Дышать

Ло засыпает не сразу. Его бессонное состояние в последнее время улучшилось, но он все еще не может задремать в мгновение ока, как, похоже, может большинство членов их обеих команд. Вместо этого он лежит без сна, растянувшись на боку, и слушает, как Бепо храпит на верхней койке, бормоча что-то о рыбе. Остальная часть комнаты тоже крепко спит. Что ж, Джимбей, возможно, не спит — Ло думает, что мельком увидел чей-то взгляд из дальнего угла, когда они вошли — но если это так, то тот предпочитает хранить молчание. Луффи шевелится. Ло немедленно опускает взгляд, инстинктивно крепче приобнимая другого капитана и наблюдая, как Луффи снова успокаивается, прижимаясь к его груди. Это странно. Ло может спать с окружающими его людьми — ему не раз приходилось делить тесные жилые помещения с другими, хотя обычно это была только его команда, а в последнее время и Пираты Соломенной Шляпы, — но даже тогда он всегда твердо отстаивал свое личное пространство. Никого — кроме Бепо — в него не пускали, потому что прикосновения доставляли ему дискомфорт, и он точно не смог бы расслабиться, не говоря уже о сне, когда кто-то прижимался к нему. Но, тем не менее, он здесь, приглашая Луффи в свою постель по собственной инициативе, и все потому, что Луффи выглядел так, будто предпочел бы не спать остаток ночи, чем снова заснуть в своей постели. С другой стороны, когда речь идет о Луффи, это довольно веская причина для радикальных мер. (С другой стороны, это не объясняет все остальные случаи, когда Ло засыпал на палубе с Луффи, растянувшимся на нем, как особенно прилипчивое одеяло, с тех пор, как они покинули Дресс Розу, но, по крайней мере, люди научились не придавать этому слишком большого значения после того, как он сорвался и отсек конечность или четыре в отместку.) Это все еще странно, но это же Луффи, и Ло более или менее смирился с тем фактом, что даже его укоренившиеся привычки готовы предоставить этому человеку больше свободы действий, чем он когда-либо давал кому-либо еще. Что есть, то есть. И Луффи — комфортная тяжесть на нем, так зачем так много думать об этом? Он бы предпочел перенаправить свою энергию на обдумывание всего, что он узнал сегодня вечером. Это был шок — увидеть другую сторону Соломенной Шляпы, которая… что ж, Ло не сказал бы, что не знал о ее существовании. В конце концов, он был там, когда Луффи очнулся после Великой Войны, наполовину обезумевший от горя и зовущий брата, которого он больше никогда не увидит. Так что, Ло знает, что у Луффи есть собственные скелеты, похороненные где-то в открытой могиле, которая никогда не будет полностью заполнена, пока он не умрет и не последует в нее за ними. Но трудно помнить об этом, когда Луффи бросается навстречу каждому вызову, препятствию и врагу, стоящим на его пути, как будто он никогда не знал поражений, когда он смеется перед лицом ужасных, невероятных трудностей, будто уверенный, что сможет их преодолеть, когда он живет каждый день, словно этот богом забытый мир уже не уничтожил его однажды. И не раз, судя по всему, даже если в итоге что-то давалось взамен. (Однако Портгас все еще мертв, и все еще умер, так и не узнав правды. Их третий брат все еще был мертв уже десять лет, и Луффи все еще должен жить со всем этим. Мир уничтожает то, что он хочет, и даже те осколки, которые посчастливилось сохранить, никогда не смогут исправить то, чего нет.) Может быть, это потому, что Луффи силен, достаточно силен, чтобы жить в этом мире и любить его, а не просто выживать; силен так, что Ло понятия не имел как, не после того, как потерял всех, кто ему дорог; силен настолько, как он до сих пор, даже сейчас, не знает как. Но Луффи знает, и он тащит Ло за собой, будто думает, что Ло обладает такой же силой, и просто ждет, когда Ло сам в это поверит. Все это сердце, вся эта страсть и вся эта вера в сломленные вещи, от которых человек, хоть немного здравомыслящий, отказался бы много лет назад, и иногда Ло смотрит на него, наполовину с благоговением, наполовину с недоверием, и задается вопросом, как этот человек вообще реален. Но, конечно, он реален. Он настоящий, живой и такой же человечный, такой же человек, как и Ло, и так же способен истекать кровью, когда мир решает, что пришло время взять еще один фунт плоти. Но даже Ло иногда забывает об этом, между склонностью Луффи совершать богопротивные подвиги при каждом обороте луны и подпрыгивать, как олицетворение солнечного света в остальное время. Однако, не легко, когда тот же самый человек выползает из постели посреди ночи, чтобы утопить свои кошмары под дождем, или когда тот чешет шрам на груди, словно хочет таким образом вырвать огонь из своей кожи, или когда он говорит что-то вроде "это заставило Эйса почувствовать себя очень плохо, поэтому я научился молчать" и иметь это в виду. Ло не упомянул об этом раньше, но на самом деле он проснулся на пару минут раньше Луффи, пробудившись от стона бури, а не от чего-то еще. Что ж, буря и что-то еще, он до сих пор не уверен, что именно, просто что-то показалось ему неправильным, и он лежал в постели, все еще сонный и не особенно склонный вытаскивать себя из этого состояния, если в этом не было необходимости. Вплоть до того момента, пока Луффи не подскочил в постели, тяжело дыша и пытаясь ухватиться за что-нибудь, а затем Ло резко проснулся, потому что знал признаки кошмара лучше, чем большинство. Его первым побуждением было притвориться спящим. Это был первый раз, когда он увидел Луффи в адских муках дурного сна, и не всем нравится обсуждать их — Ло определенно нет — даже если это просто для утешения. Также, Луффи был таким тихим, и если бы он справился с этим через несколько минут и снова заснул, то вряд ли будет смысл во вмешательстве Ло. Однако его беспокоило дыхание, то, как Луффи, казалось, не мог взять его под контроль, то, как оно то замедлялось на несколько секунд, а затем снова ускорялось, быстро и беспорядочно, что кричало о гипервентиляции. Несмотря на то, что он не издавал никаких других звуков, он, казалось, и не успокаивался. Его силуэт сидел сгорбившись, закрыв лицо руками, и если уж на то пошло, его дыхание только ухудшилось. Но, когда Ло уже собирался отбросить осторожность и тоже встать, Луффи скатился с кровати и начал пробираться через комнату. У Ло было мгновение на обдумывание, что, возможно, тот идет в уборную, но вместо этого открылась дверь на палубу, звук проливного дождя значительно усилился на секунду, а Ло уже успел сесть, прежде чем дверь снова полностью закрылась. Луффи мог просто пойти прогуляться по кораблю или, может быть, стащить перекус с кухни. Но шторм снаружи лил как из ведра, а Луффи, похоже, был не в том состоянии, чтобы бродить вокруг, и Ло стоило только подумать о том, как его союзника в момент невнимательности смывает за борт, и он уже откидывает одеяла и в темноте натягивает туфли. Он промок до нитки в течение двух секунд после выхода на улицу, а потоки воды, льющиеся вниз, казалось, вот-вот вдавят его в землю. Он скривился и все равно нырнул в шторм, напрягая все свои чувства, чтобы попытаться выяснить, куда делся Луффи. Это не заняло слишком много времени. Ноги сами привели его к штурвалу, прямо к носовой фигуре Таузенд Санни, где все предупреждали его никогда не занимать место, потому что это было местом капитана, только для того, чтобы однажды вечером Луффи сам затащил его туда, демонстрируя лучшее место, куда можно сесть, чтобы вдвоем понаблюдать за закатом солнца. (Ло был по-дурацки доволен в тот день, особенно когда увидел ошеломленные выражения лиц некоторых Мугивар. Многозначительная улыбка Нико Робин была менее приятной, но, по крайней мере, она держала рот на замке.) На этот раз Луффи, слава морям, не сидел на носовой фигуре, но и не стоял на ногах, вместо этого он наполовину опустился на колени, одной рукой сжимая грудь, и даже несмотря на бушующий вокруг них ливень, Ло почти мог слышать, как Луффи задыхался, слепой ко всему, что не было тем, что он видел. И это точно был не корабль. Ло поспешил к нему, не решаясь прикоснуться, потому что не существовало панацеи от панических атак, но оклики Луффи не сработали, а он не хотел, чтобы тот потерял сознание. Поэтому он положил руку на плечо Луффи, и, между одним морганием и следующим, он оказался перевернутым на спину, а Соломенная Шляпа склонился над ним, с дикими глазами и оскалом, а лицо исказилось в чем-то похожем на агонию, но тот не сдвинулся ни на дюйм… словно пытался защитить Ло от чего-то. Ло отодвинул это откровение в сторону в пользу того, чтобы уговорить Луффи вернуться в настоящее. Это заняло слишком много времени, и видеть Мугивару таким чертовски напуганным не входило в представление Ло о хорошем времяпрепровождении, но, в конце концов, он заставил Луффи сосредоточиться на нем, слушать, дышать. Он определенно был из тех, кому прикосновения приносят пользу, поэтому, даже если Ло чувствовал себя немного неловко, он все равно заключил Луффи в самые приятные объятия, какие только мог дать, и сопровождал его на каждом вдохе, пока последнее напряжение не покинуло его тело. Плакал ли Луффи после, в такую ​​погоду не мог сказать даже Ло. Но Луффи цеплялся за него, будто он был единственным, что удерживало его вместе, и разве не было ли это тоже странным — что выгоревшая оболочка такого человека, как Ло, могла обеспечить что-то вроде тихой гавани для кого-то столь же смелого, и яркого, и бесстрашного, как Луффи. Принять ванну им обоим было логичным следующим шагом, и он не стал задавать банальный вопрос "не хочешь ли ты поговорить об этом", но, по общему признанию, ему было любопытно, и он решил, что не повредит сообщить Луффи, что такой вариант существует. Ло бы отказался, но, с другой стороны, из них двоих Луффи всегда был храбрее. Итак, он провел следующие двадцать минут, сидя в ванне, держа Соломенную Шляпу за руку и слушая старую историю детства из прошлого Луффи, которая, чем дольше продолжалась, тем ужасающе смахивала на родину. Огонь, стирающий все, что мир считал ошибкой, бельмом на глазу, существованием, не стоящим усилий, или позором, спасение которого стоило бы им жизни. И расстрельная команда, убирающая то, что осталось. «Серый Терминал» звучал ужасно, как уменьшенная и еще более поверхностно мотивированная версия того, что случилось с Флевансом, и до этого момента Ло не осознавал, что из всех людей именно Луффи может действительно точно понять, что он чувствовал, когда его стране был вынесен смертный приговор. До этого момента он и не осознавал, что не хочет, чтобы Луффи понимал, не так, не через личный опыт. Разумеется, он ничего этого не сказал, все еще не мог заставить себя взломать тайник, в который он запечатал Флеванс десять с лишним лет назад. Но он… однажды он хотел бы, и Луффи — нетерпеливый и неукротимый, как океанский шторм, который бросался на все на полную катушку — посмотрел на него так, будто мог ждать