Их занятия продолжались. Возможно не так часто, как Гермионе хотелось бы, но они происходили - и это было самое главное.
Грейнджер теперь могла похвастаться, что на расстоянии пятнадцати сантиметров могла призвать палочку к себе в ладонь. Девушка была неописуема горда своим достижением, а Малфой, умело пряча улыбку за насмешкой, с интересом наблюдал за ней. Гермиона долго терзала себя вопросами, зачем Драко это нужно? Почему тратит на нее свое драгоценное время, разделяя с ней ее маленькие победы и редкие проигрыши?
Ответа не было - язвительные фразы от Драко и разлившееся тепло в его глазах говорили о многом.
Руша все стереотипы и предрассудки, они начали видеться и вне своих уроков: тайно посещали Хогсмид за стаканом сливочного пива, сравнивали свои настойки бадьяна, бурно ссорились из-за пустяков, а потом шли друг к другу навстречу. В их взаимоотношениях появился комфорт и некая идиллия: они оба были своими среди чужих, и чужими среди своих.
Когда на Хогвартс опустился первый декабрьский снег, Малфой предложил пойти Гермионе в Запретный лес.
— Абсолютно, категорически, всецело
нет, - выпалила Гермиона, сверкнув глазами.
— Да ладно тебе. Ты не позволишь мне защитить твою честь?
— И сдохнуть за грязнокровку, ага.
В глубине души Грейнджер чертовски хотелось туда вернуться. Ей было действительно интересно, обитает ли там ещё Вервольф, прошел ли он какую-то трансформацию? Обжился ли потомством?
Вспоминает ли о ней?
Гермиона вздрогнула от собственных мыслей. Этот зверь и их пару встреч будили самые темные, неизведанные стороны души девушки. Он словно когтистой лапой грубо всколыхнул всё её нутро, выводя наружу ее демонов и тайных желаний. Грейнджер не ощущала себя прежней - и в новом познании себя девушка чувствовала себя прекрасно.
Драко в конце концов ее заколебал.
— Хорошо, Малфой, идём. Но если животное кинется, чур тебя он сожрёт первым.
— Я дам тебе фору на побег, - Драко ей подмигнул.
Гермиона закатила глаза.
Тем же вечером они встретились у входа в школу. Сняв с себя Дезалюмиционное заклинание, они направились к Запретному лесу. Декабрьский снег был везде: он хрустел под ногами, снежинками колол щеки. Гермиона засунула ладони в перчатках глубоко в пальто, оглянувшись на Малфоя.
Драко не было страшно. Казалось, его всё это забавляло: испуганная Гермиона, несуществующий оборотень, прогулка с маглорожденной. Он тряхнул головой, и с его светлых волос посыпался серебристый снег. Луна освещала его аккуратный нос, играла с его едва заметной отросшей светлой щетиной. Малфоя пытался спрятать лицо в высоком вороте его черного пальто.
Он был красив: о Мерлин, как же Малфой был красив в эту самую минуту, в это самое мгновение!
— Прости, что прерываю твое любование мной, Грейнджер, но мы на месте.
Гермиона взрогнула: они действительно были уже внутри Запретного леса. Драко бестактно смотрел на нее в упор, в его взгляде читалась издёвка. Девушка была несказанно счастлива, что выступивший на ее щеках румянец скрывал колкий снег.
— Смотрю и думаю, какой ты дебил, - ответила ему Гермиона.
Ей стало страшно - снова. Голые ветвистые деревья, неровные тропы: всё это моментально перенесло Гермиону в тот самый вечер. Казалось, она помнила каждый камень, об который споткнулась, и каждую веточку, цараповшую её тело в момент побега. Желудок скрутило, а сердце пропустило удар, когда в голову пришло осознание: в темных заснеженных кустах девушка высматривала огромный белый силуэт, желая на него наткнуться.
— Может сдох твой маленький и нежный зверь? — спросил Малфой за спиной.
— От чего же?
— От тоски по тебе, - он усмехнулся, поверхностно оглядывая пустырь, где произошла первая встреча Гермионы и вервольфа.
Грейнджер хмыкнула, скрещивая руки на груди. Она начинала замерзать. Внутри её начало колотить: темнота и ощущение, что вот-вот - и белая тварь набросится на нее сзади, медленно начала сводить её с ума. Гермиона не находила себе места, оглядываясь и вздрагивая от малейшего колыхания ветра.
