Lycosa

Аптекарь уже некоторое время копался в прототипе протеза руки, решив добавить немного механики. Но это позже, время давиться корнеплодами для заглушения чувства голода, пока оно не переросло в нестерпимое. Тем более, что процесс термообработки тоже занимает время. В течение нескольких дней особенно никого не появлялось, запасы были практически не нужны, от чистой скуки и нужды в новых испытуемых с чумой, лепрой и прочей гадостью Доктор отправился в город, заодно поинтересуется насчет работы стеклодува, который должен был с чертежами и насильно втолкованными объяснениями продать ему особые линзы. Стёкла, переводя на плебейский. Выбор для поиска жертв пал на трактир: для успеха своей работы нужны были добровольцы. Конечно, они о своей участи не знают, как и жирные рыжие крысы, делящие с неизвестными одну и ту же роль.

 — О, господин аптекарь! — увесистый господин помахал рукой, подзывая пришедшего за свой стол. За ним уже сидел молодой мужчина с длинными темными волосами. Судя по наряду, аристократ. — А я как раз встретил Вашего знакомого! Он Вас искал.

 — Рад видеть вас, господа, в добром здравии, — лекарь усаживается на крепкий стул, наверняка некогда разбивший чей-то череп. — Не могу взять в толк, к чему моему хорошему знакомому Адриано искать меня, раз я не менял место жительства.

 — Право, верно, — толстяк задумчиво тер подбородок. — Вы, к слову, обязаны быть земляками, имея фамилии на иностранный лад. Панталоне и Дотторе очень схоже звучит!

 — Я посмею возразить, — аристократ со скромной улыбкой вмешался. — Это лишь прозвища, которые нам дали в Милане, где мы и познакомились.

 — В Венеции, — лекарь фыркает. — Мы познакомились в Милане, а дали нам их в Венеции во время работы.

 — Какой же такой работы? — невольный слушатель приподнимает брови. 

— Чума, конечно. 

Панталоне все еще улыбается, заставляя доктора напрягаться. Нельзя разбрасываться подобным в городе с рвом из цепных псов церкви. Мужчина смотрит то на аптекаря, то на приезжего богача, заумно кивая головой, будто он понял что-то кроме надуманного мужеложства. Вот и причина отсутствия куртизанок вокруг его опрятного знакомого! Женоподобная срамота! Очаровательная мадам удобно и вовремя сворачивает за стол, где пустовало единственное место. Успела ведь приглядеть среди присутствующих успешных мужчин! Кроме этого толстяка с сальными волосами. Она же знает себе цену, правда? И потому, практически раздетая, но, тем не менее, натянувшая какие-то вещи, коленом невзначай касается чужого — того, что ближе, — обращает на себя внимание и подпирает ладонью собственную щеку, улыбаясь кривовато и пьяно. — Вы бывали в Милане и Венеции? Как чудно! Там красиво, наверняка. Расскажете побольше? — мадам знала, что заинтересовать любого мужчину можно почти искренним интересом с её стороны, и потому действовала по плану. Новая личность. Панталоне ожидает емкий комментарий от давнего знакомого, чтобы тот прогнал греховницу. Тот, однако, молчит. Толстяк хмурит брови, ему-то тут ничего не светит: жена, пять детей, как-то жалко заболеть от проститутки и оставить их умирать. Уж больно хороши дочки! Надобно их сберечь и отправить к черту… То есть, замуж. — Дурно и черная смерть кругом, — аптекарь все же вставляет свой комментарий, оценивая женщину. Нет, не для утех, а для непосредственных экспериментов с новыми лекарствами. В конце концов, за этим он сюда и пришел. — Вы, к слову, ничем не больны? Вопрос вынуждает распутную леди напрячься, когда она ловит на себе взгляд доктора, но, тем не менее, не утратить той наигранной грации без намека на выдержанную женственность: она буквально обливалась дешевыми маслами, будто стараясь скрыть намек на нищету в её глазах — но светские дамы, однако, так не делали! Поправляя волосы, убирая их сухие кончики на лопатки, предполагает, что если удержать прямой контакт, то можно вызвать что-то похожее на уважение. — Помилуйте! — мужчина чуть ли не вскрикивает. — Я не могу позволить Вашим золотым рукам работать с греховницей! Распутница, сей муж не даст тебе ни гроша. Господин Дотторе, Вам должна была приглянуться такая милая дама с рынка, куда ж Вы смотрите? — Что Вы! Как я могу, — она прикладывает ладонь к груди, чуть вперед подавшись корпусом, — нет никакого намека на болезнь. В этом заведении я — самая лучшая из дев, которых Вы могли бы встретить. Панталоне, избравший имя Адриано для созвучия, хитро разглядывал непроницаемое лицо доктора. Подружка, значит. Весьма занятно, если бы не природа этого чудака — наверняка окучивает новую жертву очередной его пробирки. У «паука» это стандартный алгоритм знакомства. Игнорируя хрюканья тучного мужчины рядом, мадам даже не смотрит в его сторону, показывая все свое пренебрежение, и ведь даже под предлогом смертной казни не легла бы с ним в одну постель, боясь чуть позже заполучить насмешливые взгляды сестер по несчастью. — Всего лишь какая-то неизвестная женщина. Разве она способна на то, что могу предложить Вам я? Поверьте, Вы проведете время с удовольствием, но только не ты, — и последнее, конечно же, относится к мужлану. Не болеет. Дотторе скучающе подпирает голову рукой, теряя всякий интерес. Можно было бы отрубить ей руку и пришить свой протез, но для столь незначительного опыта слишком большая трата сил и немалый риск. Сам с собой шутит. Панталоне, убедившись, что конкурентов нет, решает уважить одинокую женщину и забрать её себе. Для личного пользования и едва ли по назначению.