столько, сколько потребуется Ло, и пообещал столько же вслух, а к тому времени Ло уже давно знал, что для Луффи значат обещания. А потом произошла целая неразбериха из-за недопонимания с другим братом Луффи, и Ло прекрасно понимает, что не является образцом идеального старшего брата, но в какой вселенной это хорошая идея, — не выяснять, почему именно ты пропал-без-вести-и-предположительно-погиб в течение последних десяти лет, в результате инцидента, который явно оставил очень глубокий след на двух детях, оставшихся позади? Особенно для того, кто до сих пор считает смерть Портгаса своей виной? В любом случае, сколько времени потребовалось бы, чтобы просто сказать: «О, кстати, я потерял память, когда мою лодку подбили, и именно поэтому я ни разу не связывался с тобой последние десять лет»? — Он умер, не зная, — выпалил Луффи, обезумев, как будто это был очередной грех, который он должен был нести, как будто Портгас разочаровался бы в нем из-за этого, и, возможно, Ло предвзят, и это не его дело, но ему тоже пришлось наблюдать, как Луффи плачет в абсолютной жуткой тишине, балансируя на грани очередной панической атаки, так что его это дело или нет, у Ло будет разговор с Мистером Революционная Армия в следующий раз, когда они снова увидятся. Он едва не поддается искушению поговорить об этом с Нико Робин. Судя по тому, что слышал Ло, тот двухлетний перерыв она провела в Революционной армии. Возможно, она и не знала, но это могло быть только в том случае, если бы начальник штаба никогда не обращался к ней по этому поводу, потому что сейчас все знают, к чьей команде она принадлежит — Сабо не мог не знать, что она могла бы передать сообщение Луффи гораздо быстрее. Ло не думает, что она намеренно скрыла бы это от своего капитана, даже если бы Сабо специально попросил ее об этом. Все Пираты Соломенной Шляпы кажутся яростно преданными своему капитану, даже если, по мнению Ло, некоторые из них доставляют ему гораздо больше проблем, пытаясь первыми броситься на линию огня, словно они думают, что Луффи просто позволит им и беззаботно продолжит свой путь, наплевав на все. Но Ло по натуре подозрительный ублюдок, и у него руки чешутся от мысли, что кто-то может делить лояльность с Луффи. Даже если это было сделано из лучших побуждений, или даже если Сабо просто хотел раскрыться на своих условиях, Ло не думает, что это решение было за ним или Нико. И помимо всего этого, неужели он должен верить в то, что вся мощь Революционной Армии не смогла бы выследить одного остающегося на одном месте человека за все два года, что он был вне поля зрения общественности? Что его начальник штаба не смог бы выделить на это немного ресурсов, если бы действительно захотел? Весь мир видел Соломенную Шляпу в газетах вместе с Джимбеем и Рэйли, и даже если этих двоих действительно не удалось найти, не то чтобы найти их соратников было бы так сложно, особенно для Революционеров. Ради всего святого, они шпионы на полставки. Половина их работы связана с поиском конфиденциальной информации. И даже если взаимодействие Ло с Джимбеем и Рэйли было очень коротким, ни один из них не был похож на того, кто помешал бы Луффи воссоединиться со своим давно потерянным братом, особенно после всего, что произошло с Портгасом. Внезапно Луффи снова двигается, хмуря брови, и Ло обрывает эту мысль. Он медленно вдыхает, так же выдыхает и убеждается, что Соломенная Шляпа дышит так же. Одеяла немного сползли, поэтому Ло высовывает руку и снова натягивает на их плечи. Буря прошла, но температура ничуть не поднялась. В воздухе витает затянувшийся холодок, который, как надеется Ло, означает, что по крайней мере следующие несколько дней будут относительно прохладными. Он ничего не скажет Нико. Она тоже слушала историю Сабо в коттедже, так что, возможно, она действительно ничего не знала. И не похоже, что Луффи заметил что-то в любом случае, а Ло не собирается создавать проблемы там, где их нет. Кроме того, он на самом деле не хочет сомневаться ни в ком из команды Луффи, особенно в том, что Луффи, вероятно, в любом случае не сочтет предательством. Люди, о которых заботится Соломенная Шляпа, как правило, имеют гораздо больше свободы действий с ним — в конце концов, именно Ло был тем, кто тайно залечивал затянувшиеся ожоги, которые оставила ему Черная Нога, все это время прикусывая свой язык, только чтобы увидеть благодарность в глазах Луффи — и поэтому, в отличие от Ло, даже если бы Нико знала, но Сабо попросил бы ее хранить молчание по этому поводу, и она согласилась, Луффи, вероятнее всего, даже не подумал бы об этом, в отличие от Ло, который определенно разозлился бы на обман, если бы один из членов его команды поступил бы также, каким бы незначительным ни казалось это упущение. В конце концов, они все-таки встретились на Дресс Розе. Все хорошо, что хорошо кончается. За исключением этого, — шепчет та его часть, которая чувствовала, как Луффи дрожит в его объятиях в ванне, и Ло следует просто… перестать думать на эту тему, прежде чем он разбудит Луффи. Однако Мистер Революционная армия — честная игра. Если Ло должен иметь дело с последствиями его идиотизма, то тот, черт возьми, вполне способен справиться со списком претензий Ло. (Ло никогда не скажет Луффи, но ему пришло в голову, что Сабо, - появляясь на Дресс Розе точно в нужное время, говоря Луффи вещи, которые мог знать только Луффи, говоря вещи, которые Луффи хотел слышать, чтобы воззвать к их связи, к сердцу Луффи, к ране, которая так и не зажила, — это был идеальный способ гарантировать, что Луффи не будет драться с ним за Мэра Мера но Ми, и фактически передал фрукт со своим полным благословением. Это не очень приятная мысль. Хотя это очень похоже на Ло, циничный до последнего. Не то чтобы он не понимал, что поступает не совсем честно. Объективно говоря, могло быть вполне разумное объяснение тому, почему Сабо ни разу не связался с Луффи за два года после Великой Войны. Возможно, Сабо восстановил свои воспоминания совсем недавно, поэтому ему нечего было сказать Нико, и Дресс Роза действительно был самым близким островом, на котором он мог открыться Луффи…… хотя Ло не стал бы ставить на это. Если что-то и могло послужить достаточно мощным спусковым крючком, чтобы прорвать плотину в его разуме, так это труп Портгаса в первой полосе новостей. Но это все еще возможно. Кроме того, Ло — доктор, поэтому он прекрасно осведомлен о том факте, что выздоровление после амнезии — это не разовая сделка. Даже если бы мужчина восстановил большую часть своих воспоминаний два года назад, они не вернулись бы безупречно ясными и упорядоченными, как будто ничего не произошло. Ему понадобилось бы время на адаптацию, скорбь, объединение забытой жизни с той, которую он построил для себя с тех пор, и так далее и тому подобное. Ло не удивился бы, если бы даже сейчас у Сабо все еще отсутствовали какие-то воспоминания. Но когда дело доходит до Луффи, объективность уже давно не является частью уравнения Ло, возможно, с тех пор, как он бросился в Маринфорд, чтобы оттащить покойника от порога Жнеца, и определенно со времен Дресс Розы. Это несправедливо по отношению к Сабо, но и по отношению к Луффи ничего из этого не было справедливо, а, из них двоих, Ло в первую очередь союзник Луффи. По сравнению с этим, какое ему дело до кого-то, кто для него немногим больше, чем незнакомец?) Ло склонен дать Мистеру Революционная Армия презумпцию невиновности хотя бы потому, что Луффи, очевидно, очень его любит. Но в то же время, поскольку Луффи, очевидно, очень любит его, Ло будет очень внимательно следить за этим человеком, если и когда он снова появится, чтобы поиграть в старшего брата на досуге. И даже не заставляйте его начинать с Дра́гона. У него даже не было амнезии, которая могла бы его оправдать. У мужчины было время проехать весь путь до конца Ист Блю и спасти случайного ребенка с его родного острова, взять его к себе и даже вырастить, но не хватило времени, чтобы навестить своего собственного, живущего на том же самом острове? Один пятиминутный визит, чтобы поздороваться, и упоминание о раненом светловолосом ребенке, которого он подобрал, - и десять лет ненужной травмы перечеркнуты напрочь. И что вообще там делал Драгон? Явно не для того, чтобы проведать своего единственного сына, поскольку Луффи даже не знал, что Драгон был поблизости. Что бы ни говорили о детстве Ло, но, по крайней мере, его родители — кровные или нет — всегда были порядочными. Такими темпами Ло будет затевать драки с каждым из оставшихся родственников Луффи, что точно не сулит ничего хорошего для его будущих деловых связей, но это не значит, что он не сможет нормально существовать, не поладив с Революционной армией, — если ему по той или иной причине придется добавить в этот список Монки Д. Гарпа, то полуотставной морской дозорный ему тоже не нужен, — но, по крайней мере, это утолит хладнокровную неприязнь, которая неуклонно кристаллизовалась в его нутре всю ночь. В любом случае, он никогда не был из тех, кто заставляет себя терпеть чью-либо компанию, если она ему не нравилась. Мелочность, злоба и темная гноящаяся ярость на мир, от которой Ло никогда не знал, как полностью избавиться, — этого всегда было достаточно, чтобы подпитывать его. Просто в эти дни… ну, он все еще бежит по жизни, вооружившись первыми двумя, но теперь ему легче оставить третье в покое, вместо того, чтобы позволить ярости контролировать себя; немного больше заботиться и немного меньше ненавидеть; и он знает, кто несет ответственность за обретенный им покой, чтобы уравновесить себя. Но в этом случае Луффи не может жаловаться, когда Ло снова собирает самые чудовищные части себя и использует их от его имени. Шорох через две койки отвлекает его от размышлений. Это музыкант, зевая, вскакивает с постели, чтобы начать готовиться к утренней вахте. Должно быть, уже около четырех. Ло не двигается, даже когда шаги скелета отчетливо замирают в изножье кровати Ло. Он держит глаза закрытыми, поудобнее прижимает к себе Соломенную Шляпу и не реагирует на очень тихое "йо-хо-хо-хо-хо", эхом разносящееся по комнате, прежде чем шаги удаляются за дверь. Он открывает глаза, как только музыкант уходит, но лишь для того, чтобы убедиться, что Луффи все еще крепко спит. Ему действительно следовало настоять на повторной перевязке его ран, но большинство из них достаточно покрыты струпьями, так что Ло не слишком беспокоится. Он точно проверит их еще раз утром, на всякий случай. Он вздыхает и снова закрывает глаза. Усталость наваливается на него, теперь еще сильнее, когда он не так сосредоточен на своих мыслях. Находиться рядом с Луффи под одеялами тепло, и есть что-то успокаивающее в том, как он может чувствовать медленное, ровное и безмятежное дыхание Луффи рядом с ним. Он позволяет себе расслабиться в этом, позволяет своему разуму дрейфовать. Он засыпает еще до возвращения корабельного плотника Соломенных Шляп.

