Возможно, может быть

      Хуа Чен никогда не двигался так быстро и целенаправленно.       Как только двери лифта открываются настолько, что он может протиснуться в него, он делает это, переходя в открытый спринт к своему Рендж Роверу. Он распахивает дверь, вставляет ключ в зажигание и вылетает из гаража, скрипя шинами по бетону.       — Я уже еду. — говорит Хуа Чен, одной рукой прижимая телефон к уху, а другой управляя автомобилем.       Из телефона доносится прерывистый звук. — Спасибо. — говорит Се Лянь. Раздается шмыгающий звук, как будто он вытирает нос.       Затем, так тихо, что Хуа Чен почти не разобрал, Се Лянь шепчет: — Как это могло случиться снова? — в этих словах звучит страдание.       Хуа Чен чувствует, как холодеет его кровь. Он все понял. Раньше это не приходило ему в голову. Но теперь он это видит. Параллель.       И Хуа Чен жалеет, что его нет рядом. Чтобы заключить Се Ляня в свои объятия, чтобы уберечь его. Сказать ему, что все будет хорошо, потому что он все исправит.       Но он не в силах. И не может.       Поэтому он делает то, что может. Нажимает сильнее на педаль газа. Двигатель взревел, когда он выехал на улицу. — Выезжаю.       — Хорошо. — говорит Се Лянь между медленными, глубокими вдохами. Его голос звучит так рассеянно. — Будь осторожен, Сань Лан.       — Не волнуйся за меня. — мягко призывает Хуа Чен. — где ты сейчас находишься, Гэгэ? — он крутит руль, резко поворачивая налево, колеса скрежещут по асфальту.       Се Лянь смотрит в окно и сообщает свое местоположение.       — Хорошо. — вздохнул Хуа Чен, взглянув на карту на своем экране. Он протягивает руку и сжимает экран, чтобы увидеть местоположение Се Ляня. — Похоже, тебе предстоит проехать еще около километра.       В динамиках раздается дрожащее дыхание Се Ляня, а затем едва различимое "Черт".       До квартиры Се Ляня он добирается примерно за десять минут. Он рассказывает Ся Ляню о каждом шаге, называя улицы и километровые отметки. Когда он, наконец, сворачивает на дорогу, ведущую к жилому комплексу Се Ляна, он видит, что полицейские машины и машины скорой помощи установили баррикаду, преграждающую въезд.       — Я здесь. — говорит он, с визгом останавливаясь. — Они перегородили почти всю улицу, так что мне придется идти пешком. Поставив машину на стоянку, Хуа Чен выхватывает ключи и начинает бежать по тротуару, проталкиваясь мимо небольших групп зевак.       — Ладно. — сглотнув, сказал Се Лянь, успокаиваясь. — Движение наконец-то наладилось, так что я скоро буду на месте.       — Хорошо. — говорит Хуа Чен и, набирая скорость, спешит к квартире Се Ляня. Он сворачивает за угол, и вот уже здание появляется между деревьями и соседними домами. И первое, что замечает Хуа Чен, - это не полицейские огни, не вой сирен и даже не большие скопления семей и жильцов, собравшихся вокруг.       Скорее, это вид пламени, лижущего знакомое кирпичное здание. Загорелось достаточно много, и жар от него идет волнами; воздух вокруг здания колеблется и мерцает, как мираж.       — Блять. — выдыхает он, достаточно громко, чтобы Се Лянь услышал.       — Что- Что случилось?!       — Я на месте. Держись. Я иду искать Гуцзы.       — Сань Лан, что ты видишь?! — спросил Се Лянь, его голос повысился, и в нем зазвучала паника.       — Большая часть здания горит. — только и смог вымолвить Хуа Чен.       Се Лянь тяжело дышит. — Пожалуйста, не уходи, Сань Лан. — умоляет он сокрушенно.       — Никогда. — Хуа Чен подходит к шеренге полицейских и пожарных, отделивших толпу зевак от эвакуированных жильцов. Один из офицеров, особенно грузный, смотрит на него с подозрением и выходит из шеренги, протягивая руку, явно собираясь помешать ему пройти.       — У меня там ребенок! — кричит Хуа Чен, отпихивая офицера с такой силой, что тот спотыкается. Если кто-то из других офицеров и заметил это, то не стал его преследовать.       Хуа Чен делает несколько шагов вперед, проталкиваясь через скопления людей, собравшихся на улице и прилегающих парковках, большинство из которых с благоговейным трепетом смотрят на то, как пламя поглощает их дом. Полицейские пробираются сквозь них, пытаясь отвести их в безопасное место, отгоняя от огня и больших машин, поливающих его водой.       — Гуцзы?! Гуцзы! — кричит Хуа Чен, надеясь, что его голос донесется до него сквозь шум пожара, сирен и голосов. Он слышит, как в его голос вкрадывается отчаяние, слышит тяжелое, тревожное дыхание Се Лянь на другом конце линии, как вдруг - милосердно - слышит крошечное: "Сань Лан?".       Хуа Чен поворачивается, отчаянно надеясь...       И вот он там.       Зажатый между скоплениями других людей. Большая часть его волос выпала из пучка, глаза расширены и ошарашены, щеки вымазаны сажей, но-       Он жив. Он в безопасности.       Рядом с ним сидит молодая девушка, которой на вид около двадцати лет. Хуа Чен вспомнил ее имя. Бань Юэ. Она смотрит на горящее здание. Одной рукой она обхватывает Гуцзы за плечи, прижимая его к себе, а в другой... Держит белую кошку. Жое.       Они все в безопасности.       — Ох, слава богу! — вздыхает Хуа Чен, и в это же время Гуцзы рвется вперед, вырывается из рук Бань Юэ и бежит к нему, снова и снова выкрикивая его имя.       — Это он? Сань Лан, ты нашел его?! С ним все в порядке?       — Я тебя нашел. — говорит Хуа Чен, в его голосе слышится что-то среднее между вздохом и усмешкой, когда он наклоняется, чтобы принять Гуцзы в свои объятия, и говорит ему в волосы. — С ним все в порядке, Се Лянь.       Гуцзы прижимается к нему, обхватывает Хуа Чена своими маленькими ручками, прижимается к нему, тяжело дыша.       — Слава богу. — задыхается Се Лянь, его голос приглушен, словно он прикрывает рот.       — С ним все в порядке. — едва слышно повторяет Хуа Чен, проводя рукой по голове Гуцзы и вниз по спине, осматривая его. Не считая того, что от него пахнет дымом, мальчик выглядит совершенно невредимым.       — Сань Лан. — вздохнул Гуцзы с явным облегчением. Он трется лбом о грудь Хуа Чена, как будто не может подойти к нему достаточно близко.       — Я знаю, дружище. С тобой все в порядке. Я тебя держу.       Гуцзы откидывается назад, чтобы видеть лицо Хуа Чена. — Где папа? — спрашивает он, и голос его звучит тоненько. Такой ранимый и испуганный.       — Я почти на месте. — мгновенно отвечает Се Лянь, несомненно, услышав вопрос Гуцзы по телефону. — Где вы находитесь?       Хуа Чен описывает свое местоположение и сообщает Се Ляню, что они останутся на месте и будут ждать его. — Хочешь, чтобы я остался на линии? — спрашивает он, зажав телефон между ухом и плечом, когда встает и обеими руками прижимает к себе Гуцзы.       — Нет. Я найду тебя.       — Хорошо. — говорит Хуа Чен. Но на другом конце телефона воцаряется тяжелое молчание, как будто Се Лянь хочет еще что-то сказать. Через мгновение он снова слышит голос Се Ляня, на этот раз более мягкий и искаженный эмоциями.       — Сань Лан, я... Спасибо. Огромное спасибо.       — Конечно, Гэгэ. Я всегда буду рядом. — слова легко срываются с его губ. И, возможно, они теряются в шуме. Но он серьезен.       На другом конце раздается тихий вздох, и звонок с щелчком завершается.       Убрав телефон в карман, Хуа Чен обхватывает Гуцзы обеими руками и прижимает к себе, который явно рад, что у него есть знакомое тело, к которому можно прижаться.       Через несколько минут Хуа Чен продолжает держать Гуцзы в своих объятиях, но откидывается назад, чтобы заглянуть мальчику в лицо. — Ты ранен? — спрашивает он, проводя пальцами по лицу Гуцзы, ища повреждения под копотью.       Гуцзы медленно качает головой, глядя на Хуа Чена расширенными глазами. — Я схватил Жое. — говорит он, почти как послесловие. Как будто ему нужно, чтобы Хуа Чен понял, что он помог, что он что-то сделал.       Хуа Чен замирает. Затем он резко подается вперед, крепко обнимает Гуцзы и поднимает его, выпрямляясь во весь рост. — Твой папа уже в пути. — шепчет он уверенно. — Он будет здесь через несколько минут, обещаю. Как тебе?       — Звучит неплохо. — с сопением отвечает Гуцзы, прижимаясь лицом к шее Хуа Чена.       Они покачиваются вместе несколько мгновений, прежде чем Гуцзы переводит дыхание и грустно признается: — Это было страшно, Сань Лан. — его голос дрожит, что говорит о скором появлении слез.       — Я знаю, что было страшно. — вздохнул Хуа Чен, положив руку на волосы Гуцзы и поглаживая их так, как десятки раз до этого делал Се Лянь. — Но ты такой храбрый, что позаботился о безопасности Жое. Я горжусь тобой.       Тело Гуцзы расслабляется, немного отвлекаясь на похвалу.       Несколько мгновений они покачивались взад-вперед, прежде чем Гуцзы сказал своим детским голоском: — Я рад, что ты здесь, Сань Лан.       И что-то в груди Хуа Чена оборвалось.       — Я тоже, малыш. — отвечает он, прислоняясь щекой к волосам Гуцзы. И тут он слышит знакомый и тревожный голос.       — Сань Лан? Сань Лан?! Гуцзы?!       Хуа Чен оборачивается и видит Се Ляня, который судорожно пробивается сквозь толпу, ища и выкрикивая их имена.       — Мы здесь! — кричит Хуа Чен, почему-то зная, что его голос донесется.       — Папочка? — тихо спрашивает Гуцзы, оборачиваясь в поисках Се Ляня.       Наконец, Се Лянь замечает их, и его лицо расплывается в страдальческой и облегченной улыбке, когда он спешит к ним. Желтая сумка свалилась с плеча и покоится на локте, покачиваясь при каждом его торопливом шаге.       Хуа Чен движется ему навстречу. Когда они оказываются на расстоянии вытянутой руки друг от друга, Гуцзы, судорожно глотая набежавшие слезы, отстраняется от Хуа Чена, протягивая руки к Се Ляню. И Хуа Чен передает его в объятия отца.       — Слава богу. — вздыхает Се Лянь, падает на колени и прижимает Гуцзы к груди.       Гуцзы выгибается навстречу прикосновениям Се Ляня, обхватывает отца за шею и вцепляется двумя маленькими кулачками в спинку его рубашки, держась за нее, при этом он сопит, теперь уже по-настоящему плача. — Я скучал по тебе, папочка. — говорит он и трется лбом о грудь Се Ляня.       — О, любимый. — дышит ему в волосы Се Лянь, пристраиваясь так, чтобы одной рукой обхватить затылок Гуцзы и прижать его к себе. Он раскачивается взад-вперед, прижимаясь уголками губ к темным волосам Гуцзы, и шепчет слова утешения.       Хуа Чен отступает от них на несколько шагов и стоит на страже, следя за тем, чтобы никто из других семей, зевак или даже сотрудников правоохранительных органов не вмешивался в процесс воссоединения.       