Единственное, что удерживало девушку в здравом сознании: присутствие гребанного Малфоя. Он плечи опирался о ближайшее дерево, сохраняя спокойствие и невозмутимость. Гермиона не знала, была ли эта маска его лице, или ему действительно было всё равно. Она понимала Драко ровно настолько, насколько даже и представить не могла, что творилось в его голове.
— Слушай, Грейнджер, - лениво протянул в тишине Малфой, рассматривая серое снежное небо. — А ты не думала, что твой дружок - всего лишь анимаг?
Гермиона резко развернулась к нему.
— Ну конечно я думала об этом.
Это была ложь.
— Среди всех известных зарегистрированных анимагов нет вервольфов. Может, пару на севере, и им должно быть лет шестьдесят. Этот... - Гермиона сглотнула, - слишком активен, чтобы быть в возрасте.
Это было полу-правдой. Ещё на третьем курсе, когда шла заварушка с Люпином, она вычитала всю имеющуюся информацию про оборотней и анимагов. Конечно, со времён ее тринадцатилетия могло многое, что измениться... Черт, как ей в голову могла не прийти эта мысль?!
— А может этот подонок не хочет быть зарегистрирован, - Драко приподнял одну бровь. - Может, он настолько устал во время войны от регистрации, слежки и отчётов, что анимагия - единственное, что может приносить ему
настоящее удовольствие.
Малфой оттолкнулся от дерева и, скрепя тяжёлыми сапогами по сугробу, начал подходить к Гермионе. У нее почему-то панически сжалось сердце. Ее глаза столкнулись с его: стальной холод и нерушимый металл. Гермионе захотелось плакать: ее внутренний клубок нервов и психологических проблем снова затрещал. Стержень дал трещину.
— А потом появилась ты, Грейнджер, - Драко был на расстоянии вытянутой руки от неё. — Нарушила его покой и душевное равновесие. Вмешалась в его границы со своим блядским умением лезть в задницу без вазелина. Захотела сделать из него научное достояние, предметом тщеславия... И, конечно же, заполучить очередной плюсик в досье для Министерства от Золотой девочки.
Гермиону трясло. Находится сейчас рядом с Малфоем было равносильно самоубийству. Он был сейчас чертовски опасен. Девушка чувствовала себя загнанной в клетку крысой.
— А потом Грейнджер зовёт на помощь, когда вдруг очевидно опасный тип решает ее припугнуть. Заливаясь слезами, соплями, со спутанными волосами, мисс великая волшебница вдруг пугается, и решает не сувать руку в пасть зверю, который с вероятностью на девяносто девять и девять процентов ее может откусить. Хвала твоему разуму!
Гермиона против своего желания почувствовала, как в уголках ее глазах скапливаются слезы. Она не знала о таком Малфое -
по-настоящему делающему раня словами, попадая в самые больные точки. Опасный, с опьяняющей тревогой за свою шкуру... Манящий. Внутренние демоны Грейнджер ликовали - это было то, что им нужно.
— Ну и, напоследок, - Драко делает ещё один шаг, смакуя каждое произнесённое слово. — Тебе, безусловно, нравились эти кошки-мышки. Прилежная гриффиндорская
блядь наконец почувствовала реальный азарт за свою жизнь и адреналин по венам. Иначе ты бы сюда не пришла. Я прав?
Малфой был охуеть как прав. Каждое его слово было пропитано отрезвляющим ядом. Гермиона чувствовала себя на гребаной проповедью.
— Ты сам предложил мне это, - едва шевеля губами, произнесла Гермиона. Перед ней стояло величие и беспощадность, оплот настоящей магии и силы - это будоражило ее сознание.
Драко опустил ладонь на ее щеку. Он провел холодными пальцами по ровной линии челюсти, забираясь под шарф. Малфой коснулся ее сонной артерии, чувствуя отчаянно быстрый пульс. Гермиона видела, как тяжело он дышит, словно он сдерживает себя от единственного...
Разорвать.
Укусить.
Распотрошить.
— Я плохой человек, Грейнджер, и делал плохие, очень плохие вещи. Я совершал много ошибок. Ты - лучшая из них.
Это было почти признанием.
И тогда Малфой поцеловал её. У Гермионы начали подкашиваться ноги .
Он прижался к её губам так, будто это было его билетом в один конец до рая. Драко, словно работая с фарфором, осторожно опустил пальцы на ее плечи, прижимая к себе всем телом. Даже сквозь пальто и свитером под низом, Гермиона чувствовала силу Малфоя, его натренированные мускулы и неуёмную жажду быть лучше, чем вчера.
Драко целовал её, целовал, целовал...