 — Вы и впрямь прекрасно выглядите, — он ничего не говорит о запахе. Ему почти дурно от смеси стольких масел и дело далеко не в сверхъестественной природе, не настолько у богача острый нюх. Комплимент мужчины несколько смущает получательницу. В нем не было скрытого смысла, направленного на секс, и отвращения подобное не вызывало, как уже привыкла женщина. Потому она ведет коленом, перекидывая ногу на ногу, и взгляд опускает на собственные бедра, когда дело касается аромата, нет, за-па-ха.

 — Но не пахнете. Это, к слову, правильно: резкий запах лаванды отпугивает большинство насекомых и некоторых животных с острым нюхом, — аптекарь обращается к тучному собеседнику, верному слушателю. — Кровососущие переносят более всего болезней.

 — О, надо же, — мужчина задумчиво потер выглядывающий из жира подбородок. Казалось, замечание куртизанки его вовсе не задело. 

— А Вам нравится Ваша работа? — Панталоне улыбчиво принимает в свою компанию распутницу. — Много ли денег приносит данное занятие? Если Вы вольны выбирать себе клиента, должно быть, не бедствуете? — Слушайте, разве у женщины без семьи, образования, мужа и приданого есть выбор? Что Вы ожидаете услышать от куртизанки, еле-еле сводящей концы с концами, господин? — она задает весьма очевидный вопрос и не таит странную, грустную улыбку. И этим же и стремится ответить: вопросом на вопрос, не вскрывая всех тайн. — Если бы так. Лишь иногда везет, но чаще всего богатые клиенты либо не интересуются услугами и приходят выпить, либо совсем здесь не объявляются. Толстяк в легком удивлении поглядывает на двух диаметрально противоположных личностей, задаваясь очевидным вопросом: что не дурному богатому мужчине может быть нужно от куртизанки? Он нездешний, это видно по костюму. Хочет чего-то «нового»? Право, лучше бы женился на непорочной красавице.

