Пьяные приключения помощников кузнеца

За лесистыми холмами, где круглый год лето цветёт, стояла маленькая эльфийская деревня. В большом доме у обочины родился мальчик по имени Юнхо с россыпью красного света на волосах и прелестными заострёнными ушами — об этом тут же узнали все в округе. Соседи приходили поглазеть на него и радостно взвизгивали, когда малыш переводил на них свои глаза, в которых плескалось детское счастье. В любом доме его ждали деревенские дети и их родители, которые рады были накормить сладостями. Старшую дочь и Юнхо довольно рано стали брать на охоту со взрослыми. В один из дней по дороге домой они увидели испуганного мальчика, который глотал слёзы и на все вопросы о своей семье и доме отвечал, что ничего не помнит. Юнхо спустился с повозки и, вприпрыжку подбежав к нему, сказал, что он может поселиться у них дома, если хочет, и подождать, пока за ним не придут его родители. В этом был весь Юнхо — видя печаль в чьём-то лице, он сам готов был плакать и желал сделать всё, чтобы помочь. Так в их жизни появился Минги. Семья его не искала — может так случиться, что он был внебрачным сыном эльфийского короля, или страшное столкновение орков в еловом лесу, после которого нашли несколько разорванных эльфийских тел, играло в жизни Минги не последнюю роль. Как бы там ни было, лица своих родных он так и не вспомнил. Сначала он шугался черепов, которыми был увешан дом эльфа-охотника Чона, но вскоре устроился в семье Юнхо и узнал, как жить по законам деревни. С младшим сыном Чонов он подружился с первой минуты, и с тех пор они были неразлучны. Они не расставались даже теперь, друг за другом пробираясь в таверну за бутылкой сладкого эля. За окнами темнелась ночь; из них получалась отличная бесшумная команда. Пока старая Ли Юри спала, закрыв на засов двери, и верила, что она и её постояльцы в безопасности, два огромных эльфа открывали окно и с подозрительным проворством утаскивали из шкафа заветную бутылку. Наутро хозяйка замечала пропажу и в который раз грозилась поставить перед входом патруль, но в следующий час забывала об этом. Единственные очевидцы — случайно оказавшиеся в коридоре постояльцы — потом не могли внятно описать воров: у них ведь не было ни серой кожи колдунов, ни бороды гномов, ни зелёных светящихся глаз орков (глаза Юнхо и Минги смеялись чёрными искрами), ни эльфийских ушей. Воры были плечисты, ноги у них были сильные и быстрые, лица молодые, но в них не угадывалась ни одна известная раса. Юнхо ни капли не скучал по своим вытянутым ушам, которыми восхищались другие эльфы. Уши были лишь крупицей того, что он в одночасье потерял. Минги смог стать в семье Юнхо своим, но за ним продолжали замечать странную пугливость. Возможно, такими были все эльфы у него в роду, но всё же такого робкого ребёнка непривычно было видеть в деревне, где детей едва не приходилось привязывать к своим домам, чтобы они, сгорая от любопытства, не убежали исследовать леса. Юнхо повезло вырасти у охотников, потому что стрелять из лука и бегать среди огромных елей он мог вполне законно. После многочисленных рассказов о том, как прохладно и весело на охоте, Минги наконец согласился поехать с ними. Они с Юнхо бегали вокруг, пытаясь подстрелить зайцев, пока взрослые учили старшую сестру Юнхо управляться с ловушками. Возвращаясь к этим воспоминаниям, Юнхо никак не мог решить, что он чувствует к колдунье, что жила в прогнившей хижине на поляне, укрытой еловыми ветками. Наверное, он ненавидит эту старуху, просто не может выразить свои чувства, потому что не знает слово «ненависть». Они с Минги набрели на хижину, отойдя слишком далеко от родителей Юнхо. Мальчики ни разу в жизни не видели колдунов, а потому подумали, что дом пуст. Недолго думая, Юнхо выпустил стрелу в окно и начал радостно прыгать, потому