— Моя, моя,
моя... - хрипло выдыхал он, целуя каждый миллиметр ее лица: брови, темные ресницы с крупицами снега, скулы, подбородок, россыпь родинок на шее, и опять к губам.
Это были жаркие, душераздирающие поцелуи. От них хотелось умереть, воскреснуть, и снова пойти на смерть. Малфой целовался, как бог, отдавая всего себя, поджигая свою боль, топил Гермиону в своей нежности и любви одними губами.
А Гермиона не знала, куда деть себя. Внутри нее царил ад: Люцифер пил огневиски, а демоны занимались оргией, пока ее душа опускалась в пекло. Это все было грешно: и стояк Малфоя, упирающийся ей в живот, и его сильные руки, сжимающие ее талию и затылок, зарываясь в густую копну волос. Она начала дрожать, потому что, теоретически, это было неправильно
Фактически Гермиона мечтала, чтобы это никогда не прекращалось.
Магия внутри нее бушевала. Она чувствовала себя натянутой стрункой, в любой момент готова порваться и хлестнуть острой плетью своего обладателя. С каждым животным, ненасытным поцелуем Драко её низ живота сладко скручивалось.
В какой-то момент Гермина почувствовала - она не выдерживает всю ту трансформацию, которая послала ей вселенная. Выплескивая неконтролируемые потоки магии, Гермиона почувствовала, как теряет сознание: она была истощена. Малфой за считанные минуты сумел вытрепать ей всю душу.
Волнами невербальной магии Гермиона оттолкнула от себя Драко - и, бившись в лихорадке, потеряла сознание. Снова.
***
Грейнджер очнулась в Больночном крыле поздней ночью. Всё её тело гудело, а перед глазами плыли темные круги. Оглянувшись, девушка увидела мадам Помфри за своим письменным столом, заполняющей бумаги, в окружении нескольких свеч.
— Мадам Помфри, - едва слышно позвала лекаря Гермиона, - как я...
— Как ты тут оказалась? - привычно отчитывающим тоном перебила ее Помфри. — Попробуй спроси у Драко Малфой. Он тебя привел сюда вчера глубокой ночью. Честно говоря, оказывается, он не такой плохой юноша, как может показаться сдалека...
У Гермионы заболела голова из-за яростной бурей ворвавшимся воспоминаниями. Она схватилась за голову, вновь проживая каждое мгновение. Красочные картины их последней встречей мелькали перед глазами. Гермиона чувствовала себя в тупике.
— У вас сильное эмоциональное потрясение, мисс Грейнджер. Так сказал мистер Малфой. Я дала вам успокоительного. Ложитесь спать, моя дорогая, вам нужны силы.
Гермиона кивнула, переворачиваясь на бок. Горячие слезы струились из ее глаз, и она не могла это контролировать. Грейнджер ощущала себя израненным животным, желая спрятаться от всего мира, зализывая кровоточащие раны.
***
На следующий день Гермиону выписали. День выпал как раз на воскресенье, поэтому она с чистой совестью до вечера пролежала в спальне Гриффиндора, задернув шторы. Грейнджер впервые не думала об уроках или каких-то ещё поттеровских делах.
Гермиона заглядывала внутрь себя и видела псину, влияющую хвостиком при виде хозяина. Это было ненормально - получать наслаждение от того, кто в состоянии разломать тебя на куски - физически и психологически. Грейнджер с отвращением чувствовала себя
жертвой.
Она плакала в подушку, до крови искусала кожицу у ногтей, выбросила к чертовой матери носки, которые вязала для Рональда. И, конечно, ждала какой-то весточки от
него. Весточки не было.
Гермиона не была дурой, и прекрасно понимала: он ждал от неё шага. Первый он сделал, следующий - её. Драко приоткрыл завесу. Малфой негласно поставил Грейнджер перед выбором: или со мной, или без меня. Все было так просто, что ей хотелось зубами порвать себе вены.
Перед глазами то и дело мелькали его горячие губы, белокурые волосы, падающие Гермионе на веки, пальцы, видавшие смерть, сжимающие ее так крепко, словно боялись потерять. И Вервольф... Страшный убийца с красной головкой между ног. Грейнджер хотелось блевать и смеяться одновременно.
От плохих мыслей и самосознания ее отвлекла Джинни Уизли. Грива огненных волос озорно мелькнула перед глазами Гермионы, лежащей в постели.
— Или ты выходишь прямо сейчас из спальни, или я нашлю на тебя проклятие, от которого ты будешь целый месяц ходить враскорячку.
