрустит на зубах, словно жуешь кусочек снега. неудивительно, что такая вкуснятина пришлась даниле по вкусу. лиза же взяла себе любимый чай с облепихой, мятой и лимоном, складывая свои лапки у лица и приподнимая брови, как бы намекая руслану начать свой душераздирающий рассказ. — ну с чего начать, — грустно перемешивает соломинкой содержимое стакана, — мы с ним толком не поговорили вчера. я ему многое высказал, а он как всегда решил, что сможет решить все деньгами, подарками. закидал меня какими-то сладостями и купил мне таблетки, — руслан отводит взгляд. — а утром все повторилось, словно вчера он пропустил мои слова мимо ушей. данила для лизы– это чаще всего просто «он». девушка прекрасно понимает, о ком говорит руслан, и смысла не видит звать «его» по имени. лиза многозначительно молчит и выслушивает весь поток тушенцовских мыслей, которые льются как из рога изобилия. ему наконец-то развязали язык, есть кому высказаться и попросить совета. говорит даже то, чего говорить изначально не хотел, ибо это знатно портило репутацию любимого в глазах лучшей подруги. неред не проронила не слова, пока рус изливал ей душу. она молча пила чай и изредка кивала головой на какие-то вопросы. спустя минут так пятнадцать, руслан затыкает свой рот и печально опускает взгляд в полный стакан с кофе. — извини, что-то я заговорился. что думаешь? лиза на несколько секунд задумывается, слегка покусывая губы. — долбоеб твой даня. не верю не единому его оправданию. и тебе я тоже, если что, не верю.– неред отводит взгляд от непонимающего руси, — ведешь себя, как сопля, а потом жалуешься, что даня тобой пользуется. правильно, что ты решил отвлечься и пойти на курсы, глядишь и поймешь, что тобой пользуются, будущий кукловод-манипулятор. лиза резкая и прямолинейная. правда выпрыскивается кислотой в лицо, заставляя поежиться и вжаться в себя еще больше. слышать правду так больно и неприятно, но, наверное, лиза права. она также научена жизнью, да и отношения серьезные у нее были. а вот руслан в этом деле первенец. ничего серьезного до дани. даже в этой серьезной ситуации, она все равно не теряет позитивный настрой и подъебывает русю. в остальном, день проходит очень даже приятно. руслан заказал себе сендвич с красной рыбой и достаточно плотно поел, запивая все кокосовым рафом. лиза поделилась с русланом информацией про любимую сашу. объект воздыхания лизы– замечательная и красивая девушка, которая поразила ее с первого взгляда на фото. видно, что неред горит этим человеком и хочет быть с ней всю оставшуюся жизнь. завести много-много собак, купить дом где-то у моря и жить душа в душу, не зная боли и печали в отношениях. и у них точно все получится. — она первая позвала меня. а я даже из дома не планировала выходить, — лиззка улыбается, загадочно смотря куда-то вдаль. — я ради нее даже график мытья нарушила, в душ побежала, как ошпаренная. посидели с ней, она мне напитки оплатила и круассаны. — а что она те брала? че за круассаны? — ой, не спрашивай. накормила меня несколькими сладкими, с сыром и ветчиной, даже какой-то там кремовый был, хз, я не запомнила как-то, но вкусно было, пиздец просто. я объелась, как мразь, потом дома отжималась до посинения, — она поправляет волосы, складывая руки на собственные щеки. — потом мы поехали к ней. у нее квартира такая светлая и красивая, пахло каким-то бенгальскими огнями и праздником… как-будто новый год в детстве, понял? — руслана передергивает от слов лизы. в нос резко отдает тем самым запахом, который он чувствовал тридцать первого декабря. мандарины, кока-кола, салюты и запах горелых огоньков. на глазах наворачиваются слезы не пойми от чего. становится очень стыдно перед лизой, ведь она совершенно не в чем не виновата, а он ведет себя как черт. — рус? все норм? ты чего? я чет не так сказала? — господи, лиз, нет, все нормально. извини, ты можешь продолжать, — рус протирает глаза и щурится, расплываясь в перевернутой улыбке, оголяя десна и зубы. — ээ, ну… поехали к ней, выпили пару стаканчиков вина и она угостила меня пастой с креветками, мне так стыдно, что я слилась потом. она ведь такая хорошая… вот… стыдно, что испортил лизин настрой. руслан поддерживает подругу, ведь знает, через что она прошла, чтобы расцвести. теперь он знает, каково ей было когда-то, он держится, чтобы ее не расстроить своим кислым еблищем. лиза– кактус, которому просто нужно было немного больше внимания, чтобы пустить прекрасные цветы на своей макушке. и вот, у нее уже набухший росточек на голове, который она стопроцентно сможет раскрыть. она сильная, а в дуэте с своей пассией точно свернет не одну гору. лиза– это звезда, которая будет гореть вместе со своей планетой. и руслан за них безумно счастлив, словно за себя. за витриной начинает идти снег. пушистые хлопья медленно падают с густых и злых облаков, которые цветом напоминают кожу мертвого человека. ветер гоняет деревья, играя с ними в салочки. у ветра все никак не получается их поймать. руслан печально наблюдает за зимним пейзажем, где-то в душе желая очутиться в собственной вечной весне, которая накрыла бы его и даню. его так заебали бескрайние снежные холмы, которые никогда не смогут согреть тушенцова. зима кажется ему самым ужасным временем года из-за плохих ассоциаций, но она остается все такой же красивой. зима такая же, как и он. холодная, унывшая и погрязшая в грязи, но зато безумно красивая, с грустными щенячьими глазами. подружайки сидят в кофейне еще какое-то время, обсуждая всех и вся. неред заказывает руслану еще один напиток, дабы тот не ел в сухомятку. она отпаивает его и откармливает, пока есть возможность. разумеется, все за свой счет. лиза даже рисует на листочке всякие глупости, животных. щеночков, котят, усатых рыбок с косяком, показывая это все руслану и заставляя его хихикать. рус тоже что-то там чиркает рядом на квадратике, но выходит у него на уровень ниже, чем у лизы. он особо никогда не умел рисовать, разве что в классе восьмом-девятом научился чиркать сатанинских козлят черной гелькой. и то разучился уже за время. на часах уже около половины шестого. как бы не хотелось посидеть еще, они расходятся на замечательной ноте. какое-то время идут вместе до лизиной остановки, чтобы она нормально села на автобус и уехала домой. по пути даже отдала ему свои перчатки, ибо парень сильно замерз (сам, кстати, нажаловался на это) в своем туповатом прикиде. неред, разумеется, отчитывает его не один раз за прогулку, из-за огромных дырок в джинсах. — тебе на какой надо? — мнется руслан, согревая ладони в чужих перчатках. конечно, они налезли с применением силы, но это было намного лучше, чем ничего. — на четырнадцатом уеду до перекрестка и немного пройдусь пешком, — а лизе не холодно. ха-ха-ха, руслан, она оделась по погоде и не морозит себе пизду. бери пример. — ебать, столько идти будешь? не много? может лучше без