Ультрамарин

      Кожа бледная, но пару лет назад сияла здоровой смуглостью; родинки россыпью гуляют по телу, через дюймы — одна, две или три. В зеркале отражается не человек, а еле дышащая туша, раскрашенная алыми узорами на запястьях и бёдрах. Вены не тронуты — жизнь трепещет и скулит, желает сохраниться.       В глазах потухшие огоньки и отблеск тусклых ламп; когда Рики моргает — они исчезают, — и заместо очей побитые матовые бусины заполняют пустоту на лице.       Самый глубокий порез меньше дюйма с висящим клочком погибшей кожи и с белой полоской дёргающейся жилки. На ноге жжётся и тревожит вспышками боли при движениях. Рики проводит пальцем по ранке и пытается прижать друг к другу отсоединившиеся половинки с желтоватой прослойкой и синеватыми разводами вен.       На губах улыбка стынет — и приятно, и больно. Кафельный пол залит кровью, как оттирать будет, — не задумывается. В голове ни единой рациональной мысли — мозг отключён.       Рики пальцами собирает застывшие капельки крови с молочного и тощего бедра и пачкает ими сухие губы, слизывая остатки языком и морщась от металлического привкуса. Слезы на его лице не остановить, они проедают кожу щёк и капают на незащищенные ноги.       Холодно, мерзко и одиноко — в поганом мире, изуродованным насилием, нет никого, кто бы защитил его или накрыл тёплым пледом. Друзья и родители в слепой зоне — Рики не доверяет людям, отдаляющимся от него.       Рядом только не человек, а животное, заставляющее его страдать. Рики уродует себя в надежде, что интерес к нему пропадёт, но нет, он полыхает и скребёт душу.       Джейк придёт через полчаса по окончанию последнего урока — биологии. Рики отчаянно считает минуты и шепчет себе под нос успокоения и мольбы, прикрывает глаза и трясущимися руками открывает кран с холодной водой.       Он ненавидит родителей за то, что они работают днями и ночами, зарабатывают бесполезные деньги и не заботятся о детях.       Трёт, трёт и трёт присохшую к коже густую кровь, ведёт пальцами по свежим порезам и морщится. А ведь Рики каждый раз знает то, в чём он провинился…       Боль отныне не существует — она не парализует и не сдавливает органы. Для Рики обыденно сбито дышать и трястись от непрошенных касаний. Его тело хранит больше, чем тупые порезы.       Разводы от крови остаются, они впитываются меж кафельных плит, и Рики подавляет панику ударами по щекам и терзанием пухлых губ. Длинные шорты из плотной ткани скрывают измученные бёдра, Рики осторожно закрывает ванную в своей комнате и садится за письменный стол, впиваясь глазами в экран включённого ноутбука с видео-уроком.       В голове не вяжутся слова онлайн-репетитора по математике. Рики захлопывает ноутбук и отталкивается от стола, падая на незаправленную кровать.       Десять минут.       Шаги эхом раздаются по первому этажу. Рики накидывает на себя тонкий плед и       переворачивается на бок, прикрывая воспалённые и красные глаза — нижние и верхние ресницы сплетаются меж собой. Слёзы прочно склеивают их.       Дверь громко раскрывается, впуская вместе со старшим братом леденящий ветерок — на улице в разы теплее. Рики вздрагивает и притворяется, что крепко спит.       — У тебя спала температура? — причина, вынудившая Рики остаться дома. — Живо повернись ко мне, — ладонь больно впивается в не закрытую пледом ногу.       — Несколько часов назад, — хрипит, но не оборачивается, облизывает потрескавшиеся и сухи губы, напоминающие кору старого измученного дерева. — Мама с папой сегодня не приедут? — безнадёжно, он даже не слышит ответа, знает наперёд.       — Убери плед, — требует Джейк, глазами оббегая тощую фигуру. — Рики, не вынуждай меня повышать голос, — он не дожидается действий от подростка и сдергивает мешающую ткань, оголяя слабое тело.       Глаза впиваются в запястья, изучают затянувшиеся раны и спускаются на бёдра, скрытые шортами. Джейк облизывает пухлую нижнюю губу и коленями упирается на кровать, наклоняясь к Рики, пытающемуся прижаться спиной к изголовью кровати.       — Сука, ты опять что-то сделал с собой? — едва рычит, пропуская тёплый воздух сквозь сжавшиеся губы. — Снимай шорты, Рики, я считаю до трёх. Раз… дв… — вещь слетает с худых ног, и Рики сглатывает слизкий желчный ком.       В стены врезается беспомощный крик, тонкие пальцы вжимаются в открытые и слипшиеся раны, раздражая успокоившуюся кожу. Первый удар — самый болезненный и ощутимый. Джейк бьёт голой ладонью по свежим порезам, пачкается в крови и вытирает её об домашние юношеские шорты. Гортань сушит от беспрерывных криков и истерики. Рики больно, но он терпит и принимает удары.       Ведь должен был думать головой перед тем, как уродовать себя.       — Сукин ты сын, — Джейк забирается на напряжённые бёдра и хватается влажными и помеченными красным ладонями за впалые щёки, сжимая их до ощущения очертания линии зубов под пальцами. — Почему ты не можешь слушаться меня? Почему я сегодня опять узнал о том, что ты возишься с этой компашкой идиотов, ничего из себя не представляющих? Ты резался из-за того, что знал, какой пиздец тебя ожидает дома? — звонкая и тяжёлая пощёчина скрашивает кожу щеки пунцовым.       Брызги топлёных слёз вылетают из налитых стеклом глаз. Плохая компания — всего лишь два человека, поддерживающие его. Парни из параллели, заслуживающие полное доверие. Ни пьют и ни курят, учатся оба на отлично — Рики их обуза. Но Джейку не нравится, что подросток носится с ними, а не с ним. Говорит о себе с чужими людьми, а с родным человеком.       Так было всегда: Джейк унижал, заставлял давиться слезами, обдумывать свои адекватные поступки. После сломленного периода пошатнулась психика — первые удары и первые непрошенные касания. Рики не считает теперь свое тело тем, чем можно и нужно дорожить. Нет смысла беречь его еле живые остатки.       Когда родителей нет дома, — Ники — мишень для битья и расслабления. Спермоприёмник, умеющий истошно кричать от пронзающей органы боли.       На бледной коже розоватые отпечатки с кроваво-красными разводами. Глубокий порез растерзан, и нога не чувствуется работающей — половинки, сошедшиеся вместе отталкиваются. Пробирается уличная пыль с ладоней, редкие крошки с кровати и волосы ленивой кошки, спящей по ночам на кровати Рики.       — Перестань… — младенческие возгласы, истерический плачь. Он остался один, будучи в комнате с кровно-родным человеком. — Джейки… перестань, пожалуйста, мне больно… — голос садится и хрипит.       — Перестать? О, нет, милый братец, ты же не думал головой, когда брал в руки поганое лезвие. Ты же знаешь, как я отношусь к подобному. Тебе не хватает внимания? Почему же ты тогда вообще не вскрылся полностью? — Джейк провоцирует и насмехается над уязвимым человеком, смотрит в глубокие глаза и видит в них не сгущающуюся пустоту.       Режущие касания прекращаются на несколько секунд, на время, что Джейк тратит на снятие кожаного ремня со своих джинсов. Железная пряжка ударяется о другой металлический конец, и Рики впивается пальцами в простынь, пятясь назад, к изголовью.       Джейка никогда не остановит состояние своей жертвы, он дойдёт до конца, но даст заднюю, если услышит шаги. Рики молится на лишний шум — тщетные действия. Никто так и не приходит на помощь.       Ремень обжигает и режет, оставляя за собой две розовеющие и со временем синеющие полосы. Бока впиваются в уязвимое и еле дышащее место — открытые царапины, не защищенные даже тканью. Рики в одном нижнем белье, пытается отбиться руками, но получает по пальцам.       Его низкий голос надламывается, он глотает рыдания и выдаёт болезненные и приятные для слуха Джейка стоны.       Ремень впечатывается в кровавое месиво, образовавшееся на в клочья разорванном бедре. Мажет по рукам, оставляя и очертания, и металлический запах. Рики не чувствует конечности — они отсоединились от его дрожащего тела. И побои нескончаемы: бока, живот и плечи — всё, что так прелестно не скрыто для глаз.       Пальцы впиваются в плечи, одним рывком Джейк переворачивает подростка на живот и стягивает боксеры, оголяя сияющие синим ягодицы. Пальцами ведёт по набухшим участкам, очерчивая выпуклости красными неровными полосами. Рики не чувствует реакции своего организма — он не жилец.       Отпечатки ладоней — украшения для бледной, напрягшейся задницы. Удары ремнём ощущаются особо сильно, мягкая кожа проминается и принимает следы-полосы.       Рики жаждет одного — скрыться от сего кошмара, припасть к ногам матери и спрятаться за её юбкой, объять худые ноги и шептать в них для себя успокоения. Но мать его не поймёт, его страдания и боль, посчитает выдумкой, как и раньше… Рики бросили ещё несколько лет назад, едва ли под дробящий кости поезд.       После ударов — секс, но Рики не смеет называть насильственные порывы чувственным соитием. Джейк издевается над ним, как над куском безжизненного мяса. Границы были пройдены чуть меньше года назад — Рики напросто незащищён. Им можно играться и удовлетворять себя — несопротивляющаяся дырка для зудящего от возбуждения члена.       Для Джейка расползлась их родственная связь, пала из-за чувства всего дозволенного.       — Почему же тебе больно, когда я пытаюсь сделать для тебя лучше? А когда ты издеваешься над собой, то получаешь кайф? — Рики боится в слух произнести слово «псих», он смакует его на языке и мысленно впивается в невидимый ярлык над головой Джейка.       