Кисэн

      Гук не спускал с Юнги взволнованных глаз. Никогда до этого он не видел его в таком неуравновешенном состоянии. Даже когда Мин бесился и орал на него, где-то в подсознании Гук понимал, что это скорее показательная порка для его воспитания, чем реальная злость. Почти всегда глаза Юнги оставались холодными, будто у заколдованного Кая из сказки. Сейчас же, парень готов был поклясться, что заметил на его ресницах блеск. — Пожалуйста, присядь, — попросил он встревоженно и попытался схватить мужчину за руку. — Оставим этот разговор на потом. — Ну уж нет! — Мин грубо оттолкнул, протянутую ему руку. — Давай покончим с этим раз и навсегда. Рассказывай, что там произошло у вас? Какого дерьма он залил тебе в уши? — Дело даже не в том, что он говорил, — Гук поморщился, было крайне неприятно вспоминать те встречи. — У него полностью съехала крыша. Он и раньше пугал меня, но, видя его там, за решеткой, в больничной робе, с его этой невозмутимой миной, я чувствовал себя кроликом под взглядом удава.             Находиться с ним в одном помещении было невыносимо. После каждого свидания меня накрывало такое беспросветное уныние, что я на неделю уходил в запой, лишь бы не видеть отвратительные кошмары с его участием. Ким будто дементор, высасывал из меня душу. Но, не смотря на это, я не мог прекратить приезжать к нему. Он будто заражал меня своим безумием. Я ненавидел его и в то же время чувствовал какую-то болезненную сопричастность. Словно только мы вдвоём во всем мире были заражены одним смертельным вирусом. Больше всего меня пугал контраст между его дикими глазами, которыми он буквально пожирал меня и спокойным выражением лица. Его речь была на удивление ясной, если бы не одержимость единственной темой. Он говорил только о тебе. Ким мог детально описать твою одежду или украшения, часто слово в слово пересказывал ваши диалоги. Как будто каждая минута, проведенная с тобой, отпечаталась клеймом в его памяти. Сознавать это было ужасающе и, в то же время, я как никто понимал его. — Чон поднял глаза на Юнги, который с каменным лицом смотрел на переливающуюся под луной чёрную гладь воды и, казалось, впал в какую-то прострацию, никак не реагируя на его рассказ. Гуку не хотелось продолжать, но Юнги был прав, им следовало покончить со всеми тайнами раз и навсегда, поэтому, собрав волю в кулак, он продолжил. — Обычно он никогда и ничего не спрашивал. Моего присутствия вполне хватало, чтобы Ким начинал свою повесть. Ни капли не стесняясь, холодно и цинично он рассказывал, как манипулировал тобой, к чему принуждал физической силой, а что доставалось ему подкупом или хитростью. Я никогда и никому не желал смерти, но я очень хочу, чтобы он сдох в своей палате, как можно быстрее и желательно корчась от боли. От одной мысли, что грёбаный маньяк выползет оттуда, мне становится страшно за тебя.       В нашу последнюю встречу, после очередной его мерзкой исповеди, мне ужасно захотелось сделать ему больно. Я сказал, что ты передаешь ему привет. Нужно было видеть, как с его спокойного и надменного лица с этими ублюдскими ямочками медленно сползла гаденькая улыбка и превратилась в оскал зверя. Он схватился за решетку, разделяющую нас, и стал трясти, стараясь выломать. Я подошёл ближе, мне захотелось посмотреть в глаза, которые так мучили меня в кошмарах. «Юнги передает тебе привет», — повторил я. — «Врешь», — прорычал он. Его буквально трясло от ненависти. — «Хочешь верь, хочешь нет», — я старался делать максимально равнодушный вид. — «Но он ждёт меня дома. С тобой тут, конечно, весело, но сам понимаешь, с объятиями моего любимого не сравнить». Наверное, это неправильно, но от вида его перекошенной, от ярости физиономии, я получал невероятное удовольствие, оно было сродни садистскому, и мне захотелось сделать ему ещё больнее. — «Мой Мин с нетерпением ждёт, когда я вернусь, ведь ему невыносима