Пустая белая комната. Гнетущая тишина. Крепко запертые двери.
Если бы туда зашёл кто-нибудь, то точно был бы поражён тем, насколько разными были двери в этой комнате. Тут смешались и величественные врата дорогого поместья, и обычные старенькие дверки панельки, и таинственные покрывала, закрывающие вход. Были даже потёртые железные двери, на которых когда-то было написано, а ныне стёрто и почти нечитаемо: «насильник», «суицидница», «алкаш».
Внезапно богатые врата отворились от сильного порыва ветра. Там внутри показалась зияющая чернота. Однако вскоре стали проглядываться очертания.
Черты кровати, неподвижной фигуры на ней, окна, в которые светила мягкая весенняя луна. Белую комнату как будто бы немного размыло. Послышался звон колоколов.
Яркий свет. Множество бликов от большой хрустальной люстры. Запах воска, вина и табака. Шикарные бальные платья и бесподобные фраки. Вальсирующие пары.
Альфред смотрит влюблёнными глазами на свою молодую жену. Агата красива, румяна и весела. Её щёки покраснели от пряного вина, а в глазах поселились весёлые искорки. Альфред тоже немного пьян. От влюбленности, от вина, от атмосферы.
Вокруг кружатся ещё пары, бал в самом разгаре. Пускай уже давно за полночь, веселье и не думает заканчиваться.
Музыка мягко льётся, заставляя забыть о всех тяготах жизни. Один поворот. Глаза становятся ближе. Второй поворот. Прикрытые веки. Его и её. Третий поворот. Сладкий поцелуй любимых губ.
Белую комнату сотряс оглушительный звон. Пространство поплыло, а картинка резко сменилась.
Полуденное солнце, тень от деревьев, щебет птиц. Чашки чая, заварник и чайничек. Разноцветные шляпки, платья и зонтики. Агата Ван Хауверин делает глоток чая и вежливо улыбается.
— Ma chère, а вы знали, что в моду сейчас входят осиные талии?
Голос справа шепчет девушке на ухо. Тонкий и звонкий, он продолжает.
— Вы только никому не говорите. В последнее время, мой муж часто ездит в столицу и там становится популярна одна актриса. Говорят, её талия настолько тонкая, что помещается в кольцо из ладоней! Мой муж говорит, что скоро такая фигура будет последним писком моды!
Агата прикрывает рот веером, скрывая улыбку.
«Ах, осиная талия, какая нелепица! Кто же станет так худеть и затягиваться в корсеты ради моды?! Ни за что не буду такой, ни за что!» — мелькает в голове девушки, а сама она оглядывает восхищённую молодую мисс, которая заговорщически сверкает глазами, явно намереваясь стать первой в их кругу, кто последует последнему, ещё не появившемуся, витку моды.
Звон усиливается с каждым мелькающим воспоминанием, а из открытых дверей вырываются порывы прохладного ветра. Штукатурка вокруг дверей начинает трескаться и обваливаться, не в состоянии противостоять напору стихии. Но только на стороне открытых врат.
Вновь пространство исказилось, ведомое новой волной оглушающего звона.
Очередной приём. Граф Ван Хауверин стоит рядом со своей женой и общается с одним из бесчисленных лордов империи. Девушка активно машет веером, тяжело дыша. Кажется, она чувствует себя не очень хорошо. Глаза герцогини начинают стекленеть, поэтому она отдает бокал проходящему мимо слуге, а сама направляется в сторону диванчика. Агата дышит всё глубже и тяжелее с каждым шагом. Ещё чуть-чуть и девушка рухнет на пол, лишившись чувств. Внезапно веер выпадает из ослабленных рук. Последний вздох, и Агата падает, только собравшись сделать шаг вперед. Альфред испуганно кричит на слуг, чтобы те позвали доктора, а сам бросается к бледной, как каменный пол, жене.
— Ma belle, что с тобой? — лицо Альфреда обеспокоенно. Он не знает что делать. — Ты слышишь меня?! Только не теряй сознание! Агата, слышишь?! Только не теряй...!
