Последний шанс

В спальню через большие окна бьёт яркий апрельский свет, и Кьяра наблюдает за ними маму, занимающуюся с утра, пока все остальные ещё спят. Красные волосы забраны в низкий небольшой хвост — всё-таки, чем ярче она красится, тем больше ей идёт. Без сомнения, красный — цвет Марины. А Кьяра разворачивает дорогую конфету в красной обёртке и кусает её, запивая сладким капучино с молочной пенкой. С ногами сидит на кресле, забрав телефон, и допивает скорее свой кофе. Запивает большим стаканом воды и подавляет рвотный позыв, зажав рот ладонью. В соцсеть выгружается новое фото с подписью «доброе утро». Плевать, что проснулась Кьяра ещё два часа назад и уже полностью готова, а не только что слезла с кровати. Марина скрывается в доме, а Кьяра оставляет всё на кофейном столике, но никуда не двигается с места. Продолжает сидеть, но покачивает уже свешенной ногой по привычке. Ждёт, пока к ней заглянет Энни, чтобы посплетничать, пока ей не нужно в университет. Кьяра не знает, что будет делать, когда Энни уедет, ведь одна в этом доме чувствует скуку, если не занята съёмками. Пока что никакой активности нет. На прошлой неделе было лишь одно интервью, но не выездное, и Кьяра всё равно осталась дома. «Сад земных наслаждений» не выпускал. Но Кьяра и не знала, куда выезжать за его пределы. Вокруг был простой городок, ничего необычного. Это не огромный и солнечный Лос-Анджелес, не величественный Нью-Йорк, где точно было чем себя занять. Обычный городок. Слишком обычный для Кьяры. — Доброе утро, — Энни заходит в спальню, и Кьяра ей улыбается. — Привет, — поднимается с кресла, чтобы обнять. На удивление, они очень быстро сдружились, не помешала даже разница в возрасте. В этом тихом и отдаленном от привычной жизни месте у Кьяры не было подруг. Обычно она общалась только с матерями, с фотографом, с которым работала и с Кэти — менеджером Виолы. Другие люди ей были мало интересны. Но Энни вдруг заинтересовала. Кьяра ужаснулась её жизненной ситуации и пожалела, как и её матери, — на этом они и сошлись. А дальше темы для разговоров нашлись быстро: занятия, интересы, учёба, насыщенная жизнь Кьяры — именно про последнее почему-то с особенным интересом Энни любила слушать. А Кьяра рассказывала красочно, как того и хотела Энни: про поездки в Европу, про знакомства со знаменитостями, про моделинг, в котором работала с самого детства под пристальным надзором матери. Рассказывала всё самое хорошее, чтобы Энни улыбалась, чтобы не вспоминать про плохое самой. Показывала фото, которые сделала в поездах по миру, фото с концертов артистов, по которым фанатела, даже обычные свои фото, которых было на самом деле не счесть. Фотографироваться Кьяра любила, любила своё отражение в зеркале и любила быть моделью одежды — это всё так ей шло. Бренды, модные дома, логотипы... Но чаще она, конечно, продолжала сниматься для матери, с этого обычно и был её основной заработок. Для того, чтобы выйти на подиум, ей не доставало возраста, и Кьяра с нетерпением ждала, когда ей наступит шестнадцать, чтобы блестнуть на показе и привести всех в восторг. Пассивная жизнь модели понемногу надоедала. — Это мы с мамой в Париже, ели круассаны в очень знаменитой пекарне. До сих пор помню этот фисташковый вкус крема... — Кьяра засмеялась, рассказыая Энни про очередную фотографию в своей галерее. Обмакнула кисточку в бутылочку с лаком и продолжила красить Энни ногти, прежде подпилив их. — Мы однажды приезжали на три дня в Париж, как же там красиво, — Энни вздохнула, пролистнув фото. — Там красиво, но я бы не хотела там жить, мне не нравится медлительная обстановка Франции, я не привыкла к размеренной жизни. Даже тут я с трудом нахожусь, хочу вернуться в Нью-Йорк, — пожаловалась, накрасив ноготь внимательно, а потом снова окунула кисточку в бутылек. — Не верится, ты будто бы создана для размеренной жизни. — У меня итальянские корни, но они не влияют, если ты об этом, — усмехается. — Нет, твой внешний вид очень расслабленный, так и не скажешь, что тебе нравится быстрая жизнь. — Точно, — соглашается. — Тебе очень идёт голубой, так красиво, — Энни смотрит на свою руку с почти докрашенными ногтями и улыбается нежно. — Спасибо, — Кьяра показывает довольное лицо и говорит листать фотографии дальше. Сама докрашивает ноготь на безымянном пальце. Включается какое-то видео, ведь появляется посторонний звук. Кьяра смотрит на свой телефон, который лежит на согнутой ноге Энни, и улыбается, вспоминая вечеринку после одного из концертов, куда её позвали с собой выступавшие там артисты, как и других знаменитостей, пришедших отдохнуть. На видео Кьяра дурачится с новой подругой, которую нашла прямо там, среди громкой музыки и незнакомых, но известных лиц. — Ничего себе, это где? — Это в Нью-Йорке, я тогда приезжала на концерт, а после него поехала на афтерпати, так вот, это оттуда, из Манхэттена. — Кажется, это тоже модель? Я, по-моему, видела её в какому-то журнале, — Энни показывает на девушку, с которой Кьяра на видео, и она кивает, подтверждая. — Да, она тоже модель. Энни листнула дальше, а Кьяра принялась красить мизинец. — А кто это? Вроде бы знакомое лицо, — Кьяра смотрит в экран протянутого телефона и улыбается. — Это Николас Тойграс, он пишет музыку, попсу. М-м, может быть, ты могла слышать его песню, вышла недавно... как же... — призадумалась, пытаясь вспомнить строчки на легкий, заедающий мотив. — Точно! «Любовь до гроба не-воз-мож-на, но я знаю, что ты способна поменять мнение», слышала? Это самая новая, — взгляделась в лицо Энни, которое вдруг стало просветлённым. — «Наши звёзды совместимы, мы — часть одного созвездия»... — Энни пропела следом, а после звонкий смех наполнил спальню Кьяры. — Помню, как я подумала, что глупее строчек быть не может. — Это же про любовь, а любовь — очень глупая штука, — усмехается, тут же меняя тему на волне задора. — Листай дальше, там есть такие кадры. — А это кто? Мне кажется, что я и это лицо видела, — протягивает телефон, а Кьяра улыбается тепло, заглянув. — Это тоже музыкант. Рэперша. — Серьезно? — Энни смотрит на Кьяру с улыбкой, а она смеётся, прикрыв рот ладонью. — Ну она же даже выглядит так. Мне казалось, её внешний вид и так выдает её музыку, — показывает в телефоне на вычурные золотые цепи на шее. — Она выглядит фриковато... — тихо смеётся, а Кьяра закрывает флакончик с лаком. Рука Энни докрашена. — Это фишка всех этих... чёрных рэперов, они все выглядят фриковато, но она мне нравится больше остальных, она хотя бы приятная. — Ещё есть? Похоже, она правда тебе нравится, — Энни листает фотографии, на которых Кьяра сидит в компании этой девушки на большой террасе. В их зубах по сигарете, а за перегородкой уже закат плывет по стеклянным многоэтажкам. Красивый вид, хотя Энни очень смущает этот тандем. — Да, кажется, она мне нравится, — жмёт плечами, улыбаясь. — А сколько тебе тут лет? — спрашивает, а Кьяра отвечает, не задумываясь: — Тринадцать. Это была первая крупная вечеринка на которую я попала. И сразу же в такую компанию, хотя иначе случиться и не могло, учитывая, кто я и моя мама Ви. — У тебя очень много свободы, — Энни заключает аккуратно, не допуская излишней резкости, а Кьяра ей кивает, соглашаясь. — Всё так. Мне много позволяют, почти никогда меня ни в чём не ограничивали... Кроме рабочих моментов, — на секунду прерывается, а потом просит другую руку, меняя тему: — Давай другую накрашу, с этой будь аккуратнее. Они сидят на кровати, разговаривая, пока к ним не заглядывает Марина, уже сходившая в душ и переодевшаяся. Стучит в комнату, а потом заходит. — Кажется, Энни пора в университет, машина уже готова, — смотрит на часы и подходит к кровати, усаживается на край. — Да, конечно, мы уже почти закончили, — отвечает, улыбаясь, а Марина кивает и переводит взгляд на Кьяру. Она улыбается демонстративно, прикрыв глаза. В этот момент она правда похожа на ангела. — Я буду скучать, расскажешь, как там дела, — обнимает Энни на прощание, а потом ещё раз смотрит на её руки, бережно накрашенные собственными силами. — И я буду скучать, пиши, если что. — Конечно, — машет, а затем, когда дверь закрывается, переводит взгляд на маму. — Ты сегодня такая загадочная... Что-то случилось? — спрашивает с улыбкой, а Марина Кьяру целует в щёку, нежно погладив. — Загадочная? Правда? — переспрашивает с улыбкой, а Кьяра подтверждает. — Нам нужно с тобой поговорить. — Да, давай поговорим, — разворачивается лицом и садится рядом, давая понять, что прямо сейчас настроена на разговор. — Что такое? — Сегодня мы с Виолой уезжаем на неделю, — говорит, а Кьяра делает не понимающее выражение. — Как на неделю? Зачем? — Я не могу остаться тут, пока будет гон, мне нужно уехать, и Виола едет вместе со мной. Кэти за тобой присмотрит, проведёте время вместе с Энни, хорошо? — Чёртов гон, — вздыхает, а Марина гладит её по щеке. — Если бы я могла что-то изменить, Кьяра, — молчит мгновение, а потом дополняет: — Ты всё поняла? — Да, мам, — Марина целует её в щёку, а Кьяра обнимает крепкое тело, укладывая голову на плечо. — Снова уезжаете, не хочу. — Скоро у тебя будет первая течка, думаю, ты поймёшь, почему, — говорит, уложив свою голову на Кьяру. — Пошло всё к чёрту, — закрывает глаза, пока мамины руки гладят по голове и спине. — Всё это животное, все эти инстинкты. Энни, вон, продали, потому что она омега... Жестоко. — Жестоко, конечно, — гладит мягкий блонд, забранный в заколку на затылке. — Все получат по заслугам, потому что людей уже давно не эксплуатируют, это вне закона. Все имеют право на жизнь, на счастливую жизнь. Кьяра прижимается к материнскому плечу, чувствуя тепло и запах феромонов. Приятно, феромоны альф такие притягательные, но и феромоны омег тоже... Кьяре была честна с собой, когда призналась, что ей приятно, как пахнут другие омеги. Соблазнительно, вкусно, так, что хочется попробовать. Ей нравилось, как пахнет Энни, это точно. Иногда, когда они засыпали ночами в комнате Кьяры вместе, Кьяра могла почувствовать запах феромонов Энни и положить голову на её грудь, чтобы вдохнуть глубже. От груди пахло очевиднее. Кьяра была слаба на феромоны, её привлекали все эти запахи. Запах собственного тела, пока она мылась в душе. Он почти пропадал, но если потереть промежность, то можно было ощутить. Если лишний раз прикоснуться. Она наслаждалась своими феромонами, такими свежими и вкусными. Облизывала пальцы в смазке, после того, как кончала от мастурбации, пробовала на вкус собственный пот после тренировок. Кьяре нравилось то, какая она хорошенькая, и ведь она правда такой была. Даже феромоны. Хорошие, молодые, сладкие омежьи феромоны, которыми она наслаждалась в одиночестве. Но Кьяре не нравилась перспектива скорой течки. Мама Ви не одобряла этого, хотя ничего и не говорила напрямую. Всегда только намёками. «— Сколько? — Кьяра встала на весы в одном тонком белье и зажмурилась, пока Виола сидела рядом в кресле с ноутбуком. — Сорок пять, — выдохнула, открыв глаза и увидев цифру. Сошла на пол и завязала халат, лежащий на подлокотнике кресла рядом. — Пока что хорошо, держишься в форме, но нужно заниматься. После течки ты станешь набирать, и что мы будем делать? — Набирать? — Кьяра обеспокоенно посмотрела на мать, а Виола развела руками, мол, понимай, как знаешь. — Конечно, у тебя уже формы появляться начинают, нужно работать усиленнее, детка. После течки поменяем тебе диету и план тренировок, пока что так». Кьяра соглашалась с ней молча, ну а что ей сказать? Маме должно быть виднее, она же знает, как лучше. Кьяра ей верит, поэтому тщательно следит за собой и за каждым килограммом. Она модель, её тело — её работа, оно всегда должно оставаться в идеальной форме, чтобы влезать в ту одежду, в которой её тело хотят видеть. Она не может ставить условия в своей работе, не сейчас. Но течку она искренне не хочет. Если бы можно было избежать, она бы избежала. И зачем только её телу это? Это огорчит маму, конечно, а Кьяра так не хочет этого. Она так старается её радовать, чтобы видеть улыбку и получать внимание, похвалу. Мама так много в неё вложила, и Кьяра хочет быть ей хорошей дочерью, хочет оправдать всё, что она ей дала. — Я буду скучать по вам, Мара, — отстраняется от плеча нехотя и смотрит в зелёные материнские глаза. — Мы тоже будем, малыш. Уезжаем сегодня вечером, так что весь день впереди, — улыбается, а Кьяра тянется к её щеке и целует, прижимаясь к шее. — Я вас так люблю, Мара, вы очень хорошие родители. Все говорят, что мне с вами повезло. — Мы стараемся для тебя, Кьяра, ты же наша дочь. Мы делаем всё, что в наших силах, чтобы ты жила хорошо, — Кьяра не хочет отпускать Марину, и они сидят так ещё какое-то время, говоря друг другу такие важные и приятные слова. Кьяре всегда мало такой близости с родителями, особенно с Виолой. Марина гладит Кьяру по лицу снова и целует в лоб и висок, пока она жмурится, так охотно принимая ласку и внимание. Рядом с родителями она правда чудный ангел и просто обворожительный ребёнок, пусть и с небольшим но, на которое, впрочем, дома никто не давит и не говорит. Дом — не место для таких мерзких новостей. — Можно будет съездить к бабушке с дедушкой? — спрашивает, держа Марину за руку. — Они очень соскучились, Кьяра, нужно съездить, — поправляет белые пряди у лица, что выпали из заколки. — Поедем все вместе? — Марина сначала молчит, и Кьяра всё понимает. Вместе они в Израиль точно не поедут. Они никогда не ездили. — Я, конечно, предложу Ви, но... Твоя мама не любитель приезжать в Израиль. Ты же знаешь, какие у них отношения с бабушкой и дедушкой, — Кьяра знала, но думала, что это могло бы и поменяться, но ничего. Родители Марины отказывались принимать Виолу без брака на их дочери, даже несмотря на то, что вместе они воспитывали ребёнка. Несмотря на разлад в семье, условие выполняться не спешилось. Кьяру принимали в доме, как родную, её любили и лелеяли, заботились. Но не Виолу. Потому что она осознанно делала больно любимой дочери. Однажды Кьяра подслушала разговор матери и её родителей, когда они думали, что Кьяра уже спит. «— Марина, это уже не добродетель, это настоящая глупость, — бабушка недоумевала, говоря на иврите. Она всплеснула руками, убрав посуду в посудомоечную машину. — Восемь лет вы воспитываете Кьяру вместе! Восемь! — начала грозить пальцем, а Марина только достала сигарету из пачки и швырнула её на стол раздражённо, прикурила. — Столько лет тратится, Кьяра растёт, да и тебе уже не двадцать пять далеко! — Мама, прекрати. Кому ты легче делаешь этим разговором? — Да никому, Марина, я пытаюсь донести тебе, что пора уже что-то менять, наверное. Ну не хотите вы брак по религии, так обычно распишитесь, станьте вы семьёй, а не Зверь пойми чем! — Мать правду говорит, Марина, так никуда не годится, — дедушка пришёл на просторную кухню и сел за стол. — Мы не просим, чтобы Виола тоже стала принимать религию, мы просим, чтобы вы стали семьёй. Нам хочется видеть тебя счастливой, — Марина выкуривает сигарету жадно и вцепляется рукой в волосы, склоняя голову над столом. — Мы