13.2 Утро "После" – Гермиона
3 мая 2024 г. в 13:56
Гермиона проснулась от громкого звука и яркого солнечного света, пробивающегося сквозь занавески. Казалось, что она закрыла глаза всего мгновение назад.
Девушка застонала в подушку и рассеянно махнула рукой в сторону будильника, который забыла отключить прошлой ночью. Вчера после речи Гарри и фейерверков, они вернулись на более спокойную площадь Гриммо, чтобы перевести дух и поднять бокалы за покинувших их на Войне друзей. Эта часть ночи была прекрасной, хоть и с горьковатым оттенком.
Застонав от напряжения, она перевернулась на другой бок и наконец выключила будильник, удовлетворенно вздохнув от наступившей тишины. Был понедельник, но по понятным причинам сегодня Министерство открывалось только во второй половине дня, и хотя Гермиона с нетерпением ждала этого момента, сейчас работать не хотелось вовсе. Прошлой ночью она почти не спала, постоянно ворочаясь с боку на бок, ее мозг кипел, чередуя панику, смущение и холодный анализ. Однако вчерашняя ситуация, очевидно, вообще не поддавалась логике. Гермиона размышляла о случившемся нескольких часов, но так и не приблизилась к пониманию произошедшего, и что более важно, к пониманию своих чувств по этому поводу.
Гермиона хотела побыть кем-то другим хотя бы один вечер, и ее желание исполнилось. Она хотела, чтобы в ней увидели нечто большее, чем идеальную Грейнджер или местную «Мать Терезу», и это тоже сбылось… правда, на время. Несмотря на унизительный момент надежды, когда она пригласила его на свидание, Гермиона вовсе не ожидала, что они отправятся навстречу закату, держась за руки, и ее бы вполне устроило (хоть немного и разочаровало бы), если бы они просто разошлись, сохранив все в тайне. Сказать, что ей не понравилось, как все на самом деле закончилось, было бы сильным преуменьшением.
Но, что ж… Она ни о чем не жалела. Все же она сказала ему: "Я знаю достаточно", и это было правдой. Не то чтобы она вообще сделала бы что-то, если бы знала, кто он на самом деле, ни за что на свете. Она приняла тот факт, что не знала его истинной личности, и приняла все возможные последствия, которые из этого вытекали. В конце концов, все вышло прискорбно, неловко, но все равно лучше, чем если бы он оказался женат, и, что самое главное – их не поймали. Да. Хороший вывод из сложившейся ситуации. Все не так плохо, как могло бы быть.
Ее беспокойство ненадолго улеглось, Гермиона встала и спустилась вниз, чтобы приготовить себе чай. С чаем все стало лучше. Может она придет на работу пораньше, у нее наверняка полно дел и в офисе явно будет тихо после праздничных выходных. Гермиона зевнула, наблюдая, как закипает чайник, она могла бы просто вскипятить его с помощью магии, но что-то в маггловском ритуале приготовления чая успокаивало, небольшое ожидание делало первый глоток еще более приятным.
Пока заваривался чай, Гермиона мысленно пробежалась по своему списку дел: ей предстояло встретиться с представителем магического правопорядка для получения ежегодного отчета о жестоком обращении с магическими существами. Ей нужно было обсудить изменения к ее последней поправке, и еще был чертов ознакомительный инструктаж, в организацию которого ее втянули, она неделями откладывала его, но теперь, когда маскарад закончился, у нее не осталось никаких оправданий. Обычно Гермиона не возражала против того, чтобы ввести в курс дела новых сотрудников Министерства, но она была настолько морально и эмоционально истощена после вчерашнего, что от одной мысли о предстоящем ее мозг превращался в кашу. К тому же там будет одна девушка из отдела кадров, которой всегда каким-то образом удавалось вывести Гермиону из себя.