Он замечает, что Бань Юэ стоит в стороне и наблюдает за происходящим со слезами на глазах. Он подходит к ней, обращая внимание на то, как дрожат ее руки, сжимающие Жое.       Хуа Чен - не очень приятный человек. Он не добрый и не склонен к вспышкам доброты и сострадания. Он знает Бань Юэ, только то, что ему рассказал Се Лянь. Не испытывает к ней никаких сильных чувств - уж точно не таких, как к Се Ляню и Гуцзы.       Но в этот момент? Он благодарен ей.       Она смотрит на него, как он приближается, ее глаза расширены. — Господин Хуа. — говорит она, опуская глаза к земле и слегка кланяясь. Голос у нее приглушенный. Хуа Чен вспоминает, что она сама еще совсем ребенок.       Он ничего не говорит. Вместо этого он протягивает руку и кладет ей на плечо.       Ее взгляд встречается с его взглядом. Он смотрит на нее сверху вниз, и тяжесть его обсидиановых глаз давит на нее. Между ними возникает молчаливое понимание.       Она медленно кивает. Хуа Чен убирает руку.       Вокруг них несколько человек - ровесники Се Ляня и старше - бросают взгляды на него и Гуцзы, переговариваясь шепотом.       Хуа Чен не уверен, узнают ли они его, или же смотрят из-за трогательного воссоединения с Гуцзы. В любом случае, ему это не нравится.       Он отходит назад и целенаправленно загораживает их. После нескольких мгновений пристального (и особенно ядовитого) взгляда, все отводят глаза.       Когда Се Лянь и Гуцзы успокоились и перевели дух, Хуа Чен наклонился и помог Се Ляню подняться. Се Лянь прижимает Гуцзы к себе, обхватив обеими руками.       В этот момент он поднимает глаза и видит Бань Юэ, стоящую в стороне с торжественным выражением лица.       Хуа Чен наблюдает, как глаза Се Ляня смягчаются - нет, переполняются - благодарностью и привязанностью.       — Бань Юэ. — выдыхает он, и голос его трещит от облегчения и благодарности. Он спешит к Бань Юэ и обхватывает ее свободной рукой, поглаживая по затылку. — Спасибо тебе. — шепчет он, укладывая ее голову себе под подбородок и крепко обнимая ее. — Большое спасибо.       Наступает тишина, а затем-       — Я так испугалась, господин Се. — говорит она, и голос ее становится совсем тоненьким.       Се Лянь закрывает глаза и смотрит с болью. — Я знаю. — шепчет он. — И мне очень жаль.       Жое, все еще зажатая в руках, прислоняется к той половине его тела, которая не занята Гуцзы. Се Лянь прислоняется щекой к ее виску, прижимая к себе ее вес, и нежно покачивает их взад-вперед. Он шепчет ей на ухо слова благодарности, когда она позволяет себе несколько мгновений дрожать и трястись. Чтобы ее утешили. Почувствовать страх.       Хуа Чен понимает, что Се Лянь не намного выше Бань Юэ, и все же... Она кажется такой маленькой в его объятиях.       А Се Лянь... Его брови нахмурены, прижаты друг к другу силой всех его чувств. Благодарность. Облегчение. Адреналин. Страх.       Каждое из них нарисовано на его лице в мучительном танце.       Бесполезно. - думает Хуа Чен.       В этот момент неподалеку раздаются выкрики. Сначала это сливается с шумом. Но потом становятся ближе и громче. Молодой человек. Он кричит.       — Бань Юэ! Бань Юэ?!       Троица расходится, Бань Юэ оглядывается по сторонам в поисках источника.       Хуа Чен наблюдает, как из дымки появляется юноша. По его мнению, юноша ровесник Бань Юэ.       Парень, одетый небрежно, но в дорогую одежду, бросается к Бань Юэ и заключает ее в объятия.       Жое несколько раз мяукнула, но в остальном не сопротивлялась.       — Я пришел, как только услышал. — дышит он в волосы Бань Юэ. — Я так рад, что с тобой все в порядке.       В этот момент Хуа Чен понимает, что это и есть тот самый парень. Пэй что-то. Пэй Су.       Хуа Чен не сразу вспоминает, что его мало волнует их встреча. Он нагибается и подбирает брошенную Се Лянем сумку. Затем он подходит к Бань Юэ и Пэй Су, грубовато похлопав последнего по плечу.       Парень отпрыгивает назад и смотрит на Хуа Чена сначала обвинительно, а затем с более сдержанно.       Хуа Чен поворачивается к Бань Юэ, протягивает руку и смотрит на Жое.       — Ох. — она несколько раз гладит кошку по голове, а затем осторожно передает ее в руки.       Хуа Чен бережно берет Жое. — Вот, давай. — произносит он, усаживая ее в сумку. Она удивительно терпелива. Возможно, понимая, что сейчас не время протестовать, учитывая, как близко она была к смерти.       Забрав Жое, Хуа Чен бросает на Бань Юэ еще один благодарный прощальный взгляд, после чего отворачивается от молодой пары и возвращается к Се Ляню.       Он подходит к нему вплотную и кладет руку на спину Се Ляня. — Давай уйдем отсюда. — мягко предлагает он.       Се Лянь поднимает голову, и впервые с момента его появления их глаза находят друг друга. Хуа Чен был поражен тем, насколько яркими были глаза Се Ляня, в которых плескались эмоции от облегчения, страха до такой сильной благодарности, что у Хуа Чена на несколько ударов перехватило дыхание.       — Спасибо. — говорит он, нахмурив брови, и на его лбу появляется совершенно душераздирающее выражение облегчения, словно он не может поверить, что с Гуцзы все в порядке и Хуа Чен здесь, чтобы забрать их. — Спасибо.       Хуа Чен улыбнулся. — Всегда. — Хуа Чен все еще чувствует на себе пристальные взгляды. Он обхватывает рукой Се Ляня за спину, пальцы обвиваются вокруг его талии.       Это защитный жест. Он не может сейчас испытывать стыд. — Готов? — прошептал он. Се Лянь прислоняется к нему. Затем он кивает и направляется к дороге.       Пройдя всего несколько шагов, Гуцзы поднимается и оглядывается на охваченные огнем остатки квартиры. — А как же мои вещи? — спрашивает он, кривя нижнюю губу.       — Сейчас мы не можем их забрать. — шепчет Се Лянь. — Мне очень жаль.       И вот тут, похоже, наступает переломный момент.       Гуцзы всхлипывает.       Такие рыдания можно услышать в кино. Вырванная из нутра печаль, на которую способны только дети. Такую, которая сворачивает их маленькие тела и затрудняет дыхание.       Хуа Чен чувствует, как Се Лянь на мгновение прижимается к нему. Затем он наклоняет голову, прижимается щекой к виску Гуцзы и говорит: — Я знаю, любимый. Можешь поплакать. — и снова зашагал в сторону улицы, где припаркована машина Хуа Чена.       Они снова проходят мимо шеренги полицейских. Всю дорогу Гуцзы плачет, всхлипывает, перебирая в памяти события прошедшей ночи... Оплакивая потерю своих мягких игрушек.       Несмотря на горе Гуцзы, шаги Се Ляня спокойны и полны уверенности. Он идет с элегантной властностью, которой Хуа Чен раньше не замечал. Ему это идет.       До машины Хуа Чена остается всего несколько минут ходьбы, и когда они доходят, Хуа Чен открывает заднюю дверь: у него нет автокресла, и он полагает, что сидеть сзади для Гуцзы безопаснее, чем спереди (не то чтобы у него было намерение попасть сегодня в аварию).       Се Лянь бесшумно забрался в машину, держа Гуцзы на руках. Мальчик уже немного успокоился. — Я... Найду нам гостиницу. — бесцельно говорит он, не решаясь достать телефон.       Хуа Чен дотянулся до него и усадил Жое по другую сторону от Се Ляня. — Нет. — говорит он. Мягко, но твердо. Беспрекословно. — Вы останетесь со мной. — он закрывает дверь и направляется к водительскому сиденью.       Се Лянь, кажется, вышел из задумчивости. — Что? Нет, Сань Лан, это было бы неудобно-       — Ты и Гуцзы никогда бы не были неудобством. Все, что у меня есть... Твое, Гэгэ. — говорит Хуа Чен.       И после этого спорить уже не приходится. (Честно говоря, у Се Ляня тоже нет сил. Он не может позволить себе остановиться в гостинице, и они оба это знают).       Хуа Чен направляет машину в сторону от горящих обломков и начинает ехать (уже более осторожно) обратно в свою квартиру.       Поездка проходит медленно и тихо, если не считать тихого неразборчивого бормотания - Се Лянь что-то шепчет Гуцзы на заднем сиденье. Время от времени Хуа Чен поглядывает в зеркало заднего вида и видит, как Се Лянь осторожно покачивает мальчика вперед-назад, гладит его по спине, целует в волосы.       Жое осторожно выползает из сумки, не привыкшая к новой обстановке. Она подходит к Се Ляню и Гуцзы, тихонько попискивая.       Гуцзы, чей плач свелся к печальному сопению и хныканью, протягивает к ней руки и поглаживает ее мордочку пальцами. — Привет, Жое. — приветствует он с видом полного поражения.       Кошка мурлычет в ответ и перебирается на колени к Се Ляню, чтобы устроиться рядом с мальчиком. Она сворачивается клубочком и ложится. Так они и едут до конца поездки: Гуцзы прижимается головой к груди Се Ляня, обхватив спину отца, крепко прижимаясь к нему, а другой рукой гладя Жое.       К тому времени, когда Хуа Чен заезжает в частную парковку, Гуцзы уже крепко спит, прижавшись к Се Ляню, его тело безвольно обмякло. Несомненно, он измотан вечерними испытаниями.       Хуа Чен паркует машину и спешит к задней двери, чтобы открыть ее для Се Ляня. В парковку больше никого не пускают, поэтому, когда Жое выпрыгивает на землю, никто не спешит ее ловить. Ее белоснежный мех выделяется на фоне темного бетонного пола, и она деликатно обходит его, с любопытством рассматривая новое окружение.       — Пойдем? — спросил Хуа Чен, положив направляющую руку на локоть Се Ляня, чтобы помочь ему выйти из машины.       Се Лянь улыбается ему; это усталая улыбка, но не менее теплая и благодарная, чем обычно. — Да. — отвечает он, все еще держа Гуцзы на руках, когда спускается вниз. — Спасибо. — он тянется обратно и берет свою сумку.       Лифт в пентхаусе Хуа Чена едет тихо, оба погружены в свои мысли. Они молча выходят, и Хуа Чен подходит к Се Ляню, чтобы отпереть дверь. Дверь открывается с характерным щелчком, от которого Гуцзы просыпается в объятиях Се Ляня.       — Где мы? — сонно спрашивает он, когда Се Лянь заходит внутрь.       — Это дом Сань Лана.       Гуцзы оглядывается по сторонам, и его глаза расширяются в немом удивлении. И Се Лянь понимает, почему.       Потому что квартира Хуа Чена... Роскошна. Такое можно увидеть только в кино или в книгах.       Они стоят в парадной прихожей с высокими потолками и арочными проемами, переходящими в лестницу с теплым освещением и гостиную.       Се Лянь следует за Хуа Ченом, который ведет их дальше внутрь, а Гуцзы опирается на грудь. Несмотря на то, что он уже много лет не был в таком красивом месте, оно кажется ему... Знакомым. Напоминает его собственный дом в детстве.       