счастливы, нам хорошо вместе, не понимаю, к чему тут лишний гнёт, — оставляет окурок в пепельнице. — Твоя душа страдает, — бабушка бьёт себя пальцами по груди, наклоняясь. — Тогда, давно ты говорила нам, что она достойный, хороший человек, и мы смирились с твоим выбором. Ты сказала, что станешь воспитывать с ней дочь, и мы сказали, что теперь она будет нашей кровинкой. Мы всегда хотели тебе счастья, но разве мы не видим, как ты страдаешь из-за своего выбора? — Кто-то живёт без брака всю жизнь, и им замечательно. Я никого не могу принуждать, мама, я уважаю её личные границы и мнение, мне не всё равно. Я люблю её и я буду с ней вместе. Мне плевать на брак, я уже получила с ней семью, — пытается доказывать, но бабушка только качает головой, не понимая. — Подумай, Марина, подумай. Хорошенько подумай, хочешь ли ты этого. То ли это, чего ты хотела на самом деле, пока эта иностранка не вскружила тебе голову, — дедушка сжимает её плечо, а Марина смотрит на него подавленно. Опускает голову вниз, скрывая лицо в ладони». — В любом случае, в Израиле тебя всегда ждут любимые бабушка и дедушка, а ещё я. Ты знаешь, где меня найти, малыш, — целует в лоб, а Кьяра сглатывает душаший комок обиды и смаргивает подступившие слёзы. — Вы же любите друг друга с мамой, правда? — спрашивает, а Марина кивает без сомнения. — Конечно, мы любим друг друга. Нам хорошо вместе, Кьяра, мы счастливы, поэтому не стоит расстраиваться. Улыбнись, моя девочка, всё в порядке, — улыбается, а Кьяра не может не улыбнуться вслед, сквозь вновь подступающие слезы. *** Вечером провожает матерей вместе с Энни и Кэти. Дом остался пустым. Ещё днём всех разогнали, а Кьяра даже не поинтересовалась, куда. Никто не был нужен, если матери находились вне дома. Никаких вечеринок и праздности, это лишнее. Только тихое и мирное пребывание. — Я буду очень скучать, — обнимает Виолу и получает от неё поцелуи по всему лицу. — Я тоже буду скучать, любимая. Мы ненадолго, я обязательно позвоню тебе, когда только появится возможность, — Кьяра прижимается к ней и кивает, понимая. — Хорошо, мама, я буду ждать, — целует Виолу в щёку и отстраняется, чтобы тут же попасть в руки Марины. — Мы любим тебя, Кьяра, не забывай. Мы очень сильно скучаем, — шепчет, пока Кьяра прижимается к плечу, ощущая, как слёзы текут к ушам, пока Марина придерживает её голову за затылок. — Я вас тоже очень люблю, мама. Возвращайтесь скорее. — Конечно, малыш. Отпускает и вытирает слёзы с лица Кьяры бережно, целует в лоб. — Не плачь, не навсегда ведь расстаёмся. Мы скоро вернёмся. — Я знаю, — кивает, совсем поникше. Марина гладит по щекам, пытаясь ободрить. — Хорошо съездить, развлекитесь там, как следует, — Виола смеётся, как и Марина, как и все остальные. Кьяра понимает, что сказала, только мгновение спустя, и тоже начинает смеяться, всхлипнув. — Да, боюсь, развлечемся мы там как следует, — Виола обнимает Кьяру вместе с Мариной крепкими семейными объятиями. Ещё немного они стоят вместе, а потом стоит уже расходиться. — Хорошей дороги, — Энни кивает, и Марина с Виолой ей улыбаются. — Мы ждём вас, — Кэти добавляет и машет на прощание, обнимая себя другой рукой. — Мы словно не трахаться едем, а в дальнюю командировку, — Марина смеётся, убрав волосы от лица, что прилипли к нему после порыва ветра. Её огненный вихрь вьётся безумными всполохами, когда не завязан. — Если мы задержимся здесь хотя бы на минуту, я не стану уезжать, а запру тебя в подавле, вмете с собой, — Марина только смеётся, посмотрев в сторону Виолы, стоящей в ярком костюме не по размеру рядом. — Ты знала, что не умеешь угрожать? — Виола пихает её в плечо, пока Марина чуть ли не сгибается от смеха. Виола смеётся, отвернувшись, даже снимает солнцезащитные очки на мгновение. — Ну всё, нам правда пора, машина ждёт. Скоро вернёмся. — Держите дом в порядке. Кьяра, я люблю тебя, — Виола шлёт воздушный поцелуй дочери на прощание, а Кьяра машет ей, улыбаясь мокрыми от слёз губами. Они уходят к машине под руку, и Кьяра думает, что они всё-таки по-настоящему разные: одна в дорогом спортивном костюме, другая — в дизайнерском, сшитом специально для неё. Благородная белая пантера и дикая огненная львица, кажется, только из саванны. Они настолько разные, что Кьяра не понимает, как они на самом деле могли сойтись. Скрываются в салоне автомобиля, а Кьяра вместе с Энни и Кэти идёт назад в дом, утирая слёзы с лица. Ну и зачем плакать? Они вернутся да и уехали совсем ненадолго. Просто Кьяра слишком эмоциональная. — Ты как? — Энни спрашивает, поравнявшись, а Кьяра улыбается ей, как ни в чём не бывало. — Я в порядке, Энни, сегодня пойду пораньше спать, думаю. — Да, отдохни, ты выглядишь подавленно. — Ничего страшного, правда, — смеётся и шмыгает, отмахиваясь. — Я спать, Кэти! — кричит Кэти в спину, а она поднимает большой палец, мол, я тебя услышала. — Ты не спать ещё? — Нужно принять душ и посидеть над конспектами, я через часа три только лягу, — понимаются по лестнице на второй этаж. — Хорошо, — кивает. — Чёрт, как я хочу курить, — тихо смеётся, обняв себя руками. — Доброй тебе ночи. — Если ты не сможешь уснуть, то я у себя, Кьяра, — напоминает, а Кьяра ей улыбается. — Да, я знаю. Спасибо тебе, — обнимает Энни перед дверью в свою спальню и машет ей на прощание, а потом уходит за дверь. — Чёрт, — шмыгает снова, принимаясь в спальне искать заначку. Запрятанный портсигар находит прямо в большом чемодане с украшениями, где-то на дне, среди золота и камней. Вот только настоящий клад и сокровище там — этот портсигар. Открывает его и достаёт самокрутку, наполненную калифорнийской травкой, поджигает, уходя на кровать. Выпускает дым с наслаждением, откидываясь на мягкие подушки. Делает затяжку, взяв косяк в пальцы, и выпускает его изо рта, забирая телефон, лежащий на тумбе. От травки горло замирает, кажется, пробегает какой-то холодок, и Кьяра делает ещё затяжку, открывая галерею. Листает фото, доходя до тех самых, с «фриковатой рэпершей», сделанных на тусовке в Нью-Йорке. Просматривает, улыбаясь еле заметно, а потом заходит в одну из соцсетей. В подписках находит её аккаунт, просматривает профиль. Она давно таким не занималась, а тут... Листает фото: вчерашние, позавчерашние, сделанные неделю назад. Кьяра узнаёт места, в которых сделаны некоторые фотографии. Значит, она сейчас в Лос-Анджелесе? Задумывается, проводит по зубам языком. Ставит пепельницу рядом. На видео она создаёт бурную деятельность, хотя уже год не выпускала ничего особенного. Может быть, один сингл, но про любовь... Любовь, Кьяра усмехается. Лирических песен в её репертуаре почти нет, но тут, когда никто не мог ожидать... Хорошо, сингл был точно не «ничего особенного». Кьяра признаёт, включает очередное видео, на нём музыка, студия, и дым от кальяна — бурная рэперская деятельность по созданию хитов. Очевидно, она очень занята. Кьяра не замечает, как начинает смеяться из-за своих мыслей. Давится дымом и прокашливается, улыбаясь глупо и спокойно. Внутри полная гармония. Заходит посмотреть, что там в личных сообщениях. Удивляется, когда видит от неё сообщение с коротким текстом «сменила номер, прими звонок». Последняя переписка до этого была пять месяцев назад, когда она поздравляла Кьяру с днём рождения и скидывала на оценку кусок песни, которую этим же вечером и выпустила. Зачем ей понадобилось звонить сейчас, Кьяра понятия не имела, но ответила ей нейтрально «ок, звони». Сообщение стало прочитанным через минуту, хотя сама Кьяра не отвечала ей пять часов, потому что её сообщение потерялось в сообщениях фанатов, и она просто не увидела его, пока не зашла в личные, чтобы самостоятельно посмотреть. Звонок от незнакомого номера появился на экране спустя мгновение, и Кьяра взяла трубку, не думая лишний раз: — Да? — Кьяра, — обращается, а Кьяра не может сдержать улыбки. — Что? — задаёт новый вопрос, делая затяжку. Больше чем наполовину скурив самокрутку. — У Лоу завтра шоу в Нью-Йорке, а после мы собираемся оттянуться в его пентхаусе. Ты приедешь? — Кьяре приятно такое внимание, и она улыбается, хотя понимает, что приехать возможности нет. — Я не покупала билеты и в принципе не планировала приезжать в Нью-Йорк в ближайшее время, — смотрит на дымящуюся самокрутку в пальцах. — Я без проблем достану тебе билет, если ты решишь приехать, — предлагает без лишних просьб, а Кьяра только облизывает сухие губы. — Я не знаю, сейчас мне неудобно. Меня одну никто никуда не отпустит, только если с Кэти. — Кто такая Кэти? — спрашивает, а Кьяра усмехается. — Мамин менеджер, — на том конце преследует тяжелый вздох и какое-то слегка разочарованное мычание. Мелодичные звуки. — Вообще возможности нет? — Думаю, что нет. Ты хочешь увидеться? — Хочу. Я готова оплатить тебе перелёт и билет, без вопросов. Мой водитель встретит, довезёт. — А до этого молчала, словно ничего не хотела, — Кьяра находит, чем уколоть, но слышит только размеренное: — Я же сказала, что через два года. Я не шутила. Кьяра начинает смеяться, издав несколько смешков перед этим, а косяк в её пальцах тлеет и дурман уходит в воздух. Она смеётся от души, пока на том конце подозрительно тихо, но почему-то внутренне она чувствует улыбку. Не может видеть, но ощущает улыбку на лице через экран телефона и тысячи километров. — Хорошо, — делает затяжку, улыбаясь так глупо. Всё глупее и глупее. А смысл в глазах пропадает. — Ты такая молодец, не то что твои друзья чёртовы, — выдыхает дым и смотрит, как он наполняет воздух около лица. — Укуренная? — неожиданный вопрос не злит и не раздражает из-за того, что не по теме. Кьяра посмеивается. — Ага, — соглашается, в мыслях даже не думая соврать. — Я тоже, — от этого ответа почему-то становится тепло. Почему, Кьяра не знает, но вдруг чувство единения преследует, даже не смотря на то, как плохо они знакомы. — Тогда почему ты не смеёшься? — спрашивает со смешком и делает последнюю затяжку, оставляя окурок в пепельнице. Ответ доносится только через несколько безумно долгих секунд: — Я сейчас в другом состоянии немного. Сейчас дзен, — замолкает, но затем продолжает, понимая, что фраза выглядит незаконченной: — Но я улыбаюсь всё равно. — Я слышу, — хихикает, убирая волосы за ухо. К щекам вдруг приливает жар, становится так хорошо, беззаботно, умиротворенно. — Ты сейчас занята? — Настраиваюсь на работу. Это значит, что я абсолютно свободна. Что-то хотела? — Поговори со мной, — просит и сглатывает слюну. Во рту стало суховато. — Давай, — соглашается, а Кьяра улыбается, переворачиваясь на бок, спиной к пепельнице. — Расскажи, а чем ты занимаешься сейчас? — интересуется совсем безобидно, получая ровно такой же ответ: — Сижу в домашней студии, свожу будущий хит, если я всё-таки выпущу его, — усмехается, а Кьяра совсем безбожно зависает на низковатом после анаши голосе. — Звучит ужасно скучно. — Так и есть, та ещё нудная херня. Ненавижу это вдвойне, потому что пока я вылизываю трек, я захочу переписать какой-то кусок, а затем ещё и в итоге удалю всё это к чёрту. Наверное, из-за этого я избавилась от половины достойного материала. — Поэтому ты уже год почти без музыки? — И поэтому тоже, — не отрицает. Кьяра губы поджимает с усмешкой. — Но это часть моего творческого процесса, я уже давно не убиваюсь по тому, что не смогла выпустить. — Новый сингл, тот последний, что ты выпускала, был хорош. — Тебе понравилось? Ты так мне ничего и не писала по поводу него, — Кьяра вспоминает, что какая-то подобная просьба вроде бы звучала, но, похоже, она совсем забыла про неё. Стало вдруг стыдно, хотя и не в полную силу. От травки сильно мазало. — Мне понравилось, необычно для тебя. — Читала какую-то критику от музыкальных экспертов, но мне было настолько плевать, что я даже не запомнила ни имён, ни сильных сторон, ни слабых сторон, вообще ничего. Я выпускала это ради одного человека, мнение которого хотела услышать непосредственно. Было плевать на медиаполе в принципе. Спустя почти полгода ожидания я услышала, что хотела, ожидание явно стоило того. Понимание приходит не сразу, оно подкрадывается, окружая сознание, а затем захватывает его вмиг. В одну секунду ясность заполняет разум, а язык Кьяры отнимается. Ей же не могло показаться? Её прокуренное и убитое сейчас сознание всё равно оставалось в себе. Так значит ли это, что ей правда только что признались в том, что посвятили песню её скромной персоне? Поверить в это было сложно. Ранее никогда ничего подобного не происходило. — Это для меня? — спрашивает напрямую, слыша тут же ехидную усмешку. — А ты догадайся. И ни грамма сомнений не осталось. Будь она сейчас не настолько укуренной, она бы пошла переслушивать в сотый раз и искать намеки в тексте на себя, но в состоянии полного расслабления Кьяра смогла только глубоко удивиться. Проявить слишком пассивное удивление для такой ситуации. — Ни намёка на себя не заметила? Ты единожды слушала, что-ли? — продолжает усмехаться, а Кьяра только чувствует, как смущение связывает ей в узел язык и без того почти не поднимающийся. — Я даже не задумывалась о таком, когда слушала, хотя это случалось часто... — Переслушай снова, думаю, ты всё поймёшь. — Я обязательно переслушаю. — Прости, у меня вторая линия, я тебе перезвоню. — кладёт трубку прежде чем Кьяра успевает среагировать, и оставляет её в одиночестве. Укуренную, в тёмной спальне, но всё-таки довольную, даже смущенную. Кьяра какое-то время просто пялится в одну точку, не слезая с кровати и не меняя положения тела. А затем убирает пепельницу на тумбу и ставит телефон на зарядку, когда прошёл уже час. Она ложится в кровать совсем расслабленная и, кажется, с улыбкой на лице. В эту ночь ей так никто и не перезванивает. С утра в столовой она завтракает вместе с Энни, а Кэти оставляет их вдвоём, накрыв на стол. В тишине их смех особенно громкий, когда они снова пересматривают фотографии Кьяры. Там есть на что посмотреть. — А кто это? Какая-то относительно свежая фотография, — показывает фото, на котором Кьяре дарит огромный букет какая-то рыжая особа. — Это фотка после показа, когда обстановка стала неформальной, — объясняет, аппетитно хрустя сельдереем. — А это Силин, она забавная, пусть и какая-то ненормальная сталкерша, — смеётся, пока Энни смотрит на неё вопросительно. — Она преследовала тебя? — Она мне сказала, что очень хотела встретиться вживую, — смотрит красноречиво. — Я это расцениваю за сталкерство. Когда она сказала, что следила за моей творческой жизнью, то я засомневалась в том, кто это и зачем её пустили. Но потом она объяснилась, я и немного расслабилась. Мы с самого начала друг друга неправильно поняли. — Так это недавно было? — Перед тем, как я сюда приехала. Месяцев семь прошло, наверное, — выпивает стакан воды, осушая его через силу. Из пачки, лежащей на столе, забирает сигарету, подкуривает. Желудок полон, Кьяра морщится, но продолжает курить. Кажется, ещё немного, и её вырвет. Она выблюет весь полезный завтрак вместе с этой же водой, какую выпила. Подавляет рвотный позыв незаметно для Энни и видит, как на телефон приходит