этого? — я, в отличие от тебя, оделась нормально и мне не холодно. пройдусь пешком, или пробегусь даже. главное ебало не расквасить на гололеде, — она поворачивает голову в сторону, наблюдая за проезжающим общественным транспортом. — соберешь меня если че? лопату возьмешь у своего рыжего. — вот и я об этом. как я к тебе сорвусь то, — руся опускает взгляд. — и о чьих любовных серенадах я буду слушать то тогда? — дани своего, — она толкает его в плечо с улыбкой и удивленно ахает, когда видит нужный номер автобуса. лиззка тянется обнять руслана, по дружески цемнув того в щеку, а рус ее, соответственно, в ответ. парень провожает уезжающий автобус взглядом, печально улыбнувшись на прощание. в лизиных словах всегда кроется правда. иногда скрытая за шутками и колкостью, но искренняя, с намерением помочь. неред научена жизнью, горьким опытом, да и для руса ощущается как старшая сестра. он дорожит ей, хоть и часто врет насчет каких-то моментов. стыдно, очень. и вот, снова он остается со своими мыслями один на один. тушенцов шагает медленно. только-только выпавший снег хрустит под ногами. он ощущает на себе чужой, неимоверно липкий взгляд, оборачиваясь и встречаясь взглядом с загадочным незнакомцем. мужчина (или парень?) одет в белую куртку с неоновыми вставками. волосы скрыты за капюшоном, глаза за очками, а половина оставшегося лица закрыта медицинской маской. не совсем высокий, может, около ста семидесяти сантиметров. он пилит тушенцова взглядом несколько секунд, а потом постыдно опускает взгляд и скрывается за домом. русу становится как-то не по себе. шатен прибавляет ходу, пытаясь скрыться где-то в домах, петляя по районам. возможно, этот парень просто постеснялся подойти? всякое же бывает. стеснительный может, зассал подходить к своему любимому блогеру. тушенцов переходит дорогу и решает не испытывать судьбу. все время оглядывается, стоя на остановке и ожидая нужный транспорт, как бы ему не хотелось пройтись пешком. таинственный незнакомец мерещился ему в каждой светлой куртке, в каждом липком взгляде и неловком касании. он даже отказывается от фотографий с подошедшей толпой подростков, ибо «неважно себя чувствует». рус отпускает эту ситуацию только тогда, когда оказывается в родных стенах своего дома. он буквально бежал до своего подъезда, на лету доставая из рюкзака ключи от квартиры. фух. больше нет ощущения того, что тебя просто ебут взглядом. раздевают до гола, лапают против собственной воли, связывают веревками и скотчем, мучают до хрипов в горле. режут самым остром ножом, втыкают в плоть скальпели, заставляют визжать, как будто в последний раз. тушенцов медленно ожидает лифт, постукивая ногой по полу. интересно, как там даня? он достаточно часто вспоминал его, пока сидел с лизой. риторически у себя в головушке спрашивал «а как же он там?», мучительно вздыхая. вопрос остается открытым: а думал ли о нем данила? вспоминал ли о партнере, когда делал себе чай или варил кофе. писал ли вообще, переживал? железные двери отворяются со скрипом. руслан заходит внутрь и жмет нужную кнопку, начиная свое медленное путешествие на собственный этаж. приятное ощущение невесомости словно успокаивает и приводит в чувства, не дав парню окончательно уйти куда-то в свои мысли. желудок больше не воет от голода, настроение плюс-минус нормальное. скоро зайдет в квартиру, нальет горячего кофе, посыплет сверху на пенку какао, будет греться в одеяле, возможно даже посмотрит с данилой любимый фильм на сотый раз. спустя максимум минуты так три, железки снова разъехались по разным сторонам, дав парню возможность покинуть металлическую коробку. делает широкий шаг, уже озаряя взглядом деревянную дверь, за которой прячется его родная берлога. открывает замок ключом, перешагивает порог и переглядывается с родной дверью напротив. сделав глубокий вздох, он снимает правую перчатку и стучится, мысленно считая секунды. пять, десять, пятнадцать… никто не открывает. стучится снова, но уже более настойчиво. руслану открывают только через минуту-другую ожидания и долбежки в дверь. остатки хорошего настроения бьются о линолеум в квартире. данила еле стоит на ногах, облизывая губы и размыленно смотря на партнера, что ныряет в прихожую. руслан разочарован снова. ему кажется, что это последний раз, когда он простит рыжего уебка. молчит, тупит глаза в пол, снимая с ног промокшие насквозь кроссовки, снимает с плеч куртку. — че за перчатки? — язык у данилы заплетается, еле как выговаривая буквы. — тебя ебет? — ебет? — рыжий шатается. от него пахнет спиртом и перманентным маркером. руслану сразу в нос отдает странный и очень знакомый запах. — рус, я твой парень. конечно меня ебет то, в чьих ты перчатках ща приперся, — пытается говорить внятней, но выходит лишь непонятная каша из слов. даниловские руки мокрые, словно он окунул их в тазик с водой. вся комната проворачивается в глазах, словно глобус. он ощущает себя каким-то носком на аттракционе, его обдувает ветер. искренне кажется, что руслан зовет его, что-то ему говорит, но почему-то его рот совсем не двигается. только огонь где-то на кофте горит и трещит, как костер. кашин путается в себе и в пространстве, пытаясь устоять на ногах, но выходит у него это как-то плоховато. становится необъяснимо страшно и тревожно, его дыхание сбито, а тушенцов, почему-то, данилу оскорбляет. но руслан молчит. ему не хочется контактировать с данилой, хочется просто упасть замертво на его глазах, прямо в уличной одежде. он снимает шарф, бережно складывает лизины перчатки в карман собственной куртки, пока даня икает на фоне. неимоверно сильно смущает запах, рус кусает губы и отводит взгляд, пытаясь протиснуться сквозь данилу, который начинает агрессивно лезть к руслану. рыжий что-то несет про оскорбления, заплетаясь и путаясь в собственных словах. пахнет перманентным маркером. — какое ты ваще право имеешь такое пиздеть, а? — мямлит, сжимая чужой воротник, — я бы тебе ебало раскрошил за такое. тушенцов в шоке смотрит в серо-голубо-зеленые глаза данилы. скорее уж серые, как мокрый асфальт и чей-то плевок сверху. очень красивые, но не выражающие ничего. даже агрессии в них нет. они пустые, как у бездушной куклы. красивая фигурка на полке, но не больше. — что, дань? — не прикидывайся дурачком, а отвечай за слова, — из его рта капают слюни. вроде ахуеть, какой злой, но при этом бесчувственный. — даня, но я же правда молчал, — он поднимает взгляд карих глаз, смотря на лицо любимого. и дальше мир в тумане, как через запотевшие очки. кровать, холод, прикосновения, треск ткани. никогда так физически больно не было. перед глазами лишь темнота, которую хочется разорвать…03/07/19
pünktlich um vier uhr morgens wirst du für mich nichts mehr sein. ich kann nicht zu dir kommen, wenn du weinst, weil ich nicht mehr da bin. ich werde
nicht wieder zu dir zurückkehren, und
wieder bist du nichts für mich.