что впервые смог попасть в цель — пускай это и не дичь была. Минги настороженно обходил дом, но тот и правда выглядел заброшенно, а потому он присоединился к Юнхо, носясь вокруг и пытаясь докричаться до духов, живущих внутри. И на пороге возник-таки силуэт — вот только это был не дух, а злющая горбатая колдунья, которую эльфы разбудили своими криками. Коряга, которую она сжимала в руке как трость, такая же дряхлая, как и она сама, тут же прошлась по их спинам. Испуганные до ужаса мальчики бросились бежать, но старуха втащила их в дом, подняв над землёй в зеленоватом облаке, которое пахло драконьей травой. Она не готова была их отпустить, заметив вытянутые желтоватые уши. Юнхо с Минги много раз обсуждали это — и понимали, что оба не помнят, что было внутри старушечьего дома и даже как эта колдунья выглядела, помнили только проклятую драконью траву, чей запах вскоре смешался с костром, который поднялся прямо в доме. Колдунья наспех сварила кислый компот, быстро перебирая ингредиенты на полках, и напоила им эльфов, после чего они окончательно опустились на дно сна. Они очнулись утром и не поняли, где находятся. В нос бил запах копоти и калёного железа. Минги с Юнхо никогда прежде не бывали в кузнице, но Чонхо, темнокожий гоблин, терпеливо рассказал им, что старая колдунья заколдовала их привязала к нему в счёт давнего долга, и теперь они, лишившись эльфийских способностей, станут его помощниками. Чонхо было плевать, кто они, потому что в его кузницу годились все, кто мог удержать в руках молот. Минги с Юнхо сомневались в том, что это под силу эльфу, но Чонхо заверил их, что колдунья неспроста опоила их кислым компотом: мальчики должны были вырасти огромными, как скалы, и сильными. Но первым проявлением проклятья было не это. Дотронувшись до своих ушей, Минги с Юнхо поняли, что никто теперь и правда не угадает в них эльфов. Заострённые кончики остались плавать в банке у колдуньи; из них получался отменный отвар, помогающий против головной боли. Выбежав из таверны и укрывшись под деревом на поляне, Минги с Юнхо рассмеялись. Последний достал бутылку из-под холщовой рубашки и свернул пробку, тут же присосавшись к горлышку. Язык подсластил светлый эльфийский эль — единственный в этой деревне предмет, напоминающий об эльфах. За всё время, пока они были у Чонхо, они не нашли ни одной карты; создавалось впечатление, что это место просто не существовало. Гоблин казался добреньким только на первый взгляд: разъяснив мальчикам, что к чему, он погнал их работать в кузнице и не щадил, словно Юнхо с Минги действительно были виноваты в том, что проявили детское любопытство. Порой они едва держались от того, чтобы выбежать на улицу, потому что глаза заливал пот, а руки дрожали от нагрузки, и в носу щипало так, что они чихали, не переставая. Они выросли в два раза больше своего хозяина, но всё равно не могли сбежать; оказалось, старуха-колдунья и это предусмотрела. Оторвать эльфов от Чонхо можно было лишь отправившись к колдунье всем вместе. Убегая далеко в лес, Юнхо с Минги чувствовали, как начинало жечь под кожей, а через несколько минут готовы были снести себе голову, чтобы избавиться от мучительной боли. Сейчас их, казалось, не волновало это. Они беззаботно смеялись, разглядывая звёзды. На каждое слово Юнхо Минги готов был ответить непотребной шуткой; они договорились вернуться в кузницу, допив эль. Юнхо рассматривал светлые пряди на тёмной голове Минги — их будто бы рассыпало солнце — и любовался его яркой улыбкой, которая с каждым глотком эля становилась ещё шире. Минги был ребёнком света. — Я придумал, что мы сделаем сегодня, — проговорил он, поставив бутылку между ними и поджав колени к груди. Юнхо смотрел на него с любопытством. — Я видел расписные сюртуки у Чонхо в сундуке. Юнхо засмеялся — ему достаточно было просто представить гоблина в праздничном наряде. — Я не вытаскивал, а так прикинул — на мне они точно порвутся, а вот на тебя налезут. — На меня?! — Юнхо упал на траву, раскинув руки и потрясывая плечами от смеха. Минги отодвинул бутылку от греха подальше; у него на лице тоже возникла глупая улыбка. — Нахуя они мне… Ты представляешь, что он завтра устроит? Юнхо поднял глаза на Минги, но тот лишь пожал плечами: — Какая разница? Зато повеселимся. Они так жили уже много лет: раз судьба закинула их двоих сюда без возможности выбраться, а кузнечное дело явно не было их мечтой, Минги с Юнхо часто позволяли себе забыть об обязанностях и убегали из кузницы, где располагались их комнаты, чтобы выпить медового эля и забыть о том, что они теперь никто. Никто, без расы и будущего — но их, казалось, это не волновало. — Ладно, идём, — Юнхо поднялся, стряхнув траву и землю с брюк, и двинулся прочь с поляны. Минги шутил о том, что стоило бутылке опустеть, как Юнхо сразу соглашался на любые приключения. Что будет с ними завтра, Минги и правда не знал — если какой-нибудь сюртук они порвут, то Чонхо точно их закопает. А они наверняка что-нибудь порвут, потому что редкая их авантюра не заканчивалась оказией. Над кузницей располагались три комнаты, к которым тянулась кривая подгнившая лестница. На верхнем этаже было тесно — впрочем, гоблин-хозяин вряд ли это замечал. Эльфы жили порознь, но чаще всего ночевали друг у друга: так было уютнее и теплее, а Минги (но он в этом никогда не признается) — спокойнее, не так страшно. Сундук, о котором он говорил, стоял прямо около кровати Чонхо. Как уже было сказано выше, мало кто мог сравниться в проворстве с этими двумя эльфами. Обсудив всё жестами перед дверью в спальню кузнеца, они зашли внутрь на цыпочках, и Юнхо водрузил на плечи Минги широкий сундук, который для них оказался практически невесомым. Они так же тихо ушли от Чонхо и установили сундук в комнате Минги, аккурат между кроватью и небольшим шкафом для мелочей. Помимо них здесь не было мебели, если не считать крохотного столика, на котором стоял погибший цветок. Хихикая от эля, эльфы открыли сундук и заглянули внутрь. Чонхо, может, и не похож был на того, кто купается в золоте, но гоблины, как известно, тащат в дом и прячут всё, что плохо лежит. В подвале под кузницей стояло столько хлама, что всем потомкам Чонхо не разгрести его и за сто лет, и где-то поблизости было закопано золото — даже эльфы не знали где конкретно, а перекапывать было лень. Так вот, они совсем не удивились, обнаружив в сундуке сюртуки, расшитые волшебными нитями и серебром. — Ты только посмотри на это! — воскликнул Юнхо, подняв из сундука серый сюртук из камлота. — Такой укроет от любых холодов! Эльфы рассматривали сюртук и мечтали иметь похожий. Здесь, в отличие от деревни, где стоял дом Юнхо, бывало дождливо и ветрено. Чонхо поручил ткачихе пошить для своих помощников пару туник из казинета, но они износились, и в холодное время эльфам приходилось сидеть дома, потому что ледяной ветер пробирал до костей и залезал через протёртые места. — Примеряй скорей! — Минги раскрыл сюртук и, дождавшись, пока Юнхо расставил руки, аккуратно надел его и тут же снова засмеялся, потому что рукава едва прикрывали локти, и Юнхо не мог пошевелиться, словно его связали. — А ну-ка покрутись. — Хватит ржать… Он повернулся к Минги лицом, и тот упал на кровать, закрывая рот руками, чтобы не расхохотаться на весь дом. Сюртук, доходивший Чонхо до колена, кое-как прикрывал Юнхо задницу. — Очаровательно! — восторгался Минги, пока тот пытался повернуть голову и оглядеть свои плечи. — Не хочешь оставить его нам? — Он на твоей спине порвётся, — Юнхо посмотрел на Минги сверху вниз с совершенно серьёзным лицом. Когда слышишь лопающиеся за спиной