Вечность на двоих

              На уровне шахт внутри одной из немногочисленных пещер, где единственным источником света являлся факел в коридоре, а вокруг были расположены шатающиеся деревянные крепления, которые доверия не вызывали совсем, и казалось, что только осмелься чихнуть там, и всё яростью высших сил обвалится прямо на тебя и твое несчастное существование, в сыром воздухе кипела запёкшаяся после пылкого сражения кровь.       На полу валялись как минимум три изнеможённых трупа в изорванной одежде, лица их не сохранились, а сами они были изглоданы личинками да мухами. Неизвестно было сколько ещё подобных было утащено под воду созданием, которое стало причиной их гибели.       Рагнвальдру оторвало бы обе руки, не будь на нём латных наручей. Морской дракон пусть и внушительно опасное, но не слишком умное создание, и, спустя несколько манёвров, северянин смог наброситься на него сверху, максимально сильно занося руки, и врезать остриём меча прямо в голову существа, преодолевая жалкое сопротивление мягкой кожи.       В преддверии скорой смерти, оно пытается откинуть повреждëнную голову назад. Вот только сразу поняв, что дракон намерен провернуть, варвар мастерски блокирует любые его порывы. Его находящиеся в вечном напряжении ноги порядком устали, но это не было поводом сдаваться. Северянину казалось, что ещё чуть-чуть, и мышцы в них расползутся на подобии разгрызенной сыра косички или разорвутся словно изношенный веник, которому лет больше, чем вселенной.       Варвар надавливает всем телом на рукоять, вводя холодное оружие до конца, за этим действием следует режущий слух хруст, который ещё несколько секунд после этого звучит в ушах. Чудовище издаёт последний, самый истошный рёв, и голова рыбины мëртвым грузом сваливается на каменный пол.       Брызги воды, успевшие окраситься бордовым, разлетелись в стороны, попадая при этом на всех членов команды и стекая вниз.       Демоническая волчица, стряхнув воду с шерсти и гавкнув так, что уши могло заложить, подбежала в полпрыжка к расстроенной девочке. Оказавшись рядом, она начала с напором слизывать солёные из-за крови капли своим гладким языком, от её действий девочка чуть не упала на пол, тихо смеясь, она пыталась отодвинуть волчицу своими хиленькими, изрезанными ручками, но Безлунница была непреклонна, и будь у неё руки она точно сгребла бы девочку в тесные но не смертельные объятия.       Отношения между ними напоминают отношения между матерью и ребёнком. Возможно это происходило потому, что девочка напоминала маленького зверька: лисёнка или совёнка — такого хрупкого и внешне беззащитного. Даже с кинжалом на перевес и каплями крови на теле, она одним своим видом заставляла материнские инстинкты бурлить в крови и затмевать волчице взор. Ведь именно она, первая почувствовав неладное, ринулась защищать малютку, когда перепончатая лапа морского дракона стремилась одним точным движением раздробить несчастной все кости.       Наз'ра проклинал каждого из присутствующих, цедя обрывки текстов настоящей порчи себе под нос. Он буквально ненавидел каждый миг, проведённый в этой комнате, ведь теперь ему придётся ждать пока волосы, лицо и борода его высохнут, ведь у него не осталось ничего ниже шеи, что могло бы помочь избавится от воды. Есть, конечно, такое заклинание, которое облегчит его существование, но, вот ирония, для того чтобы использовать его нужны руки. А просить кого-то из сокомандников Наз‘ра гордость не позволит.       Ольдегардец же тяжело, всей грудью дышит, чувствуя себя на вершине мира и ничего не замечая, да и много ли удастся увидеть здесь, в почти полностью тёмной комнате? Когда руки его прекращают дрожать от восторга, завернутого в адреналин, он спрыгивает по левый бок от длинной морды мëртвой амфибии.       Доставая твёрдой рукой из сумки немаленького размера нож для срезания кожи, он освежёвывает тушу. Одна только голова чудовища размером выходит не меньше лошади, кровь струится у него по рукам, но Ольдегардец не обращает внимания. Он слишком занят тем, что извлекает всë съедобное, что только возможно извлечь.       