Хотя сейчас, вспоминая об этом, он содрогается. Привилегии. Как ужасно, что он воспринимал все как должное. Как наивно он полагал, что это надолго.       Из прихожей они переходят в огромную гостиную открытой планировки, где есть зона отдыха, кухня и обеденный стол. В стену вмонтирован телевизор. Огромные окна от пола до потолка во всю стену, из которых открывается захватывающий вид на городской пейзаж.       Остальные стены окрашены в чистый кремовый цвет. Это элегантно и стильно. Акцентные стены приглушенного орехового цвета придают всему помещению более теплый и естественный вид. По всей квартире, в ее обстановке и декоре, прослеживаются намеки на цвет. Красные и золотые. Они дополняют природные тона.       Вся квартира представляет собой красивое сочетание современной архитектуры и традиционного китайского дизайна.       Несколько комнат отходят от основного жилого пространства. Се Лянь заглянул в одну из них, которая напоминает небольшую библиотеку. Другая, на первый взгляд, представляет собой частную картинную галерею. Несколько других комнат скрыты за закрытыми дверями.       Повсюду горит теплое освещение... Оно проникает сквозь стены и потолок, придавая всему помещению мягкое, уютное сияние. Стеклянные люстры, словно ослепительные бриллианты, свисают над кухней и столовой.       Хуа Чен ведет их мимо кухни, где есть барный гарнитур, двойные печи и столько столешниц, что Се Лянь не знает, что с ними делать.       — Ух ты, папа. — шепчет Гуцзы, откидывая голову назад, чтобы рассмотреть все это.       — Очень красиво, не правда ли? — говорит Се Лянь, благодарный за то, что его отвлекли, расчесывая пальцами волосы Гуцзы.       Гуцзы вздыхает, растягивая звук, глядя в окно на непревзойденный вид ночного города.       Се Лянь улыбается. — Сань Лан очень щедр - он позволит нам остаться здесь на некоторое время.       Гуцзы переводит взгляд на отца. — Мы останемся здесь? — спросил он, затаив дыхание.       — Ненадолго. — хмыкает Се Лянь, и в его глазах появляется грусть. Потому что ему хочется, чтобы именно это он мог предложить Гуцзы. Жизнь в легкости и роскоши.       — Можно мне осмотреться? — тихо спрашивает он.       Се Лянь улыбается, ласково отодвигая волосы Гуцзы со лба. Он смотрит на свои пальцы, замечая сажу. Его одежда покрыта ее тонким слоем. Не говоря уже о том, что от нее воняет дымом. А дом Хуа Чена слишком хорош, чтобы пачкать его.       — Может, сначала приведем тебя в порядок? — может, это и вопрос, но Гуцзы уже достаточно хорошо знает тон своего отца, чтобы понять, что это не просьба. Мальчик покорно кивает, и Се Лянь ставит его на пол.       — Давай-ка разденем тебя. — сказал Се Лянь, опускаясь перед Гуцзы на колени. — Руки вверх.       Гуцзы поднимает руки, слегка ворча, когда Се Лянь стягивает с него кофту. Он собирается положить ее обратно в сумку, но Хуа Чен протягивает руку ладонью вверх.       — Я возьму ее, Гэгэ. Я могу ее постирать.       Се Лянь смотрит на него лишь мгновение, затем благодарно улыбается и перекладывает испачканную дымом футболку Гуцзы в ладонь Хуа Чена. Затем он повторяет процедуру со штанами Гуцзы, оставляя мальчика только в нижнем белье.       Сняв с Гуцзы покрытую копотью одежду, Се Лянь роется в своей сумке и достает упаковку влажных салфеток. Он поднимает Гуцзи на тумбу, не забыв при этом вытереть его.       Хуа Чен исчезает, чтобы бросить одежду Гуцзы в стирку. Пока его нет, Се Лянь осторожно вытирает щеки Гуцзы, очищая от пепла, сажи и дыма. Затем он проделывает то же самое с руками и ногами мальчика, очищая все участки его кожи.       Се Лянь не скрывает, что тайком проверяет, нет ли следов - любых следов - ожогов или травм. К счастью, он их не обнаружил.       К возвращению Хуа Чена Гуцзы был тщательно вытерт и хихикал, вырываясь из рук Се Ляня. — Щекотно, Папочка!       Се Лянь улыбается, но Хуа Чен видит за этим напряжение. Гуцзы, однако, кажется, не замечает этого, радуясь тому, что Се Лянь вытирает ему руки, щекоча его. — Ну ладно, ладно. — вздыхает Се Лянь, изображая поражение. — Я буду милосерден.       Раздается резкое мяуканье. А потом-       — О! Посмотри-ка, Гуцзы. — говорит Се Лянь, указывая за спину мальчика.       Гуцзы поворачивается. На стойке за его спиной сидит пушистый кот с черепаховой шерстью и... Одним глазом.       Се Лянь улыбается. — А, это, наверное, Эмин. — он протягивает руку и гладит пальцами голову животного. Эмин жадно мурлычет, его спина выгибается, когда он поворачивает мордочку то в одну, то в другую сторону, прижимаясь к коже Се Ляня.       Се Лянь смеется.       — Эмин. — с пренебрежением говорит Хуа Чен, поднимая бровь на кота. Он подходит к Се Ляню и кладет обе руки на стойку.       — О, мы не против. — хихикает Се Лянь.       — Привет, Эмин. — мягко поприветствовал Гуцзы. Се Лянь отступает назад, когда Гуцзы протягивает обе руки, чтобы погладить кота, давая ему место.       Сначала кот кажется испуганным неожиданным вниманием. Но он быстро приспосабливается, подается вперед и прижимается к рукам и лицу Гуцзы, практически вибрируя от удовольствия.       Се Лянь смеется. — Интересно, куда запропастилась Жое? — как по команде, белая кошка запрыгивает на один из барных стульев. Она с любопытством вскидывает хвост.       В этот момент Эмин понимает, что он больше не единственный кот в доме.       Отказавшись от проявления привязанности, он спешит к Жое и с любопытством обнюхивает ее. Поначалу белая кошка, кажется, не знает, что делать с котом. Она напрягается, отворачиваясь от его обнюхивания. Но через несколько мгновений она расслабляется и, прогуливаясь вокруг Эмина, предлагает ему несколько раз деликатно понюхать себя.       Се Лянь с веселой ухмылкой наблюдает за тем, как Жое внезапно отпрыгивает в сторону и грациозно приземляется на пол в нескольких футах от него. Эмину требуется мгновение, чтобы понять, что он может погнаться за ней. Однако вскоре они уже спокойно гоняются друг за другом по квартире (к удовольствию и радости Гуцзы).       — У Жое теперь есть друг. — заявляет мальчик, улыбаясь, как гордый родитель, когда Жое и Эмин перебираются на диван.       — Похоже на то. - соглашается Се Лянь. Он берет Гуцзы на руки и проводит ладонью по его голой спине. — Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает он.       И Хуа Чен слышит в его голосе ранимость. Беспокойство.       Гуцзы кажется растерянным. — Что именно? — шепчет он.       Выражение лица Се Ляня искажается. — Я не знаю. Прости. — он наклоняется вперед и прижимается лбом к лбу Гуцзы. — Я просто... Рад, что ты в безопасности.       Гуцзы хмурится и краем глаза смотрит на лицо отца. — Ты в порядке, Папочка?       Се Лянь вздрагивает, затем откидывается в сторону. — Да. — вздыхает он. Это ложь, которую Гуцзы еще не настолько проницателен, чтобы разглядеть.       Но Хуа Чен чувствует ее. Под спокойной поверхностью плещутся воды. Он выбирает момент, чтобы подойти поближе и наклонить голову в сторону остальной части квартиры. — Хочешь осмотреться, Гуцзы?       Глаза Гуцзы загораются, и он с готовностью кивает. Се Лянь ставит его на пол, и он поспешно уходит, присоединяясь к эскападам Жое и Эмина.       Хуа Чен переводит взгляд на Се Ляня, затем подходит к нему и осторожно проводит ладонью между лопаток. Легкое прикосновение, призванное привлечь внимание Се Ляня. Это срабатывает.       Глаза находят его. Рука Хуа Чена сама собой двигается вверх-вниз по спине Се Ляня, успокаивая. — Инь Юй пошел за запасной одеждой для вас. — прошептал он. — Я не обещаю, что она подойдет, но надеюсь, что на первое время она сгодится.       Глаза Се Ляня на мгновение расширились, он был ошеломлен безграничной щедростью Хуа Чена. При других обстоятельствах он стал бы отнекиваться, настаивать на том, что Хуа Чен делает слишком много. Но сегодня он благодарно вздохнул и кивнул головой, в глазах блестели слезы. — Спасибо. — шепчет он.       И не успевает он опомниться, как Се Лянь наклоняется вперед к Хуа Чену, обхватывает его за талию и прижимается щекой к его груди.       Сердце Хуа Чена учащенно забилось и в то же время оборвалось. Ведь он понимает, что Се Лянь просто нуждается в том, чтобы его обняли.       — Я здесь, Гэгэ. — прошептал он, позволяя своей руке скользнуть по спине Се Ляня и обхватить его за талию, чтобы покрепче обнять. Он наклоняет голову в сторону, упираясь щекой в макушку головы Се Ляня. Хуа Чен чувствует его усталость, затаенную печаль. — Я держу тебя.       Я буду держать тебя столько, сколько тебе нужно.       Се Лянь закрывает глаза, и Хуа Чен чувствует, как он сдерживает свои эмоции. (Неизвестно, ради кого - себя или Гуцзы.)       Они остаются в таком состоянии минуту или две. Затем Хуа Чен прошептал: — Ты голоден? Я могу заказать нам еды.       Се Лянь улыбается. — Было бы здорово, Сань Лан.       — Что бы ты хотел?       — Все, что угодно. — вздохнул Се Лянь. Он откидывается назад и наклоняет голову, ища глазами Гуцзы и кошек. Он находит маленького мальчика, лежащего на диване, и кошек, которые мяукают, требуя его внимания. Ему удается слегка улыбнуться. — Эмин отлично вписался.       Хуа Чен закатывает глаза. — Он - угроза.       Се Лянь хихикает, отстраняясь от прикосновения Хуа Чена. — Ох, будь ласков. Он милый.       Хуа Чен хмыкнул, но сменил тему. — Может быть, я приготовлю чай, пока мы ждем?       — Чай звучит замечательно.       Хуа Чен наблюдает за тем, как Се Лянь пробирается к дивану, где устраивается рядом с Гуцзы, поглаживая Жое. Пользуясь случаем, он достает телефон и делает заказ в местном заведении, расположенном в нескольких кварталах от дома, зная, что его быстро доставят.       Через десять минут доставка прибыла, и Гуцзы поспешил туда, обрадованный перспективой поесть. Они садятся за высокую стойку в виде острова, причем Се Лянь прижимает Гуцзы к себе, чтобы тот наелся досыта (а также для того, чтобы гранитные столешницы Хуа Чена и он сам оставались чистыми).       Не остается незамеченным и тот факт, что Се Лянь почти не притрагивается к еде, предпочитая делать глотки мятного чая, приготовленного для него Хуа Ченом, в перерывах между вытиранием щек Гуцзы.       После того как они закончили есть, Гуцзы шепчет Се Ляню, что ему нужно в туалет. Хуа Чен указывает на ближайший, и когда через несколько минут они возвращаются, Гуцзы с гордостью заявляет, что ванная комната Хуа Чена - его любимое место в доме.       — О? — спросил Хуа Чен, весело приподняв бровь. Он расположился на одном из диванов в гостиной, закинув лодыжку на одно колено. — И почему же?       — У тебя есть джа-куз-ме! — оживленно провозглашает Гуцзы.       — А, ванна-джакузи. — голос Хуа Чена теплый. — Если хочешь, можешь попробовать позже.       Гуцзы едва не падает в обморок.       В этот момент раздается звонок в дверь. — Пожалуйста, садитесь. Чувствуйте себя как дома. — говорит Хуа Чен, жестом указывая на кресла и диваны, стоящие в форме буквы "U" вокруг телевизора и встроенного камина. Затем он исчезает в прихожей и, открыв дверь, застает Инь Юя в окружении нескольких больших пакетов с одеждой.       — Это лучшее, что я мог найти. — бормочет он, подхватывая их, когда заходит внутрь.       Он несет их к обеденному столу, чем привлекает внимание Се Ляня. — А, Инь Юй. — приветливо улыбается он, а затем подходит к столу и помогает нести вещи.       — Надеюсь, этого будет достаточно. — пробормотал Инь Юй, опустив глаза.       Инь Юй подпрыгивает, когда Се Лянь берет его за руку. — Этого более чем достаточно. — уверяет Се Лянь. — Спасибо. Я благодарен.       Младший прочищает горло и кланяется. Уложив вещи, он повернулся к Хуа Чену. — Если вам что-то еще понадобится, Господин, я всегда готов помочь.       Хуа Чен лишь бросил на него признательный взгляд, а затем вновь обратил свое внимание на Се Ляня. Он занял место за столом и начал рыться в одном из пакетов с противоречивым выражением лица.       — Сань Лан, — прошептал он, вытаскивая темно-синий флисовый свитер, узнав фирму, — это дорого. Это... Слишком дорого.       — Ничего подобного. — легко отвечает Хуа Чен, присаживаясь за стол. — Вам нужна одежда. И я с удовольствием помогу.       В этот момент до них доносится голос Гуцзы. — Что это?       Обернувшись, Се Лянь увидел, что из-за дивана на него смотрит только макушка сына. — Одежда. Пойдем посмотрим.       — Одежда? — Гуцзы соскользнул с дивана и подпрыгнул, встав рядом с Се Лянем. — Для нас?       — Мм-хмм. Как насчет того, чтобы найти для тебя пижаму? — Се Лянь берет Гуцзы на руки и усаживает его к себе на колени.       Хуа Чен выбирает один из пакетов с покупками и ставит его перед ними. — Думаю, стоит начать с этого. — поймав взгляд Се Ляня, он хитро улыбается.       Се Лянь наклоняет пакет, чтобы Гуцзы мог заглянуть в него. Когда мальчик ахнул, то понял, почему.       Внутри, поверх огромной кучи новой детской одежды... Лежат два вязаных зверька. Кремового цвета горностай и красивая рыжая лиса.       — Чучела. — вздохнул Гуцзы, потянулся к ним и прижал их к груди.       Выражение лица Хуа Чена смягчается. — Я знаю, что это не то же самое, — говорит он, складывая руки на столе, — но подумал, что они помогут тебе сегодня уснуть.       Глаза Гуцзы заблестели. Се Лянь наблюдает за тем, как Гуцзы рассматривает существ, проводит пальцами по их мягким швам. Шевелит лапками и ушками. Затем он обнимает пушистых существ, прижимая их к груди и прижимаясь к ним щекой. Маленький мальчик не видит, как туманные глаза отца смотрят на него.       Но Хуа Чен видит. Его грудь сжимается.       Наконец Гуцзы снова поднимает глаза на Хуа Чена. — О, спасибо, Сань Лан. — произносит он едва слышным шепотом.       Хуа Чен захихикал. — С удовольствием, Гуцзы.       — Я покажу Жое и Эмину. — шепчет Гуцзы и уходит к дивану, где кошки лежат вместе, соприкасаясь лапами и переплетая хвосты.       — Это было очень предусмотрительно. — говорит Се Лянь и качает головой, глядя на свои руки. — Не знаю, чем я смогу отплатить тебе.       — Не получится, — легко отвечает Хуа Чен. — потому что тебе и не нужно. Я не... Не даю ничего с расчетом на то, что мне отплатят, Гэгэ. — он наклоняется к нему, взгляд его напряжен, глаза горят искренностью. — Все, что у меня есть, - твое.       Глаза Се Ляня слегка расширились. Хуа Чен не может точно сказать, но ему кажется, что его щеки приобрели легкий оттенок розового.       Ся Лянь прочищает горло и начинает рыться в пакете с детской одеждой, подыскивая что-нибудь подходящее для сна. Вскоре он находит пижамные штанишки и рубашку на пуговицах. На них изображены ламы. Он оглядывается через плечо. — Гуцзы?       Голова мальчика высовывается над диваном, видны только глаза.       — Как насчет этого на ночь? — спрашивает он, протягивая пижаму Гуцзы.       Гуцзы с легким улюлюканьем покидает диван (хотя и несет с собой своих новых плюшевых существ) и спешит к Се Ляню. — Ооох. — воркует он, разглядывая одежду. — Ламы. Они очень милые.       Се Лянь слабо улыбается. Затем он опускается на колени и прижимает одежду к телу Гуцзы, чтобы проверить ее размер. На вид она немного великовата, но это, конечно, лучше, чем ничего.       Гуцзы влезает в штаны, а Се Лянь натягивает через голову футболку. После этого Се Лянь ласково оценивает сына, отмечая, что рукава свисают ниже запястий, а подолы штанин опускаются на ноги, отчего он кажется меньше, чем есть на самом деле.       Гуцзы протягивает руки, в каждой из которых зажато по животному, и вопросительно смотрит на Се Ляня.       Се Лянь улыбается. — Вот. — он закатывает подол штанов и рукава Гуцзы, чтобы они стали менее длинными. — Этого будет достаточно.       Гуцзы кивает и уже собирается что-то сказать, как вдруг его одолевает мощный зевок, он хлюпает носом и морщится.       — Хочешь спать? — спрашивает Се Лянь.       Гуцзы качает головой. — Мм-хмм. — говорит он, хмуро глядя на отца и упрямо поджав губы.       Се Лянь хихикает. — Лжец. — он протягивает руку и игриво касается кончика носа Гуцзы. Гуцзы лишь покачал головой и поспешил вернуться на диван, где продолжил воображаемый разговор с Жое и Эмином.       — Надеюсь, ты найдешь что-нибудь по вкусу. — говорит Хуа Чен, глядя на то, как Се Лянь перебирает пальцами флисовый свитер в верхней части пакета.       — Хм? О. Ох, конечно. Я не видел такой красивой одежды уже... Ну, очень давно.       Хуа Чен хихикает.       — Папочка! Сань Лан! Посмотрите. Мы все вместе играем.       Хуа Чен и Се Лянь обмениваются быстрым взглядом. Затем они пересаживаются на диван и наблюдают за тем, как Гуцзы постепенно утомляется, практически засыпая стоя, с тяжелыми опущенными веками.       В конце концов, Се Лянь предлагает посмотреть телевизор (награда, которую Гуцзы, безусловно, заслужил после столь утомительного дня).       Прижав к себе новых друзей, Гуцзы заползает к Се Ляню на колени и садится, прижавшись спиной к груди отца.       Хуа Чен включает телевизор и передает пульт Се Ляню. Он находит привычный детский канал, и Гуцзы усаживается смотреть на знакомых героев.       Пока они смотрят, Се Лянь перебирает пальцами волосы Гуцзы, чувствуя, как с каждой минутой его тело становится все более мягким. В конце концов, Гуцзы сильно зевает.       — Все еще не хочешь спать? — спросил Се Лянь, отодвигая волосы Гуцзы.       — Нет. — отвечает Гуцзы, демонстрируя удивительную уверенность для ребенка, который борется за то, чтобы не сомкнуть глаз.       Впервые за весь вечер Се Лянь смеется. Это красивый, искренний звук, от которого у Хуа Чена замирает сердце. Он наклоняется и целует Гуцзы в висок. — Я люблю тебя, Гуцзы.       Гуцзы лишь сонно кивает, пользуясь возможностью использовать плечо отца в качестве подголовника и бормочет что-то нечленораздельное. Он сжимает руки в маленькие кулачки и трет глаза.       Через несколько минут Се Лянь чувствует, как тело Гуцзы прижимается к нему, его пальцы разжимаются, а хватка на игрушках ослабевает. — Он в отключке. — прошептал Се Лянь. Его рука ложится на голову Гуцзы. Он поворачивается и смотрит на Хуа Чена. — Я останусь с ним здесь.       Се Лянь пожимает плечами, показывая, что его это совершенно не волнует.       — Нет, Гэгэ. У меня много свободных комнат. Можешь выбрать себе любую.       Се Лянь поворачивается и смотрит на Хуа Чена.       И Хуа Чен... Видит перед собой разрывающегося человека. Разрывающегося между желанием получить что-то более приятное и простое и желанием быть как можно более непритязательным. Разрывается между желанием получить больше и тем, что, по его мнению, он заслуживает.       Но Хуа Чен не оставляет места для такой нерешительности. Он улыбается. Грустно, со знанием дела. Ведь, несмотря на то, что он заслуживает этого как никто другой, Се Лянь все еще так не хочет, чтобы о нем заботились. Хуа Чен знает, что за одну ночь он не сможет изменить ситуацию... Но он уверен, что может начать действовать.       Он протягивает руку, собирая новые игрушки Гуцзы, и встает, улыбаясь Се Ляню, чтобы тот последовал за ним.       Он чувствует, как спокойная внешность Се Ляня трескается, когда запасы паники, печали, страха, вины начинают просачиваться на поверхность. Его глаза такие печальные, а спина, обычно прямая и уверенная, слегка сгорблена, когда он берет Гуцзы на руки и стоит, готовый следовать за ним.       Хуа Чен ведет их наверх. Второй этаж представляет собой не более чем коридор с несколькими комнатами. (Он следует за Хуа Ченом до самой последней комнаты. Внутри находится спальня, по размеру почти равная всей квартире Се Ляня.       Здесь тоже есть окна от пола до потолка, правда, закрытые тяжелыми жалюзи. Видно, что они механические и, несомненно, будут подняты утром.       По сравнению с остальным домом, эта комната довольно простая. Все так же красиво, но... Немного проще: только кровать, тумбочки и небольшое офисное кресло в углу.       Большинство светильников выключено, за исключением лампы на прикроватной тумбочке, которая освещает почти всю комнату.       Хуа Чен наблюдает за тем, как Се Лянь осматривает пространство, и его шаги замирают. — Тебе нравится? — прошептал он, опасаясь, что зоркий глаз Се Ляня найдет что-то неуместное.       Се Лянь повернулся к нему и посмотрел на него с выражением благодарности. — Это прекрасно. — выдохнул он. — Абсолютно идеально.       Хуа Чен расслабляется и делает шаг к кровати. Когда руки Се Ляня заняты, он откидывает тяжелые одеяла и простыни, отбрасывает несколько больших подушек, чтобы освободить место для Гуцзы.       Се Лянь осторожно укладывает Гуцзы в кровать, поправляет на нем футболку, которая поднялась, обнажив живот. Затем он стягивает с мальчика носки, которые складывает и аккуратно кладет на край кровати. Обернувшись, он смотрит на Хуа Чена, который делает шаг вперед и кладет игрушки рядом с грудью Гуцзы. Наконец Се Лянь натягивает одеяло на тело Гуцзы, надежно укрывая его.       