***

Утро встречает их серией хихиканья, один мудак — пошел ты, Пингвин — интересуется, должны ли они сначала отремонтировать каюту капитана на Танге, чтобы они могли провести свой медовый месяц наедине, а еще один ублюдок — должно быть, Черная Нога-я — напевает известную мелодию Норт Блю для свадебной процессии. Взрыв криков, один сломанный стул и почти полдюжины различных увечий спустя, и все они гуськом идут в столовую на очень шумный завтрак. Ло позволяет Луффи свисать с его плеч и хихикать на ухо, беспечно игнорируя трех надувшихся человек, все еще носящих левые руки друг друга. Они заслужили это. Он поменяет их обратно позже. Шачи и Черная Нога получают пропуск только потому, что они повара. Пингвин, Нос-я и Робо-я не получают такой поблажки. Трапеза получается такой же оживленной, как и все остальное, когда замешаны Пираты Соломенной Шляпы. Ло думает, что это может быть заразно, потому что он чертовски уверен, что его собственная команда не была такой шумной всего месяц назад. Но все они выглядят вполне счастливыми, а сейчас слишком ранее утро, чтобы заботиться о чем-либо, кроме его кружки кофе, тарелок с омлетом, картофельными оладьями и свежими фруктами, которые ранее кто-то принес из Вано. Он развлекается, наблюдая, как все остальные охраняют свою еду от воровских рук Луффи, с теплотой вспоминая перекус, который они стащили для себя прошлой ночью. Поначалу Черная Нога выглядел довольно сбитым с толку, переводя взгляд с содержимого холодильника на двух женщин-членов экипажа Соломенной Шляпы, но, верный себе, он не стал приставать к ним по этому поводу, а вместо этого приготовил завтрак сначала им, словно думал, что те все еще могут быть голодны. Хорошо, что Черная Нога не заглянул в их угол. У Луффи реально худший покерфейс, с которым Ло когда-либо сталкивался. Тем не менее, учитывая то, как Луффи поглощает еду в данный момент, никто бы не подумал, что он съел что-то, чтобы успокоить желудок всего несколько часов назад. У него сумасшедший метаболизм. Это уже не просто аппетит Ди. Его Дьявольский Фрукт действительно сильно повлиял на его физиологию. Покончив с едой, Луффи громко смеется и болтает с остальными членами их команд, в основном возвращаясь к своему обычному состоянию. Ло всегда думал, что ему понравится бы более тихий Мугивара, и прошлой ночью, когда они были только вдвоем, и Луффи — даже после того, как его старые воспоминания ослабили свою власть над ним — был спокойнее и задумчивее, чем обычно, Ло это тоже нравилось. Это была другая, гораздо более редкая сторона его союзника, с которой он никогда раньше не встречался, и он не может сказать, что думал о еще одной ночи — или дне — с этой версией, за исключением кошмаров и панических атак, конечно, но, по общему признанию, поначалу и это тоже было несколько тревожно. Луффи не создан для тишины. И как бы Ло ни жаловался, он уже привык к энергичному шару радости, воплощаемому Луффи ежедневно. Он никогда не хочет, чтобы Луффи потерял это. Это было бы, думает он, немного похоже на угасание солнца. (Трудно чувствовать себя беспомощным, безнадежным и бесполезным, когда Луффи рядом; трудно ненавидеть мир, когда тот становится намного ярче с Луффи в нем; трудно ненавидеть себя, когда Луффи смотрит на него, словно Ло — одна из лучших вещей, что когда-либо случилась с ним, словно это совершенно не наоборот.) Поэтому, это также своего рода облегчение — снова видеть его таким, однако теперь, когда Ло активно отслеживает, вскоре он замечает, как Луффи отводит взгляд от плиты, когда под кастрюлей вспыхивает пламя, или как он немного отстраняется, когда дым от сигареты Черной Ноги проплывает слишком близко. Ни один из них на самом деле не дает ему передохнуть — он никогда не перестает улыбаться, кажется, даже не осознает, что делает, и Ло не видит даже намека на подкрадывающуюся тревогу, пытающуюся взять верх. Это просто… подсознательный рефлекс, возможно, — избегать вещей, напоминавших ему об огне, когда он может. Это примерно то же самое, что Луффи сказал ему прошлой ночью, пусть и гораздо проще. Тем не менее, это слишком много самосознания для человека, который даже не знал, что такое панические атаки. В конце концов, Ло отводит взгляд и вместо этого концентрируется на доедании всего, что есть на его тарелке. Если он этого не сделает, Луффи снова будет на него ворчать, что он слишком мало ест, а с этим излишне хлопотно мириться. Он оглядывается назад, в одно из окон. Солнце взошло и небо безоблачно, как будто всего несколько часов назад на море не бушевал шторм. Он надеялся на более прохладный день. Он должен был знать лучше, чем полагаться на капризы погоды Нового Света.

***

Первую половину дня они проводят между ремонтом Танга, отдыхом и играми на берегу или на Санни и оказанием помощи Вано с уборкой, потому что, по-видимому, теперь они пираты, которые занимаются благотворительностью. Они даже не помогли с уборкой на Дресс Розе, а у Ло на самом деле были смутно хорошие отношения с королевской семьей. (Ло просто… не любит Вано. Это… ну, мелочно, как он полагает, потому что большая часть его неприязни проистекает из-за того ниндзя Вано, который обвинил свою захваченную команду в передаче информации их врагу, что, конечно же, оказалось полной чушью, но она также предложила ликвидировать их вместо того, чтобы спасать на одном чертовом дыхании, а Ло никогда не был из тех, кто прощает и забывает. В любом случае, он приехал сюда не с намерением освободить страну от тирании, поэтому не видит причин взаимодействовать с кем-либо из жителей сверх строго необходимого.) Он не знает, признался ли кто-нибудь из его команды Соломенным Шляпам обо всем этом — он сказал им не рассказывать об этом Луффи, и он, конечно, не имел в виду не говорить ему сейчас — или Луффи просто знает по мрачным взглядам и коротким ответам, к которым Ло возвращается каждый раз, когда один из их союзников из Вано проходит мимо, но, в любом случае, он получает долгий оценивающий взгляд от Луффи и тот больше не настаивает на участии Пиратов Сердца. — Я тоже не хочу помогать с уборкой, — признается Луффи, когда Ло спрашивает, потому что они не помогали так же на Дресс Розе, а ведь Луффи был верным другом их принцесс. — Я пират. — Ло полностью согласен с этим. — Но Момо попросил, и Зоро подружился со… многими людьми здесь, пока я не обращал внимания, а остальных это устраивает, так что мне все равно. Не то чтобы они могут заставить нас делать что-то, что мы не хотим. Ну, есть такое. Ло вздыхает. — Только не напрягайся, ты все еще лечишься. А еще я одолжу твоего корабельного плотника, так что он никуда не пойдет. — Шишиши! — Луффи ухмыляется, вскакивая на ноги. — Фрэнки никогда раньше не работал над подводной лодкой. Он не пошел бы убираться, даже если б вы вышвырнули его за борт. Ло фыркает, затем протягивает руку и ловит Луффи за запястье, прежде чем другой капитан успевает убежать. Рука Луффи вытягивается примерно на фут, прежде чем он тормозит и оборачивается, ошеломленно моргая. — Ты в порядке? — спрашивает Ло низким голосом, не утруждая себя уточнениями. Луффи склоняет голову набок, будто не понимая, но затем его рот немного искривляется, и он теребит поля своей шляпы манерой, которую Ло научился распознавать как жест самоутверждения. — Я в порядке, Торао, — говорит он, снова поднимая взгляд, и его улыбка становится легкой и уверенной. — Вчера ночью ты помог мне, а такие плохие вещи обычно легче днём, понимаешь? Ло знает. Он ослабляет хватку. — Ладно. Иди играй в героя. Не травмируй себя еще больше. Луффи делает испуганное лицо, как и предполагал Ло. — Не герои, Торао! А затем он скачет в сторону Онигашимы, по пути врезаясь в своего первого помощника, раздается смех, когда Зоро ругается и ворчит, но позволяет своему капитану висеть на нем, как обезьяна, пока они продвигаются вглубь острова. Ло смотрит им вслед, затем переводит взгляд на горизонт, где океан встречается с небом в мерцающих оттенках синего. Это очень красиво. Но это также… Проносится легкий бриз, слабо ероша его волосы. — Бепо, — произносит Ло, и его навигатор поднимает взгляд с расстояния в несколько футов, где он возится с треснувшим Лог Посом, не обращая внимания на Ло и Луффи. Вот почему Бепо — любимец Ло. Ну, из-за этого и за его мех. — Капитан? — Какая сегодня будет погода? Можешь ли сказать? Бепо переводит взгляд с него на небо. Его нос дергается, а уши подрагивают. — Дождя не будет. И, вероятно, станет жарче. И душно. — Он замечает мрачное выражение лица Ло и опускает голову. — Простите. Ло качает головой и поднимается на ноги. — Ты не любишь жару, так что обязательно найди какую-нибудь тень, если станет слишком жарко, или сходи искупайся. Поймай немного рыбы, нам нужно накормить лишние рты. И передай это остальным. Мы никуда не спешим, поэтому ремонт Танга не обязательно завершать за один день. Бепо немного оживляется. — Да, капитан! Ло машет рукой через плечо и направляется к Санни. Он не будет особо полезен в отличии от Иккаку и корабела Пиратов Соломенной Шляпы, так что вместо этого он мог бы начать просматривать записи Кайдо о SMILE. Возможно, их больше не производят, но многие из них все еще бродят по близости, а Ло предпочел бы найти способ обратить вспять эффекты, чем не знать, как это сделать, если они когда-нибудь появятся.