Сегодня у них будет сытный ужин, если, конечно, они до него доживут. Хотя заранее сказать какой приём пищи произойдет следующим можно лишь по ощущениям внутренних часов. В дебри тьмы никогда не проникает внешний свет, солнцу никогда не было сюда дороги.       Рагнвальдр рассматривает со всех сторон мерцающую сизым душу поверженного чудища, заточенную им несколько секунд назад в камень душ. Она всë ещё пыталась разломать артефакт и улететь, как светлячок на “тот” свет, но все без толку. Силы её порывов не хватало, и с каждой минутой они становились всё слабее.       У самого чудища вместо не выражающих ничего глаз — пустота, как и в разинутой пасти, из которой смрадило тошнотворной смертью, там же, совсем недавно виднелся червеобразный язык.       Но, благо, от него избавились до того, как узнали, как чудовище собиралось пустить его в ход. За это хотелось благодарить кого-угодно, но только не богов. Только не этих мразей.       "Еще чего, благодарить их за счастливое стечение обстоятельств и грамотно подобранную стратегию? Никогда!"       В подземельях… нужно думать в первую очередь своей головой о собственной целости и сохранности… Те, кто бегут, теряя голову, в бой и лезут на рожон, умирают в первые же часы. А после лежат штабелями в Кровавой яме так же, как лежат останки их предшественников, все же от трупов никто не избавляется, а авантюристов с годами меньше не становится.       Поэтому, если чувствуешь опасность, видишь скорую смерть за углом, в коридоре, везде, лучше не совать туда нос а бежать прочь. Отступление зачастую является самым верным решением. Рагнвальдр пусть и выглядел неотёсанным, безграмотным дикарём, но глаза всегда обманывают, затмевают суть. Как оказалось позже, он всяко умнее тех, кто валяются в Кровавой яме, и это вызвало у тех, кто сохранил свой рассудок, своего рода уважение. Но Рагнвальдр имел один изъян, вычёркивающий его из эталона зверского убийцы — он слишком добрый.       “Зачем было брать с собой девочку, от которой пользы, в сравнении её голодом, несоизмеримо мало?” — эти мысли не покидали мага, он смотрел на маленького “лисёнка” и их с Безлунницей маленькую идиллию, как на пятое колесо, не иначе. Ведь именно из-за её детского любопытства они встряли в затяжное сражение с опасной рыбиной, от которой, однако, скоро лишь кости да хрящи останутся. Нет, хрящей тоже не останется — либо варвар впихнëт их в себя, либо волчица. В этом плане они похожи, сожрут что-угодно.       “Дети не заслуживают такой участи” - вспомнил он ответ на свой вопрос. Если не учитывать того, что ответ этот был дан не в этой, а в другой, одной из череды нескончаемых, но уже пережитых жизней, все кажется таким, каким оно и должно быть.       Но всë время избегать сражения и прятаться не удастся, так же, как и не удастся избегать жизни и прятаться от неë. Тьма ненавидит каждого, кто осмелится бросить ей вызов и переступить порог. Она не знает жалости, насылает всевозможные невыносимые кошмары, возводит непреодолимые стены, выстраивает препятствия на пути к достижению... Чего-то. Вот и этого сражения избежать не удалось.       А Рагнвальдр... Он же человек, и пусть у него сплошная мускулатура, но он, как и любой другой человек, мог сойти с ума от всего этого, стать изувеченным или банально умереть. Как бы Винланд не закалил мужчину с холодным, как те земли, глазами, но от естественных и вечных вещей не спрятаться даже ему. Не важно насколько ты силëн, если перед лицом смерти мы все равны.       Это немного тревожило мага, бесстрашного и видевшего, как он считал, всë. Но игнорировать тот факт, что эти мысли беспокоили, было невыносимо. Как и прекратить думать, что лишь немного.       