Нынче неизведанное

Пару месяцев назад в агентство вступил Дазай Осаму. Это предложение можно было бы потратить на описание дьявольской, беспощадной к Доппо сущности шатена, но важно здесь не «кто», а «при каких обстоятельствах». Дело о Лазурном вестнике. Сасаки Нобуко. «Вы мне… нрави…» — последние её слова, обращённые к Куникиде. Потухающая слабой свечой тень её улыбки. Кровавые ликорисы, отпечатавшиеся в сознании Доппо. Оно не давало покоя. Квартира, избавленная только несколько минут назад от грязной посуды, была по-обычному тихой. Цветок на подоконнике понимающе глядел на блондина, отмеряющего шагами комнату. Это не была скорбь. По крайней мере, он не чувствовал ничего острого и пронизывающего. Это были бесконечные мысли сожаления, укрывающие мокрым одеялом. Липнущие. Белые жужжащие мухи, от которых не отмахнуться. Куникида переставил стул в сотый раз, пытаясь найти идеальное его положение, но разворошил осиное гнездо лишь сильнее — — Такое нельзя забыть быстро. Такое вообще нельзя забыть. Не каждую, но многие ночи он еле смыкал глаза, потому что под веками тут же начинали плясать отзвуки и ощущения: тихий голос, белое аккуратное платье, длинные блестящие волосы, мимолетная нежная заинтересованность. Как только веки распахивались, Доппо казалось, что в тёмном углу два ока-прожектора направляет на него призрак, яркий фантом прошедшего и никогда не возвращающегося. Рокузо. Сасаки. Он виноват перед ними. Это вызывало притуплённую, шептавшую гадости боль. Блондин нахмурился, отпрянув от стула, не желавшего поворачиваться на нужное количество градусов. И понял, что скоро сойдёт с ума, если так продолжится. Телефон лёг в руку приятной тяжестью, как наконец обретённое спасение. —Простите, можно я у вас переночую сегодня? —Приезжай, конечно, — не задавая лишних вопросов, отозвался с недавних времён партнёр. Душа ответила ликованием. *** —Ты принёс сюда работу? — Фукудзава отчуждённо рассматривал кипы бумаг, ввиду своей природной деликатности не комментирующий это никак, кроме вопроса с очевидным ответом. —У меня в плане на сегодня написано разобраться с документацией дела об Увядшей розе. —Снова причёсываешь старые расследования? — поднял брови Юкичи. Доппо поправил очки с видом Абсолютного Взрослого. —Тот, кто вёл записи раньше — делал это из рук вон плохо. Сплошной сумбур. Я считаю, что многое нам ещё понадобится в будущем, так что привожу в божеский вид важное. —Тогда зачем ты пришёл ко мне? — без тени обвинения спросил директор. Как думал он. Доппо же услышал мрачнейший тон разочарованного человека. —А… Они долго смотрели друг на друга. Целые бесконечных пять секунд. —Я… Быстро закончу. Вздох. —Ужинал уже? Кивок. —Тогда я посижу здесь, почитаю. Помощь ты ведь не примешь? Кивок. Куникида говорит, что одному на работе легче сосредоточится. Но, возможно, отдых Фукудзавы для него важнее, чем собственный. Возможно. Они уселись по разные стороны в гостиной, представляющей собой довольно уютное место с книжным шкафом и низким столиком. Юкичи не всегда любил говорить о том, что читает, а детектив и не лез, если не требовалось. Вот и сейчас мужчина сел в кресло, сосредоточившись на тексте, а блондин уткнулся в работу. Шелест бумаг раздавался со всех сторон. Фукудзава иногда поднимал взгляд и наблюдал за Доппо, полностью ушедшим в мир строгой, непоколебимой письменности. Неяркий тепловатый свет комнаты сглаживал подробности его лица, но выделял глаза, как обычно обрамлённые очками. Они бегали туда-сюда, сощуривались, блестели. Тихими движениями директор отложил книгу, и ровными, бесслышными шагами прошёл по татами, усевшись рядом. Куникида даже не заметил: потому что «делать вид» — не в его стиле. Теперь он был ближе, напротив — сидел на полу в не очень удобной позе, разложив всё нужное на низком столе. Фукудзава мысленно поругал себя за некомфортное состояние позвоночника блондина и вгляделся в руки, крепко держащие ручку. Тут Куникида поднял взгляд и вздрогнул. —Не хотел пугать. Я останусь здесь, хорошо? —Конечно, Фукудзава-сан. Доппо не понял, почему тот недовольно поджал губы. —Прекращай меня так называть. Я думаю, можно уже и без суффиксов, хотя бы вне работы. Ладонь мужчины поправила чёлку удивлённого собеседника, а после легла на собственное колено, укрытое зелёной юкатой. Совершенно спокойным жестом. —И расскажи, что случилось, — интонация была незыблемой, но чуть притихшей, словно острый как меч Юкичи осторожничал. —О чём вы? — Куникида коротко, нервно мотнул головой. —Ты изменил своё привычные расписание и приехал ко мне, а теперь зарываешься в работу с таким видом, словно от чего-то бежишь. И он прикосновения вздрогнул. Блондин всмотрелся в светлые глаза напротив: в них танцевали прозрачные узоры, плавными разводами отходящие от зрачка. —Мне не хотелось быть одному этим вечером. Этой ночью, — фраза, казалось, слетела с губ раньше, чем образовалась в мозгу. —Тебя что-то беспокоит? — Фукудзава ещё не касался, но приглаживал взглядом. Было непривычно это внимание, не дремлющее по отношению к выражениям лица, изменениям голоса, движениям. Директор заглядывал с интересом и нежностью куда-то, что сам Доппо предпочитал загасить, как разгорающееся пламя, интенсивной мозговой деятельностью. От этих серых глаз рёбра буквально распирало тепло. —Люди, которых я не смог спасти. Не считайте меня сумасшедшим, но я иногда чувствую их присутствие. По крайней мере, мне тяжело о них думать. Рядом с вами… я отвлекаюсь, поэтому приехал. Тут Юкичи не выдержал, поднялся и опустился на этот раз на место не через стол, а совсем рядом. Взял руки детектива в свои, начал аккуратными движениями чертить по выступающим венкам линии. Кто же знал, что гроза преступной Йокогамы может быть таким нежным. Лёгкий поцелуй отпечатался на розовой теперь щеке Доппо, на лбу, который теперь не прикрывали волосы. —Ляжем вместе. Кошмары точно не придут, обещаю. Сочетание строгих, почти скульптурных черт лица и тёплой кожи, соединённое с вечерней гостиной надолго ещё застряло в памяти. Как и застряли в горле слова благодарности. Любви. *** —Вообще, после твоего звонка я подумал, что ты по совершенно другой причине приедешь ночевать. —Какой же? — отправляющийся в мир грёз Куникида зевнул, переворачиваясь на бок, спиной к мужчине. Фукудзава целомудренно промолчал, не раскрывая этого страшного секрета. —Спокойной ночи, — он не отворачивался, засыпал на спине и слушал чужое дыхание. А иногда даже улавливал «Дазай, лучше утопись, пока я тебя не прикончил». Тихо посмеивался. Не так уж и плохо делить с кем-то узкую для двоих кровать. Особенно, если можно касаться губами плеча спящего, ощущая ими тонкую ткань. Не так уж и плохо спать в чужой квартире. Особенно, если фантомы заменяются короткими прикосновениями где-то на грани полусна и полуяви.