 — Я хочу услышать что-нибудь интересное. При должной предприимчивости даже Ваше ремесло может стать весьма прибыльным, — звучало это нереально и даже сказочно. Еще бы, ведь прибыль едва ли будет идти в карманы проституток. Да и подобный контроль населения очень удобен, столько болезней от одного лишь секса. Их «общество» этим и занималось. Некоторое количество веков назад с церковью было заключено соглашение на разделение власти. Всегда должен соблюдаться баланс. Редкий король мог знать о подобном, ибо пути Господни неисповедимы и нечего лезть в монастырские подвалы. Так нечисть закрывала глаза на инквизицию, а духовенство — на убыль населения в некоторых городах. Но власть имущие всегда неприкосновенны. Высшие чины сжигать на кострах запрещалось, как и есть. Список был краток: несколько архиепископов и Папа. С другой стороны: двенадцать неизвестных, скрытых под титулами. Одиннадцать и Она. — Дотторе — врачеватель, — красиво обрамленные перчатками пальцы указывают на сидевшего рядом с женщиной скучающего мужчину, сканирующего взглядом собравшихся. — И весьма успешный.
 — О, уж это правда, — толстяк закивал. 

— Если все так, как говорите, едва ли бы у Вас хватило денег на прием у него. Соответственно, Вы всего-то ищите свой мор. Это медленный суицид, какой прок так жить? Сколько Вам лет? — Двадцать пять, — она произносит тихо, понимает, что с теми данными, которые у нее есть, соваться куда-то выше не стоит совсем. Не получится, не примут в обществе, засмеют и буду указывать пальцами, как на сказочное существо.
 — О, так ты вовсе не так уж и молода. Более того, уже пропустила брачный возраст, — Панталоне задумчиво замычал. И неужели даже на неё есть спрос? Это он мысленно отметит. Между делом, сбавил градус уважения. 
— Заткнись, — Дотторе устало цокает. Раз уж эта женщина решила с ними задержаться, нужно использовать это грамотно, а не собирать подобным образом совершенно бесполезную для него информацию. В конце концов, гладили по руке его. Он поворачивается к куртизанке. — Вам ведь нужны деньги? Подобные разговоры всегда понемногу сводили её с ума: дама руки убирает под стол, на собственные колени, царапает кожу до покраснения, до того, как под ногтями собирает тонкий омертвевший слой кожи — мысли о том, что когда-то у нее было много возможностей реализовать себя, и в конечном итоге был выбран подобный, ущемляли и человеческое достоинство, и её женское начало. Она поднимает взгляд на так называемого Дотторе. — Да, — кому ж не нужны деньги? По крайней мере, она сможет купить что-то из еды, довольно-таки питательное, ведь в этом заведении обещанная еда абсолютно… отвратительная. — Если Вы хотите прямо сейчас, то на втором этаже есть свободные комнаты. — Идем, — Дотторе поднимается, подкидывая в руке шиллинг. Он позволяет монете упасть себе в ладонь, убирает в карман, демонстрируя, что деньги у него действительно есть. Панталоне мило улыбается вслед, толстяк с глазами в фунт смотрит на удаляющихся господ, искренне не понимая, что творится в голове у ворчливого нелюдимого аптекаря. Тот даже не оборачивается на стол с уже бывшими собеседниками, лишь скрипит половицами лестницы, начиная дергать двери на наличие свободной комнаты. И наконец находит, открывает дверь нараспашку и кивает куртизанке идти первой. Сам же заходит следом и, пройдясь до скудного наполнения комнаты, прислоняется к стене. — Мне неинтересны твои обыкновенные услуги, — он фыркает и отталкивается от стены, складывая руки за спиной, начиная медленно ходить по комнате. — Я хочу услышать что-нибудь интересное о штабе и его работниках. Твоя профессия включает в себя общение и наблюдение за множеством людей. Ценность информации будет составлять и твой заработок, постарайся вспомнить что-то стоящее. Какой ужас. После любого, даже непродолжительного диалога с алчным земноводным у аптекаря всё сводится к деньгам и крутится вокруг мировых золотых запасов. Удивительно, что они вовсе поладили: их сферы интересов не особенно пересекаются, когда вопрос не заходит о дороговизне материалов и услуг. Создание из земных глубин могло любить влажность, но в воду бы не полезло. Оттого они задержались тогда в Венеции опасно долго: Панталоне грезил о доме. Факт того, что врачеватель спать с ней не будет, заставил выдохнуть: отчего-то женская интуиция подсказывала, что стоит беспокоиться, но, опять же, вопрос денег. Присаживается на кровать — так легче и выслушать, и в ответ рассказать все, что знает. Убирая руки за спину, опираясь на кровать, задумывается — да, множество гостей побывало в трактире, некоторые лица уже запомнились. — Не могу сказать, что кто-то из них приходил сюда исключительно за услугами, но постоянные посетители выпить вина есть, — начинает, сохраняя интригу, — один из них — капитан Кэйа, насколько я помню. Он сохраняет традицию посещать это место через день, когда вечер переходит в ночь. За редкие случаи общения с ним и по слухам среди других выяснилось, что он — козырь в рукаве штаба, и дела, которые выпадают ему, решаются достаточно быстро; предугадать его планы и пути невозможно. М-м-м…

