В нос бьет запах крепкого алкоголя, как только звонкий колокольчик оповещает о новом посетителе. Теплый, отдающий рыжевато-желтым, свет заливает помещение, забитое людьми. К потолку тянется слабая сигаретная дымка — совершенно удушающая для тех, кто не привык к атмосфере паба.
В зале оживленно: едва ли можно было найти свободное место за столиком или барной стойкой. Брови вошедшего на мгновение хмуро сдвинулись к переносице, прежде чем рука, скорее машинально, коснулась шляпы, придерживая ее; ожидаемо, паб не отличался тишиной, и шаги тонут в какофонии смеси голосов и звона стеклянных бокалов и кружек, оставаясь неслышными, а фигура в полушубке — незамеченной.
Странствия безумного авантюриста в этот раз привели к берегам Интиса — страны всех видов удовольствия и разгульного образа жизни. И даже подобным пугающим моря личностям, как Герман Спэрроу, иногда необходим отдых для души и тела; учитывая обстоятельства, было бы самым настоящим богохульством — не посетить местный паб, упустив возможность вкусить хорошего алкоголя.
На барной стойке небрежно лежал потертый по краям плотный лист меню заведения, на который мало кто обращал внимания: большая часть посетителей, очевидно, давно избрала свой фаворитный напиток и не нуждалась в подсказках. Молодой человек, однако, задержал свой взгляд на нем не слишком долго.
— Бармен, — махнув рукой, подал голос авантюрист, обращая внимание рабочего и, заодно, некоторых пьяниц у стойки, к себе, — Кружку авторского.
Светлые глаза бармена округлились в момент, когда он смутно узнал человека перед собой. Его взгляд быстро метнулся к доске объявлений на одной из стен заведения, моментально приметив одно из них.
«Подумать только! Этот безумец действительно настолько сумасшедший, чтобы так просто бродить по прибрежным пабам!?» — задержавшись на одной из особых примет — золотых очках на цепочке —, бармену не оставалось ничего, кроме как кивнуть.
— Будет сделано, — личная безопасность дороже всего, и он это прекрасно понял за года, проведенные за работой в подобных местах.
Клейн, большую часть своего времени в последние месяцы проводивший под ликом Германа Спэрроу, подпер голову рукой и позволил себе прикрыть глаза, ожидая свой напиток.
«На море неспокойно. В этом месяце пираты ненормально активны. Глупо отрицать очевидное — я достаточно вымотался. Это может плохо отразиться на моей деятельности...
»
Погрузившись в свои мысли, Клейн, по привычке, обратился к анализу своих нынешних и будущих действий. И каждый из выводов указывал на одно — его ментальное состояние далеко от идеального, а от этого уже зависит его физическая форма.
Да, он давно не тот Безликий, коим вошел впервые в эти моря: трудности, связанные с применением новых возможностей, поддержание новой личности и преодоление новых опасностей, о которых он порой даже не догадывался, давили тяжелым грузом на его плечи, доводя до крайностей. Однако с высшей последовательностью приходит бóльшая опасность. Более сильные враги, напряженные ситуации, угроза раскола личности и прочие моменты следуют за ним по пятам все ощутимее с каждой новой последовательностью, порой заставляя забыть об отдыхе, который, как бы иронично ни было, крайне необходим.
С губ авантюриста срывается вздох:
«Мне стоит задуматься об отпуске. Если я хочу добиться минимального риска потери контроля во время продвижения по пути, я должен быть внимателен к своему психическому состоянию. Хехе, даже самые последние безумцы должны сохранять рациональность в таких делах...»
Поток размышлений прерывает кружка, которую ловко подтолкнули к нему по гладкой поверхности барной стойки. Клейн, признаться, откровенно пропускает мимо ушей название пойла, лишь оставив на стойке пару золотых в качестве оплаты.
Между пальцев возникает иная монета, которую перекатывают в них несколько мгновений, прежде чем подкинуть ее.
С тех пор, как эта конкретная монета вернулась к нему, Клейн не использовал другие при гадании. Он не задумывался, почему конкретно вышло так: из выдуманного принципа "единства гадального предмета" или чувств и воспоминаний, которыми она пропитана — однако и причин менять ее тоже не было. Тем более, эта монета давно впитала в себя ауру замка Сефиры, что повышало качество гадания на ней, так что Клейн оставался только в плюсе, используя именно ее.
