ID работы: 8502354

Возвращение

Гет
NC-17
В процессе
42
Размер:
планируется Макси, написано 103 страницы, 11 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
42 Нравится 11 Отзывы 6 В сборник Скачать

Назревавший разговор

Настройки текста
      Давно мысленно готовя себя к этому разговору, я все больше признавала свою беспомощность перед ситуацией. Может, это была основная причина моих страхов. Но отступать было уже некуда. Одна бессонная ночь и разговор с Дейлой окончательно убедили меня.       Я нерешительно подношу кулак к деревянной поверхности, но замираю, задерживая дыхание. Подступающее волнение перехватывает дух, ускоряет пульс. Я жмурюсь, перебарывая страх. Решительнее поднимаю руку и осторожно, почти тихо, ударяю пару раз по двери. Голос отца глухо раздается из кабинета, приглашая войти. Едва держась на ногах, я прохожу внутрь.       Небольшой, хорошо освещенный кабинет встречает привычными прохладой, ароматом кофе и дерева. Отец не поднимает головы на меня, сосредоточенно раскладывая документы по папкам. Я застываю в дверях, нервно сцепив пальцы на рукавах свитера.       — Проходи, садись, — несколько отстраненно приглашает отец, по-прежнему не отвлекаясь от бумаг.       Едва дыша, я прохожу к дивану и присаживаюсь на самый край. Пальцы в волнении сжимают плюшевый плед. Чтобы отвлечься и успокоиться, осматриваю кабинет. Я бывала здесь раза два-три, но помню всю едва ли не в деталях. Изысканные детали хорошо отпечатываются в памяти.       — Начнешь, может быть? Ты пришла сама, — замечает мне отец, отвлекая от размышлений.       Я вздрагиваю, несмотря на спокойный тон его голоса. Головы не поднимаю, гладя на собственные колени. Но на себе ощущаю его внимательный взгляд. Разговор, столько раз воссоздававшийся в моей голове, вылетает из памяти. Я молчу, поспешно подбирая слова. В носу начинает предательски щипать.       — Из школы приходили жалобы на твое поведение, — сам начинает отец, — в частности, на физкультуре. Ты прогуливаешь занятия. По остальным предметам успеваемость, наоборот, поднялась. Объяснишься?       — Я… я не могу заниматься физкультурой, — расплывчато бормочу я и прикрываю глаза, пытаясь справиться с волнением.       Он молчит, явно ожидая продолжения. Я тихонько выдыхаю. Нерешительно поднимаю глаза на него. Серо-зеленые глаза отца наблюдают за мной со спокойствием и вниманием. Лицо как всегда равнодушное, сдержанное. Но я в красках видела в воображении, как спокойствие сменяется яростью, стоит мне только сказать правду.       — На тренировки я теперь тоже почти не хожу… поэтому есть время на учебу, — шепчу я новую порцию правды.       — Ты решила оставить гимнастику?       На доли секунды мне кажется, что в размеренном голосе что-то дрогнуло. Страшные слова подкашивают и мои остатки самообладания. Недавнее смирение уступает место истершейся, прижившейся боли. Я едва успеваю подавить всхлип, плотно сжимая губы.       — Мне придется ее оставить потому что… потому что я… я… б-беременна…       Дрожь в голосе заглушает несвязные бормотания. Я прижимаю кулак к губам, больно прикусываю палец, направляя все желание кричать в укус. Слышно, как тихо отодвигается стул.       — Что ты сказала?       — Я… беременна.       — Сейчас не лучшее время для подобных шуток, Василиса.       — Это не шутка.       Я осмеливаюсь прямо смотреть на него, подтверждая серьезность своих слов. Отец растерянно молчит, хмурится на меня. Нащупав рукой подлокотник стула, снова садится. Тихий и утомленный вздох звучит для меня приговором. Отец прикрывает глаза, касается длинными пальцами переносицы.       — Рассказывай все, — неровно произносит он.       Растерянная его реакцией, молча наблюдаю за ним. Потом спохватываюсь. Говорю коротко, без деталей. С каждым словом чувствую себя все хуже. Но в лице отца не вижу явных ярости или отвращения. Он с прежней усталостью массирует переносицу, изредка касается пальцами век.       — Кто… папаша?       — Это не важно.       — Не важно? Какой-то малолетний ублюдок сунулся к тебе… теперь ты беременна. Это очень важно, Василиса. Мальчишка должен ответить за свои поступки.       В его голосе впервые слышится металл гнева. Я невольно сжимаюсь от страха, заслышав этот тон. Впервые думаю рассказать. Оцениваю эту затею и сразу отбрасываю. Насколько мне известно, отец общается с семьей Драгоция. Мне бы не хотелось ни конфликтов, ни тем более вмешательства его родителей и, что уже совсем кошмарно, внушений о возможной свадьбе.       — Я не могу сказать, — твердо произношу я, но взгляда на отца не поднимаю.       — Он вынуждает тебя молчать? По каким причинам? Только скажи — я все устрою, чтобы помочь тебе выпутаться из этой ситуации, — с неожиданной мягкостью говорит он и вдруг выходит из-за стола.       — Поэтому и не хочу — ты вмешаешься и… мне будет только хуже. Можно пожалуйста не говорить? Это правда не важно, — заволновавшись, тараторю я и сама поднимаюсь с дивана.       Он останавливается напротив меня. Ладонь опускается на мое плечо с неизвестной мне осторожностью, пальцы другой руки мягко захватывают мой подбородок. Я испуганно замираю и на мгновение поднимаю глаза. Замечаю явственную тревогу в его взгляде.       — Он причинял тебе какой-либо вред? Совершал насильственные действия? Давил морально?       — Нет, я же говорила… все было взаимно. Просто так вышло. Мы не увидимся больше… я не хочу с ним встречаться и… вспоминать все это… Хочу просто забыть.       — Забыть, когда вас будет связывать ребенок? Это пустые надежды, Василиса, поверь мне.       — Я отдам его, как только… сразу отдам.       Отец в недовольстве кривит губы, качает головой. Я не могу подавить горькой усмешки, разглядывая его лицо. Я не часто вглядывалась в его черты, боясь привыкнуть, узнать его. Но легкая сетка морщин кажется мне незнакомой, чуждой для отца. Она выдает его волнение.       — Если хочешь, я уйду из дома… да, лучше уйду. Как-нибудь справлюсь до… родов, а там… посмотрю. Я не стану отбрасывать тень на семью, — достаточно сухо, уже отрепетированно произношу я.       Теперь мне точно не хватит ни смелости, ни наглости, чтобы глядеть в его глаза. Хотя, я наверняка поступаю так же, как поступили они с матерью. Быть может, он сам был вынужден издали приглядывать за мной, обеспечивать. От этого ему и нужно принудить к тому же Драгоция.       — И как ты будешь справляться? — с неожиданной издевкой спрашивает отец. — На что жить собираешься?       Я лишь упрямо поджимаю губы, не зная точного ответа. Отец легонько встряхивает меня за плечо, сильнее сжимает подбородок и приподнимает голову. Но я не поднимаю на него глаз.       — Ты никуда не пойдешь и не исчезнешь, — строго произносит он. — Ты часть семьи, такая же равноправная наследница. Я не допущу того, чтобы ты скиталась неизвестно где, непонятно в какой компании и в каких условиях, тем более беременная.       Отец не на дого замолкает и отпускает меня. Слова звучат жестко, но мне чудится в них забота и тревога. Я искоса взглядываю на него. Он в глубокой задумчивости прислоняет палец к губам, слегка хмурится. Я выпрямляюсь, готовая принять любой вердикт.       — Думаю, тебе будет лучше уехать. Я поговорю с твоей бабушкой… Она войдет в положение. Поживешь в Москве какое-то время, пока не решишь, что будешь делать дальше.       Губы вновь непослушно складываются в усмешку. То, как отец выплевывает словцо о собственной матери, не может не вызывать ироничных улыбок. И его решение тоже. По сути, он отдаляет меня от семьи, от возможного внимания. Я ничего не теряю, но с тем же чувствую некоторое огорчение. Впрочем, ничего иного можно было не ожидать.       — Спасибо. Думаю, там мне будет спокойнее, — не скрывая яда в голосе, говорю я и улыбаюсь еще ироничнее.       — Не стоит иронизировать, Василиса, — с явным недовольством одергивает меня отец.       — Я понимаю все, не нужно оправдываться. Я так и не стала идеальной Огневой, а теперь еще и залетела… Кажется, все вокруг были правы — мне не место среди Огневых, среди всех этих представительных людей.       Последний раз усмехнувшись, я отступаю от отца. Поспешно преодолеваю расстояние до двери и выскакиваю в коридор. Запоздалый окрик не останавливает меня. Я только замедляю шаг, проходя до лестницы. У спальни меня поджидает слегка встревоженная Дейла.       — Ну, как прошло? — тихо спрашивает она, вглядываясь в мое лицо. — Криков, вроде, не было. И без слез, видно, обошлось…       Качнув головой, открываю дверь и пропускаю сестру вперед. Дейла оглядывается на меня, но проходит поспешно. Я медлю, завозившись вначале с дверью, потом с местом на кровати. Наконец падаю на постель, скрывая лицо в полумраке. Слезы появляются, стоят комом в горле вместе со всхлипами и бессильными стенаниями. Я прикрываю глаза и медленно выдыхаю, успокаивая себя.       Все не так плохо, даже отлично. Буду жить в уюте, на обеспечении. К осуждению, косым взглядам, недовольству я уже привыкла — вытерплю и сейчас. К тому же в Москве меня никто не знает.       Взгляд Дейлы настолько пристальный, что я ощущаю его на себе. Сестра не касается меня, явно не решаясь. Я несколько благодарна ей за это: стоит ей меня коснуться — я наверняка разревусь, поддавшись слабости.       — Возможно, он отправит меня в Москву, если бабушка согласится, — едва слышно сообщаю я и осторожно сажусь.       — Звучит неплохо, — замечает Дейла и даже слабо улыбается. — Тебе будет там спокойнее без лишнего внимания. Папа наверняка устроит все лучше некуда для твоего комфорта.       Губы снова кривятся в усмешке. Я прекрасно понимаю, что комфорт будет не только для меня. Но сейчас мне даже лучше, что отец «убирает» меня подальше, защищая репутацию семьи и свою собственную.       Дейла не долго сидит со мной. Она быстро понимает, что мои мысли далеки сейчас, и решает оставить меня одну. Разговор между нами все равно не клеится. После ее ухода думаю позвонить Лешке и Диане, но передумываю: когда точно буду знать о намерениях отца, тогда все им и скажу.

***

      Все решается быстро. Буквально на следующий день после разговора с отцом я просыпаюсь в новой реальности. Госпожа Фиала становится еще более внимательной и услужливой, проявляет заботу, как несколько лет назад, когда я только появилась в отцовском доме. Господин Эрн теперь всюду возит меня, хотя должен был сопровождать отца в командировке. В школе исчезают претензии к моим пропускам по физкультуре благодаря быстро напечатанной справке.       Я оказываюсь под куполом опеки и внимания, что очень скоро начинает раздражать. Раньше ко мне не было столько радушия, так что это счастье лишь досаждает мне. К счастью, ничто не меняет Норта. Один брат сохраняет традиционный уклад нашего дома, продолжая излучать на меня максимум своего презрения. Его тоже раздражает пляска вокруг меня, что добавляет в мой адрес больше колкостей. Дейла, устав приструнять брата, старается уделять больше времени заботе обо мне. Впрочем, после маленького скандала, внимательность сестры угасает.       — Понимаю, тебе нужно привыкнуть, — неожиданно спокойно отзывается она после моих криков и примирительно улыбается. — Я не стану досаждать, если ты не хочешь.       Конечно, я быстро остываю и с благодарностью берусь за принесенное пирожное, в тот же вечер извиняюсь перед сестрой за свой срыв. А Дейла не перестает удивлять меня своим терпением и спокойствием. Она умело подстраивает свою помощь, становясь совершенно не навязчивой. Может быть, в ней постепенно угасает стремление таким образом искупить передо мной вину за прошлые обиды.       