Ты же мне веришь?..

В этот день коридоры были оживлёнными, чего вовсе не наблюдалось вчера, когда за каждым поворотом тебя не встречал даже бубнёж непонятных в шопоте слов. Трагер сделал это специально? Конечно, ведь как ещё показать оставшуюся жизнь в этом погребённом горем месте? Трагер рассказывал о чём-то чего ни Майлз, ни Эдди не слушали. Даже иногда казалось, что Глускин тоже в курсе всех делов, но это оставалось не ясным за его границами сознания, поэтому Апшер мог лишь догадываться. —Для начала мы зайдём в мой кабинет, надеюсь вам не составит это труда? —Конечно нет. —Отлично. Глава больницы медленно открывает дверь, будто боясь того, что там будет что-то непозволительное для чужых глаз, но кабинет полностью пуст. —Прошу вас, проходите. Дверь настежь распахивается, а Трагер отходит в сторону, оставляя пространство для гостей, которые мешкаясь входят в пропахшую медикаментами комнату. —Чувствуйте себя как дома. —Спасибо вам. И пока Майлз не сводит пристального взгляда с главы больницы, Эдди проходится глазами по названию книг, ровно стоящих на полках старого шкафа. Все эти книги о философии, этикете... Единственная, отличающаяся от всех книжечка, в яркой, как солнце, обложке, была с названием "семья". Такое, казалось бы, не удивительное название, самое обычное слово, но почему эта книга здесь, тем более у такого занятого человека, как Трагер? У него проблемы с семьёй?? —Для начала я хочу спросить вас, как именно вы собираетесь всё это делать и какие места для этого понадобятся? —Здесь всё просто. Глускин кидает быстрый взгляд на Апшера, который не слишком сильно понимает намёка, но просто сохраняет молчание, не собираясь перебить речь партнёра. —"Он точно что-то знает." — проносится единственная мысль в голове Майлза.

...

Вейлон сидит один, в тени небольшого дерева на заднем дворе. Здесь спокойно и почти никого нет, может быть именно эта причина заставляет его оставаться там. Здесь никто не мешает ему делать то, что он сейчас делает. Проводя остриём ножа-бабочки по бледной коже, Парк криво ухмыляется, словно наслаждаясь этой резкой и колючей болью. Такое он вытворял часто, стоило ему остаться в полном одиночестве. Конечно же, докторам было плевать на шрамы и ещё не зажившие порезы, иногда они даже помогали с этим, привязывая пациента к креслу и назло медленно водя острым лезвием по рукам, даже если пациент этого не хотел. Здесь это называлось самовыражением. Таким способам многие пациенты старались забыть те мучения, которые испытывали при жестоких процедурах и не только. —Привет, Вейлон. Рука с ножом вздрагивает, а голова в нервном, быстром темпе поворачивается в сторону до боли знакомого голоса. И перед глазами предстоёт она... Ещё более красивая, стройная и ухоженная женщина, какая была совсем другой, перед тем как Парк попал сюда. Лиза, бывшая жена Вейлона, которая тут же сбежала к другому, прикрываясь тем, что не хочет быть матерью одиночкой с двумя сыновьями. Она подала на развод за неделю до того, как программиста засадили за стены Маунт-Мэссив. Они расстались быстро и без вопросов, но детей оставили ей, и, наверное, к лучшему. Вейлон удивлён, что несмотря на это, Лиза иногда приходит навестить его. Или может поиздеваться? —Ты снова занимаешься этой хернёй? Когда ты поймёшь, что это тебе ничем не поможет? Тем более, ты просто псих, а говоришь гадости о больнице, которая пытается тебя вылечить. —Они пытаются избавиться от нас! Это не лечение, а пытка!! —Хватит. Я устала от этого. Такими темпами я больше никогда сюда не приду и ты больше не узнаешь о моих детях. —Наших детей. —Нет, Вейлон. Моих детей. Если ты забыл, то ты больше не их отец. Скоро они забудут тебя и у них будет уже нормальный отец. —Не напоминай мне об этом чёртовом Глускине! Лиза закатывает глаза и хмуриться, даже не понимая как Вейлону надоело слышать об этом. Она думает, что ему интересно слышать о её будущем женихе и о том, что дети привыкают к нему. —Тебе никогда не было дела до моей жизни. —Ты пришла сюда издеваться!? —Да я больше и ногой сюда не ступлю. И на этой ноте она уходит, оставляя после себя аромат ежевичных духов, заполняющий разум Вейлона тоской по дому...