Охотники

             Уже наступает вечер, когда Кафка приходит в не такой уж и тайный дом Цзин Юаня. Она написала Блэйду, но сказала, что зайдёт за ним сама — она хотела увидеть их. Цзин Юань сидит за небольшим столиком, на котором три полупустых чашки чая, Блэйд поправляет повязку на руке, Дань Хэн стоит между ними в задумчивости. Блэйд предупредил их, и они знают, что она будет здесь.       Эта трогательная немая сцена “когда все поспешили одеться и встать из постели сладострастия” забавляет Кафку. Но она понимает, что они снова прощаются — возможно, надолго. Она рада, что дала им время.       Она смотрит спокойно и немного насмешливо.       — Блэйдик, — говорит она, — мне жаль отрывать тебя, но нам пора. Есть новое дело.       Он смотрит сначала на Цзин Юаня, и тот кивает ему. Потом на Дань Хэна, и тот медленно склоняет голову. Потом Блэйд, не произнося ни слова, подходит к ней. Она поворачивает к нему голову.       — Послушай, — говорит она, — дождись меня на улице.       Он так же молча уходит, не оборачиваясь.       Кафка не спеша подходит к Дань Хэну и улыбается ему. Её улыбка кажется ему безрадостной, но её голос звучит ровно и уверенно.       — Я бы предупредила тебя не причинять Блэйдику боль, но ты причинишь.       Он хочет возразить, но она опережает его слова.       — Не потому, что ты этого хочешь, просто такова суть вашей связи. Вы приносите друг другу счастье и боль.       — Я не хочу причинять ему боль и не буду, — твёрдо отвечает Дань Хэн, и Кафка коротко смеётся.       — Вы несвободны в этом выборе, мальчик. Не только он, но и ты. Ты — слишком много для него. Не стоило влюбляться в короткоживущего и отвечать на его чувства. Но теперь уж ничего не поделаешь. Он — тоже слишком много для тебя. Вы не свободны друг от друга, думаешь, почему он так любит тебя? У Блэйдика неискоренимая страсть принадлежать кому-то. И ты даёшь ему это. Единственный же из вас, кто свободен, осознавая свою несвободу — это Цзин Юань.       И она переводит взгляд на него. Дань Хэн, подчиняясь какому-то импульсу, тоже оборачивается к нему. Цзин Юань смотрит Кафке в глаза, его лицо серьёзно, он ничего не отвечает. Дань Хэну чудится что-то непривычное в лице Цзин Юаня, словно он редко, очень редко позволяет увидеть себя таким. Он никогда не смотрит так ни на кого из них. Дань Хэн рад, что видит его сейчас, он восхищён им. Цзин Юань собран, сконцентрирован, но не напряжён, не весел и не грустен, на его лице нет эмоций, но оно вдруг так ясно начинает отображать весь его ум, который большую часть времени он скрывает под сотней других выражений.       Цзин Юань молчит, и Кафка знает, почему — он знает всё без неё. Она подходит к нему и касается пальцами его плеча.       — Он единственный из вас любит свободно. Я не знаю, восхищаться мне тобой или жалеть тебя, Цзин Юань, благородный лев. Ты родился свободным и свободным умрёшь — возможно, отдав жизнь за кого-то из них, или за любого, кто попросит твоей защиты.       А потом она наклоняется к нему и шепчет:       — Не Дань Хэн держит всё — ты. Он — ваше безумие, ваша любовь, ваш океан, в котором вы тонете с головой. Он — сама любовь и само желание, их живое воплощение. Вы не можете без него, но только ты удерживаешь всё, и только ты на это способен. Не дай им больше убить друг друга.       Лицо Цзин Юаня не меняется, он не выказывает ни удивления, ни недовольства, он будто знает каждое слово, что может сказать ему Кафка. Она отстраняется, смотрит на него и снова улыбается. Она ожидала реакции, хоть малейшей, но её не было. Она не сказала ничего для него нового. Она — лишь единственная, кто увидела всё так же ясно, как он. В этом они похожи, и ей жаль, что у них нет времени узнать друг друга.       — Даже я, пожалуй, недооцениваю твой ум, — говорит она немного удивлённо и в то же время с восхищением. — Неужели теряю хватку?       — Не думаю, — спокойно и вежливо отвечает наконец Цзин Юань. — Возможно, у тебя лишь не так много практики.       Она снова смеётся. Он прав — не так часто встречаешь таких, как он. Впрочем — не так часто встретишь любого из них.       Она, всё ещё смеясь, разворачивается и идёт к двери — туда, где на вечернем холоде во дворе её ждёт безмолвный и послушный Блэйд.       — Если я буду нужна, — бросает она через плечо, — вы знаете, как меня найти.       — Ваше… дело будет долгим? — спрашивает Дань Хэн.       — Не волнуйся, — беззаботно отвечает она, — он вернётся к тебе.       Дань Хэн подходит к окну и видит, как они уходят. Она что-то коротко говорит Блэйду, и тот кивает. Цзин Юань бесшумно оказывается за его плечом.       — Ты знаешь — он должен уйти, — тихо говорит он.       Дань Хэн поворачивается к нему и улыбается.       — Вообще-то, — неожиданно весело говорит он, — не у одного него есть дела. Это не то, знаешь, чтобы мы тут провожали мужа на войну, оставаясь пропалывать огород.       — Ты знаешь, что такое пропалывать огород? — с явно преувеличенным удивлением спрашивает Цзин Юань.       — Я слышал от одного парня, — уклончиво отвечает Дань Хэн. — Он настойчиво предлагал мне испробовать это удовольствие на себе. Кажется, он просто хотел, чтобы я нагнулся.       Цзин Юань обнимает его за талию и притягивает к себе.       — О, этому я могу тебя научить, — говорит он и тоже улыбается.       Дань Хэн закидывает руки ему на шею.       — Нагибаться? Ты хочешь, чтобы я показал, как умею?       — Когда Экспресс собирается в путь?       — Я точно не знаю, думаю, через несколько дней. В любом случае мы решаем это все вместе. Но я должен буду, конечно, согласиться, когда все будут готовы.       — Ты наконец попросил себе полноценную комнату?       — Да, теперь она мне нужна. Хочешь провести там ночь?       — Безусловно. Но мне рано нужно быть на службе.       — Я заведу будильник. На 15 минут пораньше.       — Предусмотрительно.       — Подожди, я узнаю, есть ли там кто-то.       — Скрываешь меня?       — Нет, я…       — Я не против — храни свои тайны.       — Я люблю тебя.       — Ты в первый раз сказал это в этой жизни. Только мне — в первый раз.       — Я знаю. Я люблю тебя.              Вечер почти превращается в ночь, когда Дань Хэн приводит Цзин Юаня к себе. Их никто не замечает, кроме Пом-Пом. Дань Хэн прикладывает палец к губам, и Пом-Пом сначала разводит руками, но потом кивает. Он тихо смеётся. В нём что-то изменилось, думает Пом-Пом, помимо внешности — он всего второй раз приходит на Экспресс в своём облике дракона. Но он стал счастливее, намного счастливее, и это приносит Пом-Пом радость.       Корабль Охотников покидает Сяньчжоу примерно в то же время. Кафка сидит на диване, закинув ногу на ногу, и пьёт кофе. Блэйд стоит за её спиной.       — Не маячь, прошу тебя, сядь, — говорит она.       Он садится рядом с ней.       — Ну, вы там наигрались на Лофу? — спрашивает Серебряный Волк. Она развалилась в кресле и пьёт из гигантских размеров стакана пахнущую земляникой газировку. Из телефона, который она держит в руке, раздаются очереди выстрелов — игра проходит сама себя до того момента, пока Серебряному Волку не станет менее скучно и новый уровень не заставит её включить собственные мозги.       — О, здесь хорошие игры для таких, как мы с Блэйдиком, — довольно отвечает Кафка. — Мы ещё вернёмся сюда.       Он улыбается уголком рта, она облокачивается на его плечо и весело на него смотрит.       — Впрочем, нам никогда не бывает скучно.       Теперь он откровенно подавляет улыбку и она довольна.       — Как вы ухитряетесь? — стонет Серебряный Волк, демонстративно разжимает пальцы, роняет стреляющий телефон на пол и расползается по креслу. — Мне всё время скучно!