швы, как-то не до смеха. — А я не могу в этом двигаться. — Ой, да как будто это проблема, — Минги махнул рукой, — главное тепло! — Я уже запарился, помоги снять. Минги встал к нему и, осторожно стянув сюртук, остался стоять с ним в руках, а Юнхо упал на его кровать и устало выдохнул. Бросив узорчатую тряпку в сундук, Минги тут же пристроился к нему и провёл рукой по плечу, убирая оторванные от сюртука блестящие нитки. — Душно, щас умру. — Юнхо, мы буквально в кузнице. Тут всегда душно. — … — А может, это из-за меня? Юнхо повернул голову: Минги лежал в миллиметре от него и, поймав удачный момент, плюнул в него ниткой. — Да блять!! — Юнхо попытался выпихнуть его с кровати, но Минги с лёгкостью откинул его руки и уселся сверху. Юнхо, возмущённый таким нахальством, закатил глаза и уронил голову на подушку, притворяясь, что спит. Минги, который наверняка заулыбался ещё шире, опустился к его шее и зашелестел рубашкой; от него пахло жжёной травой и деревом. — Эй, — где-то под ухом послышался глухой голос, — спать ещё рано, эй… Юнхо открыл один глаз и не удержался от улыбки: Минги печально смотрел в сторону шкафа и думал, действительно ли золотой нитки оказалось достаточно, чтобы обидеть Юнхо нахуй; его ужасно хотелось щёлкнуть по носу… Минги удивлённо подскочил, но Юнхо успел обернуть руку вокруг его шеи и поиграл бровями. Тот правильно понял знак, и они разделили сладкий вкус фруктового эля, слившись в игривом поцелуе. Минги смаковал улыбку Юнхо и осторожно отодвигал воротник рубашки — так медленно, словно рассвет не наступал им на пятки; так трепетно, словно они делали это в первый раз. — Пыльца, Минги, — прошептал Юнхо, оставшись без рубашки и чувствуя спиной плотное одеяло, сшитое из кусков конопляной ткани. Минги поднялся всего на секунду, чтобы протянуть руку назад и достать из-за горшка с мёртвым цветком маленькую светящуюся банку, а потом снова сел на бёдра Юнхо, позволяя обвести руками плечи и стянуть тунику без рукавов через голову. Тёмные глаза Юнхо сверкали, хотя комната едва освещалась из небольшого окна, — он завороженно наблюдал за тем, как Минги валяет пальцы в банке и облизывает, чтобы пыльца, добываемая у фей, таяла и стекала по ладони розоватой жижей, которую они использовали в качестве смазки. В такие моменты он всегда издевался, заставляя Юнхо нетерпеливо фыркать, и смотрел прямо в глаза. Бесстыжая скотина. Он хлопнул Минги по заднице, которая (почему-то?) до сих была в широких синих штанах, и тот, не удержавшись, прыснул от смеха. — Хватит дразнить, — прошипел Юнхо и поддел пояс пальцами, чтобы Минги остался голым и перестал выёбываться, размазывая по пальцам блестящую жидкость. Он наклонился, приподнимая таз, и снова прильнул к губам Юнхо, давая попробовать сладкую пыльцу, в которой он уже измазал весь рот. Эта самая пыльца стоила бешеных денег на ярмарке, но ночью пролезть за ней в какую-нибудь палатку двум проворным и дружным эльфам ничего не стоило. Да, куда уж дружнее. Они самые лучшие в мире друзья. — Сделаешь мне хорошо, Минги? — прошептал Юнхо, когда чужие губы наконец дали вдохнуть, и протяжно простонал, почувствовав приставленный ко входу холодный палец. — Когда ты ноги раздвинешь, — Минги нетерпеливо дышал, нависнув сверху, и Юнхо чувствовал, что он едва держится, чтобы не войти резко и убить к чёртовой матери. Как же, подождёт. Юнхо обвил ногами чужую талию и провёл рукой по груди Минги, едва задевая пальцами. Тот рвано выдохнул сладким элем и начал растягивать пальцами на манер ножниц, слыша тихое мычание и пряча хитрую улыбку в изгибе чужой шеи. — А всё-таки ты выглядел очень мило в этом сюртуке, — усмехнулся Минги и в ответ услышал: «я, блять, рад, войди в меня». О да, Юнхо с его членом внутри выглядел ещё милее! Его почти не было видно в ночной темноте, но