наша разлука. Он так любит меня, что не может выдержать и нескольких часов вдали», — сказал я. К моему разочарованию, в ответ он громко расхохотался. Его смех был таким неуместным и жутким в тот момент, что я отступил. — «Жалкий сопляк, запомни раз и навсегда, даже если Мин и говорит слова любви, то только ради твоих денег. Он не способен на это чувство. Я вытравил, уничтожил, сжёг и развеял по ветру сами его зачатки в его душе. Сердце Мин Юнги давно превратилось в ледышку. Даже не мечтай растопить его. Ты для него ни черта не значишь, не значил и никогда не будешь значить». Парня передёрнуло только от одного воспоминания, он набрал побольше воздуха в лёгкие и продолжил. — Я убежал оттуда, сломя голову. Так плохо мне ещё никогда не было. Знаешь, наверное, где-то в глубине души у меня ещё жила надежда, что я стал для тебя не просто очередным клиентом. Чтобы не сойти с ума, мне нужно было сменить обстановку. Один из моих однокурсников рассказал, что собирается в армию. Тогда мне показалось это идеальным решением. — Гук поднялся на ноги и подошёл к Юнги, который все также смотрел в одну точку и, казалось, мыслями находится где-то очень далеко. Парень осторожно коснулся его руки и позвал. — Ми-и-н, послушай. Я много думал о всём этом. Ты был совсем юным, такому мерзавцу, как Ким, было легко сбить тебя с пути. Никто не отменяет твоей вины за те преступления, что вы совершили, но ты поплатился за них сполна. Отпусти прошлое и прости себя.       Мин нервно махнул рукой, будто отмахивался от назойливой мухи. — Твой психолог абсолютно прав, ты слишком романтизируешь мою персону, — он криво усмехнулся и посмотрел Гуку в лицо. — Ты думаешь, Ким Намджун развратил невинного ангелочка? Силой и хитростью вверг в пучину разврата и темный преступный мир? Это совсем не так. Похоже, Нам кое-что упустил в своих россказнях, — Мин отошёл от парня, присел на шезлонг сбоку и взял бутылку. — У меня было много шансов стать нормальным, порядочным человеком. На моём пути встречались прекрасные чуткие люди, готовые мне помочь. Я сам оттолкнул их. У человека всегда есть выбор и свой я сделал, поэтому и оказался в той яме. Мой возраст тут не оправдание. Да, я вырос в крайне ненормальной обстановке и моя мать была проституткой, но никто не заставлял меня вставать на её путь. — Мин, ты слишком строго к себе относишься, — попытался возразить парень. — Боги! Ладно. Просто молчи и слушай. Если даже после моего рассказа твоё мнение не изменится, то можешь смело отправляться в палату к Наму, — Мин нервно зарыл ладонь в волосы и резко выдохнул, — так, начнем с рождения, чтобы погрузить тебя, так сказать, в атмосферу моего детства. Моя мать забеременела мной только с одной целью — захомутать, как ей казалось, подходящего мужика. До встречи с ним она, в основном, жила на содержании, но время шло, она не молодела, чуваков, готовых платить большие деньги на ее обеспечение, становилось всё меньше и она решила остепениться. Мой папаша подвернулся ей на Чеджу, куда она прикатила в поисках нового богатого папика. Как оказалось, им обоим не повезло, ведь мой батя прибыл туда практически с той же целью. Смазливый уебок жил тем, что разводил богатых тупых дамочек плаксивой историей о временных материальных трудностях, брал деньги, якобы в долг, на поправку бизнеса и пропадал. Мать, в свою очередь, разыгрывала там из себя приличную состоятельную вдову, поэтому и приглянулась ему. Эта история может показаться смешной, но только не моей маман, ведь её предполагаемый супруг слинял в самый неподходящий момент со всеми драгоценностями, нажитыми «непосильным» трудом, взамен оставив ей меня.       