Рики не понимает, как родители не видят следов на его теле. Узоры, искусно сделанные одними и теми же крепкими руками. Кожа теряет свою идеальность с каждым жжённым касанием. Джейк так бесчеловечно больно раздвигает худые ноги и встаёт меж них.       Он даже не удосужился переодеться после школы. Его неуважение не знает границ.       — Конченный мазохист, — пальцы впиваются в горло, сдавливают и впечатывают в подушку. Рики хрипит, на его влажном и плоском лбу крупные морщины собираются.       Всем телом, кожей и органами Рики чувствует свой плаксивый и тусклый конец. Джейк не в духе — он не бывает человечным рядом с ним, родным братом. Рики перестал задумываться о том, в чём он провинился около полугода назад — бессмысленно и энергозатратно.       Пальцы Джейка всё равно будут скрести по бархатной коже, впиваться ногтями в живую плоть, а болезненные вскрики вылетать из уст Рики. Не избежать ему того, что он сумел пережить. Дышать не тяжело, для Рики не существует тяжести! Глотка побаливает, простуда воспалила стенки организма.       В уголках потухших глаз зияют слёзы, стекающие до подбородка медленно и ровно. Джейк не убирает ремень, ведёт кончиком по бледным участкам кожи, задевает колючие мурашки. Он замахивается с удовольствием, бьёт не щадя, а рука, сжимающая шею, расслабляется. Рики жадно глотает горячий воздух и хрипит, открывая беспомощно рот. Душу скребет — беспомощность атакует.       Побои прекращаются и сменяются на касания, умертвляющие кожу. Рики чувствует, как вянет от пальцев, и задыхается в слезах и слизи, скопившейся в горле. Джейк снимает с себя школьные брюки по бёдра и тянет за худые ноги ближе к себе.       Кровь везде: одеяло пропитано, кожа изляпана, а боль притупилась. Рики судорожно дрожащей рукой накрывает растерзанную ляжку, пальцем проводя по глубокому порезу и, сдавшись, выдыхает прохладой.       В носу пресный запах гуляет, а на языке — горечь. Зрачки забегают под веко, белесое глазное яблоко разводами капилляр покрывается. Боль, мгновенно парализовавшая тело, расползается по конечностям. Рики вгрызается в своё плечо, старая приглушить внутренние крики о пощаде. Но Джейк с напряжённым и удовлетворённым лицом вводит в него свой каменный член до основания. Без растяжки, смазки и презерватива. Жертвует и собой, но зверство внутри блещет. Рики повернут к нему спиной, его мягкие ягодицы покрыты краснеющими и синеющими пятнами. Пальцы впиваются в плоть, Джейк оттягивает измученную кожу, раздвигает задницу и смотрит, как член исчезает в растянутом анусе с хлюпаньем из-за крови и естественной смазки.       Он ускоряется, игнорируя тяжёлые и редкие вздохи, спровоцированные тягучей болью. Организм напряжен, кожа зудит — Рики желает снять с себя ощущения касаний, — но его ничтожность не позволяет.       — Джейк… мне… — не договаривает, уткнувшись носом во влажную подушку. Вскрикивает от резкого и особо болезненного толчка.       — Заткнись, — Джейк рыкает и поднимает его голову, схватившись за светлые волосы; ладонь перемещается на шею и сдавливает до хрипа.       Из него выбивают последние чувства, самоуважение и желания жить. Рики знает, что, встав с кровати, вновь поплетётся в ванную и схватиться за лезвие. Мечта — проглотить его, а реальность — нажрется успокоительного и будет думать о прекрасном.

***

      Выходной день встречает с болью в пояснице, ногах и руках. Рики переворачивается на бок, украшенный синевой, и смотрит в окно с приглушённым светом. Пальцы на ногах поджимаются от прохлады в комнате. Его знобит и тошнит. Он боится стягивать с себя одеяло; родители наверняка вернулись и блуждают по кухне, а Джейк с неподдельным интересом слушает их.       Время вещает об обеде — завтрак он проспал. Рики поднимается с кровати рывком, поверх одеяла ещё и плед, скрывающий пропитанную кровью ткань. Он, игнорируя вспышки боли, захватывает с собой постельное бельё и тащит в ванную комнату, заталкивая вещи в стиральную машинку.       На теле узоры уродства: бёдра со вспышками сумасшествия, лицо заплаканное и руки в синяках. Рики принимает быстрый прохладный душ и натягивает на мокрое тело толстовку и спортивки.       Его шагов не слышно — он еле перебирает ослабшими ногами. Оступается на лестничном обрыве и поджимает губы — внимание не обратили.       Родители сидят за столом рядом с Джейком, и материнская рука покоится на каштановых волосах. Женщина с улыбкой смотрит на Рики и идёт к нему навстречу, обняв, — она действительно соскучилась.       — Ты как себя чувствуешь, милый? — материнские ладони оглаживают бледные щёки. — Температура есть?       — Все хорошо, думаю, с понедельника пойду в школу, — женщина кивает и отходит от ребёнка, а Рики ищет глазами своё место.       Оно рядом с Джейком.