Алгоритм действий был уже настолько обыденным, что словно на автомате проигрывался у него в голове. Отойти к какой-нибудь стене. Не слушать удары бьющегося в ушах сердца. Дышать — глубоко, но как можно реже. По очереди напрягать и расслаблять мышцы конечностей. И не думать о том, что растущий в груди шарик в любой момент может взорваться. Конечно, Джисон знает механизм, он выгравирован у него в подкорке. Потому что с тех пор, как Минхо ушел, панические атаки снова стали частью его жизни.

Минхо всегда был честным — как с другими, так и с собой, так что последствия непрошенных чувств к тому, кто должен был быть лишь его партнером по сексу, он встречает открыто, лицом к лицу. Хотелось бы, чтобы это делало ситуацию легче.

Когда мысли обо всем отяжеляют голову слишком сильно, Джисон знает, что он может доверить Минхо задачу заставить его снова почувствовать себя легким.

Минхо искренне не понимал, почему обязательно нужно выбирать. На вопрос пьяно улыбающегося и очень довольного собой Хенджина: “Задница или грудь?” он ответил вполне честно: Джисон. Остальное было не так уж и важно.

— Ты не понимаешь, — шипит Чанбин; глаза его превратились в две подозрительно смотрящие на все вокруг щелки. — Он появляется в дверях в глаженой толстовке? Джисон? Это странно. Или: с Джисоном начинают происходить Странности. Чанбин (тот, кто настаивает на необходимости называть это Странностями) полон желания найти их корень. Чан пытается понять, что происходит, и параллельно постичь основы медитации (ему сказали, что это хорошо помогает с нервами).