Мальчик вздрагивает и открывает глаза. Он беспокойно оглядывается по сторонам, и его взгляд устремляется на Се Ляня, который приседает рядом с кроватью, оказываясь на уровне его глаз. — Пора спать? — спрашивает Гуцзы, его слова путаются со сном.       — Да. — Се Лянь протягивает руку и гладит Гуцзы по щеке. Мальчик откликается на его прикосновение. — Ты в одной из комнат Сань Лана. Сегодня ты будешь спать здесь, хорошо?       Гуцзы кивает.       Раздается мяуканье тандема, и на кровати оказываются Жое и Эмин. Эмин сначала держится от Гуцзы на расстоянии, но Жое подбегает к нему, делает один круг, а затем прижимается к изгибу спины Гуцзы.       — Это Жое? — спросил Гуцзы, пытаясь оглянуться, но передумывает, осознав тяжесть собственной головы.       Се Лянь кивает. — Эмин тоже здесь. Похоже, они останутся с тобой на ночь.       — Мм... — Гуцзы еще глубже зарывается в простыни, его руки инстинктивно обхватывают вязаные игрушки. — А как же мои зубки? - спрашивает он, сумев открыть глаза, чтобы посмотреть на отца.       — Мы почистим их завтра.       — Ты идешь спать?       — Еще нет. Но скоро.       Гуцзы оглядывается по сторонам, глаза сонные. — А если ты мне понадобишься?       Се Лянь улыбается, гладит рукой лоб Гуцзы. — Просто позови меня и я приду.       Похоже, это успокоило Гуцзы. — Ты останешься, пока я не усну? - пробормотал он.       — Конечно. — вздыхает Се Лянь, любуясь спокойным, заспанным лицом Гуцзы. Запах дыма все еще витает в волосах мальчика, напоминая о том, что сегодня все могло быть совсем иначе.       Хуа Чен стоит у двери, отводя взгляд, пока Се Лянь успокаивает Гуцзы. Он чувствует себя здесь и как дома, и как незваный гость.       Не проходит и нескольких минут, как дыхание Гуцзы переходит в ровное, сопящее дыхание.       После этого Се Лянь встает. Наклоняется, целует Гуцзы в лоб. Задерживает губы, слушая медленное, умеренное дыхание.       Мальчик не шевелится, пока Се Лянь идет к порогу, а Хуа Чен выходит в коридор и смотрит, как Се Лянь подходит к двери и медленно, очень медленно, закрывает ее, оставляя их наедине в тишине просторного коридора.       Дверь в комнату со щелчком закрывается. И на мгновение воцаряется напряженная тишина. Хуа Чен чувствует ее, она висит вокруг них, как туман.       Он смотрит на Се Ляня и замечает, как тот все еще держится за ручку двери - костяшки пальцев побелели. Он дрожит. Его взгляд устремлен прямо вперед, на деревянную поверхность двери.       Хуа Чен протягивает вперед руки с вытянутыми пальцами. Он хочет убрать руку Се Ляня с дверной ручки. — Гэгэ?       При звуке голоса Хуа Чена глаза Се Ляня встретились с его глазами, он как будто забыл, что Хуа Чен здесь. Как будто он был где-то вдалеке.       Они дикие. В них блестят сдерживаемые слезы и страдание.       — Ох, Гэгэ. — грустно вздохнул Хуа Чен, выражение его лица стало мучительным.       И это все, что требуется.       Тело Се Ляня обмякло. Хуа Чен наблюдает, как он прижимает обе руки к лицу и складывается пополам, тяжело дыша.       — Се Лянь. — прошептал Хуа Чен, протянул руку и провел ею по плечу Се Ляня, по лопаткам, побуждая его поднять взгляд. — Гэгэ, все в порядке. Иди сюда. — как будто все было отрепетировано, Се Лянь наклоняется и одновременно с Хуа Ченом делает шаг вперед, тот прижимает Се Ляня к своей груди и обнимает.       — Я так испугался, Сань Лан. — сокрушенно плачет Се Лянь, его тело дрожит.       — Я знаю. — прошептал Хуа Чен, прижимая к себе Се Ляня и проводя ладонью по его спине.       — Нет, ты не знаешь. — плачет Се Лянь, тихо всхлипывая, стараясь не шуметь, чтобы Гуцзы не проснулся. Он качает головой и, вздохнув, трется о плечо Хуа Чена. — Это было так- — начал Се Лянь и прервался с влажным задыхающимся звуком. — Я ничего не могу сделать правильно. Все, к чему я прикасаюсь - рушится.       Он уже всхлипывает, отчаянно пытаясь заглушить звук в ладонях, а его тело содрогается от шатких, глотательных вдохов.       — Ты ничего не испортил, Гэгэ. — прошептал Хуа Чен, нежно покачивая их взад-вперед. Он сдвигает голову, упираясь щекой в голову Се Ляня. Его ладонь ложится на затылок Се Ляня, прижимая его к себе. — Ни разу. Ты не можешь. Все, к чему ты прикасаешься становится прекрасным.       Се Лянь усмехается. Это влажный, возмущенный звук. — Ты так говоришь только потому, что не знаешь. - говорит он густым от слез и захлебывающимся от эмоций голосом. — Ты не знаешь- т Ты не знаешь...       Хуа Чен тщательно продумывает свои следующие слова, понимая, какой эффект они произведут. — А что, если я знаю? — прошептал он, давая словам устояться. — Обо всем. Огонь... Сяньлэ.       И, о чудо, они оседают. Он чувствует, как все тело Се Ляня становится неподвижным и напряженным в его объятиях; он практически слышит, как опускается яма в его желудке. Се Лянь ничего не говорит, лишь крепче сжимает рубашку Хуа Чена дрожащими пальцами. И тогда он продолжает, сохраняя мягкость и нежность голоса. — Что, если я знаю... И все равно чувствую то же самое?       Наступает пауза.       — Тогда ты глупец. — мягко говорит Се Лянь, и у Хуа Чена физически щемит в груди от абсолютного уныния в голосе Се Ляня, словно он уже смирился с неизбежным отвращением и ненавистью Хуа Чена к нему. Как будто он уже готов к этому, закален в борьбе с этим. — Если ты действительно все знаешь, то не можешь чувствовать то же самое.       Хуа Чен почувствовал, как вспышка ярости ядовито свернулась в его груди. Не на Се Ляня, никогда не на Се Ляня, а ради него самого; ярость на всех тех, кто был до него, на всех тех, кто заставлял Се Ляня чувствовать, что все случившееся - его вина, его бремя, его ответственность, в то время как все это так очевидно лежало на плечах и выборе других, таких как Цзюнь У, который создавал страдания Се Ляня для своих садистских целей.       Хуа Чен гневается на весь мир за то, что он заставляет Се Ляня чувствовать себя недостойным любви.       Но сейчас не время для гнева. Сейчас время для комфорта. Для утешения.       Хуа Чен мягко откидывается назад, побуждая Се Ляня сделать то же самое. Откинувшись назад на ладони Хуа Чена, он отводит взгляд, давая возможность Хуа Чену на мгновение задержаться на его испачканных слезами щеках, а затем протягивает руку, обхватывает ладонью щеку Се Ляня и ищет его глаза. Эти теплые, полные страдания глаза.       — Се Лянь. — тихо умоляет он. — Посмотри на меня. — Хуа Чен большим пальцем осторожно смахивает слезы. — Если любовь к тебе делает меня глупцом, то я с радостью принимаю это. Ничто в тебе не может заставить меня чувствовать себя иначе.       Се Лянь закрывает глаза, из его груди вырывается влажный всхлип. Он трясет головой, сопротивляясь. — Ты не имеешь это в виду. Ты не можешь так говорить.       Хуа Чену стало больно. — Я же говорил тебе, помнишь? — он протягивает руку и берет руку Се Ляня в свою. Он медленно притягивает ее к своей груди и прижимает руку Се Ляня к своему сердцу. — Я всегда искренен с тобой, Гэгэ. — прошептал он, неистово искренне. — Мы можем жить и умереть тысячу раз, и это никогда не изменится.       — Но я... Я нехороший человек. — срывающимся голосом произносит Се Лянь, его глаза судорожно бегают по лицу Хуа Чена.       — Се Лянь. — шепчет Хуа Чен, его голос звучит благоговейно. Он протягивает вторую руку и обхватывает лицо Се Ляня обеими ладонями. Его прикосновения осторожны и нежны.       Се Лянь вздрагивает, и по его щекам скатывается еще больше непроизвольных слез.       Хуа Чен улыбается, в его улыбке столько любви, что Се Ляню кажется, будто он может утонуть в ней. — Ты всю жизнь заботился о других, ставя их нужды выше своих собственных.       Хуа Чен внимательно изучает лицо Се Ляня, вглядываясь в его страдальческое выражение, в блестящие, покрытые слезами щеки. Он грустно улыбается и наклоняется, прижимаясь лбом к лбу Се Ляня, их губы находятся в сантиметрах друг от друга. — Мне кажется, ты так долго старался заботиться о других... Что забыл, каково это, когда заботятся о тебе. Что ты этого заслуживаешь.       Се Лянь тяжело выдохнул.       Хуа Чен продолжает, его голос - отчаянный, умоляющий шепот. — Даже если твоим самым большим желанием было спасти мир и всех, кто в нем живет... Моим желанием был бы только ты. Поэтому прошу тебя...       Се Лянь вздрогнул.       — ... С этого момента... Позволь мне заботиться о тебе.       И тут что-то ломается.       И Се Лянь... Плачет.       Плачет так, как не плакал уже много лет.       Он плачет по матери и отцу. Он плачет по своей молодости. Он плачет по своей боли и годам одиночества.       Они опускаются на пол, и Хуа Чен... Обнимает Се Ляня. Обнимает его, пропуская через себя горе, боль и печаль. Обхватывает тело Се Ляня, прижимается к его затылку, словно желая охватить и удержать каждую его частичку. — Ты со мной. — бормочет он, сотрясаясь от остаточных рыданий Се Ляна. — Я всегда буду рядом.       Никто из них не знает, как долго это длится.       Только то, что, когда все заканчивается, они оказываются прижатыми спинами к стене, спутав ноги, раскинувшиеся по полу коридора (Хуа Чену приходится сгибать одно из коленей, чтобы уместиться).       Се Лян прижимается к Хуа Чену, обхватывая его руками, пальцы их рук сплетены и упираются в грудь художника.       После того как он отдышался и слезы утихли, Се Лянь начинает говорить.       Он рассказывает Хуа Чену обо всем, своими словами и в свое время.       Он рассказывает Хуа Чену о своем детстве, о том, каким идиллическим оно было. Как он рос вместе с Му Цином и Фэн Синем, никогда не думая, что они могут когда-нибудь разлучиться и расстаться. Как они его оберегали.       Се Лянь рассказывает о том, как они с матерью вместе пекли на кухне, готовили нелепые блюда, к которым никто другой не притронулся бы и с двенадцатиметровым столбом. Это одни из самых теплых, медовых воспоминаний.       — Когда-то я действительно умел готовить. — с тоскливой улыбкой признается Се Лянь.       Хуа Чен улыбается, прислоняясь щекой к голове Се Ляня. — Гэгэ все еще талантлив. — прошептал он, чем вызвал самоуничижительную усмешку.       — Моя мать никогда не была особо одаренной. — с нежностью вспоминает он. — Но у меня был талант к этому. После ее смерти... Что-то изменилось. Ничего из того, что я делал, не получалось. — он пожимает плечами. — Не знаю.       