Homo Cantabrigiensis

Выйдя из «Виртуалити» и сняв очки, Йорн решил слегка размяться и на всякий случай заглянуть в иммерсивный зал. Ракшаса интересовало, не перегнул ли он палку с первым же подопытным, и не наделал ли Дэви ненужного шума. Термоядерные трюкачества и особо злостные искажения виртуальной реальности следовало приберечь на самый финал, чтобы пациенты не распугали народ, вывалившись в паническом режиме из матрицы. Йорн незаметно прокрался ко входу в иммерсионный зал и прислушался. Обстановка здесь, как ему показалось, совершенно не изменилась, «кьюбиклы» по-прежнему сияли японской иконографией, музыка играла, клиенты в своих контейнерах невнятно бубнили и кряхтели. Йорну опять захотелось курить, но он решил, что не стоит терять время и лучше снова возвратиться за свой пульт админа из ада. Йорн вознамерился так же быстро, как к Дэви, заглянуть в tablinum блондинки, которая ничем примечательным не отличилась во время предварительного контакта, разве только все время пристально ела Брайана глазами – словно пыталась запомнить черты взявшего ее в заложники террориста, дабы после вызволения содействовать органам в подготовке фоторобота. Устроившись обратно на диване рядом с Брайаном, который продолжал, будто во сне, что-то шептать вполголоса, Йорн снова открыл администраторскую панель и выбрал пользователя под ником #Cleo. Место, где Йорн оказался, представляло противоположность полусырому, недопеченному симулякру, сконструированному предыдущим подопечным. На Йорна обрушилось сочное архитектурное многоцветие и нестерпимо яркое солнце Древнего Египта. Ну, как Древнего… Впрочем, и Египтом tablinum пользователя #Cleo можно было назвать лишь условно. Будучи существом, которое зовет «дорогой матушкой» Алисию Чезвик, директора Института Археологии UCL, профессора египтологии и специалиста по материально-бытовой культуре Среднего Царства, Йорн имел какое-никакое представление о том, как могла выглядеть площадь возле храма где-нибудь в древнем Ахетатоне. Тем более, что годы своего, так сказать, становления Йорн провел под продолжительные обсуждения симуляций для «Виртуалити-Про», ассесмент которых вела профессор Чезвик. Священнодействие еженедельных собраний кафедры неизменно сопровождалось нервной беготней вокруг голографических моделей, проросших во все углы гостиной, ажитацией и размахиванием бумажными книгами, а также бросанием оных на пол во время жарких споров по видеосвязи. Йорну было лет одиннадцать или двенадцать, когда Элис присоединилась к трехгодичному проекту новой версии «Виртуалити-Про» для обучения студентов-археологов. Йорн, будучи ребенком, удивлялся и даже пугался этих древнеегипетских сцен, ибо матушка казалась двумя разными сущностями, словно Сехмет и Исида, в зависимости от того, разговаривала она с ракшасенком или со всем остальным миром. Энергичная, несобранная, часто взрывная, чутко охраняющая свои позиции и профессиональные взгляды, Элис вдруг преисполнялась того, что Йорн не мог назвать иначе, чем кротостью, когда оставалась одна с приемным сыном. На Брайана с Сэмми матушка могла и прикрикнуть, и нешуточно осерчать, а вот Йорна – его она как будто бы сама боялась. Поэтому ракшас долго подозревал подвох в человеческой двуликости. И нет, Элис не опасалась спровоцировать агрессию нечеловеческого детеныша. Наверное, не опасалась... По крайней мере, в себе Йорн был уверен и знал, что приемным родителям сознательно никогда не давал повода его бояться – для ракшаса это был своего рода вопрос принципа. А вот какие поводы он им давал несознательно – это другой разговор. Словом, из детства именно таким запомнился Йорну Древний Египет: распростершимся электронной дымкой посреди дома и заставляющим уважаемых людей изрядно потрепать себе нервы. То, что выстроила блондинка #Cleo, являлось некой фэнтезийно-мегаломанской версией Абу-Симбела, одетого в слепящий белый, терракотовый красный, малахитовый зеленый и уже знакомый «Международный синий Кляйна». Фигуры генерализованных египетских царей у входа в храм тоже были ярко расписаны, а само святилище с колоссальным гипостильным залом показалось бы некой кондитерской стилизацией, если б не иллюзия размеров, которая в новой версии глубинной симуляции мощно воздействовала даже на ракшасий мозг, способный гораздо точнее человеческого оценивать пространство. Зефирно-белые колонны храма пестрели рядами надписей, которые, в лучшем случае, ничего не значили или были кусками выдраны из миллиардов сканов и фотографий, загруженных в «Виртуалити», соединены в мозаику бессмысленных паттернов, развлекающих зрение ничего не смыслящего в «маду нетчер» английского обывателя. В принципе, за двести лет ничто не изменилось, приемы художников-ориенталистов, рисовавших фэйковую арабскую вязь, поддельные китайские и египетские