Ультрамарин

      Сону ненавидит алкоголь, презирает пьющих людей, его раздражает запах спирта и послевкусие на языке. Но всё равно в течение трёх лет он не может остановить свою зависимость от бутылки с ядом — ему сложно давать себе передышки. Пьющих осуждает — себе желает скоротечной смерти.       Если бы он любил себя — его бы поведение было иное.       Идёт уже двадцатый год, а он живёт с отцом и его новой женой. Родной матери нет — не стало после очередной попойки с подружками. Сону беспечно винит отца в том, что тот не очерчивал ей границы. Она не спилась — просто возвращение домой обернулось неудачей, — сбило насмерть, размазало по асфальту.       Сону пьёт с того самого дня, по ночам видя красивый силуэт. Ведь они никогда не нуждались в деньгах, наоборот, у отца хорошая должность и жизнь в достатке для всех. Но матери нравились гулянки до утра. Он также знал, что она изменяла отцу, а тот закрывал глаза. Либо любил, либо ненавидел — Сону в неведении.       Сейчас у него есть всё: добрая и заботливая мачеха; отец, прощающий ошибки, и младший сводный брат, учащийся в одиннадцатом классе. А Сону нужно только опохмеляться по утрам и прогуливать пары — предела нет.       Даже чувства не останавливают. Его история проста: пьяным полез к Рики, сводному брату, и по итогу влюбил в себя слабое сердце, а отвязаться не может. За два года он причинил ему много боли.       Хотя иногда мыслит рационально — тоже до беспамятства любит, — но алкоголь сжирает каждое разумное действие. Рики делает для него всё: раздевает перед сном, когда Сону не в состоянии, останавливает и прикрывает перед уставшим отчимом.       Сону знает, что не ценит его так, как он того заслуживает. А ведь Рики заслуживает чистой и непорочной любви. Ему всего семнадцать, его жизнь должна быть переполнена яркими красками, а не теми, что даёт ему Сону, — тёмные и невзрачные оттенки.       Сегодня причина попойки Сону — возможный вылет из университета, хотя он только на первом курсе. Ему не так тяжело, как остальным — всё равно ничего не делает. Куратор поставил перед фактом: либо сдать долги, либо идти на всевозможные стороны.       В очередной раз Сону не хочет разочаровывать отца, ему стыдно — но руки опущены, а поддержка Рики пуста.       В доме, должно быть, безлюдно: отец на работе, да и мачеха тоже, а Рики в школе, у него урок пятый идет по счету. Сону не такой ублюдочный, чтобы не знать…       Он скидывает кроссовки и босыми ногами шагает до кухни, раскрывая шкаф, где отец хранит выпивку на праздники. Просто самому не удалось купить, а отец поорет и перестанет — смысла нет. Сону отыскивает рюмку для безымянного коньяка и наполняет ее, проводя пальцами по гладкому ободку.       На языке жжётся, а в памяти даже время отстаёт, он теряется в часах. По ощущениям, только два. Ведь последняя пара закончилась двадцать минут назад — он слинял с неё. А куратор наверняка копит красные карточки.       Сону раскрывает рот, как рыба, находящаяся на суше, и рассматривает обои в точечку. Перед глазами плывёт, а в горле горит. В нём уже три рюмки.       — Когда же уже все… — бормочет он, рисуя на столе каплей цветного спирта. — Когда конечная… — перед глазами белое полотно и неживая мать на нём. Одними пьянками он не поможет себе. — Ненавижу, сука…       Его трясёт и разрывает на мелкие кусочки, такие сыпкие и жалкие. Едва ли на мясо и кровь. Сону хочет разойтись на две части и встать между миром живых и мертвых — сейчас он почему-то только с людьми. Ему не место в социуме и в шуме с беззаботицей.       Входная дверь раскрывается, Сону отчетливо слышит шаги. Легкие — Рики вернулся. А времени неизвестно сколько прошло. Коньяка в бутылке на донышке. За несколько лет его умения пить возросли. Память моменты не восстанавливает, как он влил в себя целую бутылку.       — Мам? Пап? — вероятно, он не ожидает увидеть Сону, а расписание родителей подзабыл. — Чёрт… — Сону с усмешкой и лёжа лицом на столе машет ему. — Какого хрена, Сону…       — Поздравь меня, детка, — театр одного актера во всей красе. А Рики замирает на месте, сжимая лямку рюкзака. — Меня вот-вот отчислят из этого странного университета! Как тебе новость, братик?       У Рики меняется лицо, застывает в очередном разочаровании рядом с Сону. Ему ни холодно и ни горячо — настроение пропадает. Сону вновь делает все, чтобы он чувствовал себя плохо. Ему даже не нужно стараться, чтобы заставить Рики проявить плаксивые эмоции. По щелчку пальцев.       — Ты отцу сказал? — Рики быстро стал считать отчима родным, от чего Сону бесился первое время. — Сону, это не смешно.       — Без тебя знаю, блять. Вечно суешь свой маленький нос не в свои дела, не надоело? — Сону приподнимается, упираясь ребрами ладоней на стол. Рики выше его, но по ощущениям слабее в несколько раз. И Сону чувствует величие над ним. — Рики, тебя это никаким боком ебать не должно. Тебя не должна ебать моя гребаная жизнь!       Сону знает, как подросток переживает за него. Унижая его достоинства, Сону чувствует себя ничтожным — Рики, сам не осознавая, способствует тому. В темных бусинах-глазах стынут горячие слезы, Рики не смахивает их. Не того он ожидал, идя домой с хорошим настроением из-за завтрашней поездки классом в музей, хотел поделиться новостью с родными.       Эгоистичности Сону нет предела: он позволяет себе и унижения, и удары, если Рики сумеет вывести. И Рики сам молчит о том, что брат терзает его и гложет моральное состояние.       Ему хочется жить и дышать, а не задыхаться от нехватки кислорода из-за стойких горячих слёз. Сону — моральный урод, но Рики любит его, с первого дня их знакомства дорожит…       — Сону, давай спать… пойдём, я отведу тебя в твою комнату, — Рики касается его холодной ладони, но Сону дёргается и встаёт самостоятельно. — Прости…       — Почему ты вечно извиняешься передо мной? У тебя нет чувств собственного достоинства, Рики? Какой же ты слабый… — как яд, выпрыскивает Сону и шатаясь идет к выходу. — Почему ты мне позволяешь себя оскорблять? Мерзость…       — Сону, пошли, — отчаянно, Рики встает рядом, уже скинув сумку на диван, и берет за руку, несмотря на протесты. — Тебе нужно отоспаться и поговорить с отцом вечером.       Он старается вести себя спокойно, хоть и боится каждого движения Сону. Его брат непредсказуем и опасен, особенно в пьяном невменяемом состоянии.       — Ты совсем конченый, Рики? — для Сону странно его поведение. Пугает, ведь люди, оскорбленные другими, не должны вести себя так просто… — Не трогай! — а Сону хочется его задеть, чтобы вывести на эмоции, чтобы понять, что не все потеряно. — Как обычно позволишь мне издеваться над тобой? А если я перейду границы, как в прошлый раз? Тебе понравилось, как я ебал твою маленькую задницу? Члены любишь, да? А за щеку возьмешь? — он тыкает его в лицо пальцами, пытаясь разглядеть в пьяной дымке черты, которые почему-то любит.       — Делай что хочешь, — сдается подросток. Он устал от поведения брата, от его вседозволенности. Сону всегда разрешает себе то, что запрещают другие. Для него вряд ли существуют границы. — Знаешь! А давай прямо тут. Тебе же хочется, чтобы мне было больно. Я могу даже раздеться. Вот смотри, — его руки дрожат, но Рики пытается расстегнуть школьную рубашку, чтобы оголить свою молочную грудь. Щеки слезы разъедают, неприятные и чересчур соленые. — Давай же… Ну! Сону, давай! Делай, что хочешь, говорю же тебе! — парень хватает его за шею, глазами впиваясь в заплаканные напротив.       Больно, но Рики свойственно для себя терпит издевательства. Никому кроме Сону не позволяет так себя вести с ним. Чересчур слаб — верно Сону глаголет вечно. Дышать тяжело, Рики кусает губы и смотрит на руку, крепко засевшую на его шее. Слезы касаются и ее, разукрашивают, как пустой и бесполезный холст.       Рубашка так и расстегнута, а грудь обдувает прохладой, забравшейся в дом через приоткрытое окно. Сону смотрит на него недолго, а Рики ожидает всего. И удара, и криков. Но не ожидает того, что впечатывается лицом в его плечо и отпускает шею, позволяя дышать.       У Сону в голове не собранный пазл без картинки. Ему тяжело, но он знает, как убого сейчас Рики. Алкоголь проедает его изнутри, органы варит, как в дьявольском котле. Но все-таки, пока он не умер, он — человек.       — Прости… Прости! — целует в шею, ласкает места, которые касался дрожащими пальцами. — Прости меня, Рики… прости, я не хотел, — понимает, что подросток у него — самое дорогое. Он хочет оберегать его, а не терзать, как бесполезную утварь.       Но Сону не способен, в его умениях только насилие, нетрезвое состояние и крики. Он скатился и царапает дно. А Рики продолжает спасать его, видеть в нём свою любовь.       Конечно, он же подросток, не знающий еще, что его ждёт впереди. Сону не может ограничивать себя, а Рики пытается научить его.       И завтра, и послезавтра, и через дней пять — одна история повторится вспять. Сону — антагонист в его пока еще короткой жизни. Рики видит в себе мазохиста — ему нравится та боль, что причиняет Сону, ведь счастья он ещё не видел.