Помоги мне/Help me

— Что-что? — Чонгук изумленно посмотрел на Юнги, не до конца понимая и осознавая, что он только что услышал, поэтому Юнги, сделав еще один судорожный вздох, пришлось повторить свое признание: — Я не смогу родить тебе детей. И, казалось бы, что произнести это во второй раз вслух должно быть чуть легче, но… Юнги словно стало еще тяжелее, холоднее и страшнее. Он с ужасом ждал реакции Чонгука. Его ответа. Как изменится его взгляд и тон, наполнившись жалостливой брезгливостью, но… тот в который раз поразил Юнги, совершенно спокойно и просто ответив ему: — Я и не прошу. — Нет, ты не понимаешь… — Голос Юнги, его речевой аппарат просто наотрез отказывались слушаться, желая лишь выбивать барабанную дрожь, поэтому ему приходилось прикладывать фантастические усилия, чтобы его слова звучали хоть сколько-нибудь понятно и внятно: — Я вообще не смогу родить детей. Никогда. Я… — Он все-таки не выдержал и отвел взгляд в сторону, будучи просто не в силах смотреть в глаза Чонгуку, произнося эти слова: — Я бесплоден. Вот. Наверное, спрашивать что-то после такого признания было неуместно, Чонгук вообще понятия не имел, как правильно реагировать и что в подобных случаях нужно говорить, но… он просто не смог сдержать себя, и вопросы сами собой сорвались с его губ: — Почему? Ты точно в этом уверен? — Да, я обследовался. — Юнги выглядел абсолютно спокойным, и лишь складки в уголках опущенных губ и глаза выдавали часть той горечи, сомнений и мрака, что сейчас заковывали его изнутри. — Это что-то врожденное? Медицина в Корее сейчас очень хорошо продвинулась, и многие болезни, которые раньше казались неизлечимы, современными методами лечатся всего за пару недель… — Чонгук прекрасно понимал, что, наверное, Юнги и сам всё знает и точно уверен в своем диагнозе, но заткнуться сейчас… было просто выше его сил. Вот он и спрашивал и нес всякую чушь. — Нет, — едва заметно улыбнувшись, отрицательно покачал головой Юнги. — Это не врожденное, и это не лечится. Я… — он немного запнулся, но всё же признался: — Я сам виноват в этом, — потому что и правда считал, что всё это произошло исключительно по его собственной невнимательности и глупости. И что такое просто нет смысла скрывать. Особенно от Чонгука, с которым Юнги и правда хотелось быть честным от А и до Я. — Ты виноват? Почему? — Чонгук и здесь не успел прикусить язык. Конечно же, он догадывался, в чем может быть причина и почему молодой здоровой омега может стать бесплодным, всё просто и логично: залет по молодости и глупости и аборт. Вот только спрашивать об этом было не просто идиотством, но еще и совершенно бестактным хамством. Однако разум и язык Чонгука сегодня существовали отдельно друг от дружки. Да и в досье Юнги не было ничего подобного. А Чонгук был на 100% уверен, что их ребята, собирая досье на омегу, до такого бы точно докопались, но… Странно. Очень странно. Да и мысль о том, что Юнги мог забеременеть от кого-то и убить этого ребенка… жутко злила Чонгука. И казалась как будто противоестественной. Вот только всё оказалось куда банальнее. И страшнее. Дело было в таблетках. Подавителях. Юнги всё так же совершенно спокойно и отрешенно рассказал Чонгуку, что его альфе (этому чертовому ублюдку, которого Чонгук с каждым мгновением сильнее желал найти и просто перегрызть ему горло за всё то, что он причинил Юнги!) не очень нравился его яркий запах, который становился особенно сильным перед течками и во время них, поэтому он попросил Юнги пить подавители. А поскольку медицина в США дорогая, а они в то время достаточно потратились на похороны родителей Юнги и залог для их квартиры, то денег у них… было