К моей радости, в нашем доме совсем редко появляются Марк и Маришка. Последняя вообще, появившись пару раз, исчезает. Дейла четко дает ей понять, что ее визитам не рада. Ляхтич оказывается настойчивее. Он приходит, не скрываясь, к сестре и открыто игнорирует недовольство Норта. Дальше холла мы с братом его не пускаем. Пожалуй, это становится единственным делом, где мы терпим друг друга.       К осенним каникулам все готово к скорому переезду. Одна я медлю с вещами, до последних дней держа чемодан открытым и пустым. Почему-то еще один маленький шаг от несбывшихся надежд дается мне не легче тех пройденных шагов. Кажется, что за этот маленький шажок я окончательно признаю случившееся, позволю ему полностью завладеть моей жизнью, закрою на все замки прошлые возможности. Я не могу на это решиться.       — Ты еще не собиралась? Даже не подготовила ничего? — удивляется Дейла, широко распахнутыми глазами разглядывая дно чемодана.       Она заглядывает ко мне ближе к вечеру, несколько взволнованная. Впрочем, при виде чемодана, пролежавшего на полу пару дней, сестра будто забывает про причину своего визита.       — Как-то лень, — отмахиваюсь я, оторвавшись от книги.       Дейла фыркает. Проходит в комнату, внимательно осматриваясь. Выглядит теперь по деловому, как будто намеривается помочь мне со сборами и именно сейчас. Я невольно улыбаюсь.       — Выглядишь как коварная сестрица, готовая запихнуть все мои вещи в чемодан и поскорее выпихнуть меня из дома, чтобы пробить стену между нашими спальнями и создать себе уютные апартаменты, — шутливо замечаю ей, сразу вызывая веселую улыбку у сестры.       — Я недавно читала, что лень — вовсе не причина, — быстро гася улыбку, серьезно начинает Дейла и садится рядом со мной. — Ты просто не хочешь делать то, к чему саму себя обязала. По разным причинам. Может быть, считаешь не таким важным или боишься результата, опасаешься реакции других на твои действия.       Ее неожиданно серьезные и твердые слова вызывают во мне тревогу. Откладывая книгу, я подбираю ноги под себя и немного отодвигаюсь от сестры. Дейла не смотрит на меня напрямую, не касается, создавая возможность комфорта. Оттесняя внутреннее смятение, зарождается изумление поведением сестры. Я совсем перестала узнавать прежнюю Дейлу. Конечно, я ведь и ее настоящей никогда не видела, наверное.       — Ты очень изменилась, — тихо замечаю ей, отвлекая от моих проблем.       — Может быть, совсем немного. Марк тоже это заметил… говорит об этом каждый раз, — шепчет она, заметно смущаясь. — Не об этом сейчас. Тебе страшно, Василиса? Уезжать? Я могу как-то помочь?       — Кажется, нам обеим неуютно говорить о чувствах внутри, — снова уклоняясь от прямого ответа, произношу я.       Дейла слабо улыбается. Она открывает было рот, но тихий стук в дверь заглушает первые слова. Мы вдвоем смотрим в сторону двери. С приглушенными шепотками ко мне заглядывают Лешка и Диана. Их улыбки гаснут при виде Дейлы, а сама сестра поспешно поднимается с места. В напряженной тишине здороваюсь с друзьями.       — Останешься с нами? Мы планировали покушать пиццу и в настольные игры поиграть, — предлагаю я и придерживаю сестру за руку, пока она не отошла дальше.       — Да, вчетвером интереснее играть будет, — подхватывает Диана и робко улыбается, проталкивая Лешку в комнату вперед себя.       Друг хмуро прокашливается и закрывается кулаком. Дейла гордо выпрямляется, мельком взглянув на него. Перед моими друзьями она становится той, что была мне знакома лет с тринадцати.       — Нет, у меня свои дела есть, — холодно произносит Дейла, сковывая лицо безразличием, но тут же выдыхает. — У вас своя компания, свои секреты… я не стану мешать.       