— Почему ты спас меня? И почему бросил тогда? — как гром среди ясного неба звучит этот серьёзный голос. Охрипший, грубый, но такой родной. Но в воспоминаниях найти его не в силах.

Жизнь круто повернётся, когда ты решишься перевернуть её с ног на голову. Это точно. Пора начать наконец-то жить, а не существовать.

— Я же говорил не быть таким любопытный. — его голос совсем не злой на удвоение. Скорее просто строгий? От чего Лололошка медленно кладёт бумагу назад и собирается уже отойти в сторону, как чужие руки впиваются в края стола по бокам от парня. Заставляя выпрямиться резко, даже испуганно.

С Седриком всегда было спокойнее всего. Кажется, даже увядающий рассудок за пределами Поэны рядом с этим учёным становился лучше. Парню нравилось слушать его болтовню, которую если честно почти не понимал. Ведь смотреть на увлечённое лицо Седрика было чудесно. А его смех и улыбка кажутся чем-то драгоценными. Он трепетно хранит в сердце всё, что смог увидеть за это время. И никогда не сможет описать всю благодарность, которую он ощущает к этому учёному. Ведь на слова Лололошка очень скуп.

— Боже, Фран, я готов на тебя молиться! — вскликивает контрабандист, вертя в руках фрагмент скинта, рассматривая его блеск на свету освещения в небольшой комнате. — Ну так молись. — произносит маг, и продолжает улыбается мальчишке. — Только… Обычно божеству молятся на коленях, не так ли?