***
руслан открывает глаза. его окружают пальмы, песок, запах соли, курлыкающие чайки и теплое-теплое солнышко, что греет душу и тело, пробираясь куда-то дальше, внутрь органов и ложась вместо сердца, между ребер. он выбрался из своего кошмара. он действительно проснулся там, где мечтал. рус не помнит той боли, что была до этого дня, ведь ее не существует. это все был сон. сейчас четыре часа утра, они вдвоем лежат в обнимку, на абсолютно пустом пляже. солнышко еще не вышло, чтобы приятно ласкать кожу и копошиться в желейном мозгу, который похож на полупрозрачную медузу. руслан целует даню в губы, переплетая свой мокрый язык с его, гладя его веснушчатые щеки рукой. их отношения, кажется, вышли на новый уровень после прожитого. они достигли своего пика, кажется, что это высшая точка самой лучшей и искренней любви в мире, которую хочется удержать в своих руках, но она словно песок, выскользает из них и падает на холодную землю. отстраняясь, шатен смотрит в синие-синие глаза, что находятся напротив его лица. такие глубокие и искренние, говорящие о том, что они горят этим моментом. сияют ярче звезд и солнца, желая продлить момент и никогда его не заканчивать, жить в нем и дышать им же. — дань, — тихо шепчут руслановские мокрые губы. воздуха больше нет, они задыхаются в танце страсти, будто вновь сплетаясь в вальсе, как в даниных мечтах. губы руси покусаны, но кровь совсем не неприятна на вкус, а наоборот, словно вишневый сок, или клубничная мякоть. совсем нет привкуса железа. — да? — в ответ он щебечет, как птица, или лопочет, как младенец. так счастливо, но достаточно тихо. словно кто-то услышит их, но ведь бояться не о чем! этот пляж принадлежит только им двоим в эту темную, но безумно красивую звездную ночь. — я тебя люблю, — такие простые слова, но как же они тяжело ему даются. когда ты трезв– становится очень сложно говорить что-то теплое, ведь это так непривычно. — я тебя тоже люблю, русь, — кашин целует его вновь, смазано оставив мокрый след на щеке. в свете луны сияют два силуэта, что лежат на покрывале, крепко прижимаясь друг к другу. кажется, что мир застыл только для них. волны практически не хлещут об острые камни, птицы замокли где-то вдали от пляжа, да что уж говорить, даже насекомые перестали шуршать, боясь испортить настолько томный момент для влюбленных. даня поглаживает аккуратные щеки тушенцова, расхваляет его тело и то, какой он молодец, что похудел. руслан, словно бархатная ткань, ластится ближе, желая накрыть данилу с головой, спрятать его ото всех и никому никогда не давать в обиду, да и в принципе не давать вообще, ибо кашин– всецело его. — руслан, ты большой молодец, — в ответ лишь улыбка. зубы сияют, словно золото, когда на них преломляются лучи тусклого света. руслан словно проглотил лампочку, сияя изнутри под покрывалом темной, властной царицы-ночи. — у меня для тебя подарок, — улыбается уже даня. руслан лишь зачарованно смотрит на него большими глазами, ожидая увидеть этот самый «подарок». возможно, это кольцо? это ведь так романтично, сделать условное предложение на пляже. конечно, они не смогут заключить брак из-за российских законов, но было бы очень приятно думать о том, что они мужья, носить колечко на безымянном. как же было бы приятно ласкать свой взор, смотря на такое же, как у него, но на даниной руке. нет смысла закатывать «свадьбу», ведь их просто никто не поймет. есть смысл только думать о том, что они больше чем просто партнеры, больше, чем просто парни. они ближе друг к другу, чем кто-либо во всем мире. их чувства никогда не сравнятся не с чьими, ведь их любовь больше, чем у адама и евы, не менее запретна и сладка. если только о ней кто-то узнает– это будет началом конца. их секрет должен быть унесен в могилу вместе с ними и их близкими друзьями. для всех– руслан и даня просто неразлучные друзья, что живут вместе и удобно делят плату за еду и квартиру. в даниловских руках что-то блестит, пока он копошится где-то в сумке и песке, стоя спиной к обладателю глубочайших карих глаз. — дань, это то, о чем я думаю? — улыбнулся руся, наблюдая за действиями своего партнера. — а о чем ты думаешь? — он загадочно продолжает рыться в вещах, пытаясь что-то отыскать. — ну-у, — тянет тушенцов, — вдруг ты решил подарить мне что-то? кастомное кольцо с инициалами, например. — совсем не с намеком бормочет шатен. свет играет с его карими глазами, в которых снова горит яркий огонь страсти и искренних чувств. ему снова хочется целовать данилу, усыпать красными следами его плечи и безумно красивую спину. — хаха, — кашин что-то прячет в руках. — закрывай глаза, и ты все узнаешь! подарка у дани было два– одним из которых было как раз таки кольцо на заказ, но вот вторым подарком было кое-что другое. кашин переживает, что он не сможет поддерживать их пик отношений. будет пить, употреблять, а руслан, в принципе, завтра надоест ему снова. для тушенцова– это будет ведь очень грустной песней, которую он возможно не переживет. будет снова ходить и хныкать втихаря, снова недоедать и надоедать, но ведь кашина таким не взять! руслан послушно закрывает глаза, немного наклонив голову. его трясет от желания узнать, что же для него подготовил даня. неужели, его сны были правдивы? о, ну как же хочется быстрее увидеть подарок. — дань, ты скоро? — тушенцов улыбается. руся чувствует, как даня аккуратно садится на его колени и берет его за руку. становится жутко интересно, что же прячет кашин. когда он решает приоткрыть глаза– его зрачки сужаются и он открывает рот в страхе. дрожь пробирает все его тело, словно его ударило током, на миг пробив на все двести двадцать. всего секунда… секунда, через которую в его голову приходит самая страшная и сильная физическая боль, которую он ощущал в своей жизни. абсолютно все тело в одну секунду начинает колотить в ужасе, сводит судорогой и бить в конвульсиях, перед глазами все превращается в пластилиновый театр, что до потолка затоплен кровью. пластилин нагревают огнем, из-за чего он начинает вмиг плавиться. эти кровавые подтеки в глазах, словно в играх после нанесенного главному герою урона, заставляют глаза намокнуть от страха и невозможной боли, которая приходится не только на дыру в голове. руслан истошно кричит на абсолютно весь пустой пляж, когда даня продолжает удерживать его тело, не дав ему возможности вырваться. хруст. хруст. хруст. тушенцов чувствует, как из его черепа ручьями вытекает кровь и, кажется, мозг. он из последних сил пытается выговорить «даня, мне больно, даня, прекрати, пожалуйста, даня», но у него выходит лишь гортанно булькать кровью, которая выливается ручьем из его рта и носа. он пытается напрячь грудь, кашляет, оставляя на данином грудаке красные кляксы. руслан больше ничего не слышит, в ушах стоит лишь быстрый-быстрый-быстрый стук сердца, которое ебашит, словно у какого-то воробья. перед глазами больше ничего нет, кроме еле видного даниного силуэта и алых брызг на роговице. бульк. хруст. бульк. кашин раз за разом наносит руслану удары молотком, пытаясь превратить его голову в кроваво-вишневый кисель с клубничной мякотью. он, кажется, объебан до невозможного, не в состоянии понять, что происходит и что он делает. заплывшие, кровавые глаза руслана и смешное бульканье в его глотке лишь заставляет громко рассмеяться, не нарочно глотая его кровь и куски «деликатеса», что случайно