сообщение. Слишком вовремя. — Тебе написали, — протягивает телефон с сомнением, а Кьяра его забирает, открывая диалог. Внутри новое сообщение после её короткого вчерашнего. «Что насчёт концерта?», читает и печатает неоднозначное «Даже если я хочу, вылететь будет сложно». Ответного сообщения не приходит, сразу же случается звонок, и Кьяра берёт трубку под непонимающим взглядом Энни. — Если хочешь, никакой проблемы нет, через четыре часа сможешь быть в аэропорту? — спрашивает без лишних лирических отступлений. — Смогу, — соглашается, выдыхая дым. — Я оплачу тебе джет, долетишь с комфортом. В аэропорту Нью-Йорка тебя встретит мой водитель и отвезёт на шоу, — прерывается на секунду. — Хочешь на шоу? Или тебе лучше передохнуть в отеле и ты приедешь сразу на вечеринку? — интересуется, а Кьяра смотрит на сигарету в пальцах, делает затяжку. Предложение поехать на шоу заманчивое, но Кьяра рисковать не хочет, как не хочет и светиться лишний раз где попало. Ей спокойнее, когда в новостях о ней не пишут. — Я не хочу на шоу, сейчас не до обсуждения в СМИ, — щелкает по сигарете. — Тогда я сниму тебе номер в отеле, заселишься на время, пока мы будем на шоу. Водителя наберу, когда мы станем выезжать. Соберёшься, сдашь номер и приедешь. Есть, что добавить? — говорит вполне чётко, выражая своё желание всё приготовить и позаботиться о встрече. — Кто меня отпустит? — Ну хочешь, напишу расписку твоим родителям и заверю её у нотариуса? — Кьяра усмехается, делая затяжку. Смотрит на Энни, сидящую рядом. — Да. — Отлично, напиши, как сядешь в джет. Звонок прерывается, а Кьяра кладёт телефон рядом. Энни смотрит всё также непонимающе. По её глазам видно, что она хочет пояснения этому разговору. Кьяра берёт её за руку, довольная донельзя. — Кто звонил? — интересуется, а Кьяра улыбается загадочно. — Помнишь ту рэпершу, которая тебя смутила? — Обалдеть, — кажется, у Энни выражение совсем не приятного удивления, а как раз наоборот. — Она позвала меня на тусовку в Нью-Йорке по поводу большого шоу её друга, — тушит окурок в пепельнице, выдохнув дым в сторону. — Ты же не поедешь, правда? — спрашивает осторожно, а Кьяра смотрит на неё оживлёнными, счастливыми глазами. — Поеду, — улыбается довольно. Недоумевающую реакцию Энни понять не может. — Расслабься, всё будет круто, это же тусовка. — Это как-то легкомысленно, — произносит растерянно, а потом опоминается, берёт Кьяру за руки, продолжая, пока она не надумала лишнего: — Я не хотела тебя обидеть, Кьяра, ни в коем случае... Просто я думаю, что так ехать в другой конец страны для тусовки с какими-то людьми, пусть и известными, немного странно... — Я не обижаюсь, Энни, — снисходительно улыбается. — Просто ты из другого теста, ты не сможешь понять меня и мой стиль жизни. Я привыкла внезапно, без причины и планов срываться и лететь туда, куда меня пригласили, потому что я могу. Потому что меня ждут там, а это важно для меня. Я хочу быть там, где меня хотят видеть, чтобы находиться рядом с теми, кто заинтересован во мне, я люблю это. — Как надолго ты собираешься? — не зацикливается на теме неправильности происходящего. Пусть Энни и избегает сомнительных знакомств и встреч, она не будет становиться моралисткой ради того, чтобы кого-то убедить поступать так же, как она сама. За Кьяру она переживает, как за маленькую и нежную девочку-омегу, которой не стоило бы находиться там, куда она так отчаянно рвётся. Энни уверена, что это не пройдет бесследно. Крылья мотылька сгорят от того, что больше всего им любимо. Кьяра не может просто связаться с незнакомым миром, сосущим славу, и не пострадать от этого. Но не в этом ли мире она сама уже находится? Во всяком случае, экологичный процесс разложения медленный. — Я не знаю, но я обязательно сообщу тебе, как всё рассосётся, когда я вернусь. — Уедешь, не предупредив родителей? — Надеюсь вернуться до их приезда. Если я всё-таки не успею, то не говори им, что ты знаешь, где я, по-дружески, — просит с таким прекрасным и поистине ангельским взглядом, что Энни не может не согласиться. — Не расскажу, — Кьяра обнимает её элегантно и мило, укладывая голову на плечо. — Спасибо, буду тебе должна, — шепчет, а затем отстраняется. — Как её хоть зовут? — спрашивает, а Кьяра улыбается невинно. — Дориана Кабальеро. *** До этого Кьяра уже была в Манхэттене, приезжала туда с Виолой по делам и чтобы отдохнуть. Теперь же Кьяра ехала по трассе только с водителем в салоне. Выкурила сигарету, чтобы так не нервничать, ведь почему-то внутри затаился какой-то страх. Нет, она прекрасно знала, к кому едет, прекрасно знала, что её встретят и что всё будет в наилучшем виде, но почему-то оставалось неспокойно. На этой почве выкурила ещё одну сигарету и даже позвонила Энни, чтобы сказать, что она в порядке и уже едет на вечеринку. Ответила на недовольные сообщения Кэти по поводу своей пропажи. Кьяра не чувствовала ни капли стыда за то, что сбежала из дома и отдала предпочтение шумной компании вместо мирного времяпровождения на вилле. Кьяре правда уже осточертело сидеть на одном месте, а тут такая возможность! Она не могла не согласиться. Её нутро жаждало приключений. Но теперь она ехала и внутри что-то замирало. Сообщение пришло неожиданно «Мы уже выгрузились, нас тут человек пятьдесят, но подъедет ещё столько же». Кьяра только хмыкнула. Людей не так и много, хотя чего можно было ожидать от закрытой вечеринки? Все свои, никого лишнего. Кьяра хотела бы и себя назвать «своей», но, увы, она к этой музыкальной тусовке вообще не принадлежала и приехала только по приглашению. Правда, по приглашению одного из главных людей тусовки, но всё равно это уходит на второй план. Здесь она точно не «своя». Огни Манхэттена привлекают. Огромные билборды висят часто-часто, на одном из них Кьяра видит анонс уже прошедшего шоу, на которое не поехала. Улыбается про себя, думая, что всё-таки ей повезло родиться в такой семье, повезло стать дочерью Виолы. Теперь, благодаря этому, она едет на афтерпати шоу, афишу которого машина оставила позади. Руки лезут в укладку и встряхивают её. В камере телефона смотрит на себя, оценивая внешний вид, делает новое фото. Ей не терпится приехать и встретиться с Дорианой в живую, но от этого ноги словно наливаются свинцом и становятся тяжелые, а в животе образуются спазмы. Нетерпение только сжирает. Кьяра машинально берёт из сумочки пачку сигарет, но вдруг задумывается и смотрит на неё всего секунду, а затем убирает назад, меняя сигареты на флакончик духов. Пшикается и приоткрывает окно, чтобы свежий воздух проникал в кожаный салон. Много курить вредно, нужно ставить лимиты, чтобы зависимость не стала убивать так скоро. Прокручивает на пальце кольцо с большим бриллиантом, что подарил на Рождество дедушка — отец Виолы. Нетерпеливо дергает подвеску на тонкой цепочке и смотрит в окно на район высоток. Кажется, она почти на месте. Кьяре невыносимо хочется оказаться в компании и провести ночь хорошо, с весёлыми и творческими людьми. Хочется забыться, расслабиться, почувствовать себя принадлежащей чему-то большему, чем обложке чертового журнала. Перед небоскребом припаркованы машины. Кьяра кидает телефон в сумочку вместе с проводными наушниками и ожидает, когда водитель займёт свободное место. Они останавливаются, там, где не занято, и Кьяра не может скрыть счастливой улыбки, когда видит, как к машине подходят. Очевидно, её очень ждали. — Привет, — когда дверь открывается, Кьяра берётся за протянутую ладонь, и вылезает наружу. — Привет, — отвечает с улыбкой, и они целуются в щёки, словно знают друг друга больше, чем одну-единственную встречу. Прислонившись к плечу, она ощущает спокойствие, спустя часы томительного ожидания. — Скучала? — Кьяра кивает, отвечая однозначно: — Конечно, — берёт тёмные руки с золотыми перстнями в свои и смотрит в приятное лицо. Чёрные глаза сжирают. — Мы не торопимся? — показывает подбородком выразительно за спину, но видит лишь снисходительный взгляд. — Подожди, я ещё не насмотрелась, — Кьяра хихикает, а потом обнимает за шею, когда Дориана наклоняется, проводя носом под линией челюсти. — Пиздато пахнешь, — целует в щёку снова, когда Кьяра откидывает волосы. Она улыбается, ощущая жар под кожей пальцев на чужой шее. — Правда? — спрашивает, кокетничая, а затем видит улыбку. — Правда. — Это всё итальянские духи. — Думаю, это не только они, — подмигивает игриво, а потом берёт за руку. — Где-то тут журналисты, пойдём отсюда, чтобы они не наснимали лишнего. — Суки, — вместе скрываются в огромном здании и вызывают лифт, на котором поднимаются на последний этаж. — Как добралась? — Кьяра улыбается, смотря на подпирающую стену Дориану. — Хорошо добралась, всё было в порядке. Только очень утомительно ждать... Не сделала ли я неправильный выбор, когда сказала, что не поеду на шоу... — говорит с сомнением, а Дориана смеётся низко. Прочищает горло. — Шоу было охренительным, но не расстраивайся, через месяц пройдёт ещё одно, — щелкает по носу игриво, пока Кьяра морщится с улыбкой. — Ты тоже выступала? — Дориана кивает, подтверждая. — Да, на новом альбоме у Лоу есть два трека, совместных со мной... скажем так, меня очень сильно попросили исполнить их на шоу, потому что на этот же день выпала и презентация альбома. Решили совместить и получилось, что получилось. Я до последнего не хотела выходить на сцену. — Уже год скрываешься от медийности. — Получается хреново, на самом деле, — усмехается, Кьяра вслед за ней. — А что произошло? Ты за всё время выпустила только одну песню и никакого другого материала. — Творческий застой, тошит от музыки, которая у меня есть. Сижу над новым звуком, нужно записывать что-то прорывное... Песню выпустила, как прямое обращение к человеку, а не ради заработка и возвращения в нишу, — неловкость связала конечности и язык. Кьяра не нашла, что ответить, смущенная, отвела взгляд в сторону, укусила губу. — Кьяра, — зовёт, а она поднимает глаза, хватая за шею окутавшее смущение. — Да? — Расслабься, мне было в кайф писать этот сингл. Один из немногих в последнее время, — дотронулась до предплечья, а Кьяра взяла её за руку. — Мне слегка неловко всё-таки осознавать, что он был написан для меня... — Я думала, ты всё поймёшь, когда посмотришь на ковёр, — на вопросительный взгляд Кьяры отвечает: — На нём часть обложки журнала, где ты на показе «весна-лето», — Кьяра только смотрит удивлённо и усмехается. — Серьёзно? Я даже не подумала, не присматривалась. — У меня в студии дома лежит этот журнал прямо на рабочем столе, — Кьяра смеётся на интересный факт от Дорианы. — Очень любопытно, где ты создаёшь хиты, — говорит с намёком и это не остаётся незамеченным. Дориана улыбается лукаво. — Тогда мы должны съездить в студию в Нью-Йорке, где я записала два первых альбома. Остальное уже у меня дома в Лос-Анджелесе. Я покажу тебе, — подмигивает, а потом берёт за талию бережно, когда лифт раскрывает двери. — Пойдём-ка, я познакомлю тебя с ребятами. Они все безумно крутые и они все мои друзья, вы должны понравиться друг другу. Вводит в двустворчатые двери, и уши Кьяры сразу же забивают разные голоса, крики и громкая музыка. Дом Виолы и рядом не стоял — вот здесь по-настоящему праздная жизнь. Чем дальше идут, тем больше людей становится, тем слышнее музыка. Игра света, высокие стеклянные стены, клубы кальянного дыма — это все одна большая зона отдыха. Алкоголь льётся реками, на столах стоят каскады — пирамиды из бокалов шампанского, кое-где уже не полноценные. — Сначала я отведу тебя к виновнику торжества, как полагается, только бы найти ещё этого сукиного сына, — из кармана джинсов достаёт телефон и набирает номер, а Кьяра берёт из пирамиды бокал шампанского. Глотает, пока Дориана делает приветственный жест рукой какой-то девушке, которая ей помахала, заметив. — Не берёт, это даже странно. — Гэви, привет! — незнакомая девушка обнимает Дориану, пока та в замешательстве пытается понять, где найти друга в этом хаосе. — Сандра, — улыбается, придерживая Кьяру за талию. — Отпадное шоу, все такие молодцы, очень хорошо постарались, — хвалит, а Дориана делает снисходительное выражение. — Надеюсь, тебе выдали отдельный респект за то, что ты появилась на сцене? Это было очень круто, мы все соскучились по тебе на концертах. — Троекратный респект был, — усмехается. — Я не отработала во всю силу. По мне было видно, как я не хочу выступать? — Вообще нет, нисколько. — Создаю правильную видимость, — смеётся, а девушка смотрит на Кьяру, задумываясь. — Я могла тебя где-то видеть? У тебя очень знакомое лицо. — Я Кьяра, модель, — а Сандра вдруг удивляется, всё осознав. Гладит Кьяру по плечу. — Я тоже модель, меня зовут Сандра Линч. — Кажется, я видела тебя в иностранном модном журнале, — Кьяра говорит, вспомнив, а Сандра улыбается приветливо. — Да, я снимаюсь в Италии. — Сандра, ты не видела Лоу? — Дориана интересуется, а Сандра смотрит на неё, тут же отвечая: — Они с ребятами пошли в хотбокс, Мик привёз два кило травки, хотят скорее раскурить, — Дориана закатывает глаза, выдохнув неслышно мат. — Понятно, спасибо, — уводит Кьяру за собой. — Мы только поздороваться, если ты не хочешь курить. Если хочешь, мы там останемся, — Кьяра смотрит на неё слегка удивлённо. — Вот так? — Вот так, — усмехается. — Наверное, притащил гашиш, я хочу втянуться. — Я тоже хочу, — мечтательно Кьяра облизывает губы. — Отлично, — поднимаются по лестнице наверх, а потом уходят в одну из комнат, периодически с кем-то здороваясь. — Мы там посидим с час, а потом выйдем на воздух, внутри дышать нечем, — открывает дверь, а потом заходит в комнату, из которой валит наркотический дым стеной. Кьяра за ней. — Вас без группы поддержки не найдешь, чуваки, — здоровается со всеми по-братски, хотя явно они и до этого здоровались. Кьяра кашляет из-за дыма, окружающего её, морщит нос, стоя позади. — Хорошую дурь привезли, а? — смеётся вместе с друзьями, а потом усаживается на свободный диван звукозаписывающей комнаты, Кьяру подзывает к себе. — Отличная дурь, Гэв, мажет, что надо, — приятель Дорианы передаёт ей дымящийся бонг, и она вдыхает профессионально, мастерски. Кьяра смотрит на это, сглатывая слюну. Она мечтала попробовать покурить из бонга, потому что ощущение с ним называли райскими, гораздо круче ощущений, чем от обычного косяка. Дориана ей передает, выдохнув дым, и Кьяра делает затяжку, тут же чувствуя, как сильно ударяет по рецепторам. Закашливается на первый раз, но Дориана гладит её по плечу, подбадривая. — Кто это с тобой? Что за малышка? — Это Кьяра Ботрайт, — её темнокожий приятель делает удивлённое лицо. — Бля, я сразу не признал, — жестикулирует, пока Кьяра поправляет уложенные волосы. — Как вы вообще вместе оказались? Вы же, вроде, совсем из разных миров. — Два года назад встретились на тусовке. По-моему, это у тебя на хате было, — кивает в сторону другого парня. — Познакомились. Кьяра, это Лоу, — кивает на темнокожего парня с дредами, с которым они говорили. Тот поднимает ладонь, приветствуя. — Это мой хоуми, — на выразительный взгляд Кьяры смеётся вместе