Ему страшно. И он боится себе признать, что если сейчас его поставят перед выбором, даже зная, что сделал его брат, он всё равно встанет на его сторону. Не может не сделать этого, даже если очень сильно любит Мин И, даже если очень к нему привязался, всё равно не сможет, потому что это другое. В это мгновение он ненавидит себя больше всего на свете за своё бессилие. (Бифлифы. Fix-it. Ши Уду жив.)

— С чего ты взял, что я ненавижу тебя? — Что? — Кавех спрашивает истерично, почти с вызовом, поднимая голову от неожиданности этого вопроса, но лицо Аль-Хайтама абсолютно не меняется, будто не перед ним Кавех частично обнажил душу, будто не перед ним расплакался. — Ты сказал, что я тебя ненавижу. Это не так, — повторяет Аль-Хайтам ровно, и ничего в его позе не меняется, даже волос из причёски не выбивается.

— Может, просветишь, что заставляет тебя кидаться в драку и напиваться в стельку, пока я жду тебя здесь? — Можешь не ждать, — шепчет Кавех, отворачивается, потому что не хочет отвечать, не может заставить себя, пытается защёлкнуть метаморфическую раковину со своими чувствами, чтобы она захлопнулась и никогда больше не открывалась, но у него ничего никогда не получается контролировать в своей жизни — что уж говорить о чувствах. — Не могу, зная, что ты придёшь.

— Я понимаю, ты прав, это действительно звучит логично, — соглашается Кавех, и тон его голоса медленный, размеренный, почему-то бьёт точно в спину. Хайтам не может отвернуться, не может не смотреть ему в глаза. — Я надеялся, что мы не будем из разряда тех пар, которые расстаются после учёбы, но, видимо, у жизни другие планы.

Кавех думает — ему не нужны эти чувства, они неудобные, они мешают, они портят ему жизнь, значит, нет смысла давать им хоть малую толику места в его существовании. Кавех думает — пример родителей в значительной степени показал ему, как именно судьба распоряжается людьми, которых связала друг с другом, и он не хочет, чтобы то же самое случилось и с ним; не хочет, поэтому сделает всё, чтобы этого не произошло.