 Она делает паузу, почесывая пальцем подбородок и поднимая взгляд к потолку. 
— Единожды заглядывала и глава штаба, Джинн, судя по внешнему виду, достаточно молода. Заглядывала ради того, чтобы вытащить капитана, потому что в тот день он изрядно напился. Говорят, что она работает день и ночь и едва ли справляется с этим, были и те сказочники, которые верят в Варку, хотя я едва ли что-то знаю о нем, — пожимает плечами, скучающе наклонив голову вперед, — есть еще госпожа Лиза, но я слышала о ней лишь с чужих уст. — А что Рагнвиндр? — Дотторе складывает ладони на колене, усаживаясь на выдвинутый стул. — Рагнвиндр? — блудница хлопает глазами и улыбается. — Он здесь не появляется. Наверное, не считает место достойным… Может, очень занят винокурней. Честно, не очень понимаю знать. — Занятно… Весьма занятно, — задумчиво тянет гласные, бросает на кровать обещанный шиллинг и полпенса в придачу. — Пожалуй, это была одна из наиболее выгодных услуг, оказанных мной за последнее время.

 Он тихо смеется. Назревает интересный опыт. Если пустить по штабу инфекцию, как скоро она распространится и как скоро за ним придут? Стоит полистать свои записи для этого. Неважно, является Лиза ведьмой или нет, она используется штабом во благо церкви. Протестанты весьма занятны, не зря ушли от Папы. — Надеюсь, ты понимаешь, что для всех и каждого мы занимались здесь не милой беседой? — он сощурил алый взор, в котором, как черти, плясали огни масляных ламп. — Мне бы не хотелось лишать тебя жизни без причины. Все же ты грамотно распоряжаешься тем, что находится у тебя в черепе. — Я могу идти? — произносит наконец, готовая выскользнуть даже сквозь едва приоткрытую щель — настолько страшно стало вдруг. Аптекарь отмахивается, позволяя спрятать монеты в карманах юбки и ускользнуть прочь в коридор, сам несколько медлит, но выходит следом. Дотторе брезгливо огибает стол за столом, усаживаясь на прежнее место напротив. Конечно, испытуемых не нашлось, но зато нашлась весьма интересная информация. Богач хитро улыбался в бледное уставшее лицо, на котором сиял рубиновый раздраженный взгляд. Спрашивать «что?» он не будет: игры этого существа вне юрисдикции обязанностей аптекаря. Не хочется доставлять тому удовольствие.

 — Что же, оно того стоило? — аристократ сдается и, звеня перстнями, стучит в нетерпении по столу. 

— Кто знает, — сообщать что-то «бесплатно» исходя из нравоучений сидящего напротив лекарь не собирается. Победный светлый блеск на миг мелькает в уголке губ.

 — Я сокращу твое финансирование за излишнюю скрытность. Ты несколько лет не показывал ничего действительно стоящего. И интересного.