Вместе с криком мужчины по всей комнате прокатился жуткий вой ветра. Порывы стали не просто сильными, они стали зверскими. Ветер рвал штукатурку со стен, как бумагу. Однако, кроме одной стены, больше ничего не дрогнуло. Тем временем наравне с дикими завываниями ветра, комнату оглушил самый громкий удар в колокола. Последний удар.
Открыв глаза, Агата увидела своего мужа. Он был уставшим, с мешками под глазами и в ночной рубашке. Весь растрёпанный и встревоженный. Альфред держал её плечи и что-то говорил.
— Агата, Ma belle, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь... — на глазах мужчины навернулись слёзы, когда ответом ему стало лишь молчание, да взгляд стеклянных, искаженных болью, глаз. — Мария, зови доктора Пленэ!
Альфред садится на кровать и прижимает к себе хрупкое, болезненно худое тело некогда здоровой жены. Такое холодное, что Альфред и сам начинает сомневаться, жива ли она ещё.
— Мария, чёрт тебя дери, где этот доктор?! — главная горничная уже притащила в комнату большой железный таз. Проходя мимо, бросает на ходу, что Пленэ прибудет с минуты на минуту. В эту же секунду в комнату вошли ещё люди.
Горничные и служанки прикладывали к голове и груди Агаты полотенца, смоченные в тёплой воде. Они пытались хоть как-то согреть графиню. Кто-то махал её же веером, стараясь облегчить дыхание. Граф неохотно опустил возлюбленную обратно на кровать.
Во всей этой суматохе из ниоткуда появился доктор. Он ощупал тонкую девичью руку, покачал головой и полез в свой чемоданчик. Потом отдал графу какую-то бутылочку и сразу же ушёл. Альфред сжал колбочку в руках и тут же вылил её в чашку с водой. Он аккуратно приподнял голову Агаты и так же осторожно влил бледно зелёную воду в приоткрытый рот. Наконец девушка сонно моргнула и, облегчённо вздохнув полной грудью, провалилась в сон.
Альфред был рад и напуган одновременно. С одной стороны он рад облегчению боли жены, а с другой... Страх потерять её становился просто невыносимым. Поэтому он так и не смог отойти от её кровати вплоть до самого рассвета.
Время прошло удивительно быстро. Альфред настолько устал, что даже пару раз засыпал. Однако, быстро просыпался, когда слышал хоть немногие изменения в дыхании возлюбленной. Последней каплей стало её пробуждение. По щекам мужчины покатились крупные слёзы, поэтому он поспешил спрятать лицо в широких ладонях.
Агата мягко положила руку на его плечо. Такая маленькая, казалось, она не могла даже полностью обхватить предплечье мужа. Однако, даже это небольшое — почти невесомое — прикосновение заставило Альфреда вздрогнуть и поднять голову.
— Не расстраивайся, милый, всё будет хорошо... — Агата вымученно улыбнулась и на её щеках заиграл еле заметный румянец, который красиво сиял в лучах восходящего солнца. — Я обязательно поправлюсь, слышишь!? Мы обязательно будем счастливы!
Граф Ван Хауверин обнимает жену, прижимая к себе. Он не может остановить льющиеся слёзы. Он устал. И понимает, насколько сильно устала она.
В лучах предрассветного солнца, прямо за окном, поёт соловей. Альфред слышит тихий шёпот:
— Да... Я обязательно поправлюсь...
Всё разом стихло. И ветер, и звук. Вся комната погрузилась в тяжёлое гнетущее молчание. Полный штиль и абсолютная тишина. Двери, что некогда были прекрасны своим величием и изяществом, теперь были потрепаны и потёрты. А внутри... А внутри гулял ветер, лаская пустую заброшенную комнату своими прохладными прикосновениями.
Было тихо всего пару минут. А затем открылась другая дверь...
Старенькая деревянная дверка из не менее старой панельки тихонько приоткрылась, являя взору невидимого наблюдателя тёмную ночь, озаряемую лишь светом одного фонаря. Однако, даже этот небольшой проблеск света был едва различим в полосе густой метели.
Откуда-то послышался тихий, едва уловимый шорох.