Се Лянь рассказывает Хуа Чену о том, как он учился в университете. Как он был рад появлению Му Цина и Фэн Синя. Как они втроем попадали во всевозможные переделки.       Хуа Чен чувствует странную боль, слушая эти рассказы. Как бы он хотел встретиться с Се Лянем в те времена. Увидеть его таким беззаботным. Это помогло бы ему перенести некоторые травмы и страдания, которые последовали за этим.       Се Лянь продолжает рассказывать о пожаре и всех ужасных событиях, которые к нему привели. Голос его ровный, спокойный.       А Хуа Чен слушает. О, как он слушает. Внимая каждому мучительному слову, впитывая каждое болезненное воспоминание.       — После того как потеряли компанию, мы с родителями оказались практически бездомными. В итоге мы жили все вместе в маленькой квартирке в неблагополучном районе города. Это было... Так непохоже на то, что я знал.       Хуа Чен понимающе кивнул, пытаясь представить себе Се Ляня с его семьей в то время.       — Му Цин получил престижную стипендию для обучения в медицинском, так что после этого его почти не было рядом. А Фэн Синь унаследовал имущество отца. Ему не нужно было оставаться. Но он остался... Из верности мне. Нам.       Хуа Чен знает, что будет дальше. Он убирает одну руку и нежно обхватывает запястье Се Ляня. Его большой палец скользит вниз, пробегая по шрамам Се Ляня. Сегодня они не скрыты.       Се Лянь задумчиво улыбается. Он вспоминает, как однажды, будучи пойманным за воровство, вернулся домой и обнаружил, что его родители мертвы.       Его отец, униженный тем, как далеко они пали, убил мать, а затем покончил с собой.       — После того как мы потеряли компанию, мои родители были всем, что у меня было. Так что найти их... Вот так... И вдруг оказаться в таком одиночестве... — Се Лянь закрывает глаза. При этом воспоминании на глаза наворачиваются слезы. Он не рассказывает Хуа Чену о том, как обнимал свою мать, как рыдал, прижимая к себе ее безжизненное тело. Когда-нибудь он это сделает. Но не сейчас. — Я причинил столько боли. Я хотел причинить боль.       Это было решение, принятое в доли секунды, продиктованное горем и болью. Он схватил нож, который использовал его отец, и совершил покушение на свою жизнь. Это было поспешно, небрежно.       В памяти всплыл образ Се Ляня, который в состоянии отчаяния и боли режет лезвием нежную плоть запястья. Его кровь, растекающаяся по полу... Хуа Чену становится физически плохо.       Се Лянь продолжает рассказывать, как через несколько минут его совершенно случайно нашел Фэн Синь и отвез в больницу. Он не помнит этого момента. Не помнит отчаяния в голосе Фэн Синя, его муки, когда он обнимал своего лучшего друга, который так много страдал и так далеко упал.       Он вспоминает, как вскоре после этого они расстались, когда Се Лянь прогнал его, пока он лечился в больнице. Он настаивал на том, чтобы Фэн Синь нашел занятие получше.       И Фэн Синь послушался, оставив его в полном одиночестве. — Он хотел остаться. Он бы остался, я знаю. Но я его оттолкнул.       Се Лянь проводит пальцами по запястью, переплетая их пальцы. — Если бы Фэн Синь не нашел меня тогда...       В воздухе повис тяжелый подтекст. Хуа Чен перестал дышать.       — Знаешь, я больше так не чувствую. — прошептал Се Лянь, как будто хотел успокоить Хуа Чена. Ему нужно знать, что теперь ему лучше. Что он выздоровел.       Хуа Чен улыбается. Это меланхоличное выражение. — Я верю тебе, Гэгэ. — прошептал он.       Се Лянь продолжает рассказывать, как после выписки из больницы он решил отомстить. За себя. За тех, кто погиб во время пожара. За своих родителей.       — Я собирался это сделать. — призрачно прошептал Се Лянь. — Я хотел причинить другим такую же боль, какую причинили мне.       Хуа Чен знает, о чем он. Слухи о заговоре против Юнъань.       — Каков был твой план? — прошептал Хуа Чен.       У Се Ляня сводит желудок при одной мысли об этом. На мгновение он подумал о том, чтобы солгать, но его сковал этот неотъемлемый, зудящий страх, что Хуа Чен станет о нем плохо думать.       Но когда он чувствует, как грудь Хуа Чена поднимается и опускается под его ладонью, а дыхание становится ровным и уверенным, Се Лянь вспоминает, что чувствует себя в полной безопасности. Так безопасно, как не было уже много лет.       Поэтому Се Лянь переводит дыхание и рассказывает ему обо всем.       Объяснил, как он все спланировал, до мельчайших деталей. Он был готов начинить производственные заводы Юнъань взрывчаткой, надеясь повторить катастрофу, которая унесла жизни людей в его родном городе. На оставшиеся у него деньги он заплатил нескольким людям изнутри, и те дали ему доступ. Он не знает, почему после этого они не выступили с интервью (если только они просто не узнали его и не стали говорить, когда ничего не произошло).       Се Лянь также планировал повредить систему защиты завода "Юнъань", чтобы обеспечить отравление людей смертельными химическими веществами, которые производились на заводе. Он рассчитывал, что его поймают. Он надеялся, что проведет остаток жизни в кандалах в тюрьме. Это было то, что он заслужил.       — Я думал, что причинив им боль, я почувствую себя лучше. Я был на волосок от того, чтобы довести дело до конца. Но потом-       В тот день шел дождь. Было холодно. Се Лянь потратил все свои деньги. У него не было даже куртки, чтобы укрыться от холода.       Но он не чувствовал холода. В тот момент он оцепенел и не мог испытывать почти никаких чувств, кроме ярости. Он шел к заводу, когда мимо него прошел мужчина - отец с маленькой дочерью. Он нес зонтик, чтобы укрыть их от воды.       Се Лянь до сих пор не знает, почему мужчина остановился. Может быть, он увидел что-то в его потухшем взгляде. Возможно, он дрожал и не понимал этого.       Какова бы ни была причина, мужчина остановил его. Предложил свой зонтик. — Вы простудитесь. — сказал он.       Се Лянь на мгновение уставился на него. Внимательно вглядываясь в его добрые, умоляющие глаза. Как его дочь смотрела на него, совершенно не беспокоясь о том, что ее оставили под дождем.       И Се Лянь понял.       Он шел, чтобы причинить этим людям боль. Может быть, убить их. Этим людям, которые не сделали ничего плохого.       Он взял зонт, а мужчина и его дочь ушли, торопясь домой.       Он не воспользовался им. Скорее, он просто висел на боку, собирая воду. Се Лянь не знает, сколько времени он так простоял, промокнув до костей под дождем. Но в конце концов он рухнул на землю и в момент просветления понял, что не может этого сделать.       Се Лянь рассказывает о том, как сильно он жалел обо всем. Как глубоко он ненавидел себя. Как он до сих пор излечивается.       — Гуцзы помогает. — шепчет он, улыбаясь при мысли о маленьком мальчике, спящем по ту сторону стены. — Это... Приятно, когда есть о ком заботиться. И он - больше, чем я мог просить.       Хуа Чен тоже улыбается. — Он хороший ребенок, не так ли?       — Угу.       Несколько минут они молча сидят вместе, просто наслаждаясь близостью. Хуа Чен проводит большим пальцем по коже Се Ляня. Это успокаивающий жест, под который, по мнению Се Ляня, он мог бы заснуть.       Но он этого не делает. Не желая растрачивать их близость и тепло.       В конце концов, Хуа Чен шевелится, осторожно сдвигая их. — Пойдем, Гэгэ. Пол - не место для ночлега.       Се Лянь собирается встать, но не успевает - его подхватывает Хуа Чен. (Это не первый раз, когда его так несут. Но он был слишком сонным, чтобы вспомнить, как это было в прошлый раз).       — Сань Лан! — удивленно шепчет Се Лянь, протягивая руку, чтобы ухватиться за футболку Хуа Чена. Несмотря ни на что, он хихикает.       — Какие-то проблемы? — спрашивает Хуа Чен, притворяясь невинным.       Обычно Се Лянь чувствует себя неловко, когда его так несут, хотя он вполне может идти.       Но сегодня он просто улыбается. И позволяет Хуа Чену нести его. — Нет. — прошептал он, обхватывая шею высокого мужчины и несильно прижимаясь к нему.       Он слегка наклоняет голову, упираясь лбом в плечо Хуа Чена. Он сам удивляется тому, как ему это нравится - ощущать тело Хуа Чена, прижатое к нему, окружающее его. Как приятно, когда тебя держат.       Хуа Чен наклоняется и нежно целует Се Ляня в висок.       Затем Се Ляня переносят в комнату, расположенную в конце коридора. Она гораздо больше, чем комната, в которой спит Гуцзы, и... Когда его осторожно опускают на кровать, Се Лянь не придает этому значения.       Пока он не оглядывается по сторонам и не видит бумаги на приставном столике... Куртку, наброшенную на одно из кресел... Большую ванную комнату. Се Лянь глубоко вдыхает и с удивлением понимает, что кровать пахнет им.       Это комната Хуа Чена.       И от этого приятная дрожь возбуждения пробирает до пальцев ног.       Хуа Чен стоит перед Се Лянем, городские огни выхватывают плоскости его лица, высвечивая каждую четкую красивую черту.       Сердце Се Ляня неровно стучит в груди.       Почувствовав, как Хуа Чен смотрит на него, осознав их близость, Се Лянь ощущает, как в глубине живота что-то зашевелилось. Что-то сильное и неоспоримое. Потребность прикоснуться, быть тронутым, быть ближе. Это чужое, совершенно незнакомое чувство. Но Се Лянь не боится его. Не хочет уклоняться. Он хочет большего.       Хуа Чен протягивает руку и проводит тыльной стороной костяшек пальцев по скуле Се Ляня, убирая с лица пряди волос. Ся Лянь закрывает глаза, склоняясь к прикосновениям Хуа Чена.       Он даже не подозревает, что Хуа Чен борется с собственными желаниями. Наклониться и прижаться к губам Се Ляня. Вдавить их обоих в простыни. Исследовать губами и руками.       Блять, это отвратительно. - напомнил ему мозг Хуа Чена. За то, что он пытается воспользоваться ситуацией, когда Се Лянь только что излил ему свое сердце и душу. Когда он эмоционально уязвим.       Именно поэтому, несмотря на то, что Се Лянь прильнул к нему, Хуа Чен отдернул руку, а затем прошептал: — Гэгэ может переночевать здесь. Я займу одну из свободных комнат. — в конце концов, это самая хорошая спальня в доме. Се Лянь заслуживает самого лучшего.       Он не понимает, что сердце Се Ляня замирает от его слов. От одной мысли о том, что он сейчас один, ему становится холодно и пусто.       