с Лоу. — Ладно, не будем, — вдыхает накуренный дым в воздухе. — Да че ты? Она мой брат, Кьяра, мы с ней полжизни бок о бок, — Дориана кивает с улыбкой. Белоснежные зубы слишком яркие, Кьяра ставится снова, передавая затем бонг большому парню. — Ты её заставил выйти на сцену? — интересуется, а Лоу руками разводит, мол, естественно. — Конечно, я, Кьяра, кого она ещё послушает, кроме меня? — Уверена, сотни тысяч фанатов скажут тебе спасибо за то, что смогли увидеть кумира на сцене спустя год, — посмеивается, а Дориана снова закатывает глаза. — Всего лишь год, за это время я снялась в несколько журналов, — произносит с иронией, что заставляет всех рассмеяться. — Съёмки были крутые, никто не спорит, но все тебя знают, как музыканта, прости, — Дориана смеётся, забирая раскуренный косяк, который ей протягивает приятель. Кьяра касается широкого ремня на её джинсах, наклонившись близко. — Писать музыку сложнее, чем сняться для журнала разово, — отвечает с улыбкой, затянувшись, а Кьяра закатывает глаза и отстраняется, но Дориана тянет её назад, валит на своё плечо. — Я не знаю работу модели, Кьяра, мои съемки можно по пальцам пересчитать. Поэтому я и говорю, что писать музыку сложнее разовых съёмок, — шепчет на ухо, а Кьяра забирает из её пальцев косяк, зажимая следом губами. — Мне показалось, что ты прямо сейчас недооценила то, чем я занимаюсь, — Дориана только состроила виноватое выражение. — Ни в коем случае, всё это важно, — Кьяра затянулась снова, а потом передала косяк, не слезая с плеча Дорианы. Они продолжили говорить, пока приход не пришёл и не стало до одурения весело. Тогда-то и посыпались совместные фото и видео, соцсети закипели. Дым окутал совсем, казалось, теперь он запечатлелся на одежде и волосах, тек по венам вместе с кровью. В такой компании веселье подскочило, счастье проникло в каждую клеточку тела, наполнило каждый атом. Музыка показалась звучнее, голоса приятнее и смешнее, а темы для разговоров — непринужденнее. Больше никто не задыхался, все только безумствовали от наркотика в крови. Травка была бешеной. — Демка сырая ещё, зато какая! — Лоу включил отрывок будущей песни, и все закачали головами в такт, словно зомбированные. Его не сведенный голос проникал в мозг через уши и был по-настоящему хорош, то что надо. Жар растекся по телу. И хотя Кьяра была в одном только платье, ей захотелось раздеться полностью, снять всё, чтобы полегчало. Дориана пила виски вместе с дымом, который наполнил пустоту в стаканах поверх алкоголя. Золотистый, янтарный виски и серовато-беловатый дым. Кьяре никто не предлагал, хотя сейчас она бы запросто выпила, не осознавая, что крепкое пить не умеет. — Чувак, я хочу к тебе на фит, бля! — один из парней, кажется, Кастелло, воскликнул, а остальные рассыпались на множество положительных эмоций в своём смехе. — Это будет легендарно, не меньше, — Дориана посмеялась, допив виски, и поморщила нос, а потом посмотрела на Кьяру, всё полулежащую на себе. Откинула её белые пряди от лица и вытерла аккуратно небольшую испарину прямо у линии роста волос на лбу. — Пропотела ты, а? — Макияж на месте? — Кьяра рассмеялась, а Дориана ей кивнула, будучи такой же расслебленной. — Всё на месте, детка, — поцеловала, наклонив, куда-то около уха, в волосы, а Кьяра зажмурилась, не сопротивляясь. Ей нравилось это, и она наслаждалась, хотя в небольшой звукозаписывающей комнате и было накурено, душно, и начинало пахнуть потом, феромонами и дорогими одеколонами. Смесь ароматов стояла неописуемая, которую, однако, никто не ощущал, заправляясь из бонга снова чёртовой травой. — Клянусь, нам нужно фитануть всем вместе, собраться на одном треке, — Лоу заговорил воодушевленно, перекрикивая музыку, а парни засвистели и захлопали, соглашаясь. Только Дориана простонала мученически, словно её просят сделать что-то из разряда невозможного. — Да че ты так сразу? Выйдет же охуенно, запишешь свой новый звук, и все будут счастливы! — Если бы я знала, какой новый звук мне нужен, Лоу! — разводит рукой, а потом убирает пустой стакан на столик. — Я ещё примеряюсь, мне нужно время, чтобы подумать. — А что насчёт того, чтобы записать попсу? — спрашивает, кажется, у всех. Оборачивается на кресле, смотрит на находящихся в комнате. — Попсу? — Смешать рэп и поп и сделать микс, взрыв такой, чтобы крутили ещё больше. Тема же, ну? — Кстати, да, что-то в этом есть, — Дориана показывает на Лоу пальцем, соглашаясь. — Я бы записалась на такое, хотя бы ради забавы. По-моему, кто-то уже даже выпускал подобное, если мне память не изменяет, нужно попробовать, — кивает, пока остальные начинают наперебой обсуждать новую идею. То, что по-настоящему вдохнуло в эту комнату жизнь. Кьяра только слушает то, о чём они говорят, и удивляется тому, как здорово писать музыку. Она словно коснулась настоящего творческого процесса и зависла в нём, слушая чуть ли не с открытым ртом. Музыку писать интересно, она никогда таким не занималась, но была уверена, что всё так и есть. Быть музыкантом — здорово, для Кьяры в этом находилось что-то необычное, что-то не от мира сего. Конечно, музыку она слушала, но никогда сама ничего не создавала, не прикасалась к прекрасному. А сейчас вдруг окунулась и полностью прочувствовала заряженную атмосферу, витающую в воздухе. Это желание работать, писать что-то, какой-то текст, или мелодию, распеваться. Прослушивание сырых демо перетекло в бурное обсуждение идеи о новой совместной песне на совершенно другом звуке. Сколько они тут просидели, никто не знал, но разошлись только тогда, когда Лоу примерно накидал в заметки идею и стал удовлетворён. Выйдя в коридор, Кьяра чуть не задохнулась от порыва свежего воздуха, и закашлялась, Дориана так же. Стена дыма начала выходить вместе с ними, рассеиваясь по этажу. Хотбокс разгерметизировался. В ванной Кьяра, отходящая от дури, убрала излишки влаги на лбу и подмышках, закапала в глаза, а потом дождалась Дориану, которой нужно было умыться и тоже закапаться. Вниз они спустились только через добрых полчаса, когда всё находилось в самом разгаре. Под музыкальное сопровождение в комнату ввезли огромный торт, на котором искрились свечи и выставлено буквами «Тур Пограничье объявляется открытым!», и поприветствовали его бурными аплодисментами. В темноте комнаты светили фонарики от камер телефонов, снимающих перформанс. Радостные крики и поздравления оглушали, несколько хлопушек оказались пущеными и конфетти посыпалось на всех, радостных и беззаботных. Кажется, немного попало даже на грандиозный торт. Свет включили снова, а затем Лоу произнёс свою речь, в которой поблагодарил всех причастных к шоу, открывающему его большой тур. Затем торт начали разрезать беспощадно и по кусочку досталось всем, чтобы начать здорово отмечать, хотя веселье и так было в самом разгаре. Кьяра наслаждалась бесподобным вкусом торта, запивая шампанским, и попадала на общие фото, побывав в соцсети, похоже, каждого, находящегося сейчас здесь. Но больше всего материала у неё самой отснялось с Дорианой, что сидела рядом и тоже ела свой кусок торта, переговариваясь с коллегами по цеху. Но всё-таки ни одного фото с Дорианой Кьяра не выставила, решив поберечься от мнения общественности и СМИ. Они сидели вместе до пяти утра, пока солнце не начало проникать в стеклянные стены, и весь шарм вечеринки не стал развееваться на глазах. Тогда пришлось расходиться, тем более, что у Дорианы было ещё кое-что, которое она хотела показать Кьяре прямо сегодня, без промедления. Они во всеми попрощались без спешки, но быстрее принятого, не став слишком долго говорить. Сели в машину, что привезла Кьяру до этого, и Дориана шепнула водителю на ухо адрес, не став распространяться вслух. — Вот и новости о шоу, — Кьяра зачитывает вслух статью, на которую наткнулась по случайности, и когда доходит до строчки: «Одним из главных и самых ожидаемых гостей на шоу стала рэперша ГВ (Дориана Кабальеро), не появлявшаяся на большой сцене и не дающая концертов почти год», то Дориана смеётся, закурив, и просит продолжить читать, а потом ещё и заглядывает в телефон, чтобы посмотреть прикрепленные фотографии. — Ну и шума я навела, стоило только раз показаться с новым материалом, пусть и не сольным. — Кажется, звездой вечера стала ты, а не Лоу, не в обиду ему, — смеётся, а Дориана подхватывает. — На это тоже был расчёт, всё-таки это очень полезно для моей медийности, как бы я не хотела закрыться в доме и не выходить оттуда, — жмёт плечами, а Кьяра только сочувственно вздыхает, убирая телефон в сумочку и забирая сигареты. Вместе они курят, пока едут в неизвестное Кьяре место. Одно она понимает точно, из Манхэттена они уже выехали, значит, путь может быть не близким. — Ты не скажешь, куда мы едем? — Кьяра пытается узнать, но Дориана невозмутима: улыбается расслабленно и ничего по делу не говорит. — Я уже говорила, просто ты забыла, — Кьяра глаза закатывает, убирая волосы от лица. От укладки на них осталось только напоминание, но это никого не смущает. Дориана тоже выглядит уставшей. В салоне, пока едут, Кьяра умудряется почти уснуть, и её никто не трогает, пока они всё-таки не доезжают до места назначения. — Мы приехали, — Дориана касается её плеча, и Кьяра просыпается, ничего сначала не понимая, а потом растерянно кивает. — Очень устала? — Было бы неплохо лечь и проваляться целый день, — Дориана смотрит на неё с улыбкой, убирает пряди за ухо, открывая вид на лицо. — У меня самолет через, — смотрит на часы запястье, а потом произносит, договаривая: — Четыре часа, дождёмся? — Увезёшь меня к себе? — Если ты не против, — не настаивает, но предлагает, а Кьяра улыбается расслабленно. — Не против, ты же обещала мне показать домашнюю студию. — Я свои обещания выполняю, Кьяра, вылезай, покажу ещё кое-что. Времени уже было почти семь часов. Громадная высотка стояла впереди, такая красивая и стеклянная. Кьяра зажмурилась от солнечного света, а Дориана отвела её внутрь и провела до лифта, по пути здороваясь с кем-то, на кого Кьяра внимания не обращала. На самом деле в состоянии довольно сонном, когда ничего, кроме мягкой кровати не хотелось, Кьяра не обращала внимания ни на что и вела себя довольно пассивно. Было заметно, как ей хочется отдохнуть после бурной ночи. — Ты почти засыпаешь, — Дориана усмехнулась, прикоснувшись к руке Кьяры, а она поморщилась, состроив лицо. — Всё в порядке, я не засну, по крайней мере сейчас, — произнесла со смешком, а потом позволила вывести себя из лифта. — Перед тобой сейчас будет святая святых — моя первая студия, в которой я записывала свой ещё «зелёный» материал, — казалось, Кьяра оживилась, когда услышала это. Осматривала ещё пустой светлый коридор, пока Дориана открывала ключом дверь. — Прошу, — пропустила первой, а только потом зашла сама. — Обалдеть, — Кьяра обернулась вокруг себя, разглядывая большую комнату с окном в стене, за которым виднелась звукозаписывающая кабинка. Всё прямо так, как она представляла, но только ещё лучше. — Тут очень круто, — воодушевленно выдохнула, пока Дориана закинула ключи на стол, рядом с аппаратурой, а потом развернула стул звукаря и села на него, расслабившись. — Я здесь уже давно почти ничего не пишу, но воспоминания об этой студии очень светлые, — Кьяра кладёт сумочку на большой диван и проходит по комнате, смотрит в окна на начинающую оживать проезжую часть. — Мне здесь очень нравится, так хорошо, — разворачивается и с улыбкой смотрит на Дориану, что наблюдает издалека. На стенах висят награды записывающихся тут артистов, какие-то необычные картины — на всё это Кьяра смотрит с живым интересом и удовольствием. Но самое завлекающее стоит на столах: аппаратура звукорежиссера, в которой Кьяра ничего не понимает, но которая выглядит очень весомо и привлекательно. Там же и мониторы, клавиатура, — полный набор, чтобы спокойно управляться с мастерингом. — Вау, — кивает под впечатлением, когда касается самого ближнего пульта. — Ты умеешь со всем этим работать? — Конечно, — соглашается, наблюдая за тем, как Кьяра обходит стул и становится около другой стороны стола, нажимает на клавиши небольшого выключенного синтезатора. — Понятия не имею, как это всё работает, но выглядит очень внушительно, — заключает, отходя в сторону и сцепляя руки за спиной. — А туда можно зайти? — показывает на дверь рядом, а Дориана кивает с усмешкой. — Можно, — Кьяра открывает дверь и осторожно заглядывает в кабинку, обделанную мягкой звукоизоляцией. Заходит внутрь и закрывает дверь, а потом подходит к окну и машет рукой, начиная смеяться. Дориана смотрит за ней с улыбкой, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться следом. Подпирает голову кулаком. — Меня слышно? — спрашивает, на что получает неопределенный кивок головой. — Плохо, — Кьяра и сама слышит её через барьер. Осматривается ещё в темноватой кабинке. Смотрит на микрофон с поп-фильтром и наушники, висящие на нём, а потом выходит наружу. — Оно звукоизолированно или чисто так, чтобы посторонние шумы не проникали и звук выходил чище? — спрашивает, а Дориана усмехается, продолжая сидеть, подперев голову. — Это одно и то же, — Кьяра делает удивлённое выражение, после начиная смеяться из-за неловкости ситуации. Как она могла сказать такую глупость? Срочно, нужно срочно отправиться спать! — Но да, всё так, оно звукоизолированно, чтобы ничего лишнего не записалось. Если ты очень устала, то можешь отдыхать, отсюда мы уже никуда не пойдём следующие три часа, только в аэропорт заедем. — Правда? Думаю, я засну, в таком случае, — садится на дальнюю сторону дивана и убирает волосы на одну сторону, искренне мечтая смыть сейчас макияж, переодеться и лечь спать, чтобы отдохнуть. — Можешь поспать, но сюда вроде бы кое-кто хотел подъехать, — говорит, доставая телефон. — Ну да, похоже подъедет. — Ты не устала говорить загадками? — Кьяра усмехается, тут же ловя насмешливый взгляд. — Нисколько, — легко отзывается, тут же начиная печатать сообщение. — Я бы рассказала, но она хочет остаться анонимной до приезда, прости, Кьяра, — она закатывает глаза. — Она пишет, что не уверена, что ты будешь довольна, — смеётся, а Кьяра только смотрит недоуменно. — Конечно, я не буду довольна, когда со мной говорят секретами, — разводит тонкими руками, чувствуя, как начинает выть живот от голода. — Голодная? Я могу заказать что-нибудь. — Какой-нибудь салат был бы очень кстати, — соглашается, а Дориана кивает, не откладывая телефон. Вопреки всем ожиданиям, первым в студии появляется не заказ с едой. Кьяра удивлённо приоткрывает рот, а потом прикрывает его ладонями, уставившись на высокую рыжую альфу. — Чёртов букет, чего он только не видел в поездке, — подходит к Кьяре и протягивает ей цветы. Огромный букет из красных роз, который Кьяра кое-как удерживает на руках. — Как ты вообще тут оказалась? Привет, — обнимает наклонившуюся девушку и треплет по шее, как старую знакомую. — Скажем так, пролетала мимо, решила на пересадке заскочить, — улыбается, а потом отходит к Дориане и жмёт ей руку, а потом протягивает пакет. — Ваше, как