Девушка неторопливо шла по летнему парку, наслаждаясь тёплой весной. Везде свежая зелень, волосы развевает лёгкий ветерок, а солнышко ласково припекает темноволосую макушку. Таисия наслаждалась такой тёплой погодой, не частой и не постоянной в их широтах. Конечно, живя в самом сердце Сибири, Тася привыкла к суровым морозам, однако была не против такой приятной погоды.
Девушка дышала полной грудью, думая о своём. О том, как дойти дойти до дома, о том как попасть на учёбу.
Тася легонько перепрыгивает небольшую лужу, коих немеренно разбросано по всей дорожке парка. Она на секунду задумывается, но потом вновь движется вперёд, отрицательно мотнув головой.
Девушка смотрит на наручные часы. С удивлением она обнаруживает, что опаздывает. Тася срывается с места, короткими перебежками двигаясь по парку.
«Эвелина опять будет ругаться!» — тихо причитает она, пока бежит вперёд, придерживая одной рукой лямку чехла от гитары.
Шум становится всё громче и громче с каждой картинкой. Пространство плывёт и изгибается под натиском этого шума. Вскоре всё, что можно было бы услышать — монотонный белый шум. И, словно следуя за возрастающим уровнем звука этого шума, нарастает уровень воды. Теперь она была у самого края порога.
Запах вкусной еды разносился по всей квартире. Женщина за плитой готовит завтрак. За окном метель, а в доме тепло. Тася медленно открывает глаза и сладко потягивается. Она идёт на кухню, где её ждёт мама. Фигура женщины невысокая, слегка полноватая, с мягкими линиями и изгибами тела.
— Мам? — Женщина поворачивается, когда слышит дочь. Её лицо, раскрасневшееся от жара плиты, добрая улыбка и тёплый взгляд голубых глаз направлены на Тасю.
— Да, зайка? — Тася вздыхает, подходит к женщине и обнимает. От неё пахнет цветочными духами, вкусной едой и теплом.
Девушка улыбается, искренне наслаждаясь такими спокойными моментами.
Вода начинает подниматься ещё выше, уже заходя за порог и разливаясь на безупречно белый пол. Белый шум сотрясает стены, искажая пространство и в который раз заставляет картинку изменяться.
Вечер. Кухня. Чай на столе. Зинаида Степановна сидит вместе с дочкой и рассказывает той про свою работу. То, как сложно работать с людьми, как тяжело находить общий язык с коллегами. Тася кивает, заинтересованно слушая.
Рассказы женщины прерывает звонок в дверь. Тася поднимается со своего места и идёт открывать. На пороге стоит... Эвелина. Девушка смахивает с длинных ресниц снег и приветливо улыбается, надувая пузырь из жвачки. Она здоровается с Тасей, заходя в прихожую и снимает высокие сапоги, а затем и длинное пальто. Девушка рассказывает подруге про то, откуда она, почему решила зайти и ещё много всякой ерунды. Её голубые тени немного осыпаются, оставляя следы на руках, однако Эвелину это не волнует, она крепко обнимает подругу и проходит на кухню.
Вода полностью заполнила собой пол, доставая до самого порога дверьки. Однако, как ни старалась, жидкость не могла затечь в открытые врата с заброшенной комнатой. Даже так, воды было настолько много, что пол начал деформироваться, вздуваясь и лопаясь то тут, то там.
Белый шум был настолько громким, что от него вода на полу шла рябью, а пространство подёргивалось маленькими чёрными точками.
Время за полночь. Мама Таси. наверное, уже давно ушла спать, но из комнаты всё ещё доносились негромкие переливы граммофона. Однако девушки всё ещё сидели на кухне и разговаривали. О всяких мелочах: о сплетнях, о любви и ненависти среди преподавателей, однокурсников и друзей.
Тася делает глоток остывшего чая. Чашка Эвелины же уже давно пустует.
— Слушай, уже поздно, мне домой пора. — Эвелина тяжело вздыхает и с грустью смотрит на опустевшую чашку. Потом поднимает свои зелёные глаза обратно на Тасю. — Проводишь?
Шум резко замолкает. Просто так, он исчезает из комнаты, подобно звуку звона колоколов. А вместе с ним исчезает и вода.
