Сынмин ненавидит всё то, что не может контролировать сам. Чувства, эмоции. Желания. Свою очевидную незаконность. Гниль, почти сочащуюся из кожи, и людей, знающих слишком многое, — незнакомых, но с понимающими глазами. Такой оказывается его личная паранойя на новой работе: вечно сыплющий горящими искрами удовольствия и пугающе странный. Однажды он втягивает Сынмина в понятную только ему игру с явным намерением поделиться огнём — и смотреть, как он сгорает дотла.

Минхо бежит от чувств, как от огня — спотыкаясь и расшибаясь о трудности существования без сердца. Он пишет книгу, копается в своих загнивающих, потому что несбыточных, желаниях и не ищет музы. Зато она находит его сама — в виде Хан Джисона, у которого всего одно желание — жить.

sns!au, в которой Джисон ужасно давно сохнет по загадочному образу Минхо в инстаграме, жарит его огонёчками на историях по полной программе и не умеет пользоваться директом. А Минхо — Минхо просто хочет выжить.

Лето у Чана выдалось неоднозначным: вместившим три сезона внутри и окрашенным привычной любовью к Минхо. //О губах-персиках, украденных полотенцах и почти несбыточных мечтах.

Сон Ханбин — слишком. Он всегда и везде, вечно довольный и несомненно успешный. И эта напыщенная идеальность во всём, чего он, дражайший и непобедимый, касается, бесит Хао просто ужасно. Настолько, что когда Ханбин вдруг перестаёт мельтешить перед глазами, то он злится. Злится, потому что понимает, чего именно ему не хватает. Или лучше будет сказать «кого»?