После проведённых махинаций Провидец, наконец, взялся за кружку. Обжигающий алкоголь оставлял ярко выраженное сладкое послевкусие, со временем нейтрализуя будоражущую горечь.
«Подобные коктейли особенно легко пить... Заядлому пьянице было бы сложно остановиться, пока его кошелек не останется пуст,
» — сделав вывод о расчетливом подходе заведения к разорению своих клиентов, Клейн отпустил все мысли, дав себе передышку и растворившись в голосах людей.
— Вчера встретил такую девицу! Скромная, изящная — невозможно держать себя в руках...
— Шарм лоэнских девушек — страшная вещь!
— А то ж..!
— Видели объявления? За голову того пирата подняли цену.
— Слухи о нем до чёртиков смешные. И как только этот неудачник набивает себе цену?
— Шутишь? Он только на первый взгляд безобиден. Не забывай, что он охотник.
— Ну-ну.
— Раз такой смелый, мы могли бы разыграть пари...
— Красавица, будь добра, плесни по новой!
— Хаха, так и скажи, что запал! Никто не осудит, когда тут такие формы...
— Заткни пасть!
...
Погрузившись в чужие разговоры, Клейн не сразу заметил, как пустые соседние места заняли, немного отодвинув из высоких стульев с неприятным скрежетом. Лишь зов интуиции, свойственный Провидцам, заставил сместить фокус внимания в сторону мест рядом с ним.
— Хвала Госпоже, места еще есть.
— Да брось, даже если бы их не было, нашли бы другое заведение. ну, или...
— Никаких "или". Мы не трогаем гражданских.
— Боги, я даже не думал об этом! Клянусь!
Мягкий смех смешался со вздохом; укоризненное "ну-ну" сопровождается взмахом руки и просьбой к бармену.
Глаза Клейна малость потускнели. Ладонь сжала монету, прекратив перекатывать ее меж пальцев.
Метнув взгляд в сторону смутно знакомого голоса, выражение лица безумного авантюриста принимают растрерянные нотки, граничащие с отпечатном давней тоски, что совсем несвойственно этой холодной личности, не знающей жалости.
Изящные пальцы проходят сквозь темные волосы, длина которых была уже ниже плеч, собирая их на затылке. Простую чёрную резинку зубами стягивают с запястья, пальцы подхватывают ее и принимаются затягивать волосы в тугой хвост.
— Никакой от них пользы, только мешаются. пора бы отрезать их... — бурчит недовольно их обладатель, поправляя непослушную челку.
— Не будь так жесток. Ты ведь так гордишься ими, к чему отрезать? Более того, они чудесно выглядят и подходят тебе, — его спутник, лица которого Клейн не видел, так как человек сидел к нему спиной, осторожно успокаивал сидящего рядом.
И того, как раз, Провидец мог прекрасно рассмотреть.
На лице, чьи черты были немного более четкими, чем в прошлом, расцвела улыбка, а в глазах приятного приглушенно-зеленого цвета сверкал довольный огонек. Не нужно быть Зрителем, чтобы понять, что чувствовал этот человек: лёгкость, умиротворение.
Счастье.
Сердце Клейна непривычно обдало жаром и чувством, будто в груди что-то сжалось мертвой хваткой, доставляя боль и сбивая ровный ритм сердцебиения. Старые, умышленно позабытые чувства вины и сожаления встали поперк глотки комом, перекрыв в этот момент кислород, лишая возможности сделать вдох полной грудью.
«Мой дорогой... Леонард? Что он делает в Интисе? Разве Церковь Вечной Ночи может послать своих людей сюда? Как минимум Церковь Солнца не должна иметь недостатка в потусторонних...
» — чуть было не допустив осечку в собственных мыслях, Клейн почувствовал, что заворожен. Копаясь в воспоминаниях, ему сложно вспомнить день, когда этот поэт был так беспечен — в хорошем смысле. Даже в первые их встречи на его лице можно было проследить тень тоски, словно он, несмотря на свое богатое окружение, вечно находится в холодных объятиях одиночества. Конечно, самоуверенный юноша, излучающий ауру романтичного поэта, успешно скрывал свои истинные чувства, открывая их лишь изредка.
Сейчас же Клейн едва мог узнать в человеке, сидящем на расстоянии двух метров от него, того Полуночного поэта и Ночного Ястреба. Леонард был искренним со своим собеседником; спустя долгое время этот человек, переживший явно многое за этот промежуток, смог найти в себе силы смириться с событиями прошлого и идти дальше. Он светился жизнью, улыбался и смеялся на слова спутника.
