Ультрамарин

      Пальцы в крови, меж ними подтёки и запах свежей плоти. Глаза метаются от часов до ослабшей руки, а разбитый вдребезги прозрачный стакан с недопитым кофе пол украшает разводами и мелкими осколками.       Она сидит неподвижно уже второй час, изучает стены в съёмной квартире, узоры на старых обоях, пока её пухлые и истерзанные губы дрожат от обиды, предательства и разорванного в клочья маленького сердца, вмещающего в себя единственного и когда-то приятно-любимого человека. Сейчас чувства ощущаются мерзко, с привкусом гнили и земли, перемешанной с травой.       Слёзы не идут, они остыли до мерзлоты на фарфоровых щеках. Зря красилась, зря покупала красивое платье на будущие выходные, чтобы сходить на свидание и впечатлить. Ынче осознаёт, что делала всё зря, — её старания на дне старой урны.       Надо же! Даже квартира снята на общий бюджет и оплачена на ближайшие два месяца; её родители далеко, живут в Окленде в самом центре. Ради него она отказалась от помощи, возомнила из себя не любимую папину дочурку, а самостоятельную третьекурсницу Калифорнийского университета! Отец оплачивает только обучение, остальное Ынче, начиная со второго курса, достигала всего вместе с Ники. Первая выплата за хорошую работу, покупка нового телевизора и кондиционера.       Если отец узнает, от юноши её сломленного сердца не останется и кусочка. Разорвёт на части за обиду, хоть и доверился полтора года назад. Ники сам-то из обеспеченной семьи, но живущей за границей Штатов. Аристократических кровей, весь из себя с манерами — поживя с Ынче, образумился, поменялся и сменил приоритеты. Им обоим давно пора взрослеть: Ынче старается, а Ники скатывается на дно.       Настороженный слух открывающуюся входную дверь улавливает. Шаги до небольшой гардеробной и клацанье пальцев по экрану дорогого смартфона. Ынче не хочет думать о том, что вскоре потеряет всё до единого: привычные утренние поцелуи, кофе в постель и совместный быстрый душ. Ей тяжело дышать, окровавленная рука на сердце ложится и ткань испачканную сжимает.       — Ты заезжала в магазин? — Ники появляется на кухне с небольшим пакетом, но глаз на девушку не поднимает, раскладывает купленные для ужина продукты. — Если нет, то отлично, а то я что-то забыл и сам купил, — сердце в пятки уходит.       Отбивает и ноет. Светлые патлы, как влажные нити, липнут к зарёванному и подтёкшему лицу. Ресницы густые слиплись и губы дрожат. Ники бросает пакет, увидев ладонь, испачканную в алой и подсохшей крови. — Милая? Твоя рука… — собирается коснуться, но Ынче, игнорируя жжённую боль, отдёргивает ладонь и вжимает её в столешницу, прикусывая губу. — Подожди, я уберу осколки.       — Хватит! — обрывает она парня и поднимается, ступая босыми ногами на поле осколков. Больно, но на душе ещё гаже.       Игнорирует впивающиеся в пятки и пальцы куски острого стекла, слезы игнорирует и подходит впритык, одними глазами опуская Ники. Он наклоняется и смотрит так, словно происходящее перед ним то, чего не может быть. Всё же хорошо. Отлично! — Ынче мыслит позитивно. Ей ведь всего лишь наврали, всего лишь скинули голосовое с тихим «это было отлично».       Дура. И безвинная дура, позволившая надругаться над своими чувствами. Как же на сердце скребёт неточенными когтями. У Ники глаза красивые — целый аквариум с тайнами, закрытыми дня неё.       Хотела идти вместе с ним, но предпочла остаться дома, позвала подружек и устроила вечер фильмов. А её молодой человек развлекался. Ынче ведь никогда не запрещала, всегда была понимающей и жаждущей в ответ искренности. Ники она всегда говорила о своих переживаниях, пример показывала и улыбалась, когда он открывался в ответ.       Её трясёт — контроля нет. Ынче бьёт кулаками в крепкую грудину и ревёт, как побитая зверушка. Она хочет, чтобы её услышали, уловили невозможную боль. А Ники не останавливает, он правда не понимает, в чём проблема. Его внутренности сжимаются от переживания.       — Что случилось? — Ынче истерически усмехается, замахивается ещё раз, но Ники крепко хватает её за тонкое запястье и подносит к своим губам, целуя воспалённую ранку на весь палец.       — Что случилось? — смеяться хочет и кричать. — Что случилось, спрашиваешь? А ты мне для начала ответь, он или она? Как вообще? Понравилось? Давай же! Тогда ты был смелее! — глаза его увеличиваются, а зрачки на фоне тёмной радужки сужаются. — Ой, что такое, любимый?       Хватку расслабляет и выпрямляется, смотря на девушку сверху вниз. Трясти начинает и пазл в голове в картину единую слетается. Ники не думает о том, что Ынче переживает, он впивается во воспоминания и рыщет по ним в поисках отрывка. Светлые волосы — сравнил тогда с Ынче. И характер ласкательный с толикой серьёзности.       — Он… — шепчет. Смысла не видит врать, но и в глаза смотреть не желает, в них боль, причинённые им же. — Ынче, послушай.       — Сонхун? Хотя очевидно же, что он. Знаешь, мне не противно от факта того, что он — парень, мне противно лишь от того, что ты изменил мне. Потрахался с кем-то на стороне. Скажи, тебе чего-то не хватало? Чем я тебя не устроила? Я бы поняла тебя, если бы ты сказал, что твои чувства ко мне остыли, я бы поняла тебя, если бы ты признался мне, что тебе он, чёрт тебя дери, нравится! Потому что я уважаю тебя, люблю, блять. А ты… поступил так, будто у меня нет чувств вовсе. Ты думал, что никто ничего не узнает? — она выдыхает после потока слов, садится обратно на стул и голову на сложенные руки опускает.       Сдаётся, выше её сил прощать то, что ненавидит всей душой. Не ожидала, не думала и верила в хорошее, в ответ полное неуважение. Они же уже поднимали вопрос предательства и оба согласились. Так почему Ники позволил себе, а она нет? Ему не всё равно на чувства человека, дарившего ему любовь. Ники не может сказать, что разлюбил. Ведь его сердце так же безостановочно бьётся при виде мягкого лица.       Осуждает себя и приравнивает к зверью, не умеющему сдерживаться. Ведь мог сказать нет, остановить, а не поддаться искушению. Но в тот день он не думал, отдалился от всего, просто расслабился как подросток.       — Не остыли… просто… Я не буду себя оправдывать, но, Ынче, я правда тебя люблю, а Сонхуна… Я не знаю, что вообще случилось, — Ынче выныривает из своего убежища и улыбается, а губы пронзают бегущие слёзы. — Очень люблю… Но я правда надеялся, что это забудется.       — Чем я это заслужила? — тихо; ей правда интересно. Ники не дышит, впивается глазами в дрожащее тело и облизывает ссохшиеся губы. — Почти два года, чтобы всё закончилось так? А я, конечно же, наивно думала, что мы будем вместе до конца учёбы. Дура, да?       — Не говори так. Ты же ни в чём не виновата, — Ынче поднимает руки кверху и издаёт тихое «п-ф», её раненая ладонь впечатывается в стол. — Боже…       Кровь с новой силой струится из раны, заливает старые засохшие подтеки. Ынче вбирает в тёплый рот палец и давит языком на порез, смакуя кровь и смешивая со слюной. Ей больно, кажется, осколок внутри. Она сдаётся и не отказывается от помощи, подпускает к себе парня. Ники действует быстро, достаёт из шкафчика аптечку и просит Ынче сесть на барную стойку, а ладонь вытянуть. Антисептик жжёт нежную кожу и иссушает до неравномерного тона.       — Мне больно, Ки, — шепчет она и голову кладёт на плечо, пытаясь расслабиться, но пальцы продолжают подрагивать. — Очень больно.       — Потерпи, принцесса, — целует в запястье, пачкая губы в спекшейся крови. Встаёт меж разведённых ног, своими бёдрами касаясь её.       А Ынче приторно-противны его бессовестные касания. Она не понимает, как совесть позволяет Ники, подходить к ней и трогать. Сама бы ни за что не разрешила себе.       Изменил — значит, она ничего не стоит или заслужила. Ынче не идёт против своих больных и разочарованных мыслей. Поднимает глаза на парня, покорившего ее сердце, и поджимает губы — он теперь поодаль от неё.       — А его ты как называл? Детка? Малыш? Может быть, котёнок? — она язвит и не смягчается. — Мерзость.       — Ынче, перестань, — отчаянно просит Ники и затягивает бинт — пластыря мало. Порез слишком широкий и глубокий.       — А что перестань-то, Ники? Ты думаешь у меня нет чувств? Думаешь я забыла о том, что было между нами? Вот представь, что завтра всплывёт какая-нибудь сплетня о том, что я переспала с Хисыном? Тебя же он раздражает, не так ли? Но только я к нему не лезу, потому что у него отношения. Так какого чёрта полез Сонхун? Я ему что-то сделала? Только скажи мне, и я подумаю, правда, — Ынче заглядывает в полные глаза и улыбается — не красиво, а истерически-неприятно.       А Ники не оправдывает себя, моргает и опускает голову — он виноват, а Ынче — жертва. Убил отношения, доверие и чувство любви под грудными оковами. Уверен, что Ынче, несмотря на измену, привыкла и ей больно отпускать. Зная её все два года, Ники уверен: девушка уйдёт. Он не рискует, а даёт себе последние секунды, наполненные чувственностью, а на глазах поблескивают прозрачные слёзы. Губы соприкасаются с другими, мягкими и сухими. Ынче не отталкивает, она отчаянно жмется и обвивает шею. Слезами друг друга пачкают, но языки режут по нёбу.       У Ники желание вновь на ухо прошептать горячее «люблю», но он отказывается от него и просто целует столько, сколько Ынче позволяет. Касается пальцами её обнажённых бёдер и ведёт до боков, обнимая. Потряхивает, но Ники игнорирует своё самочувствие, обращая внимание лишь на Ынче.       — Через неделю, на Рождество, я уезжаю к родителям в Окленд, скажу, что мы с тобой приняли решение расстаться. Попрошу отца снять мне квартиру, и мы разойдёмся окончательно, — лбом в лоб вжимается и опускает глаза на ладони, оглаживающие её. — Я буду скучать, но никогда не смогу простить тебя.       — Я понимаю, если тебе так будет удобней, тогда я могу съехать прямо сегодня в отель, попрошу денег у родителей, они все ждут моих просьб, — Ники наблюдает, как Ынче обвивает его пальцы своими и сжимает. Девушка качает головой и утыкается в плечо.       Их пути расходятся, а концы не найдут друг друга никогда.