Да, вся та жидкость, что успела затянуть собой весь пол белой комнаты, просто пропала. Она оставила после себя лишь вздутый пол, наросшую в углах плесень и трещины, которые испещрилили всю стену дверьки. А самая большая, самая длинная, которая проходила строго вертикально через всю стену, выделялась сильнее всего. Где-то там, в глубине комнаты за маленькими дверями панельки, освещаемая лишь светом одного тусклого фонаря, светился простой металлический крест.
Одновременно с внезапно исчезнувшей водой вспыхнули тяжёлые портьеры на другом дверном проёме.
Яркий огонь поглощал покрывала стремительно, заполняя комнату едким дымом. Пол начал легонько подрагивать, вторяя своими покачиваниями чёткому и ритмичному бою сотни барабанов.
Где-то в пустоте Марша стояла напротив ярких мягких всполохов, строго наблюдая за извивающимися потоками.
Девушка была зла, из-за чего Нечто качалось из стороны в сторону, опасаясь собственную хозяйку.
— Почему ты такой?! — гневно шипела девушка, обращаясь скорее к самой себе, чем к Нечту.
Всполохи виновато сжимались, сыпля вокруг искрами.
«Нечто обижено на тебя», — услышав такое заявление, девушка удивлённо и одновременно с этим зло расширила глаза.
— Да это я на тебя обижаться должна! — прокричала она, а в красных глазах Марши вспыхнул алый огонь. — Это ты, ты всё испортил! Почему ты не можешь просто слушаться меня?!
Нечто отшатнулось назад, прижимаясь к полу и протягивая свои ручки-всполохи к ногам хозяйки.
— Прости Нечто. Нечто не хотело расстраивать тебя. — Марша удручённо вздыхает, но всё же наклоняется, чтобы впитать в протянутую руку всё Нечто. — Не бросай Нечто. Не бросай свою силу.
Барабаны сотрясали воздух, стены, пространство. Казалось, даже само время ритмично менялось, следуя чёткому и быстрому темпу. Лишь огонь не был подвластен страшному шуму.
Пламя стремительно уничтожило покрывало, перебираясь теперь на белую стену. А там, за голым дверным проёмом, показались тела двоих существ...
— Марша, ты должна научиться контролировать себя!
Гигантских размеров мужчина стоит около девочки лет четырнадцати. Ростом около двух с половиной метров, с бордовой бородой и пронзительными голубыми глазами, он должен внушать страх и ужас. Тем более, когда загорелое лицо выражает лишь напряжённую задумчивость и раздражение.
Однако девочку это нисколько не пугает. Наоборот, она лишь топает ножкой, забрасывая назад не слишком густой хвост ярко-алых волос.
Мужчина вздыхает. Он встаёт в устойчивую стойку и вскидывает мощные руки. Из них вырываются направленные огненные всполохи, которые в один момент сжигают соломенное чучело в нескольких метрах от пары. Девочка супится, напрягает всё тело, пытаясь повторить. Но вместо чего-то путного выходит только разлетающееся во все стороны пламя.
Мужчина обречённо качает головой. Он встаёт позади девочки, кладя свои громадные руки на её тонкие плечи. Он обхватывает руки девочки, заставляя вскинуть долговязые конечности. Девочка послушно следует безмолвным инструкциям отца.
В следующий миг тёплая отцовская магия медленного проникает под кожу рук, согревая своим теплом. Только тогда у Марши получается сжечь чучело.
Бой барабанов становился то невыносимо громким, то непривычно тихим, будто бы и затихая вовсе. Однако, несмотря на это, комната всё равно сотрясалась под этими мощными громовыми ударами.
Огонь так же безжалостно сжигал дверной косяк. Пытался, по крайней мере. Дерево, пропитанное противоогненной магией совсем не хотело сгорать.
А меж тем, там, где-то в глубине, скрываясь за сияющими огненными всполохами, осталась лишь одна фигура. Та фигура, что медленно падала вниз на некогда деревянный пол.