В ушах поднимается давление, все происходит слишком резко, но достаточно медленно, чтобы понять что, перед глазами словно по приказу свыше всплывают картины, писанные кровавым маслом. Все эти картины до ужаса разные, но все их объединяет одна общая тема — варвар…       Точнее сказать, мёртвый варвар, и каждая из этих картин смотрит на него. Он видел как наяву воспоминания, которые словно и не существовали никогда, но были слишком реалистичными для того чтобы быть плодом фантазии. И казалось, что это и не воспоминания вовсе, а интерпретации всех вместе взятых вариантов на тему: “а что могло бы пойти не так?”. Как кровососущие паразиты, они размножаются, будто по велению обезумевшей от вульгарной похоти Сильвиан, с каждой секундой добивающие его ментально.       Кажется, Наз'ра видит периферией зрения окровавленных девчонку и волчицу... Или не кажется. Или... Не хотелось двигаться, не хотелось поворачиваться и убеждаться, в чем-либо. Вдруг там окажется и ещё один Рагнвальдр. Вдруг его мëртвые глаза заглянут в душу.       Остаётся только смотреть в пустые глазницы морского дракона, и думать о том, как же хочется оказаться на его месте... Просто слиться с потоком вечности в виде смерти.       Но попытки отвлечься, не помогают. Маг жмуриться, напевает себе под нос незамысловатую мелодию древнего востока не приносят плодов. Напряжение лишь накаляется до такой степени, что сейчас, вероятно, из носа потечёт ручьем кровь.       И все это началось после того, как ещё один Рагнвальдр сгорел заживо... В пламени созданном им. Каждая деталь: панические движения рук, стремящиеся избавиться от вечного огня, прилипшего к коже, глаза, утопающие в агонии, угольного цвета кожа, которую мучительно медленно разъедает пламя — всë это остаëтся клеймом на душе мага.       — Наз’ра? Ты слышишь меня?       Миг. И всë стало так же, как было прежде. При чём это произошло так резко, что осознание не успело осознать перемену. Этот голос, скрывающий заинтересованность и вместе с тем выражающий беспокойство холодное как ледяные массивы. Этот голос возвращает всë на свои места. Снова. Мысли упорядочены и спокойны, как морская гладь, ночная и позабытая ветром.       Вдумчивым взором он рассматривает с секунду мужчину, убеждаясь, что тот пока жив, и твердым голосом просит, нет — приказывает: "Закурить". Почувствовав, как опиум из трубки, которую бережно держал северянин, заполняет мысли и разум, словно пар внутри кипящего чайника, Наз'ра немного успокаивается и прикрывает глаза во второй раз.       Подобные видения были далеко не редкостью для него. Они преследовали на регулярной основе повсеместно, выжидая момент чтобы выскочить, насмехаясь над тем, как он усердно пытается их игнорировать. И как же жаль что рассудок это не что-то материальное, за что можно было ухватиться, ведь именно им он жертвует применяя. С другой стороны ему и хвататься больше нечем.        — С тобой всë хорошо? Ты не откликнулся ни с первого, ни со второго раза, — варвар отстраняет трубку от губ мага, ожидая ответа.       “Вот не мог ты просто помолчать...” — вспышкой промелькнуло в голове, а вслух он прыснул:       — Следи за языком, пока он у тебя есть, червь. Мне твоё беспокойство ни к чему, кхе-кхе! — глаз он не открывал. Рагнвальдр ещë раз поднёс ко рту трубку, но Наз’ра неожиданно отвернулся последней частью тела в противоположную от варвара сторону, только сейчас неосознанно приподняв правую бровь. В глазах же под веками загорелся прежний огонёк, отчего внутри разлился покой.       — И не смей меня называть по имени. Я тебе этого не разрешал, Рагнвальдр       Его имя сейчас приобретало угрожающие нотки, но Рагнвальдр не был бы собой, если это его насторожило. Он никогда не страшился мага, а все оскорбления пропускал мимо ушей. С одной стороны это огорчало Наз'ру, ведь от его былого величия осталась лишь тень, и та кривая, с другой же стороны радовало, ведь Рагнвальдр такой, какой он есть. Не подлизывается, но и не действует на нервы глупостью.       — В любом случае, мы уходим       Вытряхнув из трубки пепел, варвар сложил её в мешок на самый верх, дабы не забыть месторасположение. Сделав это северянин последний раз осмотрел недавнего грозного противника, из боя с которым они вышли победителями в плохо освещённый коридор. Вслед за ним мышкой потопала и девочка.       