Она подумала: что если это был тот тип хихикающих идиоток, который ему обычно попадался? Но тут же отругала себя за эту мелочную и недостойную мысль. И вообще, с какой стати ее должно волновать, что за девушки его привлекали? Вчера он сказал, что Гермиона не стала бы его первым выбором, и уж точно Малфой не стал бы ее. Ну, зато он извинился за прошлое. Это была единственная часть, о которой она вспоминала с неподдельным, незапятнанным удовольствием, и он просил прощения искренне, что помогло ей развеять опасения, что он мог совершить нечто по-настоящему низкое, например, попытаться шантажировать. Неделю назад ей было бы совершенно плевать, но сейчас его поступок воспринимался как важный шаг в правильном направлении. Конечно, это не перечеркнуло всего, он, несомненно, по-прежнему оставался, мягко говоря, засранцем, но маленькие шаги – это все еще шаги.
Она закончила заваривать чай и слегка нахмурилась, осознав, что только что потратила несколько минут своего свободного времени на размышления о Малфое. Вот это уже настораживало.
Радовало, что в ближайшее время никаких официальных мероприятий не планировалось. По правде говоря, после всей драмы прошлой ночи она была бы счастлива, если бы ей не пришлось наряжаться еще лет десять. Впрочем, все было не так уж плохо, по крайней мере, ей приходилось только присутствовать большую часть времени, а от бедного Гарри ожидали, что он всегда будет выступать на таких событиях. Гарри не особо противился публичным речам, выступления давались ему легко, и она была уверена, что они с Джинни придумали какую-то тайную алко-игру для мероприятий. Она попыталась вспомнить, нравилось ли ей подобное чуть больше, когда она посещала все вечеринки и балы с Роном…. Нет, пожалуй, Гермиона всегда была довольно циничной, когда дело касалось так называемого высшего общества, была она с парой или без.
Она свернулась калачиком на диване, обхватив кружку руками и размышляя, не сделать ли ей еще кружку чая. Гермиона поставила чашку на стол и начала читать книгу, но ей было необычайно трудно сосредоточиться. Мысли постоянно возвращались к прошлому вечеру и к нему.
Боже, все казалось таким настоящим. До того, как все пошло прахом, пока он был "Оскаром", она наслаждалась жизнью больше, чем когда-либо за последнее время, нежно поддразнивая, смеясь и просто оставаясь собой, без оков репутации, которые диктовали бы ей, как себя вести. Он постоянно находил способы прикоснуться к ней, его рука слегка касалась ее талии, а бедро прижималось к ее бедру, когда они сидели рядом, а потом поцелуи... Боже милостивый, поцелуи. Она никогда бы не призналась в этом ни одной живой душе, но Драко Малфой действительно превосходно целовался. Она также никогда бы не призналась, что этот факт ее не удивил, но она бы солгала, если бы сказала, что думала, будто когда-нибудь сможет подтвердить свои подозрения лично. Что ее удивило, так это то, насколько нежным он был. Несмотря на все их отчаянное желание быть ближе друг к другу, он ни разу не переступил черту, ни разу не дал ей почувствовать, что не она принимает решения. Возможно, нежность - не совсем подходящее слово. Она не была уверена, что назвала бы его нежным, не совсем, но... осторожным. Это слово никогда не ассоциировалось у нее с ним, по крайней мере, не с тем, как он относился к другим людям, и она осознала, что эта маленькая деталь каким-то образом стала стартовой точкой, что ее мнение о нем начало меняться.
Черт возьми, она просто хотела на один вечер перестать быть "идеальной Гермионой Грейнджер" и, возможно, завести короткую, веселую, анонимную интрижку. Лукавый, крайне неприятный голосок в глубине ее сознания напомнил о причине, по которой она вообще решила завести "роман", - дурацкий сон после первого вечера. Где-то в потаенных, затянутых паутиной глубинах подсознания она фантазировала о подобном, а потом взяла и случайно воплотила сон в реальность. Как ни крути, теперь все кончено.
Она тряхнула головой и попыталась сосредоточиться на книге, потом решила, что все-таки заварит еще чай, одной чашки недостаточно. Она встала, чтобы снова вскипятить чайник, зевая и жалея, что не осталась в постели. Ноги жутко болели, вчера она слишком долго была на каблуках. Хотя, честно говоря, большую часть этого времени она не замечала подкрадывающейся боли, потому что была слишком поглощена врагом детства, доводившим ее до экстаза в пустой кладовой. Может быть, прошло просто слишком много времени с ее последнего раза, но, черт возьми, она не была уверена, что когда-либо испытывала такой сильный оргазм. Его губы на ее шее, губах, говорили ей, что он хотел бы сделать с ней, пока он…
— Черт! — Она в отчаянии хлопнула ладонью по кухонному столу, отчего кружки в раковине звякнули друг о друга.