— Я не понимаю, почему ты не хочешь быть со мной?! — молодой человек, достающий Марше только до плеч макушкой, зло смотрел на девушку своими белыми глазами сквозь стёклышки очков.
Бастиан изменился с их последней встречи. Стал более замученным, злым... Каким-то... Сам на себя не похожим.
Марша морщит бордовые брови. О Всемогущие Боги, за что вы так со своим покорным ребенком?! Девушка кладет свои тёплые руки на исхудавшие плечи парня.
— Потому что ты человек, а я дракон — лицо Бастиана перекосила гримаса ярости.
Юноша отпрянул от девушки, всем своим видом показывая своё недовольство. В ответ на это Марша лишь прикрыла глаза и вышла из таверны.
А где-то за её спиной, совсем тихо, Бастиан прошипел: «Месть... Жестокой...»
Звуки достигли своего апогея. Самый низкий, самый глухой удар в последний раз сотряс стены.
Большая семья драконов рода Магнифицен сидела за столом в ожидании обеда. Отец семейства, мать, трое сыновей и две дочери. Все неподвижно сидели каждый на своих местах. Одна лишь Марша, старшая из дочерей, беспокойно оглядывалась на свою родню. Её несколько беспокоили непривычно безразличные лица братьев, спокойное поведение сестры, через чур бледное лицо матушки и... Марша положила свою ладонь на лежащую на столе руку отца. Холодная...
Сердце девушки опустилось настолько низко, что готово было пробить пол.
Марша резко вскочила из-за стола, опрокинув стул неприлично громко. Никто не обернулся. Не поднял глаз, никак не отреагировал.
«Нет-нет-нет, нет, пожалуйста! — мысленно взмолилась марша. — Боги, нет! Вы не можете отнять их у меня...!»
Все звуки в одно мгновение затихли. И барабаны, и стрекот пламени, и шелест пепла. Всё затихло. И в этой пронзительной тишине... Послышался отголосок крика. Крика, наполненного болью и разочарованием.
— Хэ! — старик Мэрдэ опрокинул стопку крепкой гномьей водки и закусил. — Вражка твоя, Ирма которая, она же одна осталась!
Ауст скептически посмотрел на чёрта. То, что Ирма Магнифицен осталась одна в своём большом поместье ни для кого не секрет. Всё-таки вся её семья погибла. И отец, и мать, все до одного братья и сестра.
— Ну и?
— А вот тебе и «и»! — гаркнул Мэрдэ и как-то сразу весь насупился и почернел лицом. — Ты хоть знаешь, из-за чего они все померли?— Ауст покачал головой, собираясь встать. Но старик схватил его за руку, удерживая на месте. — Ты сам то можешь подумать?! Чтобы Клавест, сильнейший огненный дракон, глава семьи Магнифицен просто взял и помер?! А Данна?! Она же не женщина, она бестия бескрылая! Такие как они просто так, тихо сидя дома, не умирают! Да что там эти старики, посмотри на молодняк! Все трое сыновей, молодых драконов! И все похоронили! Ты сам-то подумай, Эрниль, подумай! А не подозрительно ли всё это? Подумал? Так вот слушай, — стоило на лице Ауста отразиться хоть малейшей капле сомнения, как Мэрдэ тут же воспользовался этой возможностью. Он наклонился к уху эльфа, шепча своим тихим, скрипучим дряблым голосом. — Говорят, всех чернокнижник положил. Кто-то решил за что-то отомстить Данне, или может даже самому Клавесту. А может и простой чернокнижник-недоучка ошибся с заклинанием и вместо проклятья наслал мор...
... Вместо дверного проёма зияла обугленная дыра в стене. Потолок и вздутый пол были покрыты толстым слоем нагара, копоти и пепла. За дверным проёмом открывался вид на жуткие развалины. И на небо, что своей осенней хмуростью намекало на холодную безветренную ночь.
***
Долгое время в белой комнате было тихо. Точнее, в некогда белой. Сейчас же она была чёрной от копоти, немного зеленоватой от плесени и вся испещрённая маленькими и большими трещинами. Оставалась белой и чистой только одна стена. С грязной железной дверью.
«Щелк»
Замок щёлкнул. Дверь начала медленно открываться.