попадают на губы и лицо. тушенцов принимает холодный душ, на его остатках лба и головы выступают капельки пота, стекая вниз, смешиваясь с контрастно горячими слезами. конечности непроизвольно дергаются, они уже максимально ослабли и больше не могут противостоять кашину, лишь вызывая у рыжего улыбку. хахахахахахахахаха! хруст хруст хруст. бульк. хруст. он чувствует, как под ногами и телом руслана, на пледе, что-то неприятно хлюпает, будто пролили воду. шатен больше не дышит, но его любимый продолжает наносить удары по некогда красивому и родному лицу. парня уже невозможно узнать, ибо узнавать уже просто нечего. единственное, что осталось– это кусочек любимой летучей мыши на шее. хруст хруст хруст. кажется, что шатену нанесли около пятидесяти ударов молотком, где примерно сорок пришлось в голову, а остальные– в дрожащую грудь и плечи. так хочется, чтобы этот ужасный момент оказался сном, после которого руслан откроет глаза и снова вдохнет воздух. но нет. остатки глаз широко открыты, зрачки расширены, скрывая практически всю роговицу, а по щекам стекают смешавшиеся с кровью ленточки слез. данина одежда насквозь пропитана запахом металла, а его белая футболка безумно красиво закастомлена кровавыми брызгами. получился даже какой-то костюм в одном стиле, ведь шорты тоже теперь красные. данила ложится рядом, улыбаясь и расслабленно закрывая глаза. — а? чего говоришь? — он приобнимает партнера, уткнувшись в холодную шею. — понравился подарок? так это же еще не все подарки, русь. ты чего? кашин тянется в карман своих шорт, достав оттуда зиплок с серебряным изделием внутри. кольцо широкое, специально сделанное под руслана и размер его безымянного пальца. — давай руку, — просьба почему-то игнорируется. рыжий, слегка цокнув, берет ее сам, аккуратно надевая железку на татуированный палец. внутри, готичным шрифтом, выгравирована цифра шестьсот шестьдесят шесть и «cmhell r. t.», а снаружи– три девятки и «animebit d. k.» на лице кашина сияет улыбка, он целует парня в ладонь, переплетая свои пальцы с его. — вот теперь точно все! тебе нравится кольцо? мне вот очень, — рыжий закрывает глаза, вдыхая воздух в легкие. он так горд собой, ведь он сейчас сохранил их любовь именно такой, искренней и чистой. их отношения никогда больше не будут разрушены его глупой халатностью. — мне очень нравилась идея кольца с гвоздем посередине, — хмыкает, — но, мне его почему-то отказались делать. пришлось сделать тот же дизайн, но без дырки в кольце и гвоздя в комплекте… начинает выть холодный ветер. жизнь снова пошла своим ходом, волны начали громко хлестать о камни, а чайки истошно реветь. данила, обнимая руслана, кутает его в одеяло. — да, становится холодно… а? хочешь искупаться? — рыжий похож на какого-то психа, но с ним ведь правда говорят, просто никто этого не слышит. наверное. — там же волны сильные… ты уверен? — действительно волнуется за своего любимого. данила облизывает губы, внимательно слушая речь руслана. осевший привкус вишни приятно сластит во рту, заставляя смаковать дальше. — на руках вынести? без проблем, — рыжий подскакивает, подхватив тушенцова на руки, словно тряпичную куколку. он смеется, когда что-то со слизким звуком падает на песок. похоже на какую-то медузу, но красного цвета. подходя ближе к морю, парень ставит руслана в жидкий песок, наблюдая за тем, как он бессильно падает. — ну ты чего как не живой, — хмыкает данила, скрещивая на груди руки. — че-че-че? я? псих? наркоман? — он смещает брови к носу, перевернуто улыбаясь, — слушай, я щас в отель поеду. ах, ехать? ну и сиди тут один, мне насрать. я не употреблял с позавчерашнего дня! и мне похуй, что ты мне не веришь, я то знаю правду! данила встает, оборачиваясь и явно злясь. да, пускай руслан подумает о своем поведении. ведь нельзя себя так вести. да и похуй, что он останется тут навечно– это неважные мелочи. собирая вещи, кашин видит то, как руслана постепенно куда-то уносит. ну и пускай! сам виноват. данила фыркает, вешая на плечи сумку и спешно покидая пустой берег. больно холодно, да и очень обидно. не зря, все-таки, данила взял сменную одежду и спички. понадобилось. опять руслан оказался не прав.du warst in meinen
augen perfekt, auch wenn
wegen dir tränen aus ihnen flossen.
***
кашин увлеченно играет в что-то на плойке. руслан, почему-то, еще не вернулся в отель, становится даже как-то беспокойно за него, но большего беспокойства придает громкий звук сирен и свет красно-синих ламп за окном. неужели в отеле что-то случилось? парень выглядывает в окно, где стоит огромное количество ментов. становится максимально не по себе, и, валяясь в кровати, он начинает писать руслану сообщения.***
данила кашин 09:21 — русь мне что-то не по себе — и тебя нет, и менты к отелю подъехали. — у тебя может что-то случилось? — мне очень тревожно без тебя. приходи быстрее***
в последний раз парни переписывались вчера, когда тушенцов ходил куда-то там в магазин за продуктами. даня попросил у него купить сникерс, ибо очень сильно захотелось сладкого. закрадывается странное ощущение, будто что-то произошло, но очень хочется верить в лучшее. может, стоит выйти вниз и спросить у мужчин в форме, ради чего тут они? вздохнув и поняв, что руслан ему не ответит, кашин садится играть дальше, пытаясь отвлечься, откидывая желание спуститься вниз к стражам порядка. мысли абсолютно полностью забиты любимым, подаренным ему кольцом и… э? стук в дверь? мужские голоса? господи, как же это все быстро… рыжий, напрягшись, кладет джойстик на полку, шаркая ногами по полу, чтобы открыть неожиданным гостям. он выглядывает в глазок, видя перед закрытой дверью около четырех амбалов в форме, чем то похожих на «друзей» фейса, которых они как-то раз встретили после концерта с русей. — гражданин кашин, — обращается один из темноволосых. — мы в курсе, что вы находитесь внутри комнаты. вежливо просим открыть, иначе придется открывать двери запасным дубликатом. — голос басистый и достаточно приятный, серьезный. у «гражданина» нет никакого смысла задерживать открытие. сам ведь виноват, что громко матерился, пока играл… парень убирает защитную цепочку, щелкает замком и выглядывает из-за огромного куска дерева. — да? что-то случилось? — он переминается с ноги на ногу, чуть морщась от странного запаха краски, который исходит от мужчин. тот, что бородатый, расправляет плечи и открывает удостоверение, продолжая говорить, — и так, данила владимирович, здравствуйте. на вас поступила жалоба из-за очень громких звуков. разрешите пройти? — а, да… конечно, извините, — парень жестом пропускает ментов внутрь. они быстро принимаются осматриваться. — я совсем забыл о том, что нахожусь не дома. у меня сейчас проблемы с памятью… — мы ведь правильно понимаем, что вы снимаете комнату вместе с кем-то еще? можно ли узнать, где ваш сожитель? — комната рассчитана на двоих. вещи для двоих. обед на двоих, да и персонал видел кашина вместе с еще одним человеком, который также нес вещи в номер. кашин кашляет, прочищая горло и аккуратно присаживаясь на небольшую сидушку. — мой сожитель– это тушенцов руслан. мы с ним отдыхали на пляже, а потом… — он немного раздумывает над словами, — а потом, мы с ним поссорились. я оставил его на пляже одного, вернулся в отель, но он так и не пришел… я очень переживаю за него. он не отвечает мне на сообщения и звонки, — данила начинает