Уголок губ Клейна дернулся в незаметной улыбке, когда он, наконец, отвел взгляд, мысленно благодаря Богиню за то, что никто не обратил внимание на его пристальный взгляд. Если бы кто-то — в особенности, два человека рядом — увидел подобное — страха, что сумасшедший авантюрист выбрал свою новую жертву, было бы не избежать.
«Похоже, Леонард действительно в порядке.»
Остатки алкоголя в кружке были допиты в один глоток. В мыслях промелькнула идея, которую Клейн мгновенно отверг, поднявшись со своего места.
Когда дверь закрылась за безумным авантюристом, издав очередной звонок колокольчика, бармен испустил вздох облегчения.
Темные глаза Германа Спэрроу пронзили бесконечную водную гладь, на которую открывался вид на выходе из паба. Горизонт был почти иссиня-черным, словно вдалеке разразилась устрашающая буря. Лишь те, кто не дружит с головой, отправятся сейчас вплавь.
«Пора возвращаться в море,» — вздохнув, Герман прижал ладонью полуторную шляпу, когда перчатка на его левой руке стала прозрачной.
Оставив паб, фигура авантюриста растворилась в воздухе, словно его здесь и не было.
****
Поздний вечер, съемная квартира в прибрежном округе Интиса.
— Старик, ты довольно тихий весь вечер. Что-то произошло? — Леонард стоял на балконе, оперевшись предплечьями о деревянные перила. Между пальцами была зажата сигарета, что медленно тлела, испуская тонкую хаотичную струйку дыма, а темные волосы неаккуратно струились по плечам.
Некоторое время Паллез Зороастр сохранял молчание, прежде чем в мыслях Леонарда послышался старческий голос:
«Сегодня ты не заметил ничего странного?»
— Как раз этот вопрос мне и кажется странным, — тихо произнес Красная Перчатка, сделав затяжку. — Ты что-то обнаружил?
«Нет. Тогда не слушай этого старика,» — Паллез хрипло усмехнулся, вновь утихнув в сознании Леонарда. И хотя последний понимал, что старик явно что-то скрывает, допытываться не стал: если бы им грозила опасность, он обязательно сказал об этом.
Приглушенно-зеленые глаза взглянули на небо. Россыпь далеких звёзд обрамляла алую луну, по обыкновению озаряющую темную ночь, создавая поистине умиротворяющую картину.
Потушив сигарету о пепельницу, Леонард привычно стукнул четыре раза по груди, после чего сложил ладони вместе в беззвучной молитве.
— Хвала Госпоже, — прошептал он в заключение. Обернувшись, он обнаружил, что в проходе на балкон стоит другой молодой человек. Его каштановые волосы были слегка растрёпаны, а янтарные глаза спокойно наблюдали за Леонардом.
— Уже иду, — Леонарду не требовалось слов, чтобы понять, что его уже заждались в постели.
— Постой, — ладонь янтароглазого легко коснулась груди парня, задерживая его. Он преувеличенно нахмурился, будто заметив что-то не то в нем, внимательно разглядывая его. Пальцы коснулись края чужого уха, нежно огладив его, прежде чем лицо янтароглазого отразило нечто вроде прозрения: он сжал ладонь в кулак, наконец, выведя его перед Леонардом.
Неожиданно, этот молодой человек встряхнул ладонью и щелкнул пальцами.
В его руке вспыхнуло пламя, быстро рассыпаясь в мелкие яркие искорки, пока вместо него не оказался нежный цветок, чьи лепестки были приятного лилового оттенка. С легкой улыбкой и поклоном, янтароглазый протянул цветок Леонарду, чем вызвал у того добродушный смех.
— Иногда я задаюсь вопросом, кто из нас больший романтик.
— Конечно же ты,
мой дорогой поэт. Я никак не претендую на это место.
Ответив своему Фокуснику обезоруженной улыбкой, Леонард подхватил чужую ладонь и утянул молодого человека с балкона в квартиру, скрываясь от молчаливого взгляда звезд, луны и других таинств в ее стенах.
****
«В ночной тиши, под взглядом луны
Желание свое ты прошепчи;
Оставив позади все проказы судьбы,
В объятиях Вечного ты тихому голосу внемли:
Лишь не оставив в настоящем ни капли лжи,
В будущем поистине сможешь расцвести.»