договаривались. — Спасибо, — улыбается. — Не спешишь ты? — Нет, конечно, — садится на диван, одернув классические брюки, и поправляет волосы, зарывшись в них рукой. — А вы вместе? Я понятия не имела, что вы знакомы. — Теперь знаешь, — Кьяра кладёт букет на круглый столик, освобождая руки. — Вчера была занята, не смогла поздравить по поводу прошедшего шоу, но хотя бы могу сделать сейчас. Это было круто, получилось просто фантастически. — А кто к этому руку-то приложил? — Дориана смеётся, прямо-таки намекая на себя, а Силин улыбается, явно довольная таким ответом. — Всё-таки, продюсерство — это твоё, кто бы что ни говорил. Прости, конечно, но возможно быть продюсером тебе идет даже больше, чем музыкантом, — Дориана смеётся от души. — Я уже поняла, что мне так намекают, чтобы я освобождала нишу, Силин, не надо, — она только прикладывает руку к груди, чтобы выразить всю искренность своих слов. — Я не отрицаю, что у тебя талант, что тебя Бог в темечко поцеловал при рождении, но всё-таки способность к руководству у тебя выражается ярче. Это делает тебя солиднее, — Дориана качает головой со снисходительной улыбкой. — Не намекай на мой возраст, мне не так много лет, чтобы я полностью смещала свой обзор на одно только руководство. Не дождетесь, — грозит пальцем с усмешкой, а Силин поднимает руки в примирительном жесте. — Ладно, ладно, сдаюсь, — принимает поражение, переключаясь на Кьяру, что всё это время смотрела на них расслабленно, подперев голову кулаком, пока они выясняли отношения. — Спишь с открытыми глазами? — Устала, — отвечает не спеша, полулежа на диване. — Ложись, — предлагает спокойно. — Можешь закинуть на меня ноги, если хочешь, — Кьяра смеётся и тычет каблуком Силин в колено, тонкой шпилькой. — Серьёзно? — невозмутимое выражение Силин только снова заставляет Кьяру рассмеяться, и она не замечает, как Силин дёргает её, взяв за щиколотку, и она ударяется головой о кожаное сиденье дивана. Её смех становится громче. — У вас какие-то очень тёплые отношения, да? — Дориана интересуется, смотря на всё это со стороны с ухмылкой. — Это самая неуравновешенная модель, которую я видела, — укладывает ноги Кьяры на своё бедро, пока она поправляет платье, глупо улыбаясь. — Кьяра ещё чудо, я видела правда неуравновешенных омег, вот там было на что посмотреть. — Течных? — В том-то и дело, что нет, не течных, — Кьяра просит сумку и закуривает, а Дориана передает ей пепельницу, стоящую недалеко. Устраивают перекур, далеко не уходя, и дожидаются заказа. На свой салат Кьяра набрасывается, словно дикий зверь, сметая всё из тарелки слишком быстро. Запивает большим стаканом воды. Выкуривает ещё одну сигарету. Расслабленно дышит, ощущая, как приятно полон желудок, но затем вдруг тревожится. Она не съела слишком много? Проверяет калорийность, и выдыхает, вроде бы, ничего существенного, стакан воды всё исправит. — Всё в порядке? — Силин интересуется, а Кьяра смотрит на неё, отложив упаковку от салата назад. — А? — переспрашивает, делая затяжку нервно. — Что-то случилось? — намекает на непонятное действие, совершённое Кьярой только что. — Нет, ничего, — улыбается, проводя по зубам языком. — Всё хорошо. Просто... решила перепроверить состав, — сочиняет на ходу, а Силин смотрит на неё не веряще, но кивает. — Хорошо, — тушит окурок в пепельнице. Дориана возвращается в студию, переговорив с кем-то по телефону. — Ты не хочешь с нами? — спрашивает у Силин, сев назад на кресло. — Куда вы? — Ко мне домой. — Боюсь, нет, меня из командировки ждёт любимая супруга и прямое начальство, нужно сдать отчёт, иначе мне прижмут хвост, — Дориана понимающе кивает. — Сроки? — Естественно. Как-нибудь в другой раз приеду, как буду свободнее, — понимающе предлагает, а Дориана смотрит с ухмылкой. — Двери моего дома всегда открыты, — Силин смеётся и кивает ей. — Знаю я, — соглашается. — Моего тоже. Когда Дориана снова оставляет Силин и Кьяру вдвоём, уходя разруливать рабочие моменты, они начинают говорить о моделинге и том, как же Кьяра себя ощущает там. — Ты же понимаешь, что это неправильно, а кроме того незаконно? — Ты видела, где я снимаюсь? — Кьяра уточняет, а Силин кивает довольно ясно, смотря настолько выразительно, насколько позволяет её лицо. — Я видела, потому и спрашиваю. — Меня не снимали полностью обнаженной, поэтому я не могу говорить, что это незаконно... это не детская порнография, — Силин улыбается, пока Кьяра сохраняет лицо, хотя внутренне уже начинает переживать. — Нельзя говорить, что это детская порнография, но если кто-нибудь неравнодушный донесёт в органы, то твоей матерью заинтересуются. Ей ничего не говорят только до момента, пока это не всколыхнет по-настоящему общественность, это нужно понимать. Вот когда ей перестанет быть всё равно, то ситуация может обернуться иначе, — касается руки Кьяры, накрывает её своей, ободряя. — Если бы мне однажды предложили: убить свою дочь или позволить ей сняться хотя бы в одном подобном журнале, — я бы убила её, чтобы она не ощущала за этим позора и неполноценности. — И это не из-за религиозных убеждений? — Это материнский инстинкт. Я хочу, чтобы мои дети были в порядке, и я никогда не позволю им принимать участие в том, что будет порочить их репутацию, а ещё здоровье. Так легко разрушить молодую и подвижную психику, правда, Кьяра? — смотрит в сторону лежащей упаковки от салата, на которой Кьяра до этого считала калории. — Силин, — смотрит, а она притягивает к своей шее, приложив к затылку ладонь нежно. — Я знаю, знаю, всё знаю, — целует в висок. Кьяра дышит часто, но тихо, отстраняется от приятно пахнущей шеи и смотрит в глаза. В то ли тёмные, то ли светлые, то ли карие, то ли жёлтые глаза. Завораживающие. — Никто не знает, — сжимает её руку, а Силин позволяет ей, удерживая лицо. Шепчет, задыхаясь. — Я всё знаю, — отвечает снова, затем наклоняясь к её уху. Шепчет то, от чего Кьяра готова разрыдаться и прильнуть сильнее, чтобы её погладили. — Ты похожа на мою мать, — шёпотом произносит, а Силин даже не спрашивает, какую Кьяра имеет ввиду. — Она тоже всё знает. — Мы, верующие, видим и слышим больше, это нормально, — Кьяра почему-то была уверена, что Силин не врёт. — Подумай об этом, ладно? Обнимаются доверительно, и Кьяра гладит её по спине, уложив голову на плечо. Ей почему-то так хорошо и так спокойно, всегда, когда она начинает говорить с Силин. Внушение это или от неё исходит что-то магическое, Кьяра не знала, даже не пыталась узнать. Только наслаждалась воздействием. — Силин, — зовёт тихо, почти на ухо. Она отзывается мычанием. — У тебя есть... что-нибудь? — Ты сказала, что прошлый раз был для пробы, сидишь? — спрашивает, усмехнувшись, а Кьяра качает головой. — Нет. Я единственный раз вставлялась, но мне нужно снова. — А я словно не человек, а картель, — смеётся, пока Кьяра отстраняется. — У тебя всегда всё есть, не нужно сравнений. — В этом плане есть, да, — смотрит в голубые глаза Кьяры, а потом хмыкает и достает бумажник. Она не из тех людей, кто будет переубеждать, но прежде чем отдать, сжимает чек в кулаке. Кьяра смотрит красноречиво, заставляя объясниться. — Вы с подружкой на одной волне, спроси у неё потом, она поделится. Два кило лежит, — пальцем показывает за спину, а Кьяра смотрит на пакет, который принесла Силин Дориане, а затем на неё. — Два кило? — Силин кивает. — Как ты это, блядь, провезла? Какой у тебя там бизнес? — спрашивает с усмешкой, а Силин смеётся в голос. — О, нет, я не имею отношения к наркотрафику. У меня доля в другом бизнесе. — А сама в деловом костюме, с отчётами из рабочей командировки... — усмехается. — По твоей роже видно, что ты что-то мутное делаешь. — Поверь, ничего незаконного, всё лицензировано и согласовано с властными органами, к нам не подкопаться. Всё чисто. — Так чем вы занимаетесь? — пытается аккуратно вытащить из кулака Силин чек с дозой. — Строительством госучреждений, но так в нашем профиле есть и довольно обычные проекты, специально индивидуальные, — улыбается, пока пальцы Кьяры пытаются проникнуть в кулак. — Даже так? — Можешь проверить через поисковик, я тебе не вру. — Татуировки говорят, что ты вообще не похожа на застройщика, — усмехается, пока Силин продолжает держать кулак сжатым. — Никогда бы не подумала, что ты просто причастна к строительству. — Так и есть, поверь, — разжимает кулак, и на ладони оказывается чек, который Кьяра забирает в следующую секунду, обворожительно улыбаясь. — Не все мутные на вид люди правда являются мутными, Кьяра, — она прячет чек в сумочку. — Наличка есть? — спрашивает, а Кьяра отрицательно качает головой. Тогда Силин достает крупную купюру и всовывает в руку Кьяре без лишних слов. — Сама понимаешь. — Кстати, а Дориана, что... тоже? — спрашивает немного растерянно, убирая евро в сумочку. — Ну разумеется. Мне кажется, она почти на системе, если уже не на ней. — Я думала, она только травку курит... — смотрит за взглядом Силин, который уходит в сторону пустого стула. — Такие, как она, не ограничиваются травкой, Кьяра, это самое меньшее. Она же музыкант, — усмехается. — А как известно, музыкантам нужно откуда-то черпать вдохновение. Они все такие нежные и падкие, уязвимые... Ты уж не рань её чувства. — Все люди нежные, падкие и уязвимые, — Силин улыбается, посмотрев в сторону Кьяры. — Даже ты, кем бы ты ни была. — Я же сделана из плоти и крови, а не из мощей святых, конечно, я тоже уязвима. Только это на словах, а на деле мы все неуязвимы и не будем уязвимы, пока не покажем, где у нас болит. Поэтому ты будь с ней аккуратнее, на человека так легко нанести трещину, которая потом останется навечно. — Ты так говоришь, словно я правда могу что-то ей сделать, — усмехается. — Конечно, можешь. Обычно, чем человек внушительнее, тем он нежнее и приятнее внутри... правда, есть кое-кто, с кем это не работает, но с ней-то, — кивает за спину. — Точно работает. По ней же видно, что она «хорошая», — смеётся, показав кавычки в воздухе. — По тебе тоже, ты прелесть, — гладит по голове, а Кьяра кивает ей, с усмешкой поджав губы. — Тогда кто будет «плохим», если исходить из твоих слов? — Силин смеётся, только смех её почему-то вызывает мурашки на коже, Кьяре становится некомфортно. — По статистике, у каждого третьего нет ничего за душой, так говорят в России, — облизывает губы. — Вас двое, вы обе хорошие, вот и получается, что третьей остаюсь я, — разводит руки в стороны и смеётся как-то истерично. Кьяра хмыкает. — Ничего подобного от матери не слышала. — Выражение русское, это я знаю и могу быть уверена, потому что у меня в окружении есть русские, — Кьяра смотрит оценивающе. Наверное, что-то в Силин с самого начала ей не нравилось и напрягало, вот только что... она всё никак не могла понять. Внешне она была притягательной... эти рыжие волосы, эти глаза. Взгляд цепляло, не отпускало. Эта вычурная яркость, что рябила в глазах, эта пёстрость, и всё такое завораживающее. На вид она выглядела горячей, прямо как настоящее калифорнийское солнце, на неё было так же сложно смотреть. Но Кьяра смотрела, пытаясь понять, что же ей может не нравиться. Её образ не был вылизан до одурения, до малейшей детали, чтобы всё оставалось идеальным, как Кьяра ненавидела, но что-то ей точно не нравилось. Её пирсинг сразу двух бровей доставлял Кьяре эстетическое удовольствие. На её наколки на пальцах было приятно смотреть. На родинки на шее, в расстегнутый воротник рубашки, где висела тонкая золотая цепь. Всё вроде бы было так: она сидела расслабленно, раздвинув ноги, смотрела без презрения и высокомерия. Улыбалась искренне, смеялась искренне. Она делала это всё так, как надо. Так, словно она знала со стороны, как это выглядит. Всё самое непринужденное, ленивое и почти не делающееся — вот, что собирал её образ. Силин слишком пыталась быть обычной. Кажется, она даже зашла за рамки слова «пытаться». Она играла. И делала это хорошо, конечно, глаз не дёргался, когда взгляд падал на неё. Но именно это Кьяре и не нравилось. Её желание стать не обычнее этого самого дивана, на котором они сидели. Силин знала, что она особенная, и усиленно держала себя самой обычной, стараясь подражать другим, своему окружению. Кьяра не думала, что она комплексовала, кажется, наоборот. Она делала это, чтобы потешить своё самодовольство. Это заставляло только закатывать глаза, что Кьяра и делала. *** Перелёт прошёл удачно. В самолете Кьяра успела принять душ, переодеться и даже поспать вместе с Дорианой в комфорте. Долетели без происшествий, сразу же пересели в машину, пока папарацци не успели сделать никаких кадров. Лос-Анджелес встретил теплом и солнышком, которое в Нью-Йорке казалось очень далёким. День подходил к концу. — Вау, это твой дом? — Кьяра восхищённо посмотрела в окно машины на приближающийся дом. Огромный, двухэтажный, стоящий будто под углом. Возвышающийся, благородный, с колоннами и балюстрадами. — Это мой дом, — кивает. — Тебе нравится? — Мне очень нравится, он такой красивый, — Дориана улыбается, довольная реакцией, пока автомобиль мягко тормозит недалеко от крыльца. Кьяра вылезает из салона и надевает солнцезащитные очки, опираясь на раскрытую дверь обоими локтями. Смотрит с удовольствием на дом ещё раз внимательно, оценивая масштабы, пока из центральных дверей выходит высокая девушка и направляется прямо к машине, около которой по разные стороны стоят Кьяра и Дориана. Кьяра дверь захлопывает. — С приездом, — эта девушка говорит, подходя к Дориане, а она кивает. — Как съездила? — интересуется, пока Кьяра к ним подходит, обойдя машину. — Ты уже, наверное, видела, — усмехается, а потом закидывает Кьяре на плечи руку. — Шоу было шикарное, всё круто. Это пойдёт тебе в плюс, — выдыхает, а потом обращает взгляд на Кьяру. — Кто это с тобой? — Кьяра, это Шерон, мой личный ассистент и менеджер. Шерон, это Кьяра, моя гостья, — Кьяра на Шерон смотрит с сомнением, особенно после представления, но ладонь всё-таки протягивает. — Приятно познакомиться, — говорит, улыбаясь, а Шерон ладонь пожимает, тоже выдав что-то похожее на улыбку. — Взаимно, — на Дориану смотрит снова, не прошло и пяти секунд. — Надолго у тебя гости? — Это Кьяра решает, она уедет, как ей будет удобно, — Шерон кивает. — Добро пожаловать, — снова улыбается, а Кьяра ей в ответ. — Ужин будет в девять, пока что у меня для тебя ничего нет. — Хорошо, спасибо. Шерон уходит назад в дом, пока водитель разгружает сумки из багажника. Кьяра на Дориану смотрит внимательно, немного не понимающе. — Она мне не нравится, — заключает сразу, а Дориана улыбается снисходительно. — С ней просто нужно ужиться и привыкнуть к ней. Я уже привыкла. — Кажется, я ей тоже не нравлюсь, — продолжает своё, пока Дориана смеётся беззаботно. — Она ко всем относится с претензией и пренебреженем, даже ко мне иногда, это нормально. Но я скажу ей, чтобы она была с тобой помягче, — гладит по плечу ободряюще, пока Кьяра кивает ей и опускает голову. — Пойдём в дом, покажу тебе всё-таки место, где я работаю, как и обещала. Провожает в дом и ведёт за собой по коридору, говорит спуститься вниз. На