Се Лянь размышляет над тем, как лучше попросить Хуа Чена остаться, когда тот опускается на колено. Это застает Се Ляня врасплох, и он хмуро смотрит на Хуа Чена. — Сань Лан?       Слова теряются во рту, когда Хуа Чен протягивает руку и обхватывает пальцами икру Се Ляня.       Эту часть он помнит. С той ночи, когда они посетили картинную галерею. Длинные пальцы на его икрах. Навязчивые, неуместные мысли о губах Хуа Чена на его коже.       Сегодня вечером он, подрагивая кожей, наблюдает за тем, как Хуа Ченг медленно снимает с него обувь и с нежной осторожностью ставит ее на пол у изножья кровати.       Хуа Чен уже собрался встать и уйти, как вдруг-       — Сань Лан...       По коже Хуа Чена пробежали мурашки. Он никогда не слышал такого голоса у Се Ляня. Нежный и ласковый, но в то же время... Грубый. Желание.       Опустившись на одно колено, Хуа Чен поднял взгляд. Разница в росте у них такая, что даже когда Се Лянь сидит на кровати, а он стоит на коленях на полу, их лица в основном находятся на одном уровне. Хуа Чен с приятным удивлением осознает, насколько они близки друг к другу - их разделяет всего несколько сантиметров заряженного воздуха.       А Се Лянь смотрит на него с нежной улыбкой на губах и выражением лица, которое Хуа Чен не может определить. Оно мягкое, но полное тоски.       Он уже готов спросить, в чем дело, как вдруг Се Лянь протягивает к нему руку. И вот уже пальцы на его коже, мягкие и нежные, скользят по щеке. Они двигаются, пока рука Ся Ляня не обхватывает его лицо, а пальцы не ложатся на кожу.       Хуа Чен закрывает глаза. Потянулся вверх, чтобы накрыть тыльную сторону руки Се Ляня своей, склоняясь к этому милосердному прикосновению. Каждое движение медленное, методичное, сдержанное.       — Гэгэ... Что-       — Сань Лан... Останься со мной. — выдохнул Се Лянь. Это не вопрос. В словах нежность... Мольба.       Выражение лица Хуа Чена исказилось, он разрывался между желанием и сдержанностью.       Ведь как он может противиться этому? Он чувствует, как с каждой минутой его самообладание все больше и больше теряется. Он опускает лицо на ладонь Се Ляня и тихонько вдыхает. От Се Ляня пахнет цветами. Розами и лилиями. И очень слабый запах дыма.       Прекрасен. Хуа Чен не сразу понимает, что сказал это вслух.       А потом его губы прижимаются к ладони Се Ляня. Он целует ее.       И Хуа Чену надо остановиться. Отстраниться.       Но он не хочет этого делать. Более того, он не знает, как это сделать.       Должно быть, конфликт проявляется в его чертах, потому что Се Лянь шепотом произносит: — Ох, Сань Лан.       Хуа Чен открывает глаза.       Се Лянь улыбается ему. Теплая, понимающая, чуть грустная. Как будто он знает, как разрывается Хуа Чен. Он чувствует, как тот переживает.       А потом эти прекрасные пальцы зарываются в его волосы, перебирая темные локоны, и Се Лянь осторожно подводит его все ближе и ближе, пока Хуа Чен не начинает различать россыпь веснушек на носу Се Ляня, пока они не обмениваются дыханием...       Хуа Чен не может дышать, не может думать. В воздухе витает электричество, проникая между ними в виде маленьких звездочек, которые практически трещат и танцуют от энергии.       Внезапный сдвиг, движение, а затем-       Напряжение, которое мучило их с того самого первого дня несколько месяцев назад... Разрывается.       Хуа Чен требуется мгновение, чтобы понять, что произошло.       Странное ощущение, что он чувствует... Губы Се Ляня прижимаются к его губам. Рука, обхватившая его за шею, притягивает ближе, утягивает глубже в такую приятную бездну, что, даже если Хуа Чен и сможет придумать, как выбраться, он вряд ли захочет этого.       Се Лянь... Целует его. Сначала нежно. Неохотно. Но потом отчаянно. Голодно. Как будто он не может сдержать себя. Как будто все остальное не имеет значения.       И тут Хуа Чен чувствует, как пальцы Се Ляня хватают его за футболку, словно опасаясь, что Хуа Чен исчезнет, если он не будет держаться достаточно крепко.       И Хуа Чену нужно... Нужно-       В этот момент Се Лянь, задыхаясь от испуга, отпрянул назад.       — Сань Лан! — пискнул он, глаза его расширились, тело застыло на месте. Он закрывает рот руками, ему очень стыдно. — Я не знаю, что случилось, Сань Лан. Мне так жаль...!       Но закончить он не успевает.       Потому что в одно мгновение руки Хуа Чена оказались на нем, и он снова прильнул к этим губам, уже пьянея от их вкуса и ощущения. Мягкие, гладкие, со смутным привкусом мяты.       Удивленный вздох вырывается с губ Се Ляня, но его быстро перекрывает Хуа Чен, обхватывая одной рукой Се Ляня за талию, а другой нежно гладя его по затылку и поддерживая Се Ляня, когда они опускаются обратно на кровать.       Их губы работают в тандеме, красиво переплетаясь. Носы прижимаются к щекам, шеи двигаются вперед-назад в чудесном танце.       Это грязно и не отрепетировано, и Се Лянь знает, что влажные звуки, издаваемые их ртами, должны быть неприятны и неловки, но почему-то...       Это невероятно волнующе.       Так же, как и то, что Хуа Чен находится над ним, окружает его, не прижимаясь слишком близко, но каким-то образом окутывая его своим присутствием. Осознание того, насколько он больше его по размеру и росту.       Нельзя сказать, что Се Лянь не осознавал разницу в размерах... Но сейчас, когда он так остро ощущает разницу, когда вокруг него тесно, когда он накрывает его... Это резко бросается в глаза. Это ошеломляет самым приятным образом.       И Се Лянь хочет большего, хочет всего и сразу - всего, что Хуа Чен может дать ему, чтобы он и дальше чувствовал себя таким живым и полноценным.       Именно поэтому, казалось бы, по собственной воле, одна из рук Се Ляня устремляется вверх... Запутываясь в густых темных волосах у основания черепа Хуа Чена... Мягко отклоняя их головы назад и инстинктивно углубляя поцелуй. Танец, который он никогда не практиковал, но каким-то образом знает, как танцевать.       И когда Хуа Чен понимает, что Се Лянь приоткрывает рот, чувствует прикосновение языка, что ему остается делать, кроме как ответить взаимностью? Вздохнув, он впивается в губы Се Ляня, их языки встречаются, и Се Лянь-       Он стонет. Мягко, нежно, но неоспоримо, зажигает искру в глубине нутра Хуа Чена.       Они двигаются, перекладываясь на широкую кровать. Простыни шуршат под ними, Хуа Чен нависает над Се Лянем, одной рукой проводя по его животу и ребрам, не решаясь дотронуться до свитера, не решаясь переступить порог. Другая рука лежит на голове Се Ляня, поддерживая его, чтобы он не прижимался к Се Ляню всем своим весом.       Руки Се Ляня тем временем порхают от волос Хуа Чена к его лицу, к плечам и вниз по спине, как будто он не может определиться, к чему именно он хочет прикоснуться.       А потом колено Хуа Чена каким-то образом оказывается между его ног, прижимаясь к нему.       И это так сильно. Слишком много. Этого никогда не будет достаточно.       Когда они наконец отрываются друг от друга, груди вздымаются, лбы прижаты друг к другу, это происходит только потому, что им нужно перевести дух.       Хуа Чену требуется несколько мгновений, чтобы оправиться от прекрасного шока, вызванного произошедшим. Он все еще чувствует вкус губ Се Ляня, ощущает их мягкость. Голова кружится от восторга, и он не может прийти в себя. Хуа Чен открывает глаза и смотрит вниз.       Се Лянь задыхается под ним, его грудь быстро вздымается и опускается. Его щеки раскраснелись, а глаза расширились, и он с интересом разглядывает Хуа Чена. Он выглядит... Приятно ошеломленным.       Грудь Хуа Чена вздымается. А когда он улыбается, улыбка становится теплой и нежной, наполненной любовью. Он протягивает руку, берет одну из рук Се Ляня в свою, переплетает их пальцы и нежно сжимает.       Се Лянь улыбается, наслаждаясь ощущением прохладной кожи Хуа Чена на своей.       На несколько мгновений их задыхающееся дыхание становится единственным звуком, наполняющим тишину спальни. Теперь между ними существует иное напряжение. Они ждут, что будет дальше.       И хотя Се Лянь улыбается, глядя на него блестящими от энергии глазами... Хуа Чен также понимает, что им не стоит торопиться. Не спеша, с осторожностью и осмотрительностью.       Поэтому, естественно, Хуа Чен решил решить эту проблему... Поддразниванием.       Он делает вдох и цокает языком, мгновенно привлекая внимание Се Ляня. — Мой, мой, Гэгэ. — прошептал он, поднося тыльную сторону руки Се Ляня к своим губам. — Я знал, что Гэгэ талантлив, но... Такого я не ожидал.       Се Лянь смущенно застонал, уткнувшись лицом в плечо Хуа Чена, чтобы скрыть румянец, появившийся на его щеках. — Не дразни меня сейчас! — умоляет он, и его голос звучит жалко, несмотря на небольшую улыбку, пляшущую на его губах. — Кроме того, я могу сказать то же самое о Сань Лане.       Хуа Чен улыбается, отпускает их руки и наклоняется, чтобы шепнуть Се Ляню на ухо, отодвигая его волосы. — Гэгэ мне льстит. — говорит он, обдавая дыханием раковину уха Се Ляня так, что у того мурашки бегут по коже.       Се Лянь покачал головой, протестуя. — Все-таки именно у Сань Лана есть опыт.       Хуа Чен делает паузу, чтобы обдумать предположение Се Ляня и подтекст, заложенный в нем.       Когда он отстраняется, взгляд Хуа Чена становится внимательным. Нежным. — У меня нет опыта, Гэгэ. — прошептал он, с нежностью наблюдая за тем, как в глазах Се Ляня промелькнули шок и облегчение, после чего он попытался (и не смог) изобразить спокойствие.       — Ох. — смущенно пробормотал Се Лянь, отводя взгляд.       Хуа Чен поднимает бровь. — Тебя это удивляет? — спросил Хуа Чен с лукавой ухмылкой, не пытаясь скрыть игривость в голосе.       Се Лянь нервно смеется, выражение его лица смущенное и одновременно повеселевшее. — Может быть. Немного.       — О? — шелковистым шелестом прошептал Хуа Чен, наклоняясь обратно, чтобы поцеловать кожу под ухом Се Ляня открытым ртом. Се Лянь напрягся и расслабился, склонив голову набок, чтобы дать Хуа Чену больше доступа.       Хуа Чен нежно посасывает кожу, и художник клянется навсегда сохранить этот звук в своей памяти. — И почему же, Гэгэ? — мурлычет он, двигаясь вверх по челюсти Се Ляня и покрывая его кожу поцелуями.       — Потому что Сань Лан красив... — Хуа Чен с улыбкой прижимается поцелуем к челюсти Се Ляня. — И талантлив. — еще один поцелуй, на этот раз в изгиб подбородка Се Ляня. — И я уверен, что ты можешь выбирать себе любовников.       