А маг не мог обернуться, чтобы осмотреть комнату. Не потому, что не хотел, а потому что просто не мог сделать этого. Ему казалось, что как только он сделает это, весь настоящий мир в ту же секунду рухнет. Он знал, чего так не хотел увидеть за своей несуществующей спиной, и от этого лишь хуже было фантомное онемение.       Подземелье медленно, но верно меняется, как сменяется вечер ночью — ты видишь изменения и их симптомы, но остановить или предотвратить их, в отличии от настоящей болезни невозможно. Время медленно, но верно разрывает сознание на лоскуты и сшивает из них другого человека, такого с первого взгляда похожего, но по сути нового и чужого. И в тот момент когда это произойдëт, ты сам уже не сможешь осознать, что так, а что не так.       Любые моральные и этические рамки разламываются на дрова, вскрывая всю ту чернь, что некоторые пытаются игнорировать, скрыть за семью печатями, лишь бы не признавать её существования. Не высовывать наружу истинную натуру, лишь бы другие не глазели как на ненужный ресурс, как на сломавшуюся деталь.       Многие делая это забывают, о том что изначально все были порождены из тягучего хаоса, а форма была придана им благодаря стараниям рук тьмы, которую они так отчаянно пытаются побороть в себе, вместо того чтобы попробовать принять. Пытаются отдалиться, не осознавая, что из века в век ходят кругами по катакомбам этой самой тьмы, лелея себя надеждой о том, что мировой порядок изменится, и придёт кто-то, кто сделает их жизнь лучше. Так и загнивая, они тратят свою жизнь на ожидания, не замечая того, как приходит действительность. Но жизнь всегда расставляет всë по местам.       К такой философии маг пришёл ведомый лишь личным опытом, жизненной дорогой полной подъёмов и падений. Он знает, что происходит, когда человек находится в благоприятных условиях слишком долго, каким он становится мягким и бесполезным, отдавая свою ничтожность в наследство своим отпрыскам, ещё более мягкотелым, неприспособленным к изменениям. Именно из-за этого он даже без пальцев объяснял жизнь таким кретинам как Ле’Гард. С такими бреднями в голове о старых и новых порядках сложно было бороться, но маг не уставал объяснять Избранному почему он дебил, а его бесполезное кредо — дерьмо.       Из мыслей его окончательно выводит волчица. Она смотрит на него пристально всеми своими четырьмя глазами, светящимися в полумраке словно золотые монеты. Застыв посреди дверного проёма, с отсутствовавшей дверью, она смотрела на него так, будто знала больше, чем знают обычные животные.       Хотя возможно, взгляд этот был лишь обманом больного воображения, и она всего лишь ждала самого нелюдимого члена их группы, для того чтобы не потерять из виду.       Как бы то ни было, по-волчьи выть он не умел, а потому без промедлений отправился вперëд, ориентируясь по ускользающему за поворотом свету яркого факела.       Маг довольно быстро догоняет широкоплечего мужчину, всë то время, что он делал это, за ним полубежа-полускача следовала Безлунница. И хотя они с ним были на одной стороне, по мере еë приближения магу всë сильнее казалось, что она накинется на него и повалит на пол.       Но его беспокойство так и не вышло за рамки мыслей. Все же волчица была не совсем безмозглым существом. Таким образом они присоединились к остальной части отряда, которая всё плелась по широким запылённым коридорам с обрывающимися, слегка задетыми каменным обвалом рельсами, которыми больше никогда не воспользуются.       Маг не сразу заметил, как потряхивающаяся от веющей прохлады девочка держалась за руку мужчины. Рагнвальдр, видимо, решив развеять обстановку, начал напевать одну из своих народных песен. Она была простой, от того и запоминающейся. Обычно тревожный звоночек, но в данном случае это делалось скорее чтобы успокоить малютку...       “Знал бы ты чья она дочь” – отбивается мысль от стен черепной коробки, как эхо отбивалось бы от каменных стен этажа. А вместе с тем вспоминает какой яростью у него горели глаза, а на лбу вздулись все вены, когда стало окончательно понятно, что никакой амнезии у капитана полуночного солнца не было и в помине.       “Мммм… А как у него череп хрустнул. Сучоныш ещё и лица смешные корчил, будто пытался призвать к милосердию, кхе-хех…” – уголок губ чуть потянулся вверх. Зрелище было интересным, еще интереснее стало, когда его подчинённая, стоя вся в слезах и дрожа всем телом, вопрошала “ПОЧЕМУ?” как забитое животное, или скорее животное перед забоем, потому что уже на тот момент было понятно, что у неё в голове вертится и чем все закончится. По крайней мере Наз’ре понятно.       Прокричав истошно “ебаный монстр!” Д’Арс с залитыми болью темно-серыми глазами рванула к смотрящим в душу и не чувствующим сожаления глазам с намерением зверски убить их носителя. И с ним же сгореть до корочки раньше, чем упасть боком на землю в накалённых, спёкшихся с кожным покровом латных доспехах.       Возвращаясь в настоящее время. Компания прошла приличное расстояние, пронесшееся для них за считанные секунды, даже не заметив того, как стены шахт сменились заурядными стенами верхнего этажа, “команда мечты” добралась к единственному месту, расположенному сразу за безмолвным трупом стражника, в котором ощущалась хоть какая-то безопасность.       Девочка прижималась к Рагнвальдру всë сильнее по мере приближения к туше, её можно было понять ведь разлагающиеся останки мало кого могли оставить равнодушными. Благо бог глубин на сей раз оказался снисходительным и заместо “комнаты для отдыха” не оказалось тупика.       Каждый раз строение в подземельях изменялось, будто живое, стены его изворачивались а коридоры путались. И это не могло не разочаровывать мага, ставя его в положение тотального непонимания куда идти. Он всегда ненавидел ощущение беспомощности, но каждый раз ступая по подземельям, передвигался так, словно находится здесь впервые.       Впервые 109-й раз, если точнее.       Комната, в которой прорастала мелкая трава и корни аж из самых Дебрей, идущие дорожкой от кута и до потолка, встретила путешественников смиренно. Они могли перекантоваться и на уровне шахт, не будь там осточертевших призраков. Их легко оббежать, но те вполне способны напасть исподтишка прямо сквозь стену напротив кровати. А потом отобрать частичку жизни, которую сами загубили здесь, во тьме.        Разведя костёр посреди комнаты, волчица, рвано дыша, раскрывает пасть со свисающим из неë языком. Еë виляющий туда-сюда, словно метлой, хвост поднимает в воздух застаревшую пыль, которая после оседает на окружающих.       Дабы прекратить весь этот раздражающий балаган северянин достаёт утрамбованную руку гуля и швыряет еë в тот самый кут из которого идут корни. Волчица решительно, словно собака за палкой, метнулась принимать угощение. Проглотив его в мгновения ока, она поудобнее завалилась на неровной поверхности и начала тихонько рассматривать единственный источник света.       Столь чудные моменты спокойствия бывали отнюдь не часто, такое происходило лишь когда можно было не беспокоиться о том, что в следующее мгновение придётся вновь бороться за жизнь. От того было даже странно видеть как тот, кто голыми руками способен убивать монстров, этими же руками готовил еду.       Причём очень даже хорошо, судя хотя бы по девчонке, чей живот то и дело урчал от нетерпения. Сама она, слабо мыча, переминались с ноги на ногу как будто околдованная. Хотя раньше и пальцем страшилась шелохнуть, лишь бы не обращать на себя лишнее внимание. Наз'ра мог понять её, ведь иногда и ему хотелось, чтобы о нëм все забыли. Прошло не сказать что много времени. Всего-то несколько дней, но она успела привыкнуть, да и остальные привязаться к ней успели знатно. Теперь малышка ни на шаг не отходила от них и все меньше напоминала ту девочку, которую они обнаружили запертой в клетке.       