venus in furs

Пчёла не хотел приходить туда ещё раз. Прошедшая ночь была ужасна. Треть пачки затушена о ногу, чтобы оттянуть эту боль с растраханного сердца. Больше всего хотелось плыть по течению, сливаясь плотью с природой и забывая о своей сущности. Но у Вити не было такой роскоши. Куча подплывших ожогов и дрянная пачка на столе - все, что действительно впечатляющее у него было. С той ночи страсть к острому, пронзающему и наполняющему всё без остатка чувству стала главным двигателем жизни. Ор тогда этого, конечно, не понял. Но вагонетку без тормозов ты уже никак не остановишь, будь хоть Суперменом. Потоки душевой воды не могли смыть Витю в канализацию. Слишком тяжелая, слишком единая плоть. Вите снились кошмары о том, как эту самую плоть за такой заработок раскромсают на части и раскидают по чистому полю, где ищи-свищи, аля-улю. Утром встать не получилось. Днём тоже. На растерзанных мускулах только ближе к вечеру Пчёла стал собираться, с тревожностью отличницы боясь опоздать даже на самый ужасный урок. Он и впрямь задержался, но кажется Космоса это даже позабавило. Прилюдной экзекуцией вчера видимо хватило, поэтому Пчёлу усадили в "линкольн" и повезли в московские каменные дебри. По дороге, конечно, ощупывали. На шрамы усмехнулись. Шершавый язык больно прошёлся по ещё слишком живым кратерам на коже. - Любишь ярко? - Люблю любить. Пчёле это кажется ужасно остроумным, а Космос будто погружается в свои мысли и больше в поездке речь ни о чем не заходит. Пчёла даже не представляет на что подписался, что за двусторонний ошейник он себе сейчас вручил. Ночь всё та же. Больно, ярко, с вкраплениям сигарет и псевдонежности. Только Космос просит остаться. Заплатит больше, и Пчёла подсчитывает, что это в целом всё, что ему будет нужно, чтобы больше ни-ког-да не оказаться на клубном диване или в интерьере этой квартиры. Спится всё также хреново, но в этот раз напоенный шампанский Пчёла уже не так сильно размышляет о морали, и душа не выбивает своим криком органы из орбит. А утром - цветы. Блядские цветы, непонятно откуда появившиеся, которые Витя мечтает выкинуть под колёса ближайшего проезжающего авто. Он не верит ничему, что Космос говорит и тому, как он это делает. Впервые в жизни ему становится так страшно, что любое самое злачное место на Земле сейчас показалось бы Раем, лишь бы подальше отсюда. Космоса вымораживает. Он надеялся, что эта шлюха умилится проявленной любви. Он так надеялся, что получится раздобыть каплю искренности, которая была в те первые секунды их близости. И Космос ковыряет Витины шрамы шипами роз, целуя невольно проступающие слёзы на самых красивых глазах. Деньги неприятно давят в кармане, цветы хочется уничтожить, и Витя очень старается уйти навсегда, еще не зная, что о нем сейчас наводятся справки, потому что Витя не соизволил откровенничать о своей жизни. И Витя совершенно не понимает, почему через день его сжимают за плечи в родном подъезде и утаскивают в острую темноту. Космос обнимает бьющегося в истерике Пчёлу, который совершенно благим матом орёт, что не нанимался постоянной и тем более персональной проституткой. Космос гладит его волосы, и очень хочет весны, чтобы заплести в них одуванчики, а потом очень сильно кусает Витю в плечо. И несмотря на боль, Пчёла замолкает, потому что эта вспышка как импульс на кардиограмме. - Всё же ты любишь поярче. И Космос сжимает Витю, который уже даже не отбивается и тем более не думает о той точке, что он непроизвольно поставил в предыдущей главе своей автобиографии.