Хуа Чен оставляет последний, целомудренный поцелуй на губах Се Ляня, после чего отстраняется. Чернильно-черные волосы рассыпаются по плечам, обрамляя мягкое и неистово ласковое выражение лица. — По этой метрике я могу сделать такое же предположение о тебе, Гэгэ. — возражает он, приподнимая бровь и наслаждаясь тем, как глаза Се Ляня слегка расширяются от его намека.       Хуа Чен знает, что он мог бы и дальше дразнить Се Ляня. Но пока что он уступает, предпочитая лишь ласково улыбнуться. — Несмотря на любезные комплименты, — говорит он, потираясь кончиком носа о нос Се Ляня, что вызывает у него непринужденное хихиканье, — боюсь, Гэгэ ошибается.       Се Лянь внимательно следит за Хуа Ченом, пока тот говорит.       — Кроме моих собственных... Исследований. — деликатно поясняет он, наслаждаясь тем, как Се Лянь удерживает его взгляд, несмотря на жгучий румянец на щеках, — У меня нет опыта в таких делах, как предполагает Гэгэ. Я никогда не хотел никого другого в этом смысле. Есть только ты.       Се Лянь смотрит на него, губы чуть приоткрыты, глаза светятся расплавленным янтарем при свете городских фонарей.       И, Боже, как же это сводит с ума: глаза Се Ляня, кажется, видят его насквозь. Как бы Хуа Чен хотел заглянуть в этот прекрасный мозг и разобраться в сложных загадках, скрывающихся в нем.       Когда молчание затягивается, и он больше не может ждать, Хуа Чен проводит тыльной стороной костяшек пальцев по скуле Се Ляня и шепчет: — О чем ты думаешь?       Се Лянь не отвечает. Вместо этого он обхватывает Хуа Чена за плечи и крепко обнимает его. Хуа Чен расслабляется, одной рукой поддерживая голову Се Ляня, а другой опускаясь на ребра Се Ляня, обнимая его.       Когда Се Лянь отпускает его с легкой, застенчивой улыбкой, Хуа Чен смещается и уже не нависает над Се Лянем, а лежит рядом с ним, опираясь на предплечье. Се Лянь следит за ним взглядом, наклоняет голову в сторону, оставаясь лежать на спине, положив одну руку на живот.       Пользуясь случаем, Хуа Чен изучает лицо Се Ляня при слабом освещении. Румянец, похоже, сошел с его кожи, хотя скулы все еще сохраняют некоторый цвет. Пучок почти развалился, и каштановые волосы каскадом лежат на кровати. Его медово-золотистые глаза перемещаются туда-сюда, глядя на Хуа Чена с такой любовью и преданностью, что Хуа Чен не может не улыбнуться и не наклониться, прижимаясь поцелуем ко лбу Се Ляня.       — Прекрасный. — прошептал он, на этот раз намеренно вслух. Он нежно прижимается губами к теплой коже Се Ляня.       Се Лянь хмыкает, закрывая глаза, и отстраняется от прикосновений Хуа Чена.       Хуа Чен открывает глаза и смотрит на часы, стоящие на приставном столике. Уже поздно. Солнце взойдет через несколько часов, и он подозревает, что Се Лянь бодрствует уже почти сутки.       Хуа Чен наклоняется, откидывает волосы Се Ляня со лба и проводит по ним пальцами. — Ты, наверное, устал, Гэгэ. Тебе нужно поспать.       В этот момент Се Лянь открывает глаза и несколько мгновений оценивающе смотрит на Хуа Чена. — Ты останешься? — шепчет он.       Хуа Чен улыбается, снова соединяя их руки. — До тех пор, пока я буду твоим. — легко отвечает он.       Се Лянь заметно расслабился и кивнул, улыбнувшись сонной и ласковой улыбкой. Он с тихим усталым вздохом опускается на удобную кровать Хуа Чена. — Давно я не спал в такой хорошей постели. — прошептал он.       Хуа Чен захихикал. — Я рад, что она пришлась тебе по вкусу. — Хуа Чен вдыхает слабый запах дыма. И тут он вспоминает, что Се Лянь все еще одет в свою прежнюю одежду - свитер и джинсы. Он сжимает руку Се Ляня и шепчет: — Оставайся здесь и отдохни. Я найду что-нибудь более удобное для тебя.       Се Лянь лишь сонно кивает, глаза его затуманены, и он наблюдает, как Хуа Чен еще раз целует его в лоб, а затем спускается с кровати и исчезает вниз по лестнице.       Хуа Чен быстро справляется с задачей, роясь в пакетах с одеждой, предоставленных Инь Юем, пока не находит футболку и пижамные штаны. Но когда он вернулся наверх, то обнаружил, что Се Лянь... Крепко спит.       Он перевернулся на живот, вытянув одну руку в сторону. Другая лежит над головой, согнутая в локте. Волосы, которые больше не держатся в пучке, рассыпаются по спине и вокруг головы красивым ореолом каштанового цвета.       Даже из-за двери Хуа Чен слышит его легкое дыхание, слегка приглушенное простынями. От этого звука в его груди разливается тепло, и он улыбается, складывая пижаму и кладя ее у изножья кровати.       И если Се Лянь может быть достаточно комфортно в своей дневной одежде, чтобы заснуть в ней, то Хуа Чену - нет. Обычно он надевает в постель только боксеры или свободные спортивные штаны, но сейчас это было бы совершенно неуместно. Поэтому он находит простую белую футболку и спортивные штаны и уходит в ванную переодеваться.       Когда он возвращается, то переходит на ту сторону кровати, где не спит Се Лянь. Прежде чем залезть в кровать, Хуа Чен достал телефон и несколько раз постучал по экрану, переходя к приложению, управляющему интеллектуальными функциями квартиры. Он нажимает кнопку, активируя будильник, который оповестит его, если откроется дверь в комнату Гуцзы. Затем активирует электрические жалюзи в своей комнате. Они бесшумно задвигаются, закрывая яркое сияние города. Хуа Чен надеется, что когда через несколько часов взойдет солнце, искусственная темнота обманет организм Се Ляня и он сможет поспать подольше.       Удовлетворенный, он кладет телефон на приставной столик.       Но Хуа Чен не ложится в постель. Пока не ложится. Сначала он дает себе время привыкнуть к темноте. Когда это происходит, он ищет глазами лицо дремлющего Се Ляня. Внимательно изучает его расслабленные черты, насупленные брови. Его лицо, вдавленное в простыню, спокойное и очаровательное.       Обычно Хуа Чен снимает повязку, когда ложится спать, но сегодня он решил не снимать ее. В конце концов, он не хочет, чтобы Се Лянь просыпался от такого неприятного зрелища, как впалая глазница и неровная, покрытая шрамами кожа вокруг нее. Прежде чем лечь в постель, Хуа Чен берет с тумбочки резинку для волос и собирает их в пучок на макушке.       Он старается не сильно толкнуть кровать, когда забирается в нее. Но, несмотря на все его усилия, Се Лянь вздрагивает от движения и поднимает голову, чтобы посмотреть на него.       — Прости, Гэгэ, — шепчет Хуа Чен, ложась на спину и устраиваясь под одеялом. — я не хотел тебя будить.       Се Лянь смущенно улыбается, переворачивается на бок и придвигается к Хуа Чену. Он прижимает ладони к подушке. — Ты вернулся. — пробормотал он, с трудом удерживая глаза открытыми.       Хуа Чен захихикал. — Конечно, я вернулся. — говорит он, как будто это должно быть абсолютной, непреложной данностью. — Тебе удобно, Гэгэ?       Се Лянь улыбается. Мягко и спокойно, с глубокой нежностью. Затем он протягивает одну руку. Ладонь мягко прижимается к щеке Хуа Чена. — Больше, чем за последние годы. — искренне прошептал он.       Хуа Чен наслаждается тем, как большой палец Се Ляня проводит по его щеке, нежно касаясь кожи.       Несколько мгновений они смотрят друг на друга, погрузившись в уютное молчание. Когда Се Лянь снова спрашивает, его голос звучит хрипло и на грани сна. — Ты останешься, Сань Лан?       Хуа Чен осторожно обхватывает запястье Се Ляня и направляет его руку вниз. Прижимается губами к кончикам пальцев Се Ляня, улыбается в ответ. — Всегда.       Их глаза задерживаются друг на друге. Затем, вздохнув напоследок, Се Лянь погружается в глубокую дремоту, и пальцы его разжимаются, оставаясь в нежной хватке Хуа Чена.       Но Хуа Чен не успокаивается. Во всяком случае, не сейчас.       Иначе он упустит тот абсолютный дар, который дарит ему сон Се Ляня. Держать в руке эти слабые пальцы. Проводить по ним кончиками пальцев, ощущая тепло, присущее коже Се Ляня.       Нет, Хуа Чен не смеет пока спать. Иначе он не сможет любоваться тем, как Се Лянь тянется к нему в ночи, как цветок раскрывается навстречу рассветному солнцу. Не сможет насладиться тем, как Се Лянь инстинктивно прижимается к нему, расслабляясь.       Хуа Чен почувствовал, как в груди зашевелилось отвращение к самому себе, когда он перевернулся на бок... Обхватил руками тело Се Ляня... Прижал его к груди... Оберегая.       Потому что это - держать Се Ляня в объятиях, прижимать к себе его дремлющее тело - не его дар. Ведь так? Этого не может быть... Конечно, он пользуется этим.       Но тут Хуа Чен вспомнил, как Се Лянь просил его остаться. Искренне. Почти отчаянно. Он подумал о том, как давно никто не держал Се Ляня вот так. Если не считать последних нескольких лет с Гуцзы, Се Лянь не знал любящих прикосновений с самого раннего детства. И даже тогда Се Лянь всегда был единственным, кто предлагал свою любовь, отдавал всего себя, чтобы воспитать Гуцзы таким замечательным мальчиком, каким он является сейчас.       Хуа Чен инстинктивно обхватил Се Ляня покрепче. Пусть он и не считает себя достойным этого, но мысль о том, что кто-то еще может обладать такой привилегией... Прижимать к себе Се Ляня, пока тот спит... Вызывает защитную ярость, которая ядовито сворачивается в животе.       И в этот момент Хуа Чен уже не чувствует себя виноватым.       Его мысли не сразу успокаиваются. Его пальцы перебирают волосы Се Ляня. Он перебирает пряди, играет с ними, считая ровное дыхание Се Ляня. Время от времени Се Лянь слегка вздрагивает во сне. И хотя Хуа Чен всегда старается разжать объятия, давая ему свободу, Се Лянь неизбежно подтягивается ближе, пока не сворачивается калачиком, как мумия, и не прижимается к груди Хуа Чена.       Когда Хуа Чен отдыхает, его мысли блуждают. Он перебирает в памяти все, что произошло за последние двенадцать часов. Вспомнил, как Се Лянь открылся ему, рассказал все из своего прошлого.       Потом о том, что они делали здесь, в спальне. Как Се Лянь так уверенно преодолевал расстояние между ними, прижимаясь к Хуа Чену, углубляя поцелуй...       Хуа Чен закрыл глаза и, прислонившись щекой к макушке Се Лянь, сделал успокаивающий вдох, останавливая поток мыслей. Он не может сейчас слишком много думать об этом.       Хуа Чен не станет утверждать, что у него никогда не было... Подобных мыслей о Се Ляне. Особенно поздними вечерами, когда отдых и сон ускользали от него. Но эти мысли всегда казались ему настолько постыдными, что, даже когда они появлялись, Хуа Чен никогда не мог придерживаться их достаточно долго.