Минги и так знал, какое у него сейчас лицо; от него пахло нежностью и уютной поляной, на которой они сидели с полчаса назад. От него пахло невероятно — Минги рад был бы пропитаться этим запахом, Минги из-за него не мог усидеть на месте, когда Юнхо был рядом. Он двигался медленно, давая привыкнуть; между ними стелился сладкий запах пыльцы, который от трения становился ещё насыщеннее. Раньше Юнхо с него бесился, но потом привык — в конце концов, эта приторная пыльца лучше, чем ебаная боль вместо удовольствия. — Так хорошо, Юно? — Минги заглянул в чужие глаза, и Юнхо залился краской — хотя он и так уже плавился вроде бы — потому что это незамысловатое прозвище заставляло чувствовать себя крохотным и жутко смущало. Смущало, но Юнхо нравилось. Он выдохнул согласное «да», начав подмахивать бёдрами, потому что терял терпение перед теплеющим комом внизу. Минги коснулся его губ пальцами, прося быть потише, иначе Чонхо придёт и оторвёт им голову — он обычно спал крепко, но Юнхо извивался и готов был их раскрыть. Он продолжал поглаживать грудь Минги и касаться сосков, давно поняв, как ему нравится, и теряя голову от его что-то бормочущего низкого голоса. — Ещё, Минги, ещё, — он видел перед глазами разноцветные облака и вжимал в себя чужое тело, обвив руками спину и не в силах сдерживать хныкающие стоны, потому что «Юно» с губ Минги срывалось каждые полминуты. Он словно смаковал это имя, не подозревая, что Юнхо сейчас растечётся под ним лужей, чувствуя, как сводит ноги. — Что ещё? Выражайся понятнее, — ехидный голос Минги поднялся паром к потолку, и Юнхо, нетерпеливо выдохнув, положил его руку на свой член. Минги начал двигаться быстрее, вдавливая его в постель и закатывая глаза от того, как Юнхо сжимался вокруг него, приближаясь к краю благодаря сбивчивым движениям чужой руки. Юнхо цеплялся за его плечи и наконец выгнулся, зажмурившись и почувствовав, что Минги излился внутрь. Они одновременно выдохнули; Минги осторожно вышел и вытер член куском пергамента, который обычно лежал под банкой с пыльцой. Юнхо не издавал ни звука, будто мёртвый. В спальне пахло смазкой — обычно эта сладкая вонь не выветривалась даже к утру, и странно было, что Чонхо ни разу её не заметил. Юнхо проваливался в сон и готов уже был посмотреть первые кадры сновидения, как вдруг почувствовал язык Минги на своём члене. Ох, ну да, как он мог забыть — Минги ведь обожал дразнить, даже теперь, когда от возбуждения осталась только тупая усталость. — Неугомонный, — прошептал Юнхо, глядя как он слизывает семя с его живота. Неугомонный и бесстыжий. Эльфы не должны быть такими — но они уже давно не эльфы. Наконец наевшись (у Минги и правда был такой вид, словно его месяц не кормили), он лёг на грудь Юнхо и довольно замычал, подаваясь навстречу его руке, которая по голове гладила. А потом они вспомнили, что сундук Чонхо всё ещё стоит в комнате. Этот гоблин завтра наверняка заметит, что один из сюртуков надевали — притом не на те плечи — но если оставить его сундук здесь, им точно не сносить головы за вопиющую наглость. — Блять, ну давай, Юнхо, выспаться ещё успеем, — Минги, завёрнутый в тёмную холстину, смеялся, глядя на второго эльфа, который от усталости не мог поднять сундук и поставить его на чужие плечи. Когда ему это наконец удалось, Минги так же тихо поставил сундук у кровати Чонхо и вернулся. Юнхо уснул, не дождавшись его, и Минги не смог удержаться от улыбки. Он залез сверху и, накрыв их плотной холстиной от приближающегося утра, удобно устроился на плече Юнхо. Сон пришёл быстро. Возможно, они мало походили на друзей детства и в принципе друзей, когда решали потрахаться через стену от своего хозяина, но их это не волновало — тепло чужого тела помогало забыть о том, что кроме друг друг у них, в общем-то, ничего не осталось.