Грейнджер против своей воли улыбнулась: Джинни всегда получалось отвлекать её. Будь то в жизни либо война, либо ссора с ее братом - вот такие вот пару ненавязчивых фраз могли ободрить и вытащить из пучины самобичевания Гермионы.
Она согласилась. Джинни, не смея узнать причину поникшего состояние подруги, тепло улыбнулась - и этого было более, чем достаточно. На обветренном лице младшей Уизли совсем не по-зимнему красовались веснушки.
На улице вовсю бушевала метель. Перед сочельником многие ученики Хогвартса уехали домой. Гермиона решила остаться в школе, так и не найдя родителей, вернув ну память, - ей некуда была идти. Девушка чувствовала себя побитой брошенной собакой, отзывающаяся на ласку любого прохожего.
Джинни была единственной из Уизли, кто предпочел остаться в Хогвартсе. У нее снова произошло недопонимание с Гарри, Молли в очередной раз связала ненавистный ей свитер цвета бордо (раньше это был цвет Фреда): в общем, на рождественские праздники она решила остаться в школе.
Гермиона до сих пор не нашла родителей, чтобы вернуть им память. Этот вопрос тяжким грузом висел в ее груди, одна она знала: так будет лучше. Для их безопасности; для ее спокойствия. Когда-нибудь... Когда-нибудь она их найдёт и расскажет о своих неудачах, поделиться с мамой о своих неоднозначных чувствах, посоветуется с отцом как покорять вершины карьерной лестницы.
Джинни вывела ее на лестницу в Холле, где дверь в Хогвартс были нараспашку открыты, впуская морозный воздух. Некоторые младшекурсники играли в снежки, другие - волшебной палочкой делали дорожку вдоль монументов, по которой можно скользить ногами. Гермиона услышала от Джинни озорной хохот:
— Знаешь, говорят, у высоких и жилистых самый длинный член. Ты как думаешь? Не то, чтобы у Гарри были проблемы с этим, но...
Гермиона подняла глаза и увидела
его. Он, как всегда великолепно выглядя, стоял у тропинки, ведущей к озеру, и о чем-то беседовал с Блейзом Забини. Драко хмурился, и, казалось, сжимал кулаки, желая оставить лиловый фингал другому слизеринцу.
Он
остался. Не стал возвращаться в Малфой-мэнор. Возможно, его дом напоминал ему обо всех пытках, которые Драко пришлось пережить или увидеть. Воспринимать собственный дом как черную дыру из боли из страданий - это было страшно и жутко.
Гермиона долго смотрела на Малфоя, пока тот не развернулся и не ушел с Забини в сторону поля для квиддича. Драко даже не посмотрел в ее сторону. Жгучая обида заполонила Грейнджер, наполняя ненавистью каждую частицу ее тела: какого Мерлина после всего произошедшего ты даже не скажешь мне "
привет"?!
— Гермиона! Ты тут? - окликнула ее Джинни, легонько толкая ее в плечо.
— Какая разница, какой член у Малфоя, если он проиграл войну? - риторически спросила Гермиона. Она чувствовала, как от уязвленного эго у нее задрожали пальцы. Ей хотелось Малфоя разодрать, довести до рыданий, выкопать ему яму.
Джинни понимающе кивнула, задорно улыбаясь. Этого было достаточно. Ей хватило такта просто находится рядом с подругой, пока та прибывала в своих раздумьях.
А подумать было о чем: съедая себя заживо, Грейнджер даже пришла в голову мысль: может Малфой нашел себе другую подружку? Ту, которая с открытым ртом будет любоваться любым его вздохом. Которая кротко и послушно будет выполнять его просьбу. Или ту, которой без проблем можно навязывать свое мнение, не встречая протест и стадии отрицания. Ревность сжигала девушку.
Рвя зубами по ночам подушки, Гермиона ненавидела себя: свой неконтролируемый выплеск магии, непослушные кудри, излишняя худоба. Она вся была неидеальной -
не под стать наследнику рода Малфою. Выступающие ключицы и ребра, впалые щеки - да на нее даже гномы из сада Уизли не обращали внимание. Гермиона чувствовала, как пожар внутри её грудной клетки по-тихоньку угасал.
В ночь сочельника на подоконник ее спальни прилетела знакомая сова. В ее письме гласило:
«Грейнджер,
Буду ждать тебя на Астрономической башне сегодня в 02:00. Прошу без опозданий и без намерений выброситься по примеру Дамблдора Альбуса.
Всегда твой,
Д. М.»