***

Обед приходит и уходит, а температура уже заметно выше. Все разделись до одного слоя, а в некоторых случаях мужчины даже не утруждают себя рубашкой, но погода становится только более душной. Волна жары накатывает вскоре после полудня, потому что, конечно же, так оно и бывает. Все бросают взгляд на мерцающую дымку, нависшую вдалеке, и даже самые мягкосердечные члены Соломенных Шляп не утруждают себя возвращением к работе, предпочитая вместо этого бездельничать на палубе Санни или на песчаных просторах пляжа с прохладительными напитками и щедро нанесенным слоем солнцезащитного крема. И все это время Ло пристально смотрит на Луффи — на то, как его улыбка становится шире, даже когда его движения становятся вялыми; на то, как он начинает слегка пахнуть жженой резиной, в то время как блеск в его глазах становится все более лихорадочным, а румянец на щеках темнеет; на то, как он изо всех сил старается не отставать от своих снайпера и доктора, строит замки из песка и отмахивается от все более обеспокоенного, но слишком неуверенного в уговорах найти какое-то место в тени Северного Оленя-я — вплоть до того момента, как он встает, держа в руках ведро, а затем останавливается как вкопанный, отворачиваясь от своей отвлекшейся команды, когда одна рука поднимается, чтобы схватиться за грудь, его дыхание сбивается в горле, и Ло думает, что с него хватит. — Мугивара-я! — выпаливает он резче, чем хотел, заставив половину поляны вздрогнуть, шагая к своему союзнику. — Я собираюсь прогуляться. Пойдем со мной. Это вызывает «у-у-у» возгласы, потому что их команды состоят из настоящих детей, но это также заставляет Соломенную Шляпу повернуться к нему; глаза немного расфокусированы, но все же этого достаточно, чтобы понять. Ведро выскальзывает из его пальцев, еще одна улыбка появляется на его лице, и он делает шаг к Ло, весь в головокружительном удивлении и нетерпеливом согласии. Ло оценил бы это больше, если б не чувствовал, как Луффи дрожит, когда он ловит его за руку, как раз вовремя, чтобы не дать ему нырнуть в песок. Он меняет их позу, чтобы скрыть спотыкание, а затем осторожно тянет, пока Луффи не улавливает смысл и не прыгает Ло на спину, издавая хриплый выдох, едва не падая на плечи Ло. Тот просто подхватывает Луффи рукой под бедро, чтобы он не упал, и уже двигается к ближайшей линии деревьев, не оглядываясь назад. — Ты полный и абсолютный идиот, — шипит Ло себе под нос, уходя прочь, и не останавливается до тех пор, пока дразнящий смех, сопровождавший их внезапный уход, больше не слышен. Даже тогда он лишь немного замедляется, чтобы вытащить флягу с водой и передать ее Луффи, который реагирует медленно, но — под прикрытием деревьев и несмотря на влажность — по крайней мере, все еще находит в себе силы взять ее дрожащими пальцами. Он осушает половину одним большим глотком, и его дыхание немного теряет тот хриплый оттенок, но даже сквозь тонкую рубашку на пуговицах, на которую Ло ранее сменил свою толстовку, он чувствует, как сердце Луффи все еще колотится, слишком быстро по его мнению. Он петляет между еще несколькими деревьями в поисках… здесь. Река — приятное зрелище, и Ло быстро соскальзывает вниз к берегу, прежде чем опуститься на одно колено прямо у кромки воды. — Ляг. Помочись немного. Не пей речную воду. Бепо заболел, съев рыбу. Луффи спрыгивает, едва не упав в реку. Ло снова хватает его, прежде чем тот успевает это сделать, затем фыркает и перемещает их обоих, пока ноги Луффи не оказываются по колено в воде. Луффи немедленно устраивается по удобнее, решив растянуться на коленях Ло. Что, честно говоря, не может быть удобным, скрючившись вот так, и Ло, может, и не на грани теплового удара, но он тоже потеет и излучает слишком много тепла. Он говорит об этом Луффи, но Луффи даже не дергается в ответ и не делает никаких попыток отстраниться, так что Ло опускает это. Вместо этого он проверяет температуру Луффи — чертовски высокая — затем его пульс — все еще слишком быстрый, но уже не так, как раньше, — а затем слегка тычет пальцем в зарождающуюся россыпь солнечных ожогов, проступающие красными и воспаленными на плечах и спине Луффи. Это еще более странно, потому что его кожа приобрела расплавленный вид, что может объяснить, почему солнцезащитный крем, который, как он видел, Луффи намазал ранее, похоже, не обеспечивает никакой защиты. — Ты гребаный тупица, — отрезает Ло, прежде чем он успевает передумать. — Что ты пытался доказать? И чем это закончилось для тебя, а? Луффи и на этот раз не отвечает. Он все еще прижимает лицо к бедру Ло, а в его плечах чувствуется упрямая оборонительная поза, из-за которой Ло хочется одновременно встряхнуть его и вырезать сердце Акаину для него. Вместо этого он вздыхает, кратко и разочарованно, и подталкивает Луффи локтем, пока тот неохотно не шевелится. — Выпей еще немного воды. Тебе нужно избегать обезвоживания. И следует больше слушать Оленя-я. Проходит еще одно долгое мгновение без реакции, и в этом есть что-то до скрежета зубов неправильное, но, в конце концов, Луффи принимает полусидячее положение и возится с флягой, чуть не уронив ее дважды, прежде чем поднести к губам. Он пьет, но в его глазах тревожно отрешенный взгляд, будто он не совсем здесь, и после нескольких секунд пристального наблюдения Ло поджимает губы, внезапно раздражаясь больше на себя, чем на что-либо еще. У него нет ничего с собой, что можно было бы использовать, поэтому вместо этого он снимает рубашку. Он окунает её в реку, выжимает большую часть воды, а затем сворачивает в импровизированное полотенце. Он снова поворачивается к Луффи, осторожно отводит чужую ладонь от шрама на груди, в который он снова впился ногтями, а затем прижимает свою рубашку ко лбу и глазам Луффи, надеясь, что прохлада речной воды вернет его в настоящее. — Мугивара-я? Почему бы тебе снова не лечь? Давай, отдохни немного. Луффи бормочет что-то бессвязное, но не протестует, когда Ло наполовину уговаривает, наполовину тянет его обратно, чтобы он, по крайней мере, снова принял горизонтальное положение. Было бы лучше, если б Ло отвел их обратно на Санни, желательно в помещение и подальше от такой погоды, но он уверен, что Луффи не может прямо сейчас даже ходить, а его возвращение, вероятно, не обманет Пиратов Соломенной Шляпы во второй раз. Он практически уверен, что Зоро и Джимбей, по крайней мере, все равно заметили что-то неладное. Первый резко проснулся за тридцать секунд до того, как вмешался Ло, а второй наблюдал за их уходом слишком мрачным взглядом, чтобы сойти за что-то, кроме беспокойства. Ло полагает, что ему следует принять за хороший знак то, что они, похоже, доверяют ему благополучие своего капитана. Он снова проверяет пульс Луффи, хмурясь из-за его беспорядочного трепета под пальцами. Все еще слишком быстро, но- Луффи взмахивает рукой, в лучшем случае нескоординированно, но тянется так, словно хочет сдернуть ткань, закрывающую ему обзор. Ло ловит его руку и через мгновение неуклюже переплетает их пальцы. Луффи почти сразу успокаивается. — Оставь, — строго приказывает Ло, опуская обе их руки на землю. — Просто… немного успокой свое сердце. — Слушай, не говори, — бормочет Луффи, и это выходит невнятно, но, по крайней мере, он снова отвечает. Он перекатывается на бок, утыкаясь лицом в живот Ло. Ло вздыхает, но импровизированное полотенце не соскальзывает, так что он оставляет все как есть. — Ну, иногда они это делают, — бормочет Луффи. — Если прислушаться очень внимательно, и они разговаривают очень громко. Ло задумчиво мычит в ответ. В эти дни он знает лучше, чем принимать даже самые бессмысленные вещи, которые говорит Луффи, за чистую монету. Ну, во всяком случае, большую часть времени. В других случаях Луффи просто абсурден. Но Ло немного знает о том, что стоит за Голосом Всех Вещей, и он помнит те увиденные проблески, когда Луффи слышал его. На Гранд Лайн существуют и более странные вещи. — Как слон, несущий Дзо, — предлагает Ло. Его пальцы снова нащупывают пульс Луффи. Уже не такой безумный. — Мм, — немного кивает Луффи. — Он был очень громким. Его грудная клетка расширяется при следующем вдохе, что-то вздрагивает глубоко в груди, и его пульс еще немного стабилизируется. — Ты тоже был довольно громким, — замечает затем Луффи, и Ло замирает. — На Дресс Розе. Ло молчит долгую минуту, и его собственное сердцебиение внезапно звучит как гром в ушах. Луффи снова меняет положение, его пульс учащается, и Ло автоматически успокаивающе проводит рукой по его волосам. Луффи издает довольный звук и больше не суетится. Ло… не совсем знает, как реагировать. Он не думает, что хочет знать. Но прежде чем он успевает принять решение, его рот уже открывается, и первое, что из него вырывается: — Что я говорил? Луффи отвечает не сразу, а через несколько секунд он снова поднимает руку, чтобы убрать с глаз сложенную рубашку. На этот раз Ло не останавливает его, хотя и следит за тем, чтобы Луффи не переносил весь свой вес на верхнюю часть спины, когда разворачивался, чтобы посмотреть на Ло. Его