не слишком много, поэтому его альфа просто съездил в одну из тех нелегальных аптек в Бронксе, где задешево и без рецепта можно было купить всё, что угодно, и по совету фармацевта купил одни из самых сильных легально доступных подавителей. Юнги принимал этот препарат почти целый год, а Намджун не мог нарадоваться, что у его омеги нет течек и от него наконец-то не «несет за три километра», вот только в один прекрасный день у Юнги открылось кровотечение и он попал в больницу. Те таблетки, что он принимал, оказались не оригиналом, а токсичной подделкой, нанесшей непоправимый вред его репродуктивной системе. Врачи сделали всё, что смогли, но последствия все равно оказались необратимыми. Юнги сохранил лишь десятую часть своего аромата, его цикл сбоил во все стороны, и течки теперь были в лучшем случае пару раз в год, а не раз в пару месяцев, как положено, а вероятность забеременеть и выносить нормального здорового ребенка скорее была отрицательной, чем положительной. Но Юнги, честно, после такого в чудеса не верил и не собирался даже пытаться. Он никогда особо не думал о детях и семье, а теперь… Тешить себя иллюзорными надеждами на никчемные два процента было верхом глупости. Это была его расплата за безответственность, и он нес на собственных плечах всю тяжесть своего наказания. Юнги винил во всём исключительно себя и только себя. Услышав это, Чонгук сжал зубы так сильно, что, казалось, еще немного — и те начнут стираться в крошку. Он был в такой ярости, что с трудом сохранял самообладание и рассудок. А еще сдерживал себя, чтобы прямо сейчас не рвануть в Штаты и не разодрать в клочья этого ублюдка, пожалевшего денег на нормальную медицинскую помощь и лекарства для СВОЕГО омеги, запах которого ему НЕ нравился. Это какой-то сюр. А Юнги как будто бы отсутствия логики в своем рассказе совершенно не замечал. Бедный, запутавшийся, маленький, наивный омега. Потерявший свой восхитительный запах и возможность иметь детей из-за какого-то мудака. Чонгук, для которого запах Юнги и сам Юнги были самыми лучшими в мире, и правда сходил с ума. От злости, непонимания, обиды и жгучей ревности. Ну как так? И почему только они с Юнги не встретились раньше? Уж он-то точно бы не позволил… Робкий внутренний голос пытался напомнить Чонгуку, что сам он ничем не лучше, раз так бессовестно Юнги врет, но… он хотя бы не причиняет ему физического вреда и боли. А этот… И правда заслуживает самой долгой и мучительной смерти. — Чонгук?.. — закончив свой рассказ, Юнги робко позвал хмурого и задумавшегося о чем-то своем альфу, даже не представляя, какие эмоции и противоречия сейчас того раздирают. — Это не ты виноват, — подняв на Юнги черный от ярости взгляд, процедил сквозь зубы Чонгук. — Это он виноват. Как он мог позволить тебе пить эту дрянь, да еще и без рецепта… — У нас не было денег, — моментально выдал заученное и вбитое в подкорку объяснение Юнги. Даже сейчас, спустя такое количество времени и работы над собой, он пытался оправдать Намджуна. Условный рефлекс, от которого он всё никак не мог избавиться. Да и мог ли? — Твой парень же брокер! Думаю, что уж на прием у гинеколога и пачку нормальных подавителей в месяц на Уолл-стрит можно заработать!.. — Еще чуть-чуть — и Чонгук начал бы кричать, однако… его пыл внезапно остудил цепкий пристальный взгляд Юнги: — Так, стой, — недоуменно нахмурился он, — откуда ты знаешь, что Намджун работал на Уолл-стрит? Я же тебе этого не говорил, — Юнги вопросительно посмотрел на Чонгука. А ведь он и правда не говорил. Ни разу. Ни имени. Ни должности. Чонгук читал это в досье. И… кажется, кое-кто только что проебался очень и очень сильно.