Помоги мне/Help me

— Боже, ты даже не представляешь, как сильно я по тебе скучал… — Чонгук осторожно, как величайшую в мире драгоценность, обнял сидящего на больничной кровати Юнги. Такого тонкого и бледного, почти прозрачного, что Чонгук почти по-настоящему боялся, что тот возьмет и растает в воздухе, как иллюзия, мираж. Но нет. Юнги был настоящим, живым, теплым. Сладко сопел Чонгуку куда-то в шею и тоже обнимал его здоровой рукой в ответ. И его сухие потрескавшиеся губы, которых альфа всё же позволил себе коснуться мимолетным, едва ощутимым поцелуем, по-прежнему были самыми сладкими и вкусными в этом мире. Самыми манящими и желанными. Как и весь Юнги. Кто бы знал, как сильно Чонгуку хотелось крепко сжать его в своих объятиях, прижать к себе и поцеловать по-настоящему, почувствовать каждой клеточкой тела, но он так отчаянно сильно боялся навредить и причинить Юнги еще больше боли, поэтому стойко держал себя в руках, довольствуясь лишь этой безопасной малостью. Но после такой невыносимо долгой разлуки даже это было восхитительной роскошью. Видеть глаза и улыбку Юнги, чувствовать его тепло и дыхание на своей коже, слышать звук его голоса — это определенно могло стать смыслом жизни для Чонгука. Уже стало. — И ты так напугал меня. Примчавшись в больницу прямо из ресторана, буквально через десять минут после сообщения, Чонгук едва не сошел с ума от ужаса, увидев открывшуюся его взгляду картину в палате Юнги. Отчаянный писк приборов, куча суетящихся вокруг хрипящего и бьющегося в судорогах на больничной койке омеги людей в белых халатах — это было похоже на всё, что угодно, вот только не на успешное и спокойное пробуждение, о котором Чонгуку написали. Но, слава богу, оказалось всего лишь приступом паники. Да, со стороны выглядящим очень — под стать фильмам ужасов и самым страшным кошмарам Чонгука — пугающим, но всё же просто приступом паники. Ничего смертельного. Доза успокоительного, немного времени — и вот Юнги в его руках, совершенно нормальный и живой. И это самое главное. — Я и сам испугался, — пробормотал ему куда-то в шею омега, а Чонгук просто не смог сдержать улыбку. Несмотря ни на что, он был так счастлив сейчас и ему хотелось кричать об этом своем счастье на весь мир. — Ну и чего ты так сильно испугался? — продолжая улыбаться, мягко спросил Чонгук. И нежно, едва ощутимо поглаживая Юнги по спине, поспешил утешить и успокоить его: — Всё ведь уже хорошо. Ты в безопасности. Твоей жизни и здоровью ничего не угрожает. Я больше никому и никогда не позволю тебя обидеть. — Я… просто… немного запутался, — голос Юнги звучал так потерянно и обессиленно, что сердце Чонгука сжалось. — В чем именно? — В этот момент Чонгук был готов ответить на любые вопросы Юнги, абсолютно, лишь бы он чувствовал себя хотя бы немного лучше. — Во всём, — Юнги то ли вздохнул, то ли зевнул Чонгуку в шею. В нем еще и так было слишком мало сил, а паническая атака буквально выжала его досуха. Да и успокоительные сделали свое дело, заглушив практически все его эмоции и страхи. Хотя… возможно, причина была не только в них. — Ты рядом. И теперь мне не страшно. — Не сдержавшись, Юнги уже точно зевнул еще раз, щекоча кожу Чонгука теплом своего дыхания. — Я никуда не уйду, обещаю, — кивнул Чонгук. — И мы во всём обязательно разберемся, хорошо? А сейчас тебе нужно немного отдохнуть и поспать, да? — Да, — сжав губы, кивнул Юнги. Он и правда был так изнеможден и слаб, что даже такие простые и элементарные слова и движения давались ему с огромным трудом. Что уж говорить про всё остальное. И именно поэтому он без малейшего сопротивления и единого возражения позволил Чонгуку осторожно уложить себя на место, укрыть и даже подоткнуть одеяло. Как маленькому. Обычно такая забота со стороны альф слегка раздражала Юнги, ведь в эти моменты он чувствовал себя пугающе беспомощным и как будто бы совсем не приспособленным к реальной жизни. Но сейчас… он и правда был абсолютно беспомощным и не приспособленным к реальной жизни. Но это Чонгук. И рядом с ним, как ни с кем другим, Юнги чувствовал себя спокойно. А еще безопасно и защищенно. И потому… готов был открыться перед ним и с этой стороны и позволить ему сейчас и всегда делать с собой всё, что тот пожелает. — Не уходи, — увидев, что Чонгук поднимается и собирается уходить, Юнги собрал в себе последние силы, чтобы попросить альфу остаться. Он просто физически не мог сейчас быть один. Без Чонгука. И уж тем более заснуть. Даже несмотря на лекарства. Юнги был уверен в этом. Больше чем на сто процентов. Ему был нужен Чонгук рядом. Только он. И точка. И, слава богу, и сам Чонгук чувствовал это: — Даже и не собирался, — он широко улыбнулся и подмигнул Юнги, заставляя уголки губ омеги приподняться в слабом подобии ответной улыбки, а затем, скинув ботинки и пиджак и ослабив галстук, забрался прямо к Юнги в постель и, украв у него еще один почти неуловимый поцелуй, осторожно устроил омегу на своей груди. Чонгук бережно обнимал Юнги, просто гладил его по голове и спине и шептал ему всякие глупости, нет, не глупости — слова любви, пока дыхание и пульс омеги не выровнялись и он не провалился в глубокий и очень спокойный сон, а Чонгук, вопреки всем возражениям врачей и медперсонала, так и провел всю ночь с ним, в больничной кровати, не смыкая глаз и бережно охраняя сон Юнги, будучи просто не в силах сейчас хотя бы на мгновение выпустить омегу из своих объятий. После того, как он чуть не потерял любовь всей своей жизни, и… возможно, перед тем, как очень скоро всё же ее потеряет. И если бы кто-то попросил Чонгука составить список самых лучших ночей в его жизни, то эта определенно и совершенно точно вошла бы в топ-3. И самых болезненных для его сердца и души — тоже.