слегка трястись, ибо он очень сильно переживает за руслана. мужчина загадочно проходится взглядом по лицу растроганного рыжего. — вот как. получается, пропал? — в ответ кивок, — интересно. ну собирайтесь, объявляем вашего соседа в розыск. ребят, ничего не нашли? — темноволосый страж хмыкает, когда получает отрицательный кивок. оформление пропажи долгое, мутное, задерживающее отпуск. данила показывает место, где он был с русланом. туда же моментально отправляют огромное количество людей на поиски хоть какой-нибудь зацепки. единственное, что осталось от руслана на пляже– это кровавое пятно, показав которое дане, тот пускается в дичайшую истерику, выпуская из-под век слезинки. многоуважаемый мусор с бородой начинает удерживать рыжего, держа его чуть-ли не за шкирку, прося успокоиться и прийти в сознание. — не факт, что это кровь вашего товарища, пожалуйста, дождитесь экспертизы. за исследованием загадочной пропажи тушенцова руслана проходит не одна ночь и не один битый час. распухшее тело, что с первого взгляда похоже на сливу, находят на вторые сутки поисков. лица людей, что совершенно случайно нашли тело на берегу, были в полном ужасе и истерике. кажется, что это вздутое нечто никогда не могло быть человеком. не осталось ничего от его глаз, по которым можно было всегда узнать руслана, не осталось абсолютно ничего от его некогда красивого лица. осталось лишь ужасное месиво, похожее на синий-синий ил, которым была покрыта голова (или то, что от нее осталось?). когда кашина позвали на опознание тела, он вел себя словно в каком-то голливудском фильме. он не желал принимать смерть партнера, прыская налево-направо горячими слезами и колкими фразами во все стороны. ему приходится грустить перед ментами всего минуту. — нет, — громко всхлипывает данила, — я не верю, что это он… в глаза бросается надетое на палец кольцо с гравировкой, под которым кожа безумно сильно распухла, словно пожирая кусок серебра на себе. бесконечное количество его тату, любимая летучая мышь на шее. руслан весь синюшно-фиолетовый, похожий на классического зомби из какой-нибудь игры. но все происходящее– это совсем не игра, где с минуты на минуту руслан воскреснет и все будет так же, как и до этого. руслан уж точно не ставил кипинвентари тру, ибо играть с читами не очень интересно. а ведь даниле и в правду грустно, поэтому ему не сложно прикидываться. снова накрывая покойника тканью, коллеги сходятся в небольшое кольцо, как бы совещаясь друг с другом о том, кто же похоронил бедного парня настолько жестоко, с каким мотивом и зачем. они не раз опрашивали данилу по поводу догадок убийцы, но он все время говорил о том, что у руслана совсем не было врагов… кроме его самого близкого человека, кроющегося за маской рыжего уебка. но данила радуется. он сохранил их любовь спокойной, без ссор и криков, без слов о том, что данила всего лишь конченный наркоман, которому в жизни нужны только таблетки и секс. утирая слезы, рыжий подходит к стражам порядка, словно ребенок к говорящей по телефону матери, дергая ее за юбку. — извините, товарищ бальса, — он обращается по фамилии к тому самому бородатому менту. — мне очень сложно находиться здесь. я могу уйти? по мнению бальсы, что-то в поведении кашина было не так, он был как забитый зверек. казалось, что он чего-то не договаривает. были сомнения в подлинности его слов, словно он как-то причастен к убийству, но совершенно никакая ниточка не вела к нему. загадочное убийство тушенцова заставало не спать по ночам, пытаясь решить такую сложную задачу. — товарищ кашин, напрошусь к вам на личный диалог. согласны? — данила лишь пожимает плечами, утвердило кивнув головой, как-бы не возражая подобному предложению. странно, конечно, но ладно… дверь отеля с легким скрипом открывается. данила чуть ли не лежит на коленях у подполковника бальсы, практически задыхаясь в экстазе вместе со свои новым знакомым. он совсем не обидел его порошком, угощая мужчину щедро и без капельки сомнения. уебанный кашин никогда не врет, совсем не желает что-либо скрывать. парень честен, захлебывающийся в собственных соплях и слезах, с першащей боли в горле и носу. его сердце бешено колотится, вся футболка у воротника мокрая, а парень утыкается в чужое плечо, сознаваясь в содеянном. было бы хорошее чистосердечное, но увы, в этой комнате нет не одного живого человека, что сможет это записать и запомнить. — я, — это скорее похоже на выдох, — бил его молотком, бил около пятидесяти раз, мне было так хорошо, — данила словно гортанно булькает, издавая смешные звуки, от которых ему безумно больно. — он так громко кричал, но мне так сильно хотелось сохранить нашу любовь, что я игнорировал, мне так нравилось, сильно нравилось…– глаза больно щиплет, он давит из-под век слезинки. кашин не понимает, то ли ему стыдно, то ли он так горд. темноволосый подполковник еле дышит и, кажется, совсем плюет на проблемы данилы, ничего не отвечая ему. он не осуждает его, клянется за пару грамм утопить это дело, как кашин сделал это с русланом. никто не подумает на даню, ведь у него «чудное алиби». и дане везет. несказанно везет. его никто не подозревает в зверском убийстве партнера, благодаря подполковнику бальсе, что сдержал свое обещание. честный, однако, попался мент. почти как кент. кашин совсем скоро покинет проклятое собой место. ему осталось совсем немного до момента, когда он начнет собирать вещи. в его голове вечный вопрос: а преступен ли он? он ведь действовал так ради руслана. чтобы он больше не обижался на него за тот плохой, февральский вечер. поменял невечную жизнь руслана на вечную любовь, что больше вонючего моря. перед уездом, данила решает навестить тушенцова. идет на место преступления, наблюдая за непослушными волнами и горланящими чайниками. кормит птиц хлебом, слушая их серенады. где-то там, далеко, зовет его любимый, просит прийти в гости. о, его глубокие глаза пылают в морской воде, манят данилу к себе. они наполнены любовью, лаской. все точно также, как и много лет назад. как в первую встречу, очарованно глазеют на веснушчатые щеки, изучают серые глаза. они так красивы. даня не замечает, как идет на ласковый крик руслана. рыжий так соскучился по нему, словно не слышал любимого несколько лет. голос отдается в стенах сознания, отражается от них и снова долбит в мозг. данила уже по пояс в воде, ноги затягивает синий ил, что поглощает в себя ничуть не хуже зыбучего песка. он идет дальше, совершенно не останавливаясь. кашина взяли за руку, как ребенка, ведут куда-то. хочется обнять любимого русю, поцеловать его в щеки и вишневые губы, поднять на руки и крутиться в собачьем вальсе, на который пригласили только их. грустно, что руслан уже муляж. даня убирает остатки своего мозга из головы, заменяя его на склизкую медузу. нет никаких проблем более. в легкие заливается грязная, морская вода, заполняя их полностью. он так близко к руслану, буквально уже ощущает чужие руки на своем теле. как руся забавно булькает, что-то говоря ему. говорит, что любит и хочет быть с данилой вечно. разве есть смысл отказываться? теперь парни вместе будут всегда. их никто не потревожит, не разрушит их любовь. нет наркотиков в их мире, нет алкоголя и страданий.ich weiß nicht, was du von mir willst,
so nachlässig in meiner firma
oh, wenn nur alles wahr wäre, was du sagst
du kannst nicht besiegt werden.