глаза стали яснее, острее, зрачки больше не расширены. Все его лицо выставлено напоказ, что должно означать, что Ло должен легко догадаться, о чем он думает, но он не понимает, потому что Луффи остановился на этом безучастном "может-ни-о-чем-не-думает, а-может-быть-думает-о-чем-то-глубоком" выражении его лица из своего арсенала, которые Ло все еще учится читать. Иногда это раздражает, потому что каким-то образом Ло для Луффи как чертова открытая книга. Как сейчас. Луффи смотрит на него снизу вверх, черты лица неразборчивы, взгляд пронизывающий, и Ло приходится заставлять себя не отводить взгляд. — …Ты ничего не говорил, — наконец отвечает ему Луффи. Их руки все еще соединены, но на этот раз Луффи усиливает хватку, словно пытаясь успокоить. — Ты просто плакал. После этого Ло вынужден отвести взгляд. Он даже не осознает, как сильно стискивает зубы, пока у него не начинает сводить челюсть, и тогда ему приходится заставить себя расслабиться. Он хотел бы, чтобы на нем была шляпа, но он оставил ее на своей койке на Санни. Здесь, даже когда вокруг никого, кроме Луффи, — или, возможно, особенно потому, что Луффи - единственный, кто здесь, потому что этот человек всегда видел гораздо больше Ло, чем тот позволял видеть кому-либо еще, потому что Луффи никогда не нуждался в разрешении, когда Ло так и не смог спрятаться от него, несмотря на все свои усилия, — это немного похоже на то, как если б ему вскрыли грудную клетку, вырвали сердце и самые уродливые части его самого вывалились на землю, все его неудачи и трагедии запечатлелись в плоти, крови и костях. Он вздрагивает, когда Луффи резко двигается, приподнимаясь и непреднамеренно разъединяя их руки, но затем он обвивает Ло руками и ногами в одном из тех чрезмерно нежных всеобъемлющих объятий, с которыми Ло — как это ни ужасно — свыкся в своей жизни, подобно прошлой ночи в ванной. Однако всегда есть момент, когда бы это ни случилось, когда он все еще не совсем уверен, как реагировать, как согнуть руки, как обнять в ответ. Но Луффи, кажется, никогда не возражает. Он просто заключает Ло в крепкие объятия, которые должны ощущаться как угроза, но воспринимаются только как безопасность. Луффи никогда не колеблется, будто всегда уверен, что Ло не оттолкнет его, не отрежет ему руки и не выбросит за борт за то, что он вообще осмелился прикоснуться к нему, и как будто для Луффи в любом случае не имеет большого значения, ответит ли Ло на объятие или нет. Эгоизм Луффи всегда был таким же уникальным, как и все остальное в нем. Честно говоря, сейчас слишком жарко для объятий. Они оба вспотели, так что это немного противно, да и Луффи все еще излучает слишком много тепла относительного нормального состояния. Но не похоже, что он перестанет цепляться за Ло в ближайшее время, не тогда, когда он, кажется, решил, что Ло нуждается в объятиях, так что Ло может только вздохнуть и положить руку на позвоночник другого, стараясь не оказывать давление на его солнечные ожоги. Тем не менее, он может чувствовать шероховатые края шрама, оставленного Катакури на туловище Луффи, спереди и сзади, прямо под ладонью, и другого, неестественно гладкого, каким могут быть только ожоги, под кончиками пальцев. Усиленный исцеляющий фактор Луффи в сочетании с другими физиологическими изменениями, которые дал ему его Дьявольский Фрукт, означает, что большая часть урона, который он получает в бою, не оставляет необратимых следов, особенно после немедленного надлежащего лечения, а даже если это происходит, они обычно не очень заметны с первого взгляда, даже вблизи. Акаину был особым случаем. Но когда-то Ло засунул руки в грудную клетку этого человека, соединил его ребра, легкие и сердце, зашил его и бодрствовал следующие две недели на случай инфекции или отказа органов. А затем, два года спустя, у него вошло в привычку проверять Луффи после каждого боя, включая Дресс Розу, даже когда Северный Олень-я уже присматривал за ним, и даже когда Ло мог сделать это только через несколько дней после получения каких-либо травм, но тот уже шел на поправку, если не полностью излечился. Так что, он знает, что тело Луффи представляет собой дорожную карту шрамов, почти невидимых даже средь бела дня, но тем не менее. Однако они пираты, а это не самая безопасная профессия, так что этого следовало ожидать. Ло такой же. Шрамов меньше, — если не считать очень слабых пятен от Янтарного Свинца, которые даже он не смог удалить, — потому что он не такой безрассудный, как Луффи, а его Дьявольский Фрукт в сочетании с его медицинским опытом дают немало преимуществ, но они у него есть. И Луффи находит их почти так же легко, запоминая их по вечерам, проведенным отмокая в ванне, или днями, проведенных больше в бинтах, чем в одежде. Ло чувствует, как большой палец Луффи рассеянно проводит по рваному шраму, изгибающемуся под его лопаткой, который он получил много лет назад на слишком неудобном месте, чтобы его юное «я» смогло зашить должным образом. Остальные пальцы Луффи растопыриваются над двумя другими шрамами, почти идентичными и всего в нескольких дюймах друг от друга, оставленные пулями Дофламинго. Слишком жарко для объятий. Но Ло все равно чуть сильнее прижимает руку к спине Луффи, пока не почувствует глухой стук его сердца у своей груди. — Думаю, — наконец говорит он, — предполагалось, что я должен тебя утешать. Луффи издает пренебрежительный звук. — Так и есть. Это мило. — Он делает паузу, затем добавляет совершенно серьезно: — Мне нравится, как ты дышишь. У тебя это очень хорошо получается. Ло поднимает бровь. — Хотел бы надеяться на это. Однако он думает, что понял, поэтому следит за тем, чтобы его дыхание оставалось ровным, даже когда он думает о Дресс Розе и о том, что только что рассказал Луффи. — Ты можешь что-нибудь услышать от меня прямо сейчас? — с любопытством спрашивает он, несмотря на тему. Он чувствует, как Луффи качает головой. — Я же говорил тебе, это только тогда, когда люди очень шумные. Эмоциональные, переводит Ло внутренний переводчик с луффинского. Когда они испытывают к чему-то достаточно сильные чувства. В этом есть смысл, как и в любом не очень мифическом явлении на Гранд Лайн. За последние десять лет Ло мало к чему испытывал такие сильные чувства, чем месть за Кора-сана. И нет ничего, что сделало бы его таким отчаянным и опустошенным, каким он был Дресс Розе, когда понял, что его недостаточно, когда думал, что умрет напрасно, потому что смерть была прекрасной, но он не мог умереть просто так, потому что тогда это означало бы, что Кора-сан умер напрасно — и как он мог смотреть в лицо своему отцу в таком случае? Но это было как, когда Ло все еще не совсем понял, что значит быть союзником и другом Луффи и накама — что это навсегда, и ему будет дано все, потому что Монки Д. Луффи никогда не верил в то, что нужно посвятить что-то меньшее, чем всего себя тому, о ком он решит заботиться — и Ло не понимал этого, пока Луффи не отказался оставить его, отказался склониться, отказался сдаться, и, самое главное, отказался позволить Ло сдаться, снова и снова поднимаясь на ноги, взваливая на себя тяжесть вендетты, которую не должен был нести, и сбрасывая Дофламинго и все его марионеточные нити на землю, будто это и не могло закончиться по-другому. (Луффи сдержал свое слово и вернулся победителем, и иногда Ло все еще не понимает — почему он, почему он стоит того, почему Луффи думает, что он чего-то стоит, — но… он пытается, пытается понять и пытается поверить, потому что Луффи заслуживает ничуть не меньше, чем вся вера, которую Ло когда-то думал никогда больше не будет иметь в кого-то.) — Торао обычно тих, — продолжает Луффи, и Ло наклоняет голову, показывая, что он все еще слушает. — Ну, все такие, потому что я не могу слышать сердца людей большую часть времени. Но тишина Торао тихая, с тех пор, как мы победили Минго, так что тебе не о чем беспокоиться. Минго больше не заставит тебя плакать. А если и попытается, мы снова надерем ему задницу. Это просто… реально неловко. Дофламинго никогда не заставлял его плакать. (Это наглая гребаная ложь, но Ло будет отрицать это до самой смерти.) В любом случае, кажется, не стоит спорить об этом с Луффи, и Ло согласен с тем, что они определенно втопчут этого ублюдка с розовыми перьями обратно в землю — желательно навсегда на этот раз — если тот посмеет снова показать свое лицо перед Ло, поэтому, в конце концов, он просто еще раз вздыхает и думает о том, что его тишина стала тишиной после того, как он наконец освободился от тени Дофламинго, и он задается вопросом, означает ли это умиротворение. Луффи не единственный, у кого иногда возникают проблемы с дыханием, в прямом или переносном смысле. Но Ло в эти дни стал лучше, будто наконец-то может сделать вдох, и еще один, и еще, не ожидая постоянно, что произойдет что-то ужасное, что все построенное им для себя будет снова разрушено. Сидящий у него на коленях Луффи фыркает и немного отодвигается назад, вяло отлипая от Ло, прежде чем рухнуть на землю. Или, он бы и рухнул, если б встревоженный