Мать всегда жила легко, не заморачиваясь особо, как она говорила, временными неурядицами. Когда я спросил, зачем она меня оставила, то получил в ответ что-то про знак судьбы и провидение. Ей тогда уже было прилично за тридцать. Какое-то время ей удалось протянуть на сбережения, плюс она продала квартиру, подаренную ей одним из предыдущих благодетелей. Позже она ещё несколько раз пыталась найти денежный мешок, но после родов внешность её уже не выдерживала конкуренции и мать оставила надежды на брак.       Когда мне было около трех-четырех, она устроилась в стрип-баре консуматоршей. В полутьме она все ещё казалась красавицей, ну и, если находились желающие, она приводила их домой. Мать часто брала меня с собой на работу, деть-то было некуда, и подкидывала в гримёрку к стрипухам. Сам понимаешь, какие там велись разговоры. Знаешь, до какого-то возраста я был уверен, что продавать своё тело и использовать людей — абсолютная норма, — Мин отпил из бутылки и нахмурился. — Я тебе это рассказываю для того, чтобы ты понимал, я действительно относился к своему телу и сексу, как к товару, который можно выгодно продать.       Когда мне было восемь, мать отдала меня в приют. Сиротам полагалось пособие от государства, как она мне это объяснила, глупо было от него отказываться, чистый расчет, ничего больше. «Я не отказываюсь от тебя, мы всегда на связи, да и тебе там будет лучше. Ты такой красавчик, наверняка тебя захотят усыновить богатеи. Ты уж тогда не забывай про меня», — сказала она так, как будто оставляла в этом месте на выходные.       Но с другой стороны, это был мой первый шанс стать нормальным человеком, который я, правда, благополучно просрал. Приютом управляла прекрасная женщина, всю свою жизнь посвятившая таким, как я. Госпожа Ли делала все, чтобы мы не чувствовали себя ущербными. Но, к сожалению, это было не в её власти. Надо сказать, что меня действительно пытались усыновить, и даже не раз, но я делал всё, чтобы те люди передумали. К тому времени я уже не поддавался никакому контролю.       Ты в курсе, что дети из детдомов в Корее обучаются в обычных школах? Ты представить себе не можешь, как я возненавидел это место. Мне казалось, все мои одноклассники презрительно смотрят на мою нищую одежду, насмехаются и шепчут в спину «сирота», но ведь я себя таким не считал.             Сейчас я понимаю, что они были лишь детьми, но тогда меня выворачивало от ненависти. Я не пропускал ни одного косого взгляда и сразу бросался в драку. Думаю, не надо объяснять, что в школе я почти не появлялся. В приюте, кстати, тоже. Чаще всего я болтался по улицам и торговым центрам, а по ночам приходил к матери в бар, она иногда подкидывала мне несколько тысяч, если у нее было или подкармливала меня остатками с кухни. Иногда, если я очень просил, она проводила меня в гримёрку, где можно было поспать в углу под веселое щебетание полуголых девчонок. Мы, кстати, продолжали с ней неплохо общаться. Мать не напрягала меня нудными разговорами, как госпожа Ли, о необходимости учиться и стать добропорядочным человеком. С ней было просто, как с подругой.       К четырнадцати я превратился в полную оторву. Тогда я уже четко осознавал, что привлекаю внимание. Девчонки в школе краснели и подкидывала мне записки, но они мне были неинтересны, как и парни. Я презирал их всех.       Как-то в одном торговом центре ко мне подсел возрастной такой уже мужичок, слово за слово, он намекнул мне на отсос. Я, ради прикола, загнул ему какую-то немыслимую тогда для себя сумму, к моему удивлению он сразу согласился. Мы пошли в туалет, где он жестко выебал меня в рот, сунул деньги и визитку, на случай, если я захочу встретиться с ним ещё.       Думаешь, я мучился угрызениями совести? Ни разу. Да, это было довольно мерзко, но вполне себе терпимо. Больше тебе скажу, я был охуенно счастлив получить за пару минут такие бешеные для себя деньги.       Ким Намджун не совращал меня. К моменту нашей встречи я уже давно не был девственником.       