19/09/20
***
руслан просыпается. в холодном поту и со слезами в ахуевших глазах. в первую очередь он трогает свое лицо, жмурясь и боясь убирать от головы руки. на них, вроде как, нет не капли крови, да и голова не болит так-то. настолько ужасных кошмаров не снилось ему долгое время, может, примерно с месяц. на часах семь утра. соседи ебутся снова, днями на пролет толкая кровать в стену. руслан спал всего четыре часа. после ебучего кошмара он лежит на спине, словно вкопанный, не желая даже дышать самостоятельно. его одолевает вечная апатия и недосып, бьет по щекам суровая реальность. единственное, что во сне было хорошо– это, наверное, данина любовь. как рус понял, даня настолько сильно хотел сохранить чувства, что аж убил любимого, а потом и сам к хуям утопился. очень странный сон, но на фоне переживаний, наверное, вполне таки логичный. рус прикладывает к своей щеке руку и аккуратно гладит себя, устало переводя взгляд на обнимающего даню. его рука лежит на чужой груди, прижимая партнера к себе максимально близко. начал ли кашин меньше употреблять? нет. начал ли меньше пить? нет. так почему они все еще просыпаются вместе? почему руслан все еще лежит в объятиях человека, который его не любит? руслан бы был счастлив ответить хотя бы на один из вопросов выше. данила неимоверно изменился за то время. вроде бы одаривал подарками, говорил всякие нежности, целовал, обнимал, водил по кафешкам и ресторанам, возвращал когда-то былую романтику в мертвые отношения. сука, но как только руслан отводил от него свой взгляд– он уже был в хлам, словно по щелчку пальцев. стоило уйти на встречу, на репетицию или курсы, как по приходу домой перед глазами был обкуренный, нанюханный, или пьяный кашин. бардак дома, словно он кого-то приводил в гости. за кашиным нужно было вечно следить, как за малым ребенком, чтобы тот случайно не отбросил кони в передозе. и ломало даню сильно, и гнуло, как прут, но толку то было? руслан же вытянет, руслан же поможет. а руслану то кто поможет? кто потянет его из бездны? сегодня они впервые за реально долгое время идут вместе в люди. кажется, что их общие друзья уже и позабыли о неразлучном, когда-то там давно, дуэте любящих дани и руслана. вот они ахуеют, да? и руслана эта мысль мотивирует. шокировать всех своим появлением после того, как сидел дома чуть меньше года. выползая из лап дани, руслан идет умываться. не смотря на негативное отношение дани к пирсингу, рус все-таки проколол себе крыло носа и был безумно счастлив. это было огромным всплеском дофамина в его организм, ему словно дали пинок под зад, появилось кратковременное желание что-либо делать. холодная вода касается русиного лица. снова чистка зубов, контрастный душ утром. делать же все равно нечего. встреча запланирована на семь часов, даня проснется где-то в двенадцать. смысл валяться в кровати и думать о том, насколько твоя жизнь дерьмовая? нет уж, этого хватает и вне теплой кровати. после неприятного случая в ванной где-то в году девятнадцатом, он старался не закрывать глаза надолго, иначе его одолевала неконтролируемая паника. становилось безумно страшно, что перед лицом снова появится кареглазая женщина с двадцатью парами ног. в этот раз руслан не сможет скрыться от нее. когда он только-только встретился с ней– заманить тушенцова в ванну было просто невозможно. он панически орал от страха, когда взгляд падал на ту самую плитку. ему несказанно повезло, когда острые ощущения отпустили спустя несколько месяцев, и то, не совсем бесследно. душ не занимает больше пятнадцати минут по тем же причинам. одевается в чистую домашнюю одежду, идет готовить завтрак для себя одного. единственно, что радовало– это появление аппетита. месяц назад, он буквально питался энергией солнца и дышал через уши, пытаясь запихнуть в себя хотя бы что-нибудь. в него не лезли даже яблоки и остальные фрукты, он неимоверно сильно потерял в весе и ходил так, словно труп. достает два яйца из холодильника, напевая что-то себе под нос. греет сковороду на огне, льет масло и разбивает о край белую скорлупу, усталыми глазами скользя по окну. и желаний никаких не осталось. у них с даней одна чашка и глаза на двоих, просыпаются вместе уже в сумме около двухста лет, а привычки друг-дружки выучили, словно обязательно было. и менять как-то ничего не хочется, ведь все так устоялось. не хочется переезжать, не хочется просыпаться без объятий, нет желания засыпать в ледяном одиночестве. и даже обиды как-то затупились, остался только неприятный осадок, когда рус видит данилу. особенно тот день, который остался в тумане. кажется, это было где-то в феврале прошлого года. февраль, после которого жизнь тянулась, как плотная, резиновая шина. не хотелось просыпаться днем, потому что душа болела, болело сердце и рыгать хотелось от того, как вел себя даня. не видел ничего в том страшном поступке, вел себя как обычно, сиял ярко-ярко, пока руслану было тошно. пока руслан волосы на себе рвал от отвращения к себе, хотел вырвать сердце из грудной клетки. сдирал с себя кожу, потому что было ужасно противно. ласты склеить хотелось, маску напялить, ебало раскромсать. он ненавидел себя, свое тело, да и все, что в принципе с ним связано. он потерялся на автотрассе, как брошенный котенок, что зовет свою маму истошным плачем. но даже это, блять, руслан простил кашину. сколько еще продлится его терпение? когда же оно лопнет? кажется, он сам этого ждет. жаренную яичницу ест быстро, на удивление, даже с наслаждением. получилось достаточно вкусно, хоть и жирно. макает хлеб в желток, пьет заваренный чуть ранее чай и листает мемы в телеграме. начало дня– достаточно таки многообещающее, чтобы стать лучшим днем за два года. сколько бы данила не водил его по каким-то люксовым заведениям на оставшиеся деньги, в душе все равно родной семнадцатый, поездка в родной город дани. как они обнимались и встречали рассвет, обещая друг другу, что никогда не расстанутся. когда-то давно, они не ходили в рестораны. данила водил его в свою любимую столовую, в которой они сидели до поздна и пили крепкий чай, рассуждая о совместном будущем, пока их не выгоняли поганой метлой сотрудники. о, ну какие там были вкусные булочки с вишней и клубникой, как же было хорошо тогда. они гуляли по районам за руку, клялись встретить вместе старость. но страсть им, видимо не дана больше. она утекла сквозь пальцы, словно жидкий песок. руслан навсегда запомнил тот день, в который даня признался ему. как по его щекам катились слезы искреннего счастья, как он долго обнимал даню и усыпал его веснушчатые щеки поцелуями. как мечтал проглотить его всего, просто потому что не знал, как выразить