Heaven’s on fire

Прошло ровно два месяца. Грёбаных шестьдесят земных дней никогда еще не тянулись так долго. Шесть тысяч лет, казалось, пролетели быстрее, ведь тогда рядом был… Ах, черт с ним! Два месяца назад он поцеловал его и был выставлен полным дураком, взглядом верного пса глядевшим ему вслед. Ему… Да как же его, черт возьми, забыть?! В тот самый день он поехал в бар, чтоб растворить свою боль в стакане дорогого виски. Ну или не в одном стакане… С тех пор каждый вечер он проводил там и пил, пока не начинало жутко клонить в сон. Тогда он, еле стоя на ногах плелся в свою машину. Он по-прежнему засыпал в Бентли под песни Queen вместо колыбельной. Крепко и без сновидений. Именно этого ему хотелось — не видеть снов. Не видеть его во сне! Его… Едва проснувшись с кипящей от похмелья головой, он отправлялся на променад. Бесцельно скитался по улицам, то и дело смотрел на небо, и со злостью крича «Да пошёл ты нахрен, Азирафель! Я ненавижу тебя!», разражался молнией, оставляя ничем не повинный квартал без света прямо на глазах у изумленных прохожих. Которым он, разумеется, заботливо стирал память о происшествии. И снова повторялся порочный круг. Выпивка — сон — крики в небеса — выпивка. И в первый месяц это помогало. Помогало отвлечься и не думать о случившемся, бежать от реальности. Но ничего не длится вечно. Алкоголь уже не приносил нужного забытия. Встречи с реальностью становились всё более болезненными. Тогда в его жизни появился опиум. Немного лауданума — и перед глазами плыли туманности, далекие галактики, звёзды… И виднелись белые крылья за спиной… Потом — сладкий безболезненный сон. Вот только не бесконечный. За ним следовало пробуждение с первыми лучами солнца, нагло бьющимися в стекла машины, играющими с огненными волосами… Снова он выходил, чтоб бродить по тесным улицам. Чтоб убеждать себя, что он правда его ненавидит. Что не осталось в нём больше любви. Только всепоглощающая боль. Но как же тяжело доказать себе что-то, когда в глубине души знаешь, что это не так. Несмотря ни на что он любил его, но не мог признаться сам себе. И от этого в груди щемило. И всё тело пронизывало то ли леденящим холодом, то ли адским пламенем — он не понимал. От этого проклятая физическая оболочка требовала еще и еще запретной жидкости. Или этого хотела его душа? Он понимал, что зависим от этой дрянной зелёной бутылочки. Но, кажется, сильнее зависимость от того, кто променял его любовь на жизнь в раю. И взгляд всё чаще падал на флакон святой воды в бардачке, недавно добытый «на крайний случай». Казалось, с каждым днём этот случай всё ближе. Невозможно жить так постоянно. Когда-то нужно будет положить конец этому всему. И возможно, скоро… Прозрачный плеск священной влаги так и манил к себе, обещая закончить страдания… И вскоре кое-что случилось. В очередном трипе он увидел белую фигуру рядом с собой. Чистые одеяния, сияющие белоснежные локоны, улыбка… Он так искренне радовался рождению новой туманности… — Она так же прекрасна, как и ты… — прошептал светлый ангел. От этих слов по спине бежали мурашки. Они сблизились. От губ ангела исходил райский запах со сладостью меда. Они только вдвоем парили посреди бескрайнего космоса. Вместе. И поцелуй. Долгий, до нехватки воздуха в легких. До настоящей нехватки воздуха. Он начал задыхаться. Легкие неимоверно жгло, но не получалось вдохнуть хоть каплю живительного кислорода. Он испуганно посмотрел в голубые глаза ангела. Почувствовал, как неведомая сила тянет вниз, как не слушаются крылья… Со всей силы вцепился в чужие одежды. Но бесполезно. Пальцы предательски соскальзывали с белого шелка. Он падал. Все ниже и ниже. И та белая фигура отделялась с невероятной скоростью, вскоре становясь лишь далекой точкой, неразличимой среди миллиона звезд. Боль… Невыносимая адская боль пронзила тело. Крылья загорелись пламенем, что ярче его волос. Они рассыпались пеплом. В носу жгло от запаха жженого пера. И все также не получалось вдохнуть… Ниже… Ниже… Он распахнул глаза и жадно хватал воздух ртом. Сердце трепетало с бешеной скоростью, дробь стучала в висках. Судорожно огляделся. Нет ни космоса вокруг, ни туманности, ни того ангела… Бентли. Растения на заднем сидении. Рассудок постепенно возвращался в раскаленную видением голову. На этот раз было слишком больно. Он не выдержал. Слезы наворачивались на глаза, а в горле ютился колючий комок. Впервые за долгие годы он плакал. Он жалобно взвывал, размазывал едкие слезы по лицу, кричал от безысходности. Никто его не слышал. Оно и к лучшему. Невозможно былотерпеть. Теперь и наркотик не стирал тех мыслей. А значит все должно закончиться. Он потянулся к святому яду и… покрутил флакон в руках. В душе теплилась небольшая надежда. Но на что? «Если уж вливать в себя эту освященную дрянь, то только поверх нескольких стаканов хорошего виски» — подумал он и направился в бар, чтоб последний раз получить хоть малое удовольствие…