лестнице свет включается из-за шагов, а потом так же потухает. Кьяра смотрит на абстрактные картины, на белые стены, направляясь за хозяйкой дома в место, которое, кажется, является сердцем этого особняка. — Прошу, мой кабинет и моя студия, — пропускает в дверь, а Кьяра заходит и осматривается, приятно удивляясь, пока свет постепенно включается везде. Здесь очень просторно, очень. Если в нью-йоркской студии рабочее место было внушительное, то здесь оно грандиозное: огромный стол с убедительным количеством аппаратуры, стоящей ярусами, тремя синтезаторами разных размеров и пятью экранами. Прикасаться к этому Кьяре было страшно, казалось, что от малейшего движения она обязательно что-то да сломает, хотя неуклюжей далеко не была. — Ты всем этим пользуешься? — Кьяра оборачивается на Дориану, которая подходит к большому столу и выдвигает удобное кресло из-за него. — Выглядишь испуганно, — не сдерживает усмешки, пока Кьяра молчит. — Садись, — Кьяра усаживается в кресло, а Дориана подбирает сигарету из пачки, лежащей на столе, и закуривает. — Обычно я пользуюсь тем, до чего дотягивается рука, то что стоит в зоне досягаемости, — обводит по воздуху это пространство, а потом показывает на второй ярус аппаратуры, который стоит на полочке дальше, на углу стола. — Это мне «на всякий случай», они даже не подключены. Вот если у меня что-то из основных пультов сломается, то я возьму эти, — показывает туда же снова. — Синтезаторами я пользуюсь всеми, никакой из них у меня не запасной, — Кьяра смотрит на синтезаторы, выстроенные «лесенкой» для удобства. — Две мощные колонки, мониторы, клавиатура, мышь, наушники — здесь всё укомплектовано как положено для любого рабочего стола, разве что экранов больше, но это так, чисто для моего удобства. Люблю многозадачность. — Впечатляюще, — кивает, а Дориана отмахивается, сделав новую затяжку. — Я думала заказать ударную установку, но потом решила, что я неплохо справляюсь и в программе, прописывая ударную партию, а живую музыку я пока исполнять не очень хочу, всё-таки я не рок-музыкант. Но вот у моих приятелей есть правда всё: гитары, ударные установки, флейты, саксофоны, полный набор. Я просто не пишу живую музыку, — усмехается, стряхнув пепел в пустую пепельницу. — И никогда не хотелось? — Кьяра вытаскивает сигарету из пачки и закуривает. — Я люблю слушать живую музыку, это расслабляет, но не писать, на это нужно ещё больше сил, чем на обычную, которую я создаю с помощью программ. Может быть, когда-нибудь я выпущу альбом, вся музыка на котором будет живая, записанная в студии, — дым смешивается с воздухом, Дориана выдыхает, не вынимая сигареты, а потом поднимает со стола журнал и кидает его Кьяре. — Вот, кстати, я же сказала, что журнал лежит у меня дома под рукой. — Точно, — Кьяра с улыбкой смотрит на обложку, на которой изображена она на подиуме. Прокручивается на кресле, а потом тормозит ногой, когда идёт по второму кругу, лицом к зоне отдыха, что раньше была за спиной. — Здесь можно жить, — усмехается, затянувшись, пока Дориана кивает, туша окурок в пепельнице. Три дивана стоят п-образно, а между ними квадратный стол прямо на красочном большом ковре. Недалеко высокие напольные растения и снова картины. Кьяра замечает награды Дорианы за её музыку. Какие-то висят на стене, какие-то стоят на полках, прямо как в той студии, но это уже её личное, и их гораздо больше. Повод для гордости. Кажется, она частенько становится номинантом и лауреатом на музыкальных премиях, Кьяра периодически видела о ней новости по этому поводу. Кажется, у неё есть какая-то формула успеха, потому что по-другому Кьяра не знала, как можно объяснить феномен Дорианы в индустрии. — У тебя есть секреты? — Кьяра смотрит на неё, а она усмехается. — В плане? — Что ты делаешь со своей музыкой, что становишься номинирована раза три за год? — Дориана смеётся, а Кьяра докуривает, смотря на неё с интересом. — Много работаю и тщательно, кропотливо отбираю то, что станет хитом. Работа и избирательность — это всё. — Только и всего? — оставляет окурок в пепельнице, поворачиваясь к Дориане лицом, а она кивает. — Да, секретов у меня нет. — И как ты отбираешь музыку? — Слушаю и понимаю, что может выстрелить, а что не может, у меня есть чутьё. Наверное, развить это мне хорошо помогло то, что я руковожу продакшном, продюсерство в этом плане имеет свои плюсы. Вот и все секреты, больше мне нечего сказать. — Ты мне врёшь и что-то недоговариваешь, — Кьяра смеётся, а Дориана разводит руками с улыбкой. — У тебя точно есть какие-то продюсерские фишки, потому что у моей матери есть такие. — У каждого продюсера есть такие для своей ниши, — выдыхает, сдаваясь. — Хорошо, кое-что я тебе расскажу, — с самым заинтересованным выражением Кьяра принимается слушать. — Я знаю формулы хитов. Я отлично понимаю, какой рэп и какую попсу нужно написать, чтобы это стало хитом. Там есть «золотые правила» хита. Остальные жанры для меня знакомы, но не близко, и чтобы вывести формулы для них, я предполагаю, что всё должно быть так же, как и обычно, но с определёнными для жанра поправками. Чтобы вычислить, мне нужно послушать. — Так я и думала, — Кьяра воодушевленно показывает пальцем, поднявшись со спинки кресла непоседливо, а Дориана кивает с лукавой улыбкой. — У вас должны быть какие-то формулы для этого, какая-то структура. — Если бы ты послушала десять популярных рэп-песен, ты бы возможно поняла отдалённо, что в них есть что-то похожее, скажу тебе так. — Сомневаюсь, — усмехается, откладывая журнал, а Дориана подходит и двигает Кьяру на кресле чуть дальше, вставая перед компьютером. Что-то вбивает на клавиатуре, ищет, и ничего Кьяре не отвечает. Отключает наушники и прибавляет громкость на колонках. — Зацени, кстати, записала перед тем, как уехала на шоу, всё сырое ещё, только первый куплет готов. Бит жирный, но чего-то не хватает, может, ты скажешь? Включает демо, и музыка плавно прокатывается по ушам. — Ты подожди, сейчас задавит, — отходит, а Кьяра следит за ней глазами, качая головой под медленное, казалось бы, лиричное вступление. Удивлённо смотрит в сторону компьютера, когда неожиданная ямка меняет звуковую дорожку на тяжелый бит с давящими басами. — Ты смогла на него записаться? — Кьяра громко спрашивает, перекрикивая музыку, а Дориана кивает, улыбаясь. Двигается под музыку, стащив футболку через голову. Когда она, наконец, вступает, Кьяра удивляется ещё раз тому, как возможно играть со своим голосом. Запись акапеллы чистая, легла удивительно хорошо на такую сложную музыку. Дорожка голоса заканчивается, а музыка продолжается, на припеве меняясь на что-то более тягучее и нежное, где очевидно нужно включать вокал. Кьяре нравится, это звучит самодостаточно даже без голоса. — Очень круто, музыка великолепная. — Музыка определённо, — Дориана соглашается, становясь с Кьярой рядом, щёлкает мышкой, снова включая запись на определенном месте. Делает музыку тише. — Вот здесь пустовато, нет? Я сильно хотела припихнуть сюда хай-хэт, что думаешь? — отматывает назад и включает ещё раз. Кьяра с растерянной улыбкой слушает отрывок, даже не подозревая, что такое имеет Дориана ввиду. — Всё хорошо, нет? — Сейчас, подожди, я вставлю хай-хэт, и мы посмотрим. Эти четыре секунды мне не нравятся, не понимаю, что не хватает, — что-то делает сосредоточенно, пока Кьяра смотрит за ней. На темноватую кожу, движения пальцев по клавиатуре и внимательный взгляд. У неё красивый профиль и татуировка на виске. — Слушай, — прогоняет снова, и Кьяра слышит изменения на куске. Они сталкиваются взглядами, Дориана ей кивает для понимания, начиная гладить подбородок. — По-моему, раньше было лучше, — отвечает, когда Дориана ставит паузу. — Всё-таки лучше? — усмехается, но против ничего не говорит. — Хорошо. Возвращает всё, как было. — Слезай, ещё кое-что покажу, — Кьяра поднимается с кресла, и Дориана садится туда. — Садись, — хлопает по колену, не отрывая взгляда от экрана компьютера. Кьяра усмехается, а потом аккуратно усаживается, начиная ощущать ладонь Дорианы на талии. Из студии выходят только на ужин в столовую, а оттуда Дориана снова зовёт в студию, и они спускаются. Пока Дориана работает, Кьяра лежит на диване, листая ленту соцсети, делает несколько фотографий и не только себя в разных позах, но ещё и Дорианы со спины, всё равно в приглушенном свете не видно, кто сидит за спинкой кресла. В сумочке роется, а потом достаёт чек с кокаином, купюру, зеркальце, кредитную карту и начинает все приготовления к предстоящему удовольствию. Облизывает губы, пока делит немного порошка на небольшую дорожку. Занюхивает на зеркальце и сжимает ноздри, чтобы проснуться. Дориана много курит, пока пишет музыку, и Кьяра мечтательно смотрит в сторону её стола, желая услышать, как она станет петь или хотя бы читать в микрофон в звукозаписывающей кабине. Они так сидят до самого утра: Дориана работает, куря через бонг, а Кьяра, унесенная от кокаина, смеётся и улыбается, танцуя под музыку, хотя никто и не смотрит. От музыки даже голова не болит, а кокаин меняется на травку, и есть хочется страшно. Кьяра пьёт молочный коктейль, который с доставкой еды привозит Шерон для них с Дорианой. Вместе они завтракают в столовой, а потом снова зависают в студии. Музыка играет фоном, пока они курят через бонг и по видео общаются с Лоу, сидя на одном из диванов. Смеются и слушают, что там произошло за время, пока их не было в Нью-Йорке. Оказывается, они с компанией отмечают уже третий день такое грандиозное шоу. Дориана шутит, что они с Кьярой отмечают вдвоём, а потом снова поздравляет Лоу с таким мероприятием. Кьяра как никогда чувствует себя родной, потому что её так легко приняли и ни у кого нет ни единого вопроса к её личности. Она устала, что её спрашивают о её личности. Вечером сидят около закрытого бассейна, снова с приглушенным светом, и говорят в абсолютной тишине, а голоса кажутся такими громкими, что в моменте они переходят на полушепот. Кьяра смотрит на своё темное отражение в спокойной воде, сидя на краю бассейна, и прикасается к нему. Отражение покрывается рябью, искажаясь. — Здесь только ты и Шерон? В таком огромном доме в одиночестве я бы сошла с ума, — Кьяра осматривается. На стене висит портрет кантри-певца, тоже темнокожего. Наверное, он был раньше известным, но Кьяра его не знает. Решает даже не спрашивать. На декоративном столике стоит небольшая ваза с веточками. Минималистично. — Да, здесь я и Шерон обычно, иногда приезжает сестра, ну а так ещё охрана по периметру, но я с ними не сталкиваюсь без какой-то особенной причины, — отвечает спокойно, а Кьяра смотрит на неё, сидящую рядом, и гладит свои разведенные в турецкой позе колени. — Тебе не одиноко здесь? — Обычно я укуренная сижу в студии, поэтому мне некогда чувствовать одиночество. А если я не курю и не пишу музыку, то я занимаюсь в зале, но в наушниках, — Кьяра усмехается мрачновато. — Я бы не смогла так. Я привыкла к множеству людей рядом со мной: так, например, происходит на маминой Вилле. Там постоянно съёмки, движение, люди, музыка, а тут так тихо... хотя дом ещё больше. У меня есть квартира в Вашингтоне, только моя, мама помогла мне её купить... она маленькая, — улыбается, вспоминая. — Я чувствую себя там так хорошо. Там тепло, хороший вид, и не так много места, там я люблю быть одна. Здесь одна твоя студия больше всей моей квартиры, кажется, — смеётся, а Дориана улыбается, смотря на повеселевшую от воспоминаний Кьяру. — Наверное, у меня был какой-то комплекс недостаточного пространства с самого детства. Мне постоянно было мало места... Поэтому моей самой большой мечтой было купить огромный дом, чтобы я ощущала себя там свободно. И когда я наконец заработала достаточно, то купила этот дом. Здесь мне хорошо, — скользит взглядом по потолку и в проход, где нет никакой двери. — Это моя единственная недвижимость, — добавляет, а Кьяра смотрит удивлённо, подняв голову. — У тебя же много денег... Я думала, все вкладывают свои деньги в недвижимость первым делом, — говорит недоуменно, а Дориана кивает. — У меня много вложено в разный бизнес: в мой, не мой, я акционер. У меня есть несколько машин, личный самолёт, яхта, а остальное по мелочи. Если я путешествую, то арендую всё по максимуму и получается так, словно я это купила, на самом деле. Покупать ещё какой-то участок, дом или квартиру мне не хочется, потому что я не хочу, чтобы что-то держало меня в определенном месте. У меня есть мой дом, я люблю его, он полностью меня устраивает, и я буду жить только здесь. — У моей матери Виолы много денег вложено в недвижимость, а у Марины, по-моему, только квартира в Тель-Авиве, остальное тоже в акциях. Она говорит, что инвестирует в себя, — хихикает, а Дориана её смех поддерживает. — Татуировки? — Кьяра кивает. — Я обожаю тату, могу её понять. — Она готова забить всё, но только не лицо, потому что её лицо — её визитная карточка и оно должно остаться нетронутым, ну и просто забитое тело и не забитая голова выглядят очень контрастно, а Марина — человек контрастов. — Она занимается чем-то творческим? Что-то вроде актёра, музыканта или модели? Дизайна? — перебирает варианты, а Кьяра снисходительно улыбается. — Она бизнесмен, а ещё амбассадор собственного бренда спортивного белья и одежды. — Я бы снялась у неё, обожаю рекламировать спортивное бельё, — Кьяра смеётся, смотря на загадочное лицо Дорианы. — Это тебе нужно поговорить с мамой, может быть, договоритесь. Хотя она, вроде бы, никого не искала... ну, вдруг, — жмёт плечами. — А она еврейка? — неожиданно спрашивает, а Кьяра кивает. — Да, еврейка, — улыбка Дорианы Кьяру смущает вне контекста заинтересованности. — У меня всегда получается с ними договариваться, значит, стоит попробовать. — Тебе никто не предлагает сняться в рекламе? — Кьяра спрашивает с усмешкой, а Дориана отмахивается. — Предлагает, но всё какое-то скучное. А тут... что-то интересное, мы бы сделали друг для друга хорошее дело. Думаю, нам стоит связаться и обговорить возможность сотрудничества. Я бы правда с удовольствием прорекламировала её одежду, бельё, мне нравится спортивный стиль. — На следующей неделе можешь попробовать написать её менеджеру с предложением. Ну или я передам ей лично... не знаю, как получится, — Дориана кивает, усмехнувшись. — Посмотрим в конце недели, как будет лучше. — Обалдеть, ты хочешь работать с моей матерью... — выдыхает с глубоким удивлением, не веря, что правда это произносит. — С ней плохо работать? — смеётся тихо, а Кьяра жмёт плечами абсолютно искренне выражая эмоции. — Я не знаю, — улыбается и мотает головой. — Я не работала с ней никогда, мой босс — Виола. Я думаю, что Марина хороший руководитель, справедливый. Она тебе не откажет без серьёзной причины. — Моя репутация может быть такой причиной? — Кьяра смотрит в её чёрные глаза с лёгкой улыбкой. — Я думаю, что кое-что может её заставить тебе отказать. Но ты же не насильница и не растлительница. Что у тебя с репутацией? — лицо Дорианы становится загадочным вновь. — Ты не знаешь? В СМИ проскальзывали