 Дотторе хочет оскалиться и приструнить наглеца, однако лишь поджимает губы. И Панталоне известно, почему, оттого он и выводит своего меланхоличного знакомого на эмоции. Уж очень ценна его реакция, увы, не золотом.

 — Не забывай, кто позволил тебе топтать сушу, — у аптекаря всегда есть, чем крыть. И, пожалуй, на том и держится их общение, ведь богач поджимает губы в ответ. Тучная личность сразу же ловит взглядом знакомого охотника. Щурит один глаз, что лучше видит, узнает и, радостно засветив несколько полугнилых зубов, поворачивается к выходу. 

— Господин! Как давно Вас не было в патруле, — он подходит ближе, освобождая место за столом. — Это легендарный капитан Кэйа? — Панталоне шепчет, желая услышать незамедлительный ответ от аптекаря, который успел заказать мясо с кашей из кукурузы и картошки, теперь внимательно ковыряя то вилкой, будто оттуда на него бросится огромный бычий цепень. Но в рот ни кусочка не клал.

 — Право, кажется, достопочтенный господин Дотторе чем-то околдован. Не нравится мне этот иностранец, — толстяк уже смотрит на капитана и кивает на длинноволосого красавца с приветливой улыбкой и кубком вина. Не прикрытый повязкой голубой глаз осматривает подозрительную компанию и расслабленно расстегивает камзол, криво ухмыляясь обнаруженным жертвам. Женщина приняла бы это за хамство, Дотторе покривил губами и сощурился. Панталоне передразнил капитана, чем прервал гримасу превосходства. За время отсутствия лекаря богач успел подправить воспоминания своего собеседника во избежание проблем. Времени было мало, видимо, сопротивление оказывалось довольно сильное. В милой улыбке Адриано мелькнуло нечто хитрое.

 — О, как славно иногда встретить столь редких ремесленников! Прошу, присаживайтесь, — Панталоне метал взорами в Кэйю. — Мне безумно интересно все, что связано с заразой, мешающей жить человечеству. Мой дорогой друг, — он указывает на поджавшего губы соседа по столу, — здесь сидит также неслучайно. Аптекарь скучающе изъял из мяса кость и отложил в сторону. Он невозмутимо положил небольшой кусок в рот. Если не думать об этом, как о еде из трактира, то даже терпимо. Панталоне даже поморщился, представляя, какое же дерьмо сейчас в зубастом рту. Сейчас два клоуна начнут устраивать представление для всего трактира, пытаясь выведать о друг друге жалкие крохи интригующей информации. Не помешал бы Рагнвиндр, осаждающий штаб презрением и недовольством. И все же защищающий город от нечисти, оттого и с Дотторе не желающий иметь никаких дел, постоянно его подозревая. Ну взял он пару раз бездомных детей для научного пользования, что с того? Всё для пользы тех же горожан. К тому же, животные испытания прошли. Капитан вполне органично вливается в разговор с кружкой эля.

 — О чем именно Вы хотите узнать? Если это касается чумы, то, с уверенностью Вам скажу, штаб заинтересован в другом, — он отпивает, прежде чем отставить кружку недалеко. — Откуда Вы прибыли, м? Панталоне следит за умелым жонглированием слов в устах капитана, чувствуя, наконец, достойного оппонента. Он облизывается, отпивает немного вина и, выдохнув, вальяжно усаживается на стуле. Аптекарь ощущает провальность идеи на себе: поиск объекта стал слишком громким и превратился в подобие светского сумбура. Он хочет встать, однако компаньон одергивает его и усаживает обратно, намекая, что тот еще не доел. Фыркает, просит стакан воды и выпивает залпом. Он это не доест, отвратительно. — Италия, как можете видеть, — он указывает на славный яркий костюм с поясом. Ткань первоклассная и явно новая. — Сейчас там несладко, решил попытать счастье здесь. Изучаю торговлю и весьма успешен. Мой друг здесь проживает, но говорил о сей краях мало. Стеснять его не буду… — Панталоне посмеивается в руку. — Моя цель — Лондон.