К лёгким деньгам быстро привыкаешь. Тот мой первый чувак оказался тем ещё ублюдком, но он дал мне хороший урок. Конечно, я позвонил ему, мы ещё несколько раз встретились чисто для минета, ну и, понятно, ему захотелось большего, но я его динамил. Тогда он подсыпал мне какое-то дерьмо в дешёвом номере отеля, где мы встретились и когда я отключился, трахнул. Это был хороший щелбан по моему самолюбию. До меня дошло, что такой пиздюк, как я, легко мог нарваться на ещё большие неприятности. В тот раз я здорово испугался. Мне вообще не хотелось оказаться на помойке с разорванной жопой. Я думал о защите, но связываться с сутенерам мне тоже не светило. Тогда я решил притормозить с «карьерой» проститутки.       К тому же в то время на меня насела госпожа Ли, меня грозились отчислить из школы, она поставила условие — или я учусь или она передаёт меня в интернат для трудных подростков. У меня не было выбора, пришлось ходить в школу. Но там у меня началась настоящая война с одноклассниками, вернее троицей завистливых прыщавых ублюдков, булливших всех слабаков в классе.       Как-то после занятий я убегал от них и случайно влетел в автомастерскую, чтобы спрятаться. Уроды забежали за мной и я уже приготовился получить пиздюлей, но на шум вышел хозяин и выгнал их. Так я познакомился с Чон Хосоком, — на этом моменте Мин замолчал и низко опустил голову, пряча лицо. — Мин, остановись. Правда, не нужно, я вижу, тебе тяжело, — попросил Гук тихо. — Нет, я должен. Мне самому нужно, — Юнги тряхнул головой и медленно выдохнул, — мне тяжело говорить только о нём, поэтому я кратко. Хос стал для меня отцом и единственным другом. Он не лез в душу с расспросами и наставлениями, не обвинял и не учил жить. Просто предложил мне подрабатывать у него, хотя толку от меня было, как от козла. Я обожал тачки, а особенно байки. Тот мотоцикл, который я тебе подарил, был его гордостью и любовью. Конечно, я согласился на его предложение. С того времени моя жизнь стала почти нормальной, насколько это было возможно. Хос учил меня своему делу, за два года рядом с ним я стал почти мастером. Он постоянно хвалил меня и говорил, что у меня талант. Я только смеялся в ответ, ведь в тайне я презирал физический труд. Я всё ещё хотел зарабатывать большие бабки, особо не напрягаясь. Мечта малолетнего идиота. Я видел, как бедно Хосок живёт, как убивает свое здоровье за гроши. У него была астма, но он никогда не жаловался. Он был честным и добросердечным человеком, часто клиенты пользовались его наивностью и обманывали. Я злился и пытался открыть ему глаза, но он лишь махал на меня рукой. Тогда моих мозгов не хватало, чтобы понять его благородство. Когда он особенно меня выбешивал, я линял к матери. К тому времени её дела пошли в гору, она сдружилась с новым управляющим того стрип-бара, поднялась по карьерной лестнице и управляла девочками. Там я и познакомился с Намджуном. Он рассказывал? — Много раз, — кивнул Гук. — Ким был воплощением того, что я хотел. Дорогая тачка, шикарные апартаменты, правда убого обставленые, но не суть, куча бабла, а уж как он их получал, меня мало волновало. Он был тем человеком, который мог мне всё это дать. В ту нашу первую встречу я ещё не знал, кто он, поэтому послал в ебеня. Этот ублюдок сразу распустил руки, подумав, что я шлюха. Через пару дней я получил от него сообщение и понял, что зацепил его. Я позвонил матери, как и думал, номер дала она, а заодно и рассказала мне всё, что знала о Наме. Так началась наша игра.       Я стал реже бывать в мастерской, ведь ковыряться в запчастях старых развалюх было не так интересно, как плавать на частной яхте. Несколько месяцев я разводил Намджуна, играя в неприступную целку. Тогда мне было весело, ведь я не понимал до конца, насколько он опасен.       Я видел, что Хос переживает, но по своей привычке, он не лез с расспросами, ждал, что я сам расскажу. А что я мог ему рассказать? Что пытаюсь «покорить» богатого мужика и развести его на бабло? Матери я бы мог сказать, но не ему. Перед ним мне было стыдно, ведь он верил в меня.       