Ло не схватил его первым, нахмурившись, когда понял, что Луффи не потерял сознание. — Мугивара-я, не делай так. Луффи безмолвно ворчит на него и извивается, пока Ло не опускает его на траву, чтобы тот смог ползком пробраться обратно к берегу реки и снова окунуть в нее ноги. Остальная часть его тела скользит по ногам Ло, так что все, что ему нужно сделать, это поднять подбородок, чтобы посмотреть на Ло. — Торао тоже не должен беспокоиться обо мне. Я в порядке. И вот так, вся прежняя раздражительность Ло возвращается обратно, ничуть не уменьшаясь от того, что ему сказали не волноваться, потому что что еще он должен делать, когда Луффи проворачивает такой глупый трюк? Глупость остается глупостью, и независимо от того, насколько идиотизм Луффи может вывести его из себя вплоть до совершения убийства, особенно всякий раз, когда другой капитан в очередной раз запускает тщательно продуманные планы Ло на солнце, по крайней мере, Ло никогда не думал, что ему придется беспокоиться о том, что его союзник попадет в последнюю категорию. А потом пытается отмахнуться, как он делает сейчас, глядя на Ло так, будто понятия не имеет, почему Ло так взволнован этим. Луффи, черт возьми, следовало бы знать лучше, особенно после того, как они обсудили это прошлой ночью. (Саморазрушение — это порок Ло. Они не могут оба быть тупицами.) Или, может быть, он знает, потому что его губы поджимаются, и на этот раз он тот, кто не смотрит Ло в глаза. — Обычно все не так уж и плохо, — наконец бормочет он угрюмо, и Ло приходится сопротивляться желанию вырезать мозг другого, просто чтобы посмотреть, как кто-то может быть таким упрямым. — Ты-! — Он обрывает себя, считает в обратном порядке от десяти и пытается снова. (Он знает, ясно? Знает. Он знает, как это бесит, когда твое собственное тело не слушается тебя, когда призраки, которых ты считал уже побежденными, снова поднимают головы, чтобы покалечить тебя более эффективно, чем любой удар или пинок, когда они овладевают тобой глубже, чем ты когда-либо считал возможным, и ты просто хочешь вырезать их и избить до тех пор, пока они не смогут вернуться и снова причинить тебе боль, даже если это означает уничтожить себя в процессе. Он знает, и именно поэтому он не хочет, чтобы Луффи шел по тому же пути, даже если это случается не часто, и даже если он может нормально функционировать большую часть времени, не тогда, когда Луффи был тем, кто гарантировал, что Ло снова может дышать, спать и жить без теней прошлого, сковывающих его. Они все еще там, в его снах, в его воспоминаниях, на периферии зрения в плохие дни, но теперь у них гораздо меньше власти над ним, и Ло хочет иметь возможность предложить такую ​​же поддержку, когда Луффи приходится туго. Он не умеет утешать, или ободрять, или говорить правильные вещи в нужное время, или делать что-то из того положительного, что так легко приходит к Луффи, но ради этого человека Ло может, по крайней мере, стараться изо всех сил.) — Сегодня особенно жарко, — вместо этого напоминает ему Ло, возвращая голос к чему-то более спокойному. — И ты сам это сказал — вчерашняя ночь была для тебя хуже, чем обычно, да? Неудивительно, что часть ее задержалась, и эта жара не идет тебе на пользу, тем более что, похоже, твой Дьявольский Фрукт делает тебя более восприимчивым. Нет ничего плохого в том, чтобы компенсировать это, даже если… — Он ищет лучший способ сформулировать это. — Даже если, дав себе передышку из-за этого, тебе может показаться, что ты проиграл битву с этим. И вдруг Луффи замирает. Его ноги подпрыгивают вверх и вниз прямо под поверхностью реки, но в остальном он не двигается в течение долгого и почти зловеще тихого мгновения. Даже выражение его лица становится замкнутым, что Ло инстинктивно ощетинивается, не привыкший к тому, что Луффи намеренно отгораживается от него. Тем не менее, он держит язык за зубами и ждет другого капитана, и в конце концов его терпение вознаграждается. — …Поначалу все было не так уж плохо, поэтому я подумал, что со мной все будет в порядке, даже если будет немного жарко, — наконец произносит Луффи, и его голос теряет раздражительные нотки. Сейчас он кажется лишь усталым. — Я думал, что это будет похоже на Алабасту, но у меня только немного закружилась голова и захотелось пить, когда мы шли через пустыню. Чоппер даже дал мне загадочный солнцезащитный крем на этот раз, хоть и сказал, что он все еще находится на стадии мяты. — Он делает недовольное лицо. — Мне даже не нравится солнцезащитный крем. У меня от него кожа зудит. Не так сильно, как этот, но все равно было странно, когда я его нанес. При этом Ло бросает критический взгляд на то, что он видит на плечах Луффи. Они по-прежнему покрыты красными пятнами, хотя воспаление уже не кажется таким сильным, как раньше, и, по крайней мере, расплавленная текстура его кожи исчезла. Экспериментальный солнцезащитный крем тоже, судя по всему, весь испарился, вероятно, еще до того, как они покинули пляж. Без лосьона солнечные ожоги будут еще хуже, или этот не возымел никакого эффекта? Ло придется попросить у оленя его заметки по этому поводу. Возможно, они смогут объединить идеи, потому что этот явно не подходит, даже если для Луффи он уже лучше обычного солнцезащитного крема. Луффи делает глубокий вдох, а затем снова принимает сидячее положение, выглядя решительным, и наклоняется, чтобы поднять с земли брошенную рубашку Ло. Он бросает ее в реку, затем снова выуживает и выжимает всю воду прямо над головой. Часть воды попадает на Ло, но холодная вода кажется довольно приятной, поэтому он не двигается. — У меня никогда не было проблем с этим, когда я бодрствовал днем, — сообщает Луффи, встряхивая рубашку Ло, а затем начинает ужасно складывать ее. — Вот почему я напортачил на этот раз. Так что в следующий раз я сделаю лучше. Ло пристально смотрит ему в спину, на решительный наклон его плеч, а потом вздыхает и трет глаза рукой. Остатки его разочарования покидают его, и через несколько секунд он тоже устремляется вперед, чтобы присоединиться к Луффи на берегу реки, тоже погрузив в нее ноги. Его тут же охватывает слабость, но она приносит и некоторое облегчение, даже несмотря на то, что влажность все еще давит на них обоих, так что он ее игнорирует. Вместо этого он бросает еще один косой взгляд на Луффи, а затем решает, что ему не нравится серьезность, появившаяся на его лице. Он рассеянно ударяет своего союзника ногой, заставляя Луффи повернуться и моргнуть, глядя на него. Он будет винить в своем следующем поступке тот факт, что проводит слишком много времени с Соломенными Шляпами. Они действительно заразны. У него есть секунда на усмешку, а затем он обхватывает ногами лодыжку Луффи и дергает, швыряя капитана прямо в воду с громким воплем и гигантским всплеском. Эта часть реки не настолько глубока, чтобы в ней мог утонуть даже пользователь Дьявольского Фрукта размером с Луффи, поэтому, как и ожидал Ло, после нескольких секунд веселого неуклюжего кувыркания Луффи находит опору и выпрямляется, возмущенно шипящий и мокрый с головы до ног, уже более искренне оживленный, чем большую часть дня, и пронзительно кричит: — Торао! Для чего это было?! Ухмылка Ло становится шире, он пожимает плечами. — Мне просто захотелось. Луффи какое-то время пялится на него, выглядя ошеломленным. Разумеется, не надолго. Меньший капитан моргает, закрывает рот и отбрасывает мокрые волосы с глаз, а затем на его лице появляется улыбка, полная дикого восторга. Ну, не то чтобы Ло не предвидел и этого. У него есть полсекунды на то, чтобы собраться, а потом чьи-то руки цепляются за него, в ушах звенит смех, и следующее, что он осознает, - это как его швыряют головой вперед в реку, и он тонет, как молот, прежде чем ему удается подтянуть под себя ноги и выкарабкаться обратно на берег. Вода стекает с него ручейками, когда он, шатаясь, встает во весь рост. — Ты угроза, Мугивара-я, — бормочет Ло в ответ на кудахтанье Луффи, вытирая капли с глаз. — Торао начал это! — чирикает в ответ Луффи, и вновь обретенной бодрости достаточно, чтобы заставить Ло изобразить собственную улыбку. Даже если это означает буквально снова взвалить на плечо своего союзника, когда Луффи прыгает ему в спину. Не в первый раз Ло благодарен, что у него, по крайней мере, есть и рост, и часть габаритов Соломенной Шляпы. Он не хотел бы быть наполовину согнутым каждый раз, когда он оборачивается, если бы Луффи был крупнее его. Тогда ему действительно пришлось бы начать отрезать конечности, а это вряд ли поспособствовало бы успешному союзу. Хотя, зная Луффи, он, вероятно, просто подумал бы, что это весело. А так Ло может лишь хрюкнуть от внезапного веса, прежде чем вернуться на сушу с краешком улыбки Луффи, прижатой к его щеке. — Давай вернемся к Санни. Тебе нужно еще воды, и мы можем попросить Черную Ногу-я приготовить тебе перекус. — Он смотрит на слегка покрытую волдырями кожу рук Луффи. — И у меня должно быть что-то от солнечных ожогов. Луффи скулит на последнем. — Мне больше не нужен солнцезащитный крем! Мне