 — Так езжай быстрее. Ты мешаешь работать, — алый взор впивается в ровное лицо. — И тратишь моё время

. — Аналогично, мой чудаковатый друг, — Адриано сжимает губы в полоску, пока Дотторе хмурит брови, стакан в его руке чуть не лопается. — Италия, говорите, — он начинает, отставив кружку, и припадает щекой на кулак. — Да, слышал, что сейчас там жить небезопасно. И когда же Вы планируете уезжать? Ваш друг, вероятно, визиту не рад. Панталоне отвлекается, игриво улыбается и щурится, заправляет вьющуюся густую прядь за ухо, не давая выбиваться из колоса, сразу же складывая руки в замок неподалеку от полупустого кубка. 

— Вмешаюсь, — Дотторе цепляется взглядом за вынужденного собеседника — Кэйю — стараясь прожечь того насквозь, чтобы тело свалилось замертво с неудобной табуретки. — Этот господин, кроме шуток, абсолютно лучший в своем ремесле — торговле. Он прекрасно чувствует людской характер и, быть может, смог бы повысить авторитет штаба.

 — Несомненно. Вы, должно быть, догадались, что заинтересовали меня не своей славной репутацией в этом заведении, — Адриано склоняет голову вбок. — Я ненавижу тех, кто мешает мне вести дела. Нежить попадает под эту категорию.
 Панталоне морщит нос и хмурится, удаляя с лица все признаки игривой заинтересованности, оставляя исключительно холодную жестокость. Дотторе оставался непоколебим, верно отыгрывая роль в их спектакле. Они и сами едва ли были людьми, но ничто не объединяет души лучше общей неприязни. Панталоне нужны новые внутренние каналы в церкви, а аптекарь… его прельщала смена власти и возможности этого переворота для его стези. 

— Не так давно нужный мне караван был атакован огром. Будь я не столь гордым, то лично воткнул бы кинжал ему в сердце. Но финансы позволяют мне нанять опытного человека, — Адриано ведет рукой, заглядывая в привлекательную синеву взора капитана. Голос его становится гипнотизирующе мягким. Славная внешность, подчиняющий голос — вывод почти очевиден. Но, конечно, не для жертвы, ибо северный морской народ отличался одним любопытным умением — пол жертвы их остановить не мог. Пока он лишь проверяет, ничего не говорит, не приказывает. Однако Дотторе заставляет себя удивленно нахмурится — на случай, если не сработает. Разговор набирает впечатляющие обороты. Кэйа в полупьяном состоянии способен лишь на дерзкие выходки, собственно говоря, лишь словесно. Дотторе следит за игрой внимательно, пытаясь разгадать замысел товарища-интригана. По его скромному мнению, всё происходящее цирк и фарс, не имеющий никакой выгоды и несущий лишь опасность. Капитан же, удобно расположившись в окружении слушателей, прикрывает глаза. 
— Авторитет штаба? Право, в сотрудничестве штаб не нуждается, но раз Вам так неймется — обсудите все с магистром, я же просто выполняю свою работу и как-то притрагиваться к делам, которые касаются бумаг, договоренностей и их составляющего, не желаю вовсе, — он прикрывает рот кулаком, прежде чем снова приложиться к кружке. — Касательно нечисти — наши ценные сотрудники справляются с их истреблением. По крайней мере, церковь охотно спонсирует штаб. — О, не примите излишнюю похвалу на свой счет. Я лишь хотел бы через Вас заиметь гарантию встречи, — вновь Панталоне весел, однако взора его не покидает легкий блеск. Но на Кэйю это почему-то не действует. — Мне довелось слышать, что церковь нанимает даже чудовищ. Быть может, Вы так не любезны из-за союза с ними. Вампиры, орки… ведьмы? Или даже банши? Адриано допивает вино, аптекарь же, пользуясь моментом, кидает на стол монету, благополучно покидая сомнительную компанию. Уж лучше бы он отправился в лес, чем слушать эту какофонию лжи и обмана сладкой речи богача. Тот, к слову, уходом недоволен.