Было неправильно продолжать думать о нем. Она не была влюблена или что-то в этом роде, господи, он ей даже не нравился, так почему же она была одержима одной мимолетной встречей, как будто была какой-то влюбленной школьницей? Может быть, это было просто из-за того, что целую вечность назад ее целовали хотя бы в щеку, может быть, потому что она долго пренебрегала своей личной жизнью, ее тело реагировало так, как будто все было гораздо большим, чем на самом деле. Да, должно быть. Просто физическая реакция.
Гермиона рассеянно постукивала ногтями по столешнице. Она не должна была, но… а что такого? Это просто реакция на чисто физическую потребность, а физические потребности решить довольно просто. Как унять зуд. И сейчас она не занята...
Она выключила чайник и направилась обратно в спальню, скидывая пижаму и перед этим дважды или трижды проверив, плотно ли задернуты шторы. Джинни уже давно переехала жить к Гарри, но Гермиона все равно по привычке закрыла дверь в комнату. Устроившись поверх одеяла, она глубоко вздохнула и провела пальцами вниз по животу, коснулась себя еще ниже…
Ее руки были прохладными, и было слишком легко представить, что они принадлежат ему. Оскару, твердо напомнила она себе, безликому загадочному мужчины из мира фантазий, а не кому-то еще. Она мысленно перебирала все дразнящие прикосновения и страстные взгляды прошедших двух ночей, до тех пор, пока не начала извиваться, умоляя его отвести ее в уединенное место. Его рука лежала на ее талии, когда они танцевали, она с безрассудной страстью целовала его в саду и чувствовала, как он вздрагивает и стонет, покусывая ее губы. То, как он набросился, когда увидел ее платье на вторую ночь… Как будто его охватило необузданное, животное желание быть как можно ближе....
Гермиона издала тихий стон и прикусила нижнюю губу, слегка изменив позу и подвернув одеяло под бедра, тщетно пытаясь воссоздать тот угол и ритм, от которых вчера у нее покалывало позвоночник.
Она подумала о его зубах на своей шее, губах, срывающемся голосе, когда он мурчал ей на ухо сладкие, непристойные слова. Он дважды говорил, что хочет попробовать ее на вкус, и внезапно Гермиона смогла думать только о том, как его язык оставляет жгучие следы на внутренней стороне бедра, все ближе и ближе, пока, наконец, не прижимается к ее центру, как он обводит губами и языком ее формы, раздвигая ноги шире, крепко сжимая нежную кожу бедер. Она застонала, бессознательно двигая пальцами сильнее, быстрее.
— О — выдохнула она, и когда дыхание стало рваным, представила, как он смотрит на нее снизу вверх, расположившись между ее ног, светлые глаза развратно светятся, — Стоп...
Она снова застонала, на этот раз от разочарования. Ее мозг так плавно перешел от эфемерного образа человека в маске к образу Малфоя, что она почти не заметила.
Это была плохая идея. Почему она вообще думала, что это сработает? Как она могла отделить прекрасную фантазию, которой был Оскар, от суровой реальности? Неведение было блаженством, и ужасная правда заключалась в том, что теперь она знала, что это Малфой стонал у ее губ, и Малфой хотел попробовать ее на вкус, и никакие попытки сознания не могли это изменить.
Тогда почему, черт возьми, она все еще хотела продолжить? Почему, во имя всех без исключения божеств, образ его глупой светловолосой головы, опускающейся между ее ног, пока он разводит ее колени, запечатлелся в ее сознании? Этого даже не было! Неприемлемо.
Застонав, Гермиона уронила голову обратно на подушку, поджав ноги и пытаясь унять нарастающее возбуждение, которое все еще пульсировало в венах.
Ей нужен был чай. Да, чай. И завтрак.
И, пожалуй, холодный душ.