Слабо улыбнувшись мне, сестра поспешно покидает мою спальню. В ее глазах я замечаю слезы. Диана оборачивается ей вслед, встревоженно нахмурив брови. Горечь в последних словах нам обеим не дает покоя. Один Лешка перекривляет всегда надменное для него лицо Дейлы.       — Ушла и хорошо. Нам без белесых слизней лучше живется, — бодро комментирует он уход сестры и плюхается на ее место на моей кровати.       Не сдержавшись, я дотягиваюсь да него и легкой рукой даю ему подзатыльник. Друг с возмущенным криком взвивается и вскакивает с кровати под наш с Дианой смех. Обратно он садится темнее тучи.       — Ты и сам светленький, к тому же тощий, — словесно добавляет ему Диана и тоже присаживается ко мне. — Как у вас отношения? Дейла точно не обижает тебя?       — Нет, наоборот защищает и помогает. Мы стараемся поддерживать друг друга, хоть сходимся немного напряженно, — откликаюсь я и улыбаюсь подруге.       Диану и Лешку немало удивили перемены Дейлы. Они по-прежнему скептически относятся к нашему общению и попытка сестры натянуть маску равнодушия только подогревает их подозрительность.       — Мне показалось мы прервали вас за важным разговором. Да и твоя сестра была чем-то взволнована, — подмечает Диана и, придвигаясь ближе, обнимает меня за плечи. — Ты не тревожься сильно, ладно? Хочешь, я попробую поговорить с ней.       — Было бы неплохо. Ей непросто сейчас, после прекращения общения с друзьями. Мне бы хотелось, чтобы ты была рядом с ней, когда я уеду. Но знаю, что это тяжело. Я не буду вас обеих заставлять дружить друг с другом, открываться, — не сдержавшись, признаю одну из своих забот.       — Пф! Да уж справится как-то! Такие всегда вылазят в какой бы дыре не были бы, — фыркает Лешка и посылает злобный взгляд двери, за которой скрылась сестра.       — Ой, ну тебя! Иди лучше пиццу принеси. Я тоже подойду за лимонадом, — отмахивается от него Диана.       Друг охотно уходит, подметив наше желание поболтать по-девичьи. Но разговариваем мы немного. Слова Дейлы о причинах моей лени не дают мне покоя. С ее же слов я понимаю, почему. Своими страхами делюсь с Дианой.       — Это нормально, Василиса. Тебе только и осталось дверь закрыть, фигурально выражаясь. А это тяжелее, как ни странно. Но только кажется, что исчезнет абсолютно все. Мы останемся рядом, твои близкие, удивительно, тоже. Ты сама будешь у себя. Да, уже другая. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть к новой себе, к новым обстоятельствам. Ты уже потихоньку привыкаешь, справляешься. А когда будет совсем тяжело, звони мне, хорошо? Знай, что рядом есть люди, которые поддержат тебя не смотря ни на что. И, кстати, то, что твоя сестра повернулась к тебе в такой тяжелый момент — очень хороший знак для тебя.       Друзья задерживаются до позднего вечера. Это последняя встреча на долгое время вперед, так что мы не спешим расставаться. Но почти не говорим. Ужинаем пиццей и играем в настольные головоломки, принесенные Дианой. Лешка иногда ворчит на девушку за такие заумные игры, но в итоге пару раз выходит победителем. Рядом с ними мне становится спокойнее, почти забываются новые обстоятельства. Мы как будто оказываемся в недавнем прошлом, в беспечности и юности.       — Докладывай обстановку, как приедешь — кто, что, как и где. Если что, будем тебя выручать, — крепко обнимая меня перед уходом, со всей серьезностью инструктирует Лешка.       — Звони чаще, не стесняйся, — советует Диана. — Я не знаю, получиться ли у меня приехать на зимних каникулах, поэтому встретиться можем не скоро.       Солидарный с нею, Лешка кривит губы. Я грустно улыбаюсь в ответ, едва сдерживая подступившие слезы. Мы снова обнимаемся, уже втроем, и стоим так, пока в холл не заглядывает господин Эрн. Они уезжают, оставляя меня один на один с ускользающим прошлым.