Хосок как будто чувствовал, что со мной что-то происходит и в один из редких вечеров, когда я пришел к нему, вдруг предложил меня усыновить. «Мне особо нечего тебе предложить, — сказал он, смущенно улыбаясь. — Крыша над головой, грязная, плохо оплачиваемая работа и я, в качестве семьи. Не густо, я понимаю, но, если ты согласишься, всё, что я имею, будет твоим.»       В тот вечер я написал Намджуну, что больше не хочу его видеть. А через несколько дней Хоса убили. Этот чертов добродей возвращался домой вечером, увидел, что какие-то дегенераты докапались до девчонки и полез заступаться. С его-то хилым здоровьем. Он умер, не приходя в себя в реанимации. Меня туда даже близко не пустили. Непонятно откуда нарисовались какие-то его родственники, про которых он даже ни разу не говорил. Я пытался поговорить с ними, просил, чтобы мне позволили попрощаться, но они сделали вид, что ничего не знают про меня и попросили охрану вывести. Что я мог сделать? У меня не было никаких прав. Я был абсолютно потерян. Несколько дней провел в каком-то забытье, не помню вообще ни черта. Очнулся в колумбарии около его урны, там меня и нашел Нам. Сначала я не хотел его слушать, но он кое-что предложил, — Мин замолчал. — Я понимаю тебя. Я бы тоже захотел отомстить. Любой бы захотел, — прошептал Гук, осторожно присев рядом и положив ладонь ему на плечо.       Юнги резко сбросил его руку и вскочил: — Но не Хос. Я предал его память, став таким же ничтожеством, как и Ким, даже хуже. Он верил в меня, а я… Я так тупо просрал свою жизнь. Всё могло быть иначе. Я должен был… Да какая разница! Нам выполнил свою часть сделки, те придурки были жестоко наказаны, я видел их кровь, слёзы и сопли. Стало мне легче? Нет. Наоборот. Меня выворачивало от разочарования и невозможности ничего вернуть. Я взломал нашу мастерскую, выкрал байк и погнал на нем по шоссе, тайно надеясь, что расшебусь к херам. Может так бы и случилось, но меня перехватила полиция. Так что в шестнадцать я чуть не сел за грабеж и угон, но Ким уладил всё с родственниками Хоса, так что к нашей сделке добавился ещё и приличный долг. Но тогда мне было плевать на это. Во мне будто умерла всякая надежда. Казалось, я вообще разучился чувствовать. — Это Нам, — неуверенно прошептал Гук. — Что Нам? Джей, ты меня слушал вообще? — обычная сдержанность Юнги исчезла без следа. Парень заметил, что его плечи нервно вздрагивают, а пальцы вообще бьёт сильный тремор. — Пойми, наконец, всё, что произошло со мной после смерти Хоса — это плата за мою тупость и самонадеянность. Я всё это заслужил. — Ты не понимаешь. Это Нам приказал убить Хоса. Он сам мне сказал.       Как только слова вылетели изо рта Гука, он тут же пожалел о них. Лицо Юнги перекосила страшная гримаса боли и ярости. Он закрыл рот ладонями, чтобы сдержать крик отчаяния, а из глаз брызнули так долго сдерживаемые слёзы. Чон бросился к нему, чтобы успокоить, но Мин выставил вперёд руки, будто защищаясь. — Я догадывался, — сказал он хрипло. — Это не могло быть простым совпадением, но я боялся признаться себе. — Он громко всхлипнул и закрыл глаза ладонями, чтобы спрятать слёзы. — Я делал всё, чтобы не думать и забыть. Ты снова заставил меня…       На этом его выдержка закончилась. Юнги упал на колени и разрыдался, как ребёнок, который потерялся в огромной толпе. Слёзы будто разрушили броню, в которое было заковано его сердце. Он не мог остановиться, оплакивая свою жизнь, родителей, семью, надежду на будущее, веру в людей и любовь. Гук упал рядом, прижал его к себе, непрерывно шепча слова сочувствия, гладя по голове и ласково целуя. Мин не отталкивал, наоборот, словно за спасательный круг, он цеплялся за его плечи, наверное, первый раз в жизни позволив себе стать слабым и найти утешение в объятиях любимого человека.