обвинения меня в том, что я состою в отношениях с малолетними детьми, — Кьяра сию секунду удивляется, сводя брови к переносице. — Не слышала. — Пытались меня отменять, но не за что, потому что я чиста и никогда не спала с детьми. Писали про то, что в туры я с собой вожу своих маленьких группис и поёбываю их, малолетних омег, пока их родители не следят. Да я никогда таким не занималась, но мне однажды предъявили, и с тех пор небольшой отпечаток всё тянется, хотя отмывалась я тщательно, даже несмотря на то, что могла этого и не делать, оправдываться перед общественностью мне не за что. — Я бы даже не подумала, что про тебя можно такое сказать, — Кьяра мрачно смотрит в сторону воды, почти проглотив язык после такой шокирующей новости. Оказывается, у других в биографии тоже есть пятна. — Да, раньше в турах со мной были группис, не отрицаю, каждый рэпер, мне кажется, прошёл через это... а кто-то даже продолжает, но со мной никогда не было маленьких девочек. Это были взрослые омеги, которым за двадцать. Поверить иногда не могу, что это правда говорили про меня, — качает головой, с пустотой в глазах глядя перед собой. Кьяра слушает молча, без желания перебивать, и только кладёт ей ладонь на бедро, не зная, как вообще поддержать. Да, паршиво, настроение скатилось, но поддержать нужно, да и Кьяре не всё равно. На Дориану ей не может быть всё равно. — Если тебя это утешит, то я послушала тебя и мне стало легче, — Дориана смотрит на неё и начинает улыбаться. — Было и было, я уже тысячу раз это проговорила, что во мне это никак больше не отзывается. А что с тобой? — Кьяра усмехнулась как-то криво и нарисовала пальцем на тёмной коже круг, а потом ещё и ещё. Остановилась и вернула ладонь в спокойное положение, начав говорить: — Один французский журналист написал статью обо мне после Рождества. Там он сказал, что я «ребенок с отвратительной репутацией», а потом слова поддержки и выражения жалости за то, что всё так обходится... — Кьяра, — шёпот, а затем тёплая ладонь прижала за затылок к щеке, которой Дориана наклонилась. Кьяра зажмурилась, ощутив теплоту рядом, и сжала бедро. В глазах почему-то стало влажно. — Ужасно, когда трогают детей. У прессы не должно быть такого права, даже если они хотят помочь, они навредят ещё больше. Ведь это читают, об этом говорят, это только добавляет масла в огонь, — слёзы скатились по щекам, а подбородок задрожал. Кьяра всхлипнула через секунду, и тогда ощутила, как крепко её обнимают. — Мне плевать, какая у тебя репутация, потому что у меня самой она оставляет желать лучшего, — шепчет на ухо, а потом прижимается к шее, придерживая голову. — Не плачь, я тебя прошу, мне становится больно. Кьяра обняла её за шею трепетно, уложив свою голову на её. Чувствовала, как рука гладит волосы, нежно залезая в них пальцами, как другая рука обнимает талию, успокаивая. Всегда, когда дело касалось общественности, Кьяра оказывалась словно в клетке с дикими зверями. Но она ведь ничего не сделала. Она буквально всего лишь красивый ребёнок, которому повезло родиться в такой семье, которому повезло с матерью и продюсером в одном лице. Но люди всегда предпочитали делать ей больно за то, чем она занимается, выплёвывая обидное «шлюха». Сейчас, расплакавшись, она впервые ощутила не одиночество, а наполненность от такого контакта. От слёз стало словно легче, правда легче, а не только на словах. — Всё хорошо, — Дориана вытирает ладонями чуть покрасневшее в области глаз и носа лицо Кьяры, а она шмыгает, смотря в её глаза так доверительно сейчас. — Иногда я ненавижу, какой популярной я стала. Иногда я думаю, что лучше бы не начинала писать музыку. Жила бы себе в Рио-де-Жанейро, стала кем-нибудь обычным, хорошим средним классом, — массирует большими пальцами виски Кьяры, понемногу успокаивая. — Меня не успокаивает то, сколько денег у меня есть, перестало успокаивать курение анаши и весь год я пыталась спасаться от себя же, потому что я начала всё это ненавидеть. Меня трясло от мысли о том, что мне снова придётся выйти на сцену, я блевала от осознания необходимого контакта с фанатами, я почти ничего не делала, потому что всё так заебало. И вот я написала тебе, и мы созвонились... впервые меня отпустило, — Кьяра всё смотрела в её глаза и не находила в них ни капли юмора. Ни намека на то, что её слова — шутка, чтобы Кьяре стало легче. — Так это не просто творческий кризис? — Это уже личностный кризис, Кьяра, и я смогла из него выбраться только благодаря тебе. Последние пять месяцев мне хотелось только умереть, без шуток. Значит, теперь я обязана тебе за то, что моя жизнь всё ещё у меня. Я сделаю все, что смогу, чтобы ты чувствовала себя лучше. — Мне уже лучше, — кивает, сорвавшись на шёпот, а потом глаза опускает на губы и снова их поднимает, ощущая себя в своей тарелке. Казалось, сердце стучит в горле, когда Дориана наклонилась. Кьяра не испугалась поцелуя, потому что преследовало ощущение, что так и должно быть. До этого она целовалась с другими и почти всегда омегами, но никогда ничего не чувствовала, Кьяре просто нравился сам процесс. Но тут... Но второй раз она подалась сама и со всем жаром вцепилась в губы, окольцевав шею руками, словно так и должно быть. Кьяре так хотелось её целовать. Никакого сопротивления она не застала, ответные ласки только разгоняли кровь по венам сильнее, а сердце напрягалось и стучало слишком громко, казалось, его стук разносится эхом над бассейном. Теплые руки обнимали спину и держали волосы, пока Кьяра остервенело целовала губы, а потом опустилась к шее быстрее, не дав этого первой сделать Дориане. От неё пахло великолепно, сексуально и завлекающе, Кьяра наслаждалась, пока целовала, а потом обняла и безвольно повисла, возмутительно устав и истощившись от эмоциональных перепадов и переживаний. Не было чувства, что она сделала что-то неправильно, окружало ощущение того, что Кьяра знает Дориану так много лет, словно они уже бесконечность вместе. Всё было каким-то родным, знакомым, притягательным, уютным. Всё было таким, в каком хотелось остаться. — Хочешь пойти поспать? Тебе достанется спальня рядом с моей, чтобы перестало быть одиноко, — шепчет, поглаживая затылок Кьяры, а она обнимает, прижавшись нежно, как кошка. — Я могу пойти спать с тобой? — спрашивает, словно в этом нет ничего такого, и слышит обычный утвердительный ответ, словно Дориана не может этому удивиться. Кьяре так не хочется её отпускать. Хозяйская спальная огромная, такая же огромная, как и всё в этом доме. Три двустворчатые двери на большой балкон закрыты и занавешены плотными шторами, большая кровать расправлена. Всё так чисто и темно, что думать не хочется. Кьяра засыпает на голой груди, и единственное, что её заботит, громкий стук сердца Дорианы, всё-таки прекрасно усыпляющий бдительность. Следующими днями всё отлично: Дориана пишет музыку, играет в баскетбол на заднем дворе, плавает в бассейне и тренируется в зале, пока Кьяра везде её сопровождает, не боясь поцеловать, если хочется. Словно так и должно быть. Они общаются с друзьями Дорианы, Кьяра пишет Энни и говорит, что всё хорошо, что она в порядке, и что скучает, хотя с последним немного и привирает. Они вместе курят в столовой, в студии, в бассейне, после тренировки, когда идут в душ, чтобы избавиться от пота. Кьяру уносит от бонга, а кокаин в чеке заканчивается. Она так и не поговорила с Дорианой про два кило, которые ей передала Силин. Она вообще не говорила с ней о наркотиках, хотя Силин сказала, что Дориана уже почти на системе. Кьяра почему-то думает, что Силин врала, ведь до сих пор она не видела Дориану в неадекватном состоянии или занюхивающей дозу. Казалось, что только Кьяра и баловалась своими тоненькими дорожками, пока никто не видел. В четверг Дориана вечером зовёт Кьяру отдохнуть в клуб, и она конечно же соглашается составить компанию, тем более, что это новый повод познакомиться с каким-то другим окружением Дорианы. Наверное, только это и выдаёт, что её совсем Кьяра не знает, а только в процессе того, чтобы узнать. Они пьют коктейли и танцуют, представляются всем, как друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Все им верят, потому что не поверить в то, что Кьяре уже девятнадцать, сложно, — темнота и рост делают своё дело. Когда Дориана отводит её в сторону и предлагает вставиться кокаином, она сначала не верит, а потом просит показать порошок и спрашивает, первый ли она принимает раз или нет. — Не-а, это не первый, — Кьяра ей кивает и соглашается, потому что вставиться, правда, хочется. Они нюхают в туалете, закрывшись изнутри, а потом Дориана говорит ей не пить и выводит, держа около себя. Долго находиться в клубе не хочется, и они залезают назад в кабриолет, чтобы уехать хоть куда-нибудь. Слушают совместные треки Дорианы с Лоу, те самые, вышедшие на альбоме Лоу не так давно. Кьяра говорит, что ему можно было бы позвонить, а Дориана соглашается, и они делают звонок, пока едут неизвестно куда, колеся по дорогам Лос-Анджелеса в огнях. Общаются с Лоу, который прямо в этот момент записывает новую песню. Дориана зовёт его в гости, пока Кьяра не уехала, чтобы подразъебать хату и побесить Шерон, которой, по мнению Дорианы, слишком спокойно живётся. — Она тебе этого не простит и когда-нибудь кинет нахер, — Лоу смеётся, пока Дориана обнимает Кьяру, прилегшую на её плечо с усталостью. — Я верю в силу её духа, и что она мне всё простит. Как она может меня кинуть, мы же уже одна семья, столько лет вместе, — Лоу смеётся и говорит, что Дориана так не относилась даже к своей единственной бывшей, с которой они тихо разошлись. — Она больше, чем бета, которая работает на меня. Шерон уже часть моей семьи, куда она денется. — У неё огромное терпение и вера в тебя, потому что я бы тебя кинул после года работы, а она ещё даже не собирается! — Я ценю её. — Я привезу ей что-нибудь, чтобы она не думала, что это всё делалось только ради того, чтобы вымотать ей нервы, — здесь уже смеётся Дориана, пока Кьяра закуривает. — Она хотела новую сумку, я скину тебе фотку, её купишь. — Без проблем, надеюсь, бутики Нью-Йорка не подкачают. Они заканчивают говорить после получаса, и Дориана курит вместе с Кьярой, обнимая её поперёк живота. — Ты так о ней заботишься, о Шерон, — Кьяра говорит, уложив голову на плечо. — Она прошла со мной через кучу дерьма и до сих пор продолжает работать, конечно, блядь, я забочусь о ней. Шерон — хороший человек и сотрудник, я правда ценю всё, что она сделала. — У вас уже больше неформальные отношения, да? — Дориана кивает. — Они никогда особо и не были формальными, но в последние лет пять точно уже формальными не назовёшь. Она пытается ещё держать формальности рядом с кем-то, но когда мы вместе, то ни о чём таком речи не идёт. — Впервые вижу, чтобы у кого-то были такие тёплые отношения с менеджером, это так странно для меня. — Она член моей семьи, кажется, она даже не просто менеджер. *** В пятницу вечером Лоу прилетел в Лос-Анджелес, как и обещал. С порога наткнулся на неодобрение Шерон, но тут же вручил ей подарки, попытавшись задобрить, и направился в студию. Весь вечер и всю ночь из студии никто не уходил: музыка играла, записывался голос на разные лады, стоял накуренный воздух, а в двух бонгах булькало привлекательно. Пакет, забитый травой, валялся прямо на столе около диванов, и Кьяра не гнушилась сделать пару затяжек, чтобы стало весело и легко. Шерон пришла только с утра, застав всё тот же творческий процесс, какой был с вечера. Лоу, накачанный кокаином, всё записывался, пока Дориана выкручивала музыку, сидя за пультом звукорежиссёра, и направляла его. Кьяра почти спала, казалось, и даже гремящая музыка ей не мешала. Под травой ничего не могло мешать. — Мимо нот, Лоу, ты не попал ни в одну, — Дориана говорит прямо в микрофон, уже со смехом, а не злясь, как было до этого. — Да бля, серьезно что-ли? — он тоже говорил в микрофон, сняв наушники с головы. — По-моему, тебе уже хватит, вылезай, у нас есть материал, проспись, — Дориана заключает, разворачиваясь к аппаратуре, и удаляет последнюю записанную звуковую дорожку. — По-моему, вам всем уже хватит, — Шерон прошла по студии, поморщившись от стоящего дыма. — Гэв, слышала? Вам всем нужно проспаться. — Подожди, послушай, что мы записали, — Дориана протягивает указательный палец, чтобы Шерон дождалась, пока она включит. Саксофон запел прежде чем что-то ещё, а плавная музыка начала обволакивать. Лоу вышел из кабины, потный, деятельный, с горящими глазами, но в отвратительном виде. — Это охуенно, слушай, — схватил стоящую посередине студии Шерон за руку и заставил танцевать с ним, пока музыка наполнилась вокалом Дорианы в джазовой манере. Кьяра наблюдала за всем с дивана, хихикая над происходящим. Её голова лежала на подлокотнике, футболка задралась до половины спины, а завитые волосы растрепанно свисали, пропахнувшие дымом. Здесь было весело, веселее, чем в доме матери, хотя людей в несколько раз меньше. За всё время Кьяра не пожалела ни разу о том, что приехала. Ей просто не дали заскучать. — Откисаешь? — Кьяра с глупой улыбкой посмотрела на подошедшую Дориану, и оттянула нижнюю губу длинными ногтями с хихиканьем, снова переведя взгляд на танцующих Лоу и Шерон, которым точно не было дискомфортно. — Мне кажется, я уже сплю, — говорит, принимая руку Дорианы, чтобы подняться. — Им так круто, смотри, — кивает за её спину, вставая на диван ногами и становясь чуть выше ростом, чем Дориана. — Кажется, мы тут лишние, — смеётся, взглянув на них, а потом ловит Кьяру, что запрыгивает на неё, начиная обнимать за шею. Гладит по мягким, спутанным светлым волосам, а Кьяра трётся о её ладонь нежно, утопая прямо сейчас безвольно. — Я сейчас усну, — падает на плечо, ощущая, как ладонь сжимает волосы. — Пойдём спать. Нужно было давно тебя отвести, — оборачивается на Шерон и Лоу, которые отошли к столу с аппаратурой и уже включают что-то другое. — Гэв, — Лоу зовёт её и смеётся. Смотрит в её сторону с широкой улыбкой. — Нам нужна женская партия с нежным голосом. Научи Кьяру петь, у неё сладкий голос. — Чувак, — Дориана протягивает, а её голос хрипит из-за напряжения. — Сделаешь меня своим продюсерским проектом? — Кьяра смеётся на её плече. — Я петь совсем не умею. — Соберёмся и поговорим об этом позже, ну? Мне надо бы проспаться, да и тебе тоже. — Окей, я тоже скоро лягу. Дориана без труда несёт на себе Кьяру, ухватившую её и ногами и руками. Гладит по голове, пока они поднимаются на второй этаж. — А ведь крутая идея, Кьяра, — говорит вдруг. — Хочешь, научу тебя петь, и запишешься с нами? Нам правда бы не помешало несколько женских вокальных партий. — Я? Петь? — смеётся тихо. — Сумасшествие, я же не умею. — Я могу выдать тебе несколько занятий, где научу петь, как надо, голос у тебя правда есть, только с ним нужно поработать, сделать огранку. — Звучит, как что-то невозможное, — усмехается, пока Дориана закрывает за ними дверь. — Со мной не существует ничего невозможного, — сажает Кьяру на кровать, а сама снимает футболку через голову, кладёт