***

      Дорога выдается утомительной. Я устраиваюсь поудобнее на заднем сидении, припася для себя плед. По-началу читаю, пока не проваливаюсь в дремоту. Когда просыпаюсь, виды за окном почти не меняются. Вдоль дороги бесконечно тянутся леса. Сосны вздымаются к пасмурному небу, темнеют шапками хвойных крон. Редким отблеском мелькают иногда речушки и ручьи. Я засматриваюсь на однообразную полосу сосен и вновь задумываюсь о своем недолгом проживании в доме отца.       После полудня задерживаемся на заправке. В который раз за дорогу забежав в туалет, покупаю себе покушать. Эрн обедает в кофейне, я же отпрашиваюсь на улицу. Погода сырая и стылая, но мне хочется побыть на свежем воздухе. Быстро перекусив, прогуливаюсь по станции.       Вокруг все тот же лес. Древний, незыблемый, спокойный. Я отхожу подальше от здания и мусорных баков, забредаю на кромку подмороженной утром травы. В сравнении со свистом проезжающих по трассе автомобилей и шумом заправки, лес кажется совсем тихим. От сосен тянет сыростью и покоем. Густой и колючий аромат влажной земли и хвои приятно наполняет легкие. Меня тянет прогуляться по опушке, подольше подышать лесным воздухом, набраться покоя у леса, пережившего не мало историй. Перед отъездом я обещаю себе больше гулять среди деревьев и находить покой в уединении с природой.       В элитный поселок, где живет бабушка въезжаем уже в сумерках. Я стараюсь отпустить тревогу перед встречей, наблюдая, как заходящее солнце пробивает лучами дымку туч и освещает кроны деревьев и крыши домов в проплывающих мимо поселках. Вид коттеджей начинает угнетать меня. Я впервые за последние часы отворачиваюсь от окна и занимаю себя сбором вещей. Эрн связывается с матерью отца, сообщая о нашем приезде.       Дом бабушки несколько отличается от соседних участков. Высокий забор не скрывает дом и небольшой парк. Ковка изящная, но заостренная, с пиками. Выглядит неприступно, несмотря на открытость. Я невольно вновь приникаю к окну, изучая участок, пока Эрн проезжает вглубь двора. Нас встречает несколько человек.       За три года я ни разу не встречалась с бабушкой лично, лишь слышала о ее существовании от отца и прислуги. Они были в ссоре и практически не общались, чем и объяснялась такая отстраненность друг от друга. От этого мне было несколько странно представать перед незнакомой родственницей, для которой я наверняка была неясным пятном в родословной семьи. Я не удивилась бы, что о моем существовании она узнала не более недели назад.       Я не спешу отходить от машины, с расстояния рассматривая встречающих. При виде нас с крыльца изящно сходит женщина в черном. Несмотря на сильную фигуру она двигается плавно, женственно. Ее лицо скрывает легкая вуаль. Я сразу понимаю, что она и есть хозяйка дома. Ее образ сковывает меня, придавливает видимой величественностью. Я ярко ощущаю себя самозванкой, той самой лишней дочерью отца. До боли скручивает желудок от отвращения к самой себе за мое положение.       — Добрый вечер, Василиса, — негромко и спокойно произносит женщина и вдруг протягивает ладонь, увенчанную алыми ногтями. — Как понимаешь, я и есть твоя бабушка. Пока не привыкла ко мне, можешь называть меня Нерейва.       — З-здравствуйте, — несмело бормочу я и лишь из приличия мимолетно касаюсь ладони.       Женщина ловко перехватывает мои пальцы и слегка сжимает, не давая мне ускользнуть так быстро. Ее губы за полупрозрачной тканью складываются в слабую улыбку. Она как будто подбадривает меня.       — Эрн, оставьте вещи Василисы — Ганс распорядится. Проходите в дом, ужинать, — распоряжается женщина.       Ее голос становится строже и повелительнее, подчеркивая разницу в обращении. Меня удивляет достаточно теплое приветствие в сравнении с водителем отца.       — Василиса, тебе нужно отдохнуть перед ужином? Может, привести себя в порядок? Эльза — экономка — поможет тебе и покажет твою комнату. Проходи, не робей.       К нам подходят двое служащих. Мужчина помогает Эрну с багажом, женщина же подходит ко мне. Держится ровно, строго, но взгляд приветливый.       — Пройдемте, я покажу вам все, — говорит она мягким голос, напоминающим мне о госпоже Фиале.       Я неловко сдвигаюсь с места, мельком оглянувшись на Эрна. Его всегда строгое лицо, искаженное шрамом на щеке, сейчас смягчается в улыбке. Он слабо кивает мне, как будто подбадривая. Эрн остался последним из привычного мне мира здесь, в новой реальности. Я знаю, что он остановится на ночь в доме бабушки, но уже готовлюсь к его отъезду. Когда ворота закроются за его автомобилем, будет замкнута и моя дверь в прошлое.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.