свою необъятную любовь. он кусался, оставляя на даниной коже шрамы, что по сей день украшают его тело. невозможно разлюбить того, с кем прожил столько времени, даже если он каждый день под наркотой. руслан просто хочет вырвать из груди свое сердце, когда вспоминает самые родные дни. как они ебались сутками в обшарпанной квартире в ачинске, как даня гладил его по голове и говорил, что все окружающие– это конченные долбоебы, что не способны их понять, как обещал поддерживать в любом начинании. как твердил то, что будет за руслана даже если весь, сука, мир от него отвернется. данила, ну почему ты такой? руслан не замечает, как в его чай капает соленая слезинка. сука, ну вот, опять. ни с того ни с сего начинает снова реветь. губы дрожат, а руки по новой ходят ходуном. в рот больше не лезут остатки пищи. тушенцов шмыгает носом, откидывая голову и вжимаясь в белое худи. пахнет ментолом и мятой, с легкой ноткой табака. все так же, как и в тот чудный день в отеле. и ебал руслан такую жизнь, но все равно отказаться от нее не мог. сильно сердце болело от мысли, что просыпаться будет один. ему хотелось бы сказать о том, что и в этот раз он сможет пережить этот страшный период. эта любовь душила его, губила, заставляла гнить изнутри, но он все равно не мог покинуть свой ад. ему казалось, что без дани его жизнь загнется, как еловая ветка. от скуки он моет за собой посуду, пьет еще одну чашку чая и ходит покурить раз десять. без дани скучно, но будить его совсем не охота. что-то пытается написать в заметках, рифмуя некоторые строчки и отстукивая бит пальцами по столу. в голове даже складываются какие-то строчки, что несказанно радует. да что уж, от скуки, тушенцов что-то пытается рисовать на листке бумаги черной гелевой ручкой. у него выходят кривые, но достаточно смешные козлята, какие-то надписи из головы. даня просыпается лишь спустя несколько часов. за это время руслан успевает еще и обмозговать некоторые волнующие его вещи, придя к логическим выводам. его препод по психологии говорил достаточно верные вещи, касаемо жизни руслана. он пытался принять их, но в голове был ужасный диссонанс. рыжего встречают собачьим взглядом слегка красных глаз. даня мысленно шутит про траву и приподнимает руку вверх, как бы здороваясь с партнером. даня чувствует себя просто ахуенно, словно на пике удовольствия. нет отходов от наркотиков, голова не болит после пьянки, а любимый руслан встречает легкой улыбкой. рыжего будет ждать горячий завтрак, теплый кофе, ласка и любовь. разве это не прекрасно? жизнь в глазах дани– это же просто чистейший кайф. он не видит ничего плохого в своих зависимостях, не видит ничего, что в отсутвие руслана он водит в гости своего знакомого. правда, помнить бы, че они там делали… кашину наливают попить, попутно разговаривая с ним по поводу сегодняшнего вечера. он обещает быть достаточно грандиозным, ведь некоторые друзья руса не видели его вживую больше года, а это– явно не хорошо. — слушай, рус, — даня размешивает жидкость в кружке серебряной ложечкой, где выгравирована креветка. — может… не пойдешь? тушенцов удивленно вскидывает брови, почесывая макушку. — в смысле? а схуяли бы мне не идти? — ну, все просто отвыкли же… — прикусывает губу, словно стесняется чего-то. — нет, дань, я устал сидеть в четырех стенах. я пойду, — руслан отводит взгляд от данилы. неужели рыжий начал его стесняться? а что он, блять, вообще не так сделал, чтоб стыдиться? нет уж, так не пойдет. пошел он нахуй со своим стеснением, руслан сам вполне в праве решать то, куда он пойдет. — ну, как хочешь, — как-будто расстраивается. ну и ну, даня, ты расстроился из-за этого? бедняга. в этот раз не получится выжрать аптечку на пару со своими21/02/21
коля стал сопровождать руслана на каждом мероприятии, где они могли присутствовать вместе, а если не могли, то ромадов с удовольствием приезжал и составлял компанию. так хотя бы тушенцов не стоял в стороне, а контактировал с окружающими миром в виде немного надоедливого, слегка странного, но достаточно смешного знакомого. ромадов стал человеком, с которым было можно пиздеть уж точно пару раз в месяц по понятным причинам. еще, он достаточно часто писал руслану для обсуждения всяких вопросов, и они даже успели немного сблизиться. настолько, что руслан даже перестал обращаться к нему на «эй» (спустя полгода общения). да ладно, каким бы предвзятым не было руслановское отношение к коле– он хотя бы проявлял интерес в общении с русланом, а не динамил его. абсолютно все, или же огромное количество связей тушенцова скатилось в какую-то клоаку. с оставшимися друзьями он рассорился (кстати, в основном из-за кашина), лиззка начала уделять свое свободное (и занятое) время саше, оставляя дружбу на втором месте. а че делать остается то в такой ситуации? было, конечно, совсем-совсем легкое угрызение совести из-за того, что с колей он в основном общается только из-за безысходности и отсутствие других вариантов, но с другой стороны: а разве русу не похуй? ну общается и общается, тушенцову же от этого не горячо и не холодно. проявит данила тепло? пошел нахуй, коля. проявит данила холод? здравствуй, коля, чет давно не списывались. руслан устало стоит на кухне, о чем-то тихо беседуя с ромадовым и прокуривая не первую сигарету до фильтра в приоткрытое окошко. — а ты че такой уставший? — интересуется коля, болтая ногами. лиде очень даже уютно сидеть на столе, рядом с бутылками (да, руслан не раз пошутил про то, что он случайно промахнулся и сел мимо). — случилось что-то? — ты так спрашиваешь, словно я весь день ходил пиздецки довольный, а тут резко приуныл, — иногда, коля бесил его ебануться сильно. настолько, что ему хотелось набить ебало за глупые вопросы и не менее глупые ответы. — я весь день, всю неделю и весь месяц ходил с кислым ебальником и ходить, сука, буду. у тебя вопросы остались? парень цокает, наливая себе немного алкоголя в стеклянный стакан, закусывая все сыром. — да ладно тебе, радоваться же надо. ты только альбом выпустил, че унывать то? все ахуенно, руся! — да при чем тут альбом, — выкидывает окурок и садится на подоконник, — меня кашин заебал со своим ветром в жопе… — а че его ебут что-ли? при чем тут ветер в жопе? — коль, ты долбоеб? — руслан поворачивает голову в бок и устало вздыхает, пиля его взглядом. иногда николаевская глупость девочки-блондинки выводила на такие эмоции, что пиздец. — ай, забей ты, — рус практически не делился с ним своими переживаниями в отношениях именно из-за подобной реакции. да и не будет больше никогда. — пойду его проведаю, кстати. колик в ответ лишь молчит. один на один– он был совершенно другим с русланом, а на