— Если бы не ты, всё сложилось бы по-другому! — молодая девушка лет двадцати с лишним сидела около края ванны, опустив руки в горячую воду. Глаза её были наполнены безумием, в них стояли слёзы. Лицо девушки перекосила ярость и невыраженная боль.
Там, в самой ванне, погружённая с головой под воду, была девочка. Ещё совсем маленькая, лет трёх-четырех. На теле её были видны синяки и ссадины. А в глазах полная покорность. Покорность и принятие.
Девушка яростно смотрит, как из маленького носика на поверхность поднимаются пузыри с воздухом. Как колеблется под водой детская маечка.
Из глаз девушки начинают капать слёзы.
«Ну почему, почему ты не сопротивляешся?! Блять, да почему же?! Я пытаюсь утопить тебя, а ты ничего не делаешь, чтобы выжить! Ты тупая маленькая мразь! Всё из-за тебя в моей жизни пошло наперекосяк! Сука, почему это случилось со мной?! Почему?!»
Девочка не двигается. Не кричит, не пытается выбраться. Её тёмные волосы разметались в толще воды, а почти чёрные глаза смотрели прямо в душу. В душу своей матери.
Вокруг начали слышаться телевизионные помехи. Низкочастотные, но при этом навязчивые и неприятно колющие слух.
Дверь продолжала медленно открываться.
Жизнь девочки, после того случая, была такой же серой и безрадостной. Мать-истеричка с суицидальными наклонностями продолжала ненавидить дочку. За что — малышка не понимала. Она старалась делать всё, как мама говорит, но итог всегда был один: взгляд, полный отвращения, крики и побои.
Отец девочки так же не отличался образцовым поведением. Запои, драки, пьяный дебошь. Девочка часто наблюдала, как дерутся мама и папа. Смотрела и ничего не могла с этим сделать. Только сжаться в комочек, надеясь что её не найдут здесь, под грудой грязного белья, которая лежала в самом углу зала.
Бутылки. Тарелки. Чашки. Стаканы. Всё бесконечным градом сыплется на меня. Да когда же это закончится?!
Конечно, от пьяных родителей доставалось не только друг другу, но и ей. Летящие в ребенка пустые бутылки, посуда и всё, что попадалось под руку, было обычным делом. Маленькая Лилия уже давно привыкла, что с ней обращаются как с собакой, а не как с человеком.
Помехи были негромкими, но противными и мерзкими. Они скреблись в голове своими невидимыми коготками. Они выедали мозг своим непрекращающимся звучанием.
Первым переломным моментом в жизни маленькой Ляли стал приход в спорт. Тогда она получила имя — Ляля. Так её называл тренер, так называли и появившиеся друзья. Словом, Ляля стала чуточку счастливее.
Вторым переломным, опять же, в хорошем смысле этого слова, моментом стало рождение её брата. Когда Рому принесли в их провонявший всеми самыми отвратнымии запахами дом, Ляля была удивлена. Но рада. Безумно рада. Теперь у неё появился тот, кого она будет любить. И тот, кто будет любить её.
С того момента, в жизни Лилии начали происходить лишь плохие изменения. Мама, которая совершила суицид, выбросившись из окна девятого этажа. Она хотела сделать это с маленьким Ромочкой на руках, но Ляля в последний момент успела отобрать ребёнка. Так, Ляля и Рома остались без мамы.
Из-за смерти «любимой» жены, отец стал ещё хуже, чем был до этого. Он стал ещё больше пить, ещё жёстче избивать несчастных детей. Точнее ребёнка. Ляля получала за двоих. Девочка стойко выдерживала все удары, но никогда, никогда не позволяла отцу и пальцем тронуть Рому.
Дверь уже была на половину открыта. На чёрный от копоти пол начали капать капли тёмной крови.
Ляля всю свою жизнь посвятила спорту. Это помогло ей не спиться, не сторчаться и не пойти по неправильному пути. Пускай девушка упахивалась на тренировках до потери сознания, пускай изматывала себя, практически убивая. Всё это: спорт, соревнования, бои, тренировки — всё это давало силы двигаться дальше. И помогало забыться. Хоть ненадолго.