просто нужно поесть, и я буду в порядке. — Это будет не крем, — уверяет Ло, выбираясь из воды, останавливаясь только для того, чтобы подобрать выброшенную фляжку и рубашку. — Всего пара смешанных мазей, чтобы тебе стало лучше. Еда в порядке вещей, и я знаю, как ты лечишься, возмутительно несправедливо, — он закатывает глаза, и Луффи хихикает. — Но даже ты не можешь поправиться мгновенно, так что тем временем мы можем попробовать мои мази, а если они сработают, мы с Оленем-я сможем сделать из них новый солнцезащитный крем для следующего раза. Хорошо? — …Что, если они не сработают? — мятежно бормочет Луффи. Ло толкает его одним плечом, отчитывая, и он на мгновение забывается, не зная, что на него нашло, произнося это: — Неужели ты совсем не веришь в меня? Он ничего такого не имеет в виду, даже не подразумевает, прежде чем сказать это. Это шутка, предназначенная для того, чтобы подразнить, как это делают люди. Но в тот момент, когда это произносится, то камнем ложится на сердце Ло, и пауза между этим и ответом Луффи оглушает его. Он чуть не спотыкается, когда Луффи отвечает рассеянно, слышно, как он дуется: — Ну, да, конечно верю, это же Торао. Но солнцезащитный крем есть солнцезащитный крем, даже загадочный не-солнцезащитный крем, и мне не нравится ни один из них! Ло вдыхает, выдыхает, считая удары сердца Луффи о его спину. Ну, да, конечно верю, это же Торао Как будто Ло это Ло, и это единственный критерий, по которому Луффи должен верить в него. Ло… вроде как хочет сбросить их обоих обратно в реку. Он делает из мухи слона абсолютно из ничего. Он просто… ведет себя как идиот. И он убежден, что именно Луффи делает его идиотом. Он клянется, что не был таким сентиментальным до того, как Луффи проскользнул мимо всех защитных стен Ло, словно их с таким же успехом могло и не существовать. Но это Луффи. Ло не должен был ожидать другого ответа на подобный вопрос. — Торао? — напоминает о себе Луффи, его голос озадачен. Ло снова сосредотачивается, его темп не колеблется, когда он идет через лес. — Все равно попробуй. У тебя, должно быть, спина и плечи сейчас болят, не так ли? Попробуй мазь, и если она тебе действительно не понравится, ты можешь просто смыть ее. Луффи фыркает и на мгновение мстительно упирается подбородком в плечо Ло. — …Хорошо. Но я хочу и еду тоже. Ло усмехается. — Как будто я пытаюсь отказать тебе в еде. Если Черная Нога-я занят, я уверен, что Шачи не возражал бы приготовить что-нибудь для тебя вместо него. Он все еще не совсем уверен, как функционирует повар Соломенных Шляп. В некоторые дни он ведет себя так, будто совершенно ненавидит подавать еду кому-либо, кроме двух женщин из их команды; в другие дни, особенно с тех пор, как Луффи притащил его обратно с Пирожного Острова, блондин смотрит на своего капитана так, будто он единственная звезда, оставшаяся на небе. Но в любом случае, Луффи действительно нуждается в еде, несмотря на то, что он пообедал всего пару часов назад, и ему особенно нужно восстановить водный баланс. Если этого не сделает Черная Нога-я, то Ло может попросить Шачи что-нибудь состряпать. — Что касается солнцезащитного крема, — продолжает он. — Ты же не хочешь задеть чувства Северного Оленя-я, отказавшись от всей его тяжелой работы, верно? Он, Трафальгар Ло, Хирург Смерти, опустился до того, что уговаривает капитана пиратов нанести солнцезащитный крем, используя против него задетые чувства его подчиненных. Даже он не знает, какая часть этого предложения самая невероятная. Но если это работает, то оно работает. И это действительно так. Луффи ворчит по этому поводу, но он скорее зарежет себя, чем причинит какой-либо вред своему накама, и этот раз ничем не отличается. — Вы с Чоппером слишком суетитесь, — сокрушается Луффи. Ло испытывает смутное желание стукнуть его по голове. Он подавляет его и вместо этого набрасывает рубашку обратно на голову и плечи Луффи, получая в ответ приглушенный протест. Побережье прямо впереди. — Я вообще не беспокоюсь, — отрицает Ло. — Я проявляю должную степень беспокойства к излишне безрассудному поведению, которое совершенно очевидно наносит ущерб тому, кому я доверяю благополучие себя и своей команды. Поэтому вполне логично, что я что-то с этим делаю. У него есть полсекунды на то, чтобы задуматься, не слишком ли много длинных слов было произнесено слишком быстро, прежде чем руки Луффи крепче сжимаются вокруг него, а на периферии расцветает еще одна солнечная улыбка. — Хорошо, — соглашается Луффи, внезапно становясь очень решительным. — Я попробую все загадочные солнцезащитные кремы, даже если они не сработают. А если снова станет так жарко и мне придется выйти на улицу, может быть, я смогу остаться в рубашке или что-то в этом роде. Чоппер упоминал об этом раньше. Я просто не хотел, потому что так еще жарче. Но Чоппер — доктор, а Торао носил рубашку, так что я послушаю в следующий раз. — Он все еще улыбается, немного вытягивая голову, чтобы поймать взгляд Ло. — Так что ты можешь продолжать доверять мне себя и свою команду, хорошо, Торао? Ло смотрит на него, разрываясь между безмолвием и острым приливом привязанности, который, кажется, на мгновение крадет весь воздух из его легких. Он смотрит, а потом отводит взгляд, и все, на что у него хватает самообладания, это произнести: — Тебе очень легко угодить, Мугивара-я. Небрежного комментария было достаточно, чтобы успокоить Луффи, и Ло думает, что если он когда-нибудь поймает кого-то за использованием этой особенности его союзника в своих интересах, он сделает с ними гораздо большее, чем просто разбросает части их тел по половине Гранд Лайна. Луффи издает вопросительный звук, будто он и правда не понимает, но он также чертовски доволен тем, что Ло доверяет ему, что его не слишком интересует все остальное. Как глупо. Ло протягивает руку и снова переплетает пальцы с пальцами Луффи. Это импульсивно, но в эти дни, с этим парнем, когда он не импульсивен? Так что, он все равно это делает, потому что, когда дело доходит до этого, Ло тоже довольно большой дурак.

***

Ло, возможно, придется проявить немного больше уважения к Мугиварам. Они возвращаются к Санни, а Луффи все еще упорно цепляется за спину Ло, как коала. Но, как только Ло вываливает их прямо на палубу, выскакивает корабельный плотник, размахивая деталями нового красочного вентилятора, который отныне будет воспроизведен и установлен в большинстве помещений на корабле. Дверь на кухню также распахивается почти сразу же, как только они появляются, и Черная Нога с горящими глазами направляется к своему капитану, неся большой поднос с напитками, фруктами и ассортиментом десертов, подходящих для борьбы с погодой. Нико поднимается со своего шезлонга, подхватывая соломенную шляпу за поля, как раз в тот момент, когда Луффи замечает ее и, наконец, выпутывается из рук Ло, чтобы подбежать и забрать свою шляпу. На обратном пути они оба более или менее высохли, так что им даже не понадобились полотенца, пока их проводят в столовую, где уже на полную мощность жужжат два вентилятора, а Иккаку собирает третий, в то время как Шачи возится за стойкой, готовя побольше еды для всех. На другом конце комнаты приоткрыта дверь в лазарет, и внутри можно увидеть доктора Соломенных, по уши в книгах и страницах с записями до такой степени, что он, кажется, даже не заметил их возвращения. Бепо и Пингвин находятся там же вместе с ним, размахивая собственными заметками, разговаривая с северным оленем. Остальные Пираты Соломенной Шляпы слоняются поблизости. Сердца тоже, и все они общаются и болтают, как старые друзья. Ло получает несколько дразнящих ухмылок, но никто не поднимает тему их долго отсутствия или почему Луффи до сих пор носит на плечах рубашку Ло. Ло смотрит на них всех и задается вопросом, о чем думало его прошлое «я», предполагая, что сможет забрать свою команду и просто уйти после всего, что было сказано и сделано. Хотя, если честно, он с самого начала не думал, что покинет Дресс Розу. А затем он и правда ушел благодаря Луффи, и все же какая-то часть его все еще думала, что он не должен представлять свою команду Пиратам Соломенной Шляпы должным образом, потому что они разорвут союз и достаточно скоро снова разойдутся, так что было логично подготовиться к такому повороту событий. Но он остался в дураках — его команда пошла и познакомилась с командой Луффи самостоятельно, и теперь пути назад действительно нет. Союзы не заканчиваются, когда дело доходит до Луффи, потому что для него союзники — это накама, а накама — навсегда, и, видимо, Пираты Сердца не могут быть никем иным. Ло проверяет, что Луффи в надежных руках, а затем убегает, чтобы совершить набег на его офис на Танге. Ему нужно приготовить мази, и он не забыл о панических атаках Луффи. Им придется обсудить это позже, но Ло не будет поднимать этот конкретный вопрос ни с кем, кроме Луффи. Эффективный солнцезащитный крем в первую очередь. Лазарет Санни должен быть достаточно просторным для четырех человек, и Ло всегда готов исследовать новые медицинские препятсвия.