Ей же и досталась возможность первой попробовать долгожданную пищу. Ручки еë предавала неугомонная мелкая дрожь, а мясо оказалось скользким от собственного сока, так что было даже немного странно от того, что сейчас оно не обваливается в панировке из пыли и грязи.       В старом и изношенном, но дарящем тепло платьишке девочка уселась, так как ей было удобнее на каменное покрытие, грызя норовивший упасть кусок, а голую шкурку отставляла в сторону, как и Рагнвальдр, присевший рядом с ней в похожую позу и скрестивший ноги по-индийски. А Наз’ре оставалось разве что отводить от них взгляд, представляя себя в другом месте, в другом окружении, где-нибудь в прошлом. Получалось не очень.       Потребность в еде отпала давным давно, как и в любых других человеческих потребностях. Но один только запах от которого не отвертеться напоминал, что такое волчий голод, что такое быть смертным… И уже даже не казалось, что это слюна стекала вниз.       Закончив небрежно трапезничать, девчонка потопала на тоненьких ножках к демонической твари размером с одноместную кровать. Расставила по бокам руки и приземлилась как на подушку, будучи однако для неё не тяжелее пёрышка, максимально возможно обхватывая мощную и шерстяную шею, как любимую игрушку.       Послышался негромкий звук доносящийся откуда-то справа, казалось, будто кто-то поднимается вверх из самых глубин шахт. Этот звук моментально вырывал мага из подобия транса.       Хмурый взгляд мага прожигал насквозь, что пустил бы по телу нервную дрожь у любого, кроме небольшой аномалии напротив. Он поджал губы в тонкую полосу, и, когда заговорил, голос его был суровым и даже угрожающим.       — Я не собираюсь принимать еду из твоих рук словно какой-нибудь немощный старик, прикованный!... Мггх!       Возможно, будь у предвестника хаоса сердце, оно сейчас и остановилось бы.       Ещё до того как ему удалось в полной мере осознать происходящее, теплое мясо оказалось на его языке. Вместе с пальцами, оно заполнило практически все пространство рта. Маг оскалился от возмущения.       Откусить их в порыве злости и всемирного непонимания казалось ему отличной идеей, но неожиданный противник оказался умнее. Его указательный палец крепко удерживал челюсть, не позволяя ей схлопнуться. И лишь когда маг прекратил сопротивляться, Рангвард, пытаясь поймать взгляд ошалелых глаза, стёр тонкую склизкую дорожку слюны с почти высохшего лица и отстранился.       От обилия разнообразных эмоций в глазах потемнело, а находящиеся в комнате предметы рассыпались на линии и кружочки, хоть это и была просто иллюзия, но шок не покидал мысли ещё с минуту.       “Какого хуя ты, блять, творишь!?”       Кроме мата ничего в голову не приходило, такого он не мог ожидать, и хотелось выть… От тяжести признать, что щеки становятся красными как спелая вишня, едва давясь от стыда. Жаль что у него не осталось рук чтобы закрыться, и ног, чтобы они унесли его куда-то подальше от реальности.       Руки варвара были словно у медведя, какие и должны быть у человека, посвятившего свою жизнь охоте и беспощадным тренировкам. В них чувствовалась тягучая, даже приятная опасность и вместе с тем доброта помыслов и намерений, которые вызывали смешанные чувства.       Но от промелькнувшей, подобно электрическому разряду, мимолëтной мысли о том, что эти пальцы хотелось ощутить на своей коже вновь, маг чувствовал себя странно и неуверенно, словно его силком вытащили из своей шкуры и зашили в другой, новой, неизвестной. Ему хотелось убиться об стену, и вместе с тем смеяться пока связки не порвутся.       Наконец выплюнув настрадавшуюся кашицу, потерявшую вкус, и ставшую такой же пресной и гадкой, как стены здесь, он уставился на огонь, который задористо смеялся над ним, переливаясь в его зрачках.       — Вкусно? – прозвучало неторопливо, и так, будто произошедшее было в порядке вещей, варвар улыбнулся беззаботно, и так же спокойно продолжил, — хочешь ещё?       — Молчать! Ты совсем сбрендил, дикарь?! Да во время моего правления тебя бы на съедение псам бросили за такое! – Запальчиво выдал на одном дыхании       — Не беспокойся, я бы съел их первый       Контраст их тональности будто столкновение льда и огня, но на этой ноте комната погрязла в оглушительной тишине. Обрести голос маг смог только со второй попытки:       — Какого хрена ты вообще это сделал?...       Комната полнилась молчанием ещё на минуту       — Возможно, мне хотелось как-то тебя отблагодарить       — “Отблагодарить”?! Это, по-твоему, благодарность такая за то, что если б не моя магия, вы сдохли бы как мухи в той пещере?! — речь сопровождалась бы оживленной жестикуляцией, но по понятным причинам этого не происходило.       — Но ведь…       — Никаких “но ведь”! Я не для этого столько жил чтобы…       — … Тебе понравилось       Это не вопрос и не намёк. Он действительно это сказал. И само осознание этого казалось чем-то невероятным, даже нереальным, как и то, насколько хорошо его тембр сочетался с хрустящим костром, обезоруживая.       — Только не повышай голос, вдруг девочка проснётся       — А тебе-то что? Ты её имени даже не знаешь, хотя не похоже что у такой мышки оно есть – сухо бросил маг, все ещё пытаясь переварить услышанное       — Имя всегда можно придумать       — Придумывай, меня это не волнует, я хочу лишь тело вернуть, да разобраться с жалкими недоносками, что именуют себя “богами”       Съев ещё два кусочка мяса и сделав короткий глоток вина, взявшегося как из воздуха, северянин прикрыл глаза, пока Наз’рп говорил, варвар сидел, нахмурившись и сосредоточившись всем естеством на мыслях. Таким серьезным он не выглядел давно       — Как насчёт Дэгни?       — Чт…? Ты это серьезно спрашиваешь меня? Сказал же, что меня не ебет как ты там эту несчастную назовешь       Пронизывающие приятным холодом глаза, стали ещё холоднее, вновь подчеркивая морщины молодого лица. Последовал лёгкий кивок, варвар ожидал ответа, как маг ожидает смерти.       — Да и с чего бы её называть “новым днём”? – кривясь он продлевал гласные — К её тупой мордашке вообще не подходит — что-то отталкивающее и неправильное оказалось в этом имени, от чего аж глаза закатывались.       — Каким бы не был тёмным нынешний век, времена меняются. Мы ведь не навсегда в этом грязном, отвратительном месте, и я верю что позже всё будет становится всё лучше, с новым днём       Этим словам так хотелось верить, они бы даже вдохновили кого-то на лучшую жизнь, изменения в себе или в других, и было бы замечательно окажись они правдивыми, но…       “Как же ты ошибаешься! Следующий век будет ещё темнее и кровопролитнее. Но тебе я этого не расскажу... Не в этой жизни”       Ведь если он узнает что на самом деле застрял в петле, станет таким же как и он. А что может быть хуже чем человек с разрушенными мечтами и амбициями, что может быть хуже, чем осознание того, что всë бесполезно. Ебаная влюбленность не позволяла придушить хрупкие мысли, держащиеся лишь на надежде.       — Между прочим, ты знаешь мой язык?       “И не только в том смысле, о котором ты думаешь…”       — Я знаю очень многие вещи. Ты меня не поймёшь, но быть богом неебически скучно. Это приходит со временем, а потом ты уже не знаешь куда деться от своего нудного существования, и тогда на помощь приходят новые знания, становясь единственной отрадой.       Мимолётно заглянув в глубоко посаженные глаза, которые наполнен подавленным интересом, которое бывает, когда давно хочешь что-то спросить, но держишься на грани. И глядя в них, маг наполняется эмоциями варвара, словно губка, и каплей за каплей теряет терпение, срываясь:       — Не томи!       — Расскажи о себе больше       — Пф, да с чего бы? – на лице появилась лучезарная улыбка, но на самом деле ему не нравилось то, куда всё идёт, хотелось остановить время и промотать его вперëд до следующего дня, чтобы избавиться от какой-то неведомой доселе неловкости.       — Хорошо, в таком случае, если ты не желаешь говорить о себе, может объяснишь кое-что?       Колдун и глазом не повел, но последующее ввергло в такой шок, будто он раскрыл страницы гадкого Некрономикона, сам того не поняв       — Откуда тебе известно моё имя?       — Что? — выдохнул он в удивлении, и улыбка его вконец поблекла       — Когда мы разобрались с морским чудищем, ты произнёс моё имя, но я не упоминал его ранее, так откуда? — его взгляд был спокойным и сосредоточенным, как у орла, он сидел ровно, задумчиво стуча пальцем по сильному бедру левой ноги.       Тонкие брови мага чуть опустились, смиряя собеседника темным взглядом, в котором блеснуло нечто тяжелое, даже неодобрительное. Как же отвратительно было чувствовать себя загнанным в угол и не знать куда деваться… Возможно тут бы подошло сравнение с загнанной в угол мышью, но он слишком нарциссичный для подобных метафор.       — У тебя на лбу выведено кровью — нижняя губа дёрнулась, будто он хотел что-то добавить, будто из несуществующих плоти и крови хотела вырваться птица, умерев на полпути. Но это останется незамеченным в тускнеющей комнате, в которой благодаря крепчающему ветерку из коридора, костёр, что даровал иллюзорно ласковый уют, чахнул.       Не видя перспективы в дальнейшем разговоре, тот молча двинулся к, с виду печальной, хлипкой кровати. Как странно, что она лишь жалостно взвыла, а не развалилась к ебени матери.       Одежды он не снял, а меч положил прямо перед собой на неприятно мягкую кровать. Казалось, что на этом этаже больше не осталось ни единой души, но а вдруг только казалось, и стоит хоть на миг ослабить бдительность, как эта ошибка станет последним что он сделает?       Осмотрев ужасно прекрасными серыми глазами всю комнату, в ожидании некой колкости, варвар столкнулся глазами с чужими, но в конце-концов, ничего не дождавшись, прикрыл их, как подстреленный олень, отдаваясь в объятия Морфея.       И вот, варвар крепко спал. Его грудь вздымалась, не выражая и доли беспокойства. Но это временно.       “Вот сейчас, где-то сейчас…”       И не проходит 5 минут, как северянина слегка подбросило, как от колющей боли в животе. Руки сжались, а на лбу выступила испарина, стекая по щеке. Дыхание сбилось.       Находиться вблизи оказалось более странно чем предполагалось. Кажется с такого расстояния рассматривать физиономию напротив ему ещё не доводилось. Оно сохраняло внешнее спокойствие, но брови были чуть нахмурены, а веки, как в горячке, дрожали, выдавая беспокойный сон, как и кулаки, плотно сжатые до побелевших костяшек.       “Знаю я, что тебе снится”       Горящие дома и разбросанные, как тряпичные куклы то тут, то там тела со знакомым выражением затихающего ужаса на их лицах… Картина города после налёта рыцарей полуночного солнца была столь ужасной, что её зачинщику нет и никогда не будет прощения, как и за то, что всё увиденное оставило свой незабываемый след.       Конечно, Рагнвальдр был далеко не слабаком, чтобы поддаваться эмоциям в обычной ситуации, но контролировать то, что разворачивалось внутри во сне не представлялось возможности. Он мог сколько угодно убивать уродливых порождений этого места, пачкая руки в крови и теряя себя в пылу битвы, но убить то, чего нет, он все же не мог. И тут требовалась уже посторонняя помощь.       Его помощь.       Как бы ему самому творящееся не нравилось, ведь эта магия не калечила, а спасала, что было очень ему не свойственно, хоть он и сам создал её, когда только начинал, основываясь на одном из дарований Сильвиан. Да и было ли такое, что он сам себе помогал, не то что другому человеку.       “Но хоть я это и ненавижу… Да только оставлять тебя в подобном состоянии я ненавижу ещё больше”       Едва не опаляя ледяную мочку, слова начали оживать, переливаясь и дрожа, как маленькие огоньки, превращая кошмар в труху. Это был язык, который никто кроме него и осмыслить не мог. Язык старых богов.       В последний раз взглянув на плавно нормализирующееся состояние северянина с мерно поднимающейся грудью, маг устало прикрыл глаза. Костëр окончательно угас от очередного сильного порыва ветра, но, оставшись в темноте маг чувствовал лишь странную и до сих пор не привычную радость.       “Спи спокойно…”