Софиты, яркий свет, рёв толпы. Перед глазами всё плывёт. Надо стереть кровь, она мешает обзору. Последний раунд, нужно победить.
— Корпусом работай! Корпусом! — где-то слева кричит злой голос. Но… Такой знакомый, такой родной…
Не успела среагировать. Противник нанёс решающий удар.
Хруст!
Слышу как ломается нога
Забыть последнее воспоминание, связанное с её матерью, забыть что её ждёт дома, забыть что у девушки вообще есть проблемы.
И пусть всего лишь временно, Ляля чувствовала себя счастливой. Чувствовала себя победителем. Не важно, каким способом была достигнута победа: сломанными руками, ногами, рёбрами. Всё это не имело никакого значения. Для Лилии была важна только цель.
Опять софиты. Много софитов. Рефери поднимает мою руку над головой. Я победила. Победила! Победа приносит небывалую радость, несмотря на сломанные рёбра, которые впиваются в лёгкие. Ничего, переживу.
Шум стал постепенно замолкать. А дверь почти полностью открылась.
Ночь. Пустая комната. Ляля спит, повернувшись лицом к двери. Рома уже давно в лагере, так что можно было немного расслабиться, ведь в случае опасности придётся защищать только себя.
Шум на кухне. Ляля просыпается, но глаза не открывает.
Всё-таки нельзя думать о плохом. Мысли материальны...
Ляля вскакивает с постели, смотря на стоящую в дверном проёме фигуру своего отца. мужчина стоит неподвижно, держа в руке... Ножку от стула. Ляля сразу почувствовала что-то неладное. И, естественно, захотела скорее уйти отсюда.
Однако у отца Ляли были другие планы. Мужчина замахнулся своей дубинкой и ударил в сторону девушки. Ляля, к счастью, успела увернуться.
Смертельно опасные догонялки длились бы целую вечность, если бы не отчаянное желание Ляли поскорее спрятаться, убежать, защититься... Сделать хоть что-нибудь для собственной безопасности.
И вот, уже почти добежав до желанного дверного проема, почти оказавшись в безопасности...
Он попал, ломая девушке челюсть.
Стрекот старого телевизора слышался вместо скрипа петель. А звуки жилой квартиры заменяло монотонное капанье крови с порога квартиры...
Когда Ляля потеряла ногу, она была раздавлена. Конец спортивной карьеры, конец нормальной жизни. Тогда, попав в аварию, девушка и не подозревала, что её жизнь так изменится.
Сказать честно, Ляля боялась приходить домой. Не из-за отца, нет. Из-за брата. Мальчик очень любил сестру, поэтому всю вину мог спокойно повесить на себя. Мол, если бы Ляля не оттолкнула его, то сейчас была бы здорова. Ляля морально не была готова выслушивать этот бред. Поэтому целых три дня провела на квартире у Коли. Конечно, она жалела, что оставила Рому один на один с отцом, но по другому она не могла.
И только тогда, когда осознание и принятие, над которыми работали и тренер, и Коля, которые проводили много времени в больнице, наконец наполнили разум девушки, она вернулась домой.
Вернулась, обнимая маленького ребёнка с такими же зелеными глазами, как у её отца.
Дверь полностью открылась. Сразу на пороге лежало тело молодой девушки в луже собственной крови. Кругом была лишь гнетущая тишина.
Внезапно железная дверь с громким хлопком закрылась. И вновь медленно начала представлять взору невидимого зрителя ту квартиру. Но уже без трупа на пороге. Квартира теперь выглядела заброшенной. Пустой. Одинокой. И лишь громадное кроваво-красное пятно на паркете напоминало о чудовищном преступлении, которое произошло в стенах простой трёхкомнатной квартиры...
***
Все двери открыты, все секреты раскрыты. Комната больше не белая. Она чёрная от копоти, потрескавшаяся от ветра, замазанная кровью и вздувшаяся от влаги. Теперь
белая комната — лишь воспоминание. Воспоминание душ, которые пытались понять, пытались осознать,
пытались вспомнить, что они мертвы...