***

Солнце садится, наступает ночь, и жара постепенно спадает. Ужин в этот вечер такой же оживленный, как и всегда, поглощаемый на палубе Санни на нескольких одеялах расстеленных на лужайке в стиле пикника. Луффи восстановил изрядное количество присущей ему энергии. Он оставался неподвижным целых полчаса, пока Ло наносил смесь мазей на его солнечные ожоги, и Ло был более чем доволен удивленным выражением лица Луффи, когда это принесло его коже лишь прохладное облегчение. После этого он ускакал играть, но и позаботился о том, чтобы оставаться внутри, как и некоторые другие, чтобы отвлечь и развлечь его. Судя по тому, что Ло услышал позже, большинство из них закончили тем, что играли в карты и учили Луффи жульничать, как подобает настоящему пирату. Очевидно, его покерфейс по-прежнему ужасен, но в блэкджеке ему чертовски везет. Джимбей как раз заканчивает рассказ об одном из своих приключений с Пиратами Солнца. Луффи сидит рядом с ним, и даже через палубу Ло может видеть, какое у рыбочеловека мягкое выражение лица, когда капитан Соломенных Шляп ловит каждое его слово с изумленными глазами. Это то, что Луффи просто делает, это его особенность, когда он сосредотачивается на тебе, и это заставляет чувствовать себя самым важным человеком в мире, независимо от того, о чем ты говоришь. Ло назвал бы это манипуляцией, если б не знал, что Луффи считает бесконечно ценным все, что дорого его накама, от их забавных историй до их повседневных чудачеств и с трудом выигранных битв, от их любимых до их утраченных и все сломанные части между ними. Их сокровища, как называет их Луффи, и относится к каждому осколку как к золоту. Луффи обладает смертоносным обаянием, потому что оно врожденное, невинное и жестоко искреннее, и все это абсолютно — больше всего на свете — ужасающе, коварно захватывающе. Ло знал бы. Он уже давно проиграл свою борьбу с этим и не может найти в себе силы даже расстроиться из-за этого. Убойный на сто процентов. Он поворачивается и берет еще один онигири. Он едва доедает половину, как раздается смех Луффи, кто-то кричит на него за то, что он стащил последние куриные ножки, а затем раздается характерное растяжение и щелканье резины, прежде чем Луффи приземляется, запыхавшись и с горящими глазами, прямо рядом с Ло. Ло полагает, что он должен считать себя счастливчиком, что его союзник решил не приземляться прямо на него. — Торао! — Луффи приветствует его с энтузиазмом, более подходящим для воссоединения после нескольких месяцев разлуки, а не половины дня. — Ты взял мясо? Ты не можешь есть только рис! Он ставит тарелку с окорочками перед Ло, но, кажется, не может удержаться от того, чтобы взять себе две. Ло фыркает и берет последнюю. — Спасибо, Мугивара-я. Он мог бы обойтись и без них, но теперь знает, как редко Луффи делится едой, и отказываться кажется неправильным. Луффи бормочет что-то вроде "Не за что!" с ножкой во рту, которую он обгладывает, быстро проглатывая, прежде чем нетерпеливо спросить: — Ты слышал историю Джимбея о движущемся подводном лабиринте? Ло кивает. — Да. Звучит интересное место. — Ага! — Луффи фонтанирует энергией, глядя на него сияющими глазами. — Может быть, мы тоже найдем его однажды! Было бы так весело исследовать его! И раскрыть заговор или свергнуть тирана, пока мы там, — с усмешкой думает Ло. Он этого не говорит. Может быть, если не произносить это словами, то он не сглазит. Видит бог, его удача так же плоха, на сколько хороша у Луффи. Вместо этого он издает согласный звук, и этого достаточно, чтобы побудить Луффи угостить его отрывками из приключений Джимбея, перемежая их тем, что, как он надеется, они найдут там во время своих собственных приключений. Это достойное развлечение, поскольку Ло доедает остаток своего ужина, а Луффи, кажется, не возражает вести большую часть разговора. К тому времени, когда он делает передышку, отвлекшись на своего корабельного плотника, демонстрирующего новую прическу в нескольких футах от него, Ло уже закончил свою трапезу. Он наливает себе еще одну чашку сакэ, прежде чем взглянуть на своего товарища-капитана: — Чувствуешь себя лучше? Луффи поворачивается к нему лицом, проследив за взглядом Ло к своим рукам. Нет даже намека на красноту. Кто-нибудь слышал о ком-то, вылечившимся от солнечных ожогов за полдня? Даже то, что он сделан из резины, не совсем объясняет это. Но с другой стороны, учитывая, в какие драки регулярно ввязывается Луффи, возможно, это способ Вселенной компенсировать это. — О! — Луффи замечает это и тут же кивает. — Да! Даже моя спина и плечи больше не болят! И Нами сказала, что завтра не должно быть так жарко. — Это хорошо. — Ло делает глоток из своего напитка, осматривая палубу. Никто не обращает на них внимания. — Как думаешь, у тебя будут проблемы со сном сегодня? На мгновение он задается вопросом, не слишком ли это тонкий намек, но Луффи делает такое лицо, будто тоже думал об этом. Он отвечает не сразу, заложив руки за голову и вглядываясь в усыпанное звездами небо над головой. Налетает порыв ветра, и его рубашка распахивается, на мгновение обнажая шрам на груди. — …Я хорошо спал прошлой ночью, — наконец говорит Луффи, и Ло чувствует, как его собственные брови дергаются от раздражения, потому что какая часть прошлой ночи была хорошей? Луффи лучше не пытаться отмахиваться от этого сно- — С тобой, — добавляет Луффи, и Ло едва не давится алкоголем. Капитан Соломенных Шляп лучезарно улыбается ему, излучая простодушную радость. — Мне больше не приснился плохой сон, и спать с Торао действительно удобно и тепло. Ло прочищает горло. Он бросает косой взгляд на Луффи, затем произносит сухом тоном: — Наши койки одинаковые, и разве то, что нам тепло, не будет аргументом против меня? Луффи решительно качает головой. — Конечно, нет! Твоя кровать была удобнее моей, потому что я делил ее с Торао, и ты теплый, но не теплый. Ло выгибает бровь. Луффи хмурится в ответ, как будто думает, что Ло намеренно тупит. — Ты теплый-но-не-как-огонь, — наконец ворчливо поясняет Луффи, но это быстро сменяется другой улыбкой, тихой, нежной и доверчивой. — С Торао я чувствую себя в безопасности! Так что, если я снова буду спать с тобой сегодня ночью, даже если мне приснится кошмар или случится приступ паники, я все равно буду в порядке, потому что ты будешь рядом. Ты пират, беспомощно думает Ло, глядя на него, забыв о выпивке и не в силах вымолвить ни единого слова. Ты не имеешь права быть таким. На него щурятся любопытные глаза, а за его спиной, за перилами корабля, мерцает звездным светом темнота океана, простирающаяся до самого горизонта и дальше. Ло отставляет свою чарку. Он не думает о том, где они, о десятках глаз вокруг них, о насмешках, которые он, несомненно, получит за это позже. Он просто… хочет. Поэтому и делает. Луффи не сопротивляется, когда Ло обхватывает рукой его затылок, чтобы притянуть к себе, и поцелуй, который он прижимает к изгибу этой улыбки, был бы целомудренным по любым стандартам. Луффи издает горловой довольный звук, а затем Ло держит прижимающегося к нему пирата, тактильного, как всегда, и вновь запечатлевает еще один поцелуй на губах Луффи, затем на щеке, затем на лбу, а затем Луффи притягивает его обратно для еще одного поцелуя в губы. Это не первый их поцелуй, и, вероятно, не последний, хотя, по общему признанию, они не целуются так часто, и ни один из них не чувствует необходимости заходить дальше этого. Большую часть времени, когда дело доходит до физической привязанности, Луффи любит просто обниматься, а Ло вполне доволен тем, что так оно и остается. Держать за руки — это недавняя вещь, которая, по мнению Ло, ему тоже нравится, пусть он и только начинает привыкать брать на себя инициативу в этом. Но иногда и Луффи может поцеловать Ло в губы, потому что «по словам Макино, это то, что ты должен дать своему особенному человеку, чтобы убедиться, что он тебя помнит!», а иногда, когда Луффи дремлет у него на плече, или болтает о прошедших приключении, или приходит в восторг от самых простых вещей, у Ло тоже возникает желание поцеловать его. Этот момент ничем не отличается. Ло целует его еще раз, задерживаясь ровно настолько, чтобы Луффи ответил взаимностью, прежде чем они оба отстраняются, и Луффи мгновенно прижимается к груди Ло, удовлетворенно вздыхая, и Ло собственнически обхватывает его рукой в ответ. На палубе гробовая тишина. Ло очень спокойно вновь берет свою чарку и делает глоток прямо перед тем, как крики удивления прорезают воздух, сопровождаемые волчьим свистом, выкрикиваемыми вопросами и заикающимися восклицаниями, которые только усиливают шум. Ло просто откидывает голову назад за секунду до того, как голова Луффи взлетает вверх, чуть не задев подбородок Ло, и его брови раздраженно хмурятся. — Что со всеми не так?! Вы слишком громкие! Что действительно о чем-то говорит, исходя от Луффи. — Но...! Но...! Но...! — Луффи знает, как целовать кого-то?! — Я не думал, что они зашли так далеко! — У капитана больше азарта, чем я думал. — Я как бы ожидал узнать, что они просто дурачили нас все это время — Ну, они были вместе в постели этим утром… — Да, но это Луффи. — Эй, не сваливай все это на нашего капитана, я не думал, что в Торао с ним… — Они такие приторные друг с другом, конечно, они… — Итак, когда вы двое сделали это… — Тебе что, двенадцать? — Я просто спросил-! Ло рассматривает варианты. Он мог остаться и играть в Двадцать (Тысячу) Вопросов, или он мог просто исчезнуть с Луффи в каком-нибудь более тихом месте, где их не беспокоили бы любопытные товарищи по команде. Это даже не выбор. Простое «Комната» и «Беспорядок» с карандашом в библиотеке Мугивар — это все, что нужно, а затем они погружаются в кокон благословенного спокойствия, и только приглушенные возмущенные крики их команд просачиваются сквозь стены. — Шишиши! — Луффи ухмыляется, когда Ло садится на мягкую скамью и позволяет своему союзнику устроиться на своих коленях. — Это всегда так круто! И очень удобно! Ло хмыкает, откинувшись на спинку скамьи. — Им следовало бы знать, что лучше не беспокоить нас здесь. Хотя ты теперь пропустишь остаток ужина. На мгновение Луффи выглядит искушенным вернуться на палубу, но затем он качает головой и остается на месте. — Я уже много съел. Я могу перекусить перед сном позже. Ло поднимает брови. — Уверен? — Я хочу остаться с Торао! — настаивает Луффи, и его взгляд скользит поверх головы Ло по книжным полкам вдоль стен. — Ты хочешь читать? Ло уклончиво мычит, но бросает задумчивый взгляд на книги вокруг них. Даже у него еще не было времени прочитать их все. — Я бы не возражал. Последующий ответ предсказуем. — Прочитай мне! Ло смотрит вниз, удивленный. — Мед учебники? Луффи дуется. — Это не весело! Выбери что-нибудь с приключениями! И магией! И роботами! И потрясающими боями! Ло издает смешок, но заставляет Луффи немного приподняться, чтобы он мог встать. — Не знаю, смогу ли я найти что-нибудь со всем этим, но… посмотрим… Он с минуту осматривает полки, прежде чем остановиться на первом романе из серии детских фэнтези. Каждая книга не слишком длинная, слова не должны быть слишком сложными, а сюжет, похоже, понравится Луффи. Ло она тоже весьма понравилась, когда он читал ее в первый раз, много-много лет назад, так что он не против перечитать ее еще раз. Он снова садится, и Луффи сворачивается калачиком рядом с ним, разглядывая иллюстрированную обложку и изображение карты на первой странице, прежде чем Ло открывает книгу на том месте, где начинается история. «Глава 1 — Король».