людях вел себя как токсичная блядина, но переплюнуть руса у него, все равно, не выходило. спрыгивает с окна, шаркая обувью по грязному полу и выглядывая из-за угла, наблюдая за кучками людей. казалось, что подобные заведения из-за дани стали ему вторым домом, ибо бывал он тут чаще, чем за весь год пробыл в ачинске. ориентировался тут, как у себя, искал даню просто по чужим крикам и знакомым голосам, что катили свои яйца (и не только) к занятому рыжему. но, в этот раз, криков и голосов не было вовсе. кашина нигде не было видно, и это ахуеть, как напрягало. сердце начало уходить в пятки, дыхание ускоряться, а глаза бегать по незнакомому месту. тревога навалилась резко, словно снег на голову. он начинает опрашивать «знакомых» кашина, пытаясь выяснить, где он может быть. уехать этот придурок никуда не мог точно, ибо обычно его тряпкой отсюда выгоняли, а сегодня он резко исправился и поменял свое мнение? нет, точно нет. отойти? да пришел бы уже, наверно. где он спрятался? за венерой? пускай отзовется... травмированная руслановская голова не хочет верить в то, что даня может быть в какой-то из спален, но опрашивая окружающих, он только больше убеждается в этом. все, как один указывают на одну и ту же комнату, мол, данила там, внутри. в горле застывает рвотный позыв, в носу щиплет, а ебало начинает неимоверно гореть, словно его облили керосином и подожгли. хочется снять с себя лицо, никогда не видеть и не слышать. становится страшно, неприятно, пробивает холод и жар одновременно. ноги подкашиваются, словно соломинки, не в состоянии держать огромную тушу руслана на себе. он подходит к межкомнатным дверям, сжимая в дрожащих ладонях ручку. он проворачивает ее со скрипом, почти выдыхая с облегчением, ведь скорее всего, если бы внутри кто-то был, то они бы точно закрылись… но нет. перед глазами зависает картина, как даня целует какого-то парня. он лезет руками под данину футболку, держа веснусчатую щеку рукой. они даже не замечают, как дверь в спальню отворяется, продолжая лобызаться в десна. громко играет музыка, но руслан уже ее не слышит. он больше ничего не слышит: в ушах стоит писк, стоит шум, стоит крик внутреннего ребенка. маленький руслан бьется головой об пол, сдирает с коленей и плеч кожу, лишь бы только не было больно в груди, лишь бы можно было заглушить предательство хоть чем-нибудь. он же так хотел верить в то, что все пройдет. что пройдет этот период, что они перерастут все вместе, встанут на ноги, гордо держась за руки. восстанет их тепло в отношениях, словно феникс, раскрывая свои крылья и возвышаясь над идиотами, которым незнакома платоническая любовь. но, вот незадача, теперь эта «любовь» незнакома даже дане с русланом. дверь закрывается со скрипом. перед глазами застывает картина, что плывет в пелене горячих слез. внутри что-то ломается. ломается так, что склеить невозможно будет никакой шоколадкой с фундуком. то, что стучало три минуты назад– больше не стучит. больше не бьется сердце, потому что его нет. данила взял и вырвал абсолютно все, что было на месте главного органа человека. руслановская любовь вышла ему боком, загнала его в угол и осталась занозой под ногтем, ножом под горлом, болью в перебитых ребрах, плесенью, вместо когда-то живых органов. ему кажется, что мир просто издевается над ним, судьба играет с ним в дурака– а он ей проигрывает. кажется, что вызванное такси до дома должно разбиться вдребезги, разъебаться о стену в лепешку, чтобы уж точно. какой смысл называть данину квартиру «домом»? это больше не дом, ведь дом– это крепость, где ты в безопасности. сейчас «дом» — это хранилище для русиных вещей, которые он скинет в спортивную сумку и пойдет гулять по питеру с чемоданами, искать новый дом, сидя на лавочке на другом конце города, пока даня трахать будет свою новую суку. суку, что не переживет того, что пережил руслан. она не потянет даже года с даней в одном доме, она сбежит от него, сверкая пятками. руслан не помнит, как добирается до чужой квартиры. ошибкой становится то, что машина с ним не разбилась по дороге. не попала в дтп, не перевернулась и не сжалась в булочку. воняет дикой сыростью, во рту вкус металла, а из глаз продолжают литься бесконечные осколки стекла. он не плакал несколько месяцев, держал внутри себя абсолютно каждую слезинку, чтобы выпустить ее сейчас, чтобы устроить потоп. лицо– красное, словно у сваренного рака. его грудь сжалась до размера атома, руки– ватные палочки, что не хотят его слушать, что абсолютно все вещи скидывают неаккуратно и не экономя место. на полу в данином доме остаются мокрые, грязные следы от чужих кроссовок. ковры замызганы грязью, что ведет в спальню и обратно. руслан срать хотел на то, чтобы раздеться. насрать на то, что сам утром мыл здесь пол и стирал руки в кровь, очищая ковер голыми руками. он забирает с собой лишь то, что попадается на глаза. несколько футболок, кофт, штанов, носков и чистое белье. тушенцов буквально снес все полки, скидывая одежду в свою сумку и рюкзак. кажется, что он вот-вот проснется от того, что коля бьет его по щекам. рука тянется к замку на зимней куртке. на улице ужасно холодно, шесть часов утра и практически сутки без сна. не хочется идти на улицу. собачка на пуховике бежит вниз, рассекая молнию и оголяя футболку под слоем теплой прослойки, практически испуская пар из-под себя. руслан проводит рукой по серебряной цепочке на шее, задыхаясь от обиды и переполняющей его боли. в голове он не понимает одного: почему? чего, блять, не хватало кашину в их отношениях? что заставило его, нахуй, пойти на измену? неужели все было настолько плохо, что пришлось прибегнуть к единственной вещи, которую руслан не в силах простить? то, насколько же сильно он дорожил даней, насколько пекся о нем, мечтал встретить вместе старость– все сломано, разбито на щепки, разъебанно в мясо, только из-за того, что кашин захотел разнообразия. тушенцов гладит свою цепочку пальцами, остановившись где-то посередине. после чего, с силой дергает свой подарок вниз, ломая одно из звеньев, с силой бросая остатки серебра возле своих таблеток и любимого стакана с водой. рядом ложатся (или приземляются?) абсолютно все данины подаренные кольца. забирай, сука, и делай ты что хочешь. квартира закрывается на три оборота, а дубликат ключей остается под ковриком, как это было обычно после переезда. данила добавляется со всех номеров и страниц в черный список. руслан тушенцов больше никогда и никого не полюбит так, как любил данилу кашина. данилу кашина больше никогда и никто не полюбит так, как любил его руслан тушенцов. руслан тушенцов и данила кашин больше не знакомы и знакомы никогда не были.