наручные часы на тумбу недалеко. Кьяра переползает ближе к подушкам, снимает футболку и пьёт таблетку, которую протягивает Дориана. Они выпивают вместе, целуются, пока никто не видит, и ложатся, натянув маски на глаза. Кьяра не хочет возвращаться из такой жизни в рутину. Она бы так и жила тут, в спокойствии. Дориана учит её петь, и Кьяра схватывает быстро, уже к вечеру научившись настраивать голос. Ночью ей дают записаться впервые, пока Лоу лежит вмазанный на диване, а Дориана вдыхает через бонг и пускает по кругу запись, открывая новую дорожку для голоса. Кьяра поёт тот текст, что ей дали, и звучит неуверенно. Дориана мотает головой недовольно, пока они с Лоу обсуждают, что можно сделать. Кьяра стоит в кабине, перенервничав, ждёт, что они там решат. Дориана всё-таки заходит, приносит ей какую-то таблетку, а Кьяра пьёт её, не спрашивая, и видит, как Лоу садится за стол звукаря. — Я буду с тобой. Сейчас ты успокоишься и всё выдашь, — гладит по голове, а Кьяра кивает, смотря на неё доверительно. — Ты всё можешь, расслабься, — трогает лицо, плечи, гладит руки, талию, бёдра, ноги, а затем поднимается снова. — Повернись сюда, — разворачивает к микрофону и надевает на голову наушники. Прижимает к себе вплотную, положив ладонь на живот. — Когда музыка пойдёт, то пой, не переживай, я тебе помогу. Главное не закрывай рот, лучше раскрывай шире, важен любой звук, мы выжмем из записи всё по максимуму. Кьяра ей кивает, собравшись с мыслями, а Дориана делает жест, и музыка включается. Вступает, когда настаёт её очередь, и Дориана кулаком нажимает ей на живот, прямо под грудиной. Ничего не говорит, только придерживает и жмёт, а звук из Кьяры рвётся глубже. Дориана сама открывает ей рот, когда ей кажется недостаточно, и жмёт ещё, управляя голосом. Помогает найти в себе опору. Они записывают этот же кусок ещё трижды, чтобы всё получилось точно. — Нам ещё нужно записать бэк-вокал, поэтому теперь просто тяни ноты, никаких слов, — шепчет, и Кьяра облизывает пересохшие губы. — Всё хорошо, ты отлично справилась, — уверяет, а Кьяра ей кивает снова. — Спасибо, — смотрит в глаза, а потом на губы, и желание оказывается сильнее. Дориана целует её в качестве поддержки, а потом снова ставит к микрофону, закрыв глаза ладонью. Музыку пускают на ещё один круг. *** «Сад земных наслаждений» был прекрасен, как и всегда. Кьяра вылезла из машины и захлопнула дверь, под козырьком из ладони взглянув на возвышающуюся виллу. Родители должны были уже вернуться, Энни написала, что они приехали и были недовольны пропажей дочери. От скорых разборок стало ужасно тяжело, голова заболела, хотя Кьяра в самолёте успела покурить анаши и глотнула виски, хотя мешать нельзя. — Кьяра! — Энни вышла из дома и помахала рукой, окликнув. Они столкнулись через секунду и обнялись, как старые друзья, засмеявшись, пока солнце грело, выйдя из-за дымки облаков. — Как ты тут? Ничего не происходило? — интересуется, пока они направляются в дом. — Нет, ничего, всё, как обычно: тихо, безлюдно. — А эти не приезжали? — намекает на сестёр Солсбери, а Энни только качает головой. — Нет, никого не было. — Оно и к лучшему. Сильно родители злятся? — берёт Энни под руку, пока они заходят в холл. — Виола, кажется, не сильно, но Марина хотела с тобой поговорить. Она на кухне, — отвечает, пока они идут по коридору. — Пойдешь со мной? — Не думаю, что я там нужна, — смотрит выразительно, а Кьяра поднимает солнцезащитные очки на голову и вздыхает. — Вот блин... ладно, я потом выйду, расскажу, что мне сказали, — прощаются около кухни, и Кьяра заходит туда одна, замечая Марину за нарезанием арбуза. — Мам, — зовёт, а она смотрит через плечо, даже улыбается, от чего Кьяре становится легче. Она подходит и обнимает её крепко, соскучившись, а Марина утыкается ей в волосы, не обнимая в ответ из-за грязных рук. — Пахнешь альфой, — Кьяра только поджимает губы, отходя в сторону, пока Марина продолжает резать. — Мам, — усмехается, садясь за стойку. Кладёт сумочку рядом, вынимая из неё сигареты. — В общем, нам нужно поговорить. — Давай поговорим, потому что я тоже очень хочу это сделать, — Кьяра закуривает, выдыхая дым, сжимает переносицу. — Я знаю, что я виновата, но со мной всё в порядке, я жива, здорова, — Марина мычит утвердительно, облизав пальцы. — Вы переживали, я знаю, но я была рядом с отличными людьми, они заботились обо мне. — Я могу сказать, даже рядом с кем ты была, и кто же о тебе заботился, — Марина смотрит с улыбкой через плечо, а Кьяра сглатывает, снова делая нервную затяжку. — Дориана, она хороший человек, мам. Она любит то, чем занимается. — А ещё любит маленьких омег, да, я знаю, — Кьяре от таких определений обидно и больно. Она хочет защитить её, даже от собственной матери. — Это не так, она не растлительница, — мотает головой. — Это только слухи. — Ничто не берётся из пустого места. Придумать такого без причины не могут. Ты ничего не знаешь, а я знаю. Про неё начали так говорить, когда у неё на концертах начали появляться маленькие девочки, которые с ней приезжали. Всем было бы всё равно, если бы они не целовались прилюдно, никто бы даже не подумал, что она что-то с ними делает, — Кьяра только делает непонимающее выражение, поджимая губы. — Следовательно, общественность это задело. Если она их целует, то значит может и делать что-то большее, правильно? Они подумали, что всё так и есть, поэтому ей очень сильно досталось в своё время, — смотрит на Кьяру многозначительно, обернувшись. Вытирает руки полотенцем, а потом приносит ей арбуз на тарелке. Кьяра голову отворачивает обиженно, докуривая. — Ничего подобного сейчас точно нет, — заключает, а Марина усмехается, справедливо ничего не отвечая. — Мам, я хочу вернуться к ней. — К ней? — спрашивает с усмешкой, перебив. — Мне казалось, ты достаточно там отдохнула. — Будет лучше, если я туда вернусь. Я всё равно вернусь, будете вы против или нет, я хочу жить эту жизнь в удовольствие, а рядом с ней мне хорошо. Обо мне там заботятся, проявляют внимание, любовь, я чувствую себя там так, словно это моё место, — сначала Марина молчит, отвернув голову, а Кьяра ничего больше не говорит, чувствуя, как вина грызёт её. Но она правда хочет вернуться, несмотря ни на что. — У тебя есть, что добавить? — говорит, не поворачиваясь, а Кьяра кусает губу, смотря на свои руки, начинает заламывать пальцы. — Я люблю её, — произносит, не веря собственному голосу. Она сказала это настолько жалко, словно это не ломает. — Если бы я в пятнадцать лет пришла к своим родителям и сказала, что поеду жить к любимой, то мне бы хорошенько досталось, — говорит тихо, не смотря в сторону дочери, а Кьяра смотрит на её спину, ощущая себя настолько виноватой. — А я даже сделать ничего не могу. — Мам, я обещаю, всё будет хорошо, — аккуратно произносит, пытаясь как-то исправить ситуацию. — Я дам тебе все адреса, все телефоны, ты будешь знать, где я и как... Просто я хочу быть с ней, я очень хочу... — Мне это не нравится, Кьяра, — смотрит так пусто, что Кьяру давит только сильнее. — Я всегда была с тобой честна, сейчас тоже буду. Мне страшно, что она что-то с тобой сделает, а никого рядом не будет. Она старше, она сильнее, она умнее — она превосходит тебя по всем параметрам, и меня это пугает. — Она очень хорошая, правда, — Марина гладит её по щеке. — У вас что-то было? — Кьяра мотает головой. — Мы только целовались, она не станет спать со мной, пока мне пятнадцать. Мам... — Я никак не смогу тебя удержать? — Кьяра снова крутит головой, смотря так пронзительно голубыми глазами, что сердце у Марины обливается кровью. — Никак, прости. Я хочу быть чем-то большим, чем ребёнком с отвратительной репутацией, который всю жизнь жил в журналах. Я хочу выбраться, раскрыться, она расправит мне крылья... Она мне так нравится, ты бы знала. Она так смотрит, так целует, мне с ней очень хорошо, — Кьяра сжимает другую руку Марины в своей, смотря в её глаза неотрывно. — Я убью её, если узнаю, что она навредила тебе. А я узнаю, ничего скрыть не получится, — Кьяра из-за стойки выскакивает и обнимает Марину крепко, принимая её слова за согласие. Слёзы впитываются в её футболку. — Она относится ко мне бережно, я буду в порядке, — Марина прижимает её к себе и целует в макушку. — Я всегда готова тебе помочь, если это понадобится. Ты всегда можешь рассчитывать на меня, — Кьяра отстраняется и смотрит на неё искренне. — Я знаю, мам. — Спроси у мамы, что она думает. Если отпустит, поедешь, — Кьяра кивает и обнимает Марину снова, а потом забирает сумочку и направляется в спальню, куда сказала Марина. — Мам? — заглядывает внутрь, постучав, и находит Виолу с ноутбуком на кровати. Она жестом зовёт войти, и Кьяра закрывает за собой дверь, напряжённо направляясь к кровати. — Привет, мам. — Кьяра, — обнимает, когда Кьяра наклоняется, и целует её в щёку. — Ты говорила с Марой? — Говорила. — Она очень беспокоилась за тебя, когда узнала, с кем ты находишься, не заставляй её нервничать, пожалуйста, — Кьяра садится рядом с ней, взяв руку в свои. — А ты? Ты тоже беспокоилась? — смотрит в глаза, а Виола гладит её по щеке. — Конечно, я тоже, я же твоя мать. Я очень люблю тебя, — Кьяра смотрит на неё, и в глазах скапливаются слёзы. — Ну не плачь, малыш. Убирает ноутбук в сторону, а Кьяра утыкается в её живот, всхлипнув. — Через месяц будет выпуск нового журнала, нужно пару кадров щелкнуть на днях, — гладит по голове, а Кьяра прижимается к ней, шмыгая. — Слышишь? Поработать немножко. — Мам, — бубнит, не поднимая головы с живота. — Мне нужно вернуться туда. Я хочу прямо сегодня вернуться, — начинает плакать взахлёб, пачкая рубашку в слезах и слюне. — Собираешься с ней жить? — Кьяра кивает, заикаясь. — Кьяра, нужно отснять материал, малыш. Ну, а музыкантша эта... Если она снова будет что-нибудь выпускать, будет хорошо. Я видела, она в шоу участвовала на днях, это просто отлично. Можешь с ней покрутиться, пойдет на пользу. — Я люблю её, — Виола гладит светлые волосы, слушая неразборчивый плач. — Любовь — это хорошо, Кьяра, особенно с этой... Дорианой или как её там, — вздыхает. — Неплохая кандидатура, только вот о репутации надо позаботиться, с ней надо по-хорошему. — Мы записывали песню, — поднимает голову и покрасневшими глазами смотрит на Виолу. — Записывали песню? Отлично, может быть у тебя талант, а она продюсер вроде? Не отказывайся, если предложит подписать контракт, мы как-нибудь с ней договоримся, чтобы не нагружала. Тебе это только в плюс пойдет. — Я молодец? — Конечно, молодец, малыш, мама тобой довольна, — целует в щёку и вытирает слёзы. — Очень довольна. Ты у меня замечательная. Кьяра ей улыбается счастливо, смотря чистыми голубыми глазами искренне. Мама довольна, значит, всё хорошо, значит, можно попробовать снова. Кьяре и правда понравилось писать музыку. — Поедешь, поработай там хорошо, выпустите песню, тебя похвалят. Будь умницей, Кьяра. Может быть, даже в журнале сможешь не сниматься в этот раз, если поработаешь там. — Если ты хочешь, чтобы я снялась, то я снимусь, — говорит, шмыгнув, а Виола улыбается и гладить по голове. Она готова угодить, чтобы ей снова сказали, что она молодец. Чтобы мама сказала. — Посмотрим. Ты только следи за собой, а то мне кажется, ты поправилась. Занимайся и много не ешь, ты же знаешь, что от калорийного тебя сразу жир отложится. У омег он скапливается от природы больше, — смотрит оценивающе, а Кьяра кивает, пытаясь не выдавать, что ей стало обидно. Она правда поправилась? А она и не заметила, даже не взвесилась ни разу. Сколько там уже прибыло? — Я старалась следить за тем, что ем, прости. — Сгонишь ещё, ты умница, только работай усерднее. Буду ждать результатов, детка. Кьяра кивает ей и клятвенно обещает, что сделает всё, как она сказала. Потому что не хочет расстраивать. Только не её. Марина заходит в спальню только через час, когда Кьяры уже и след простыл. Когда она уже собирает вещи в дорогу. Виола смотрит на неё, а потом хлопает по месту рядом с собой на кровати, приглашая лечь рядом. Марина не сопротивляется, ложится тут же, и Виола гладит её руку, смотря нежно. — Ты подавленная, — произносит, а Марина смотрит на неё, не зная, что сказать. Но от прикосновений не уворачивается. — Ты сказала ей «да»? — спрашивает в лоб, а Виола кивает, ощущая холод с марининой стороны. — Этого стоило ожидать. А ты вообще задумывалась к кому её отпускаешь? Тебе не страшно, что она по приезде привезёт ребёнка? — Понятие совести у неё есть, не думаю, что она склонит Кьяру к сексу, пока ей нет даже шестнадцати. — То есть в остальном всё, в принципе, нормально? — спрашивает, а Виола вздыхает тяжело. Молчит, пока Марина прожигает взглядом стену напротив. — Мы обе знаем, чьё слово для неё весомее. Мы обе знаем, кто для неё настоящий авторитет, и если бы ты попросила её остаться, она бы осталась, потому что она никогда не скажет ничего поперёк тебе. Но ты её отпустила. — Ты тоже сказала ей «да», — напоминает, а Марина хмыкает. — А у меня выбора не было, Ви, потому что моё слово веса не имеет, и только ты тут что-то решаешь. Если бы я могла что-то менять, я бы никогда её не отпустила туда. Никогда. — Давай успокоимся, хорошо? Ей пойдёт это на пользу со всех сторон, пусть она развивается в чем-то ещё, почему нет? — Марина слушать не хочет, ложится к Виоле спиной, а она гладит её по плечу. — Марина. — Оставь меня, не трогай сейчас. Я не понимаю, как можно было спокойно дать ей согласие на то, чтобы в пятнадцать лет она переехала к кому-то. — Ты не хочешь меня слышать. — Нет, это ты не хочешь меня слышать. Всё это, блядь, выглядит, словно вы издеваетесь надо мной. Да ладно, если бы я могла что-то ещё сама сделать, но я ничего не могу, — садится и руками сжимает волосы, смотря куда-то в сторону. — Я никогда даже не думала, что у меня будет семья, в которой мое мнение станет ненужным. — Я тебя прошу, — гладит её по плечу, когда слышит всхлип. — Марина, ну куда ещё, — прижимает к себе, сжимая волосы, пока она рыдает ей в шею от обиды. — Если всем плевать на меня, зачем я вообще тут нахожусь? Я уеду назад. — Я люблю тебя, твои слова делают мне больно. — А мне делаешь больно ты, когда позволяешь видеть во мне ничто. Я, знаешь ли, очень люблю себя, чтобы позволить такое отношение. — Я никогда не позволяла такого. — Наш ребенок говорит, что любит нас обеих, а потом советуется с нами двумя и делает всё, как скажешь ты, игнорируя моё мнение в принципе. Я не могу её винить, она ребёнок, но неужели это я как-то не так её воспитывала? — Виола гладит её по лицу и волосам, успокаивая, целует в лоб, прижимая к себе. — Мы не дадим её в обиду, я тебе обещаю, всё будет хорошо. — Не знаю, как ты, а я буду пристально следить, чтобы ничего лишнего не произошло. Моя дочь мне очень дорога, она единственная и я люблю её, даже если она делает глупости в силу своего возраста. Она подрастёт и поумнеет опытным путем. Ей нужно научиться на своих ошибках, а я уверена, что это всё — одна большая ошибка. — Мы будем рядом в самый нужный момент, чтобы ей помочь. Это главное.