иероглифы, а также томных от опиума стариков, кружком обступивших нагого наложника, передались искусственному интеллекту по наследству. А, может, ИИ уже раскусил людей, только вида не подавал и намеренно заваливал тест Тьюринга? Кроме этого, был еще возможен модус Колина Беркли: «строить мифологию, а потом им обратно скармливать». Тогда можно было ожидать, что на стенах кондитерского храма самым что ни на есть натуральным древнеегипетским языком была рассказана какая-нибудь легенда «о Боге Тоте и его волшебном самопишущем графическом планшете». Олимпийских размеров мраморная лестница, лоснившаяся отполированными гранями ступеней, вела на террасу под белыми балдахинами, вздувавшимися от неосязаемого без сенсорного костюма ветра. Ярко-сиреневые тени, неестественные, зато красивого оттенка, падали на площадку около входа испанским кружевом. Всюду развевались белые и разноцветные с картушами штандарты, сверкало золото каких-то условных не то хоругвей, не то икон, обилие тканей и драпировок в сочетании с гигантскими размерами кусков электронного полотна, производило впечатление пышного празднества. Почтительно расступившись по краям ступеней олимпийской лестницы, гремела пестрая, веселая толпа, и неизвестно откуда к небесам того неповторимого оттенка, который встречается только в пустыне, взвивалась музыка – симфоническая, сгенерированная нейросетью. Что отмечала #Cleo с эдакой помпой? Квартальную премию? Приблизив картинку Абу Симбела на стероидах, Йорн узрел в центре террасы богато декорированный трон. Вокруг трона смирно сидели несколько чудищ – в них можно было узнать вольную и тоже стероидную интерпретацию тероморфных обитателей древнеегипетского Царства Мертвых. Если быть точным, это была Ам-мут, размноженная в трех экземплярах. Чудовища в соответствии с каноном, имели гиперреалистические серо-зеленые крокодильи головы, львиные гривы и передние лапы, соединявшиеся с гладким и пухлым телом гиппопотама. Одно из чудовищ мирно дремало, засунув голову под трон с традиционными ножками в виде все тех же львиных лап, другое пыталось дотянуться задней гиппопотамьей ногой к шее, чтобы почесаться, третья Ам-мут тянулась к вазе с фруктами, и ее отгонял опахалом из страусиных перьев пышно наряженный слуга – в этих сценках ясно проступал типический юмор нейросети, непритязательный и до оскомины беззубый. А на троне восседала Она – безымянная блондинка #Cleo. Причем в данный момент можно было видеть, что пропорции в скрипте искажены, и в лучших иконографических традициях древнеегипетского искусства женщина-фараон выглядела значительно больше окруживших ее стайкой придворных. Йорну подумалось, что #Cleo могла бы проявить последовательность и надеть накладную бороду, подобно царице Хатшепсут. Однако, бороду она не надела. Хуже того, она не надела даже царский парик. Волосы ее вились волноподобными локонами, как в рекламе шампуня, значительно длиннее и пышнее, чем в реальной жизни, и ниспадали золотистым водопадом на плечи. Йорну вспомнились разговоры Элис, которые матушка вела с ним в детстве за стрижкой. Профессор Чезвик каждый раз ужасно нервничала, боясь «где-нибудь напортачить». Она успокаивала нервы и дрожащие ножницы рассказами о древнеегипетской моде, о драпировках и украшениях, об ароматических конусах, которые придворные дамы носили на голове, и когда конусы плавились от жары, то орошали носителя благовониями. Обдавая Йориса ароматом собственных элегантных, но тяжеловатых для ракшасьего носа духов, Элис рассказывала о косметике, которой пользовались оба пола, чтобы защитить себя как от злых магических поползновений, так и от слепящего африканского солнца; говорила о великолепных и огромных париках из волос нубийских жен полицейских-меджаи, которые спустя тысячелетия источают остатки своих благовоний в смеси с запахом жиров, прогоркших несколько великих империй назад. К концу процедуры, которая для Элис была, кажется, чем-то вроде приятной пытки, она взбивала и причесывала локоны ракшаса, не забывая заметить, что египетские боги отличались иссиня-черным цветом волос, тем глубоким завораживающим оттенком, который бывает у вечернего неба на востоке. Этот цвет были призваны имитировать парики. Но древние египтяне, прибавляла Элис, едва касаясь испуганными пальцами нечеловеческого сына, даже представить себе не могли, что волосы могут вот так гореть синим и зеленым на солнце, словно перо колибри. Йорн каждый раз при таком комплименте заглядывал в зеркало, дабы убедиться, что матушка преувеличивает. А, может, это древний египтянин сбежал вчера из Британского Музея и обрил ракшаса себе на парик? Йорн продолжил разглядывать электронную проекцию царицы #Cleo. Тело ее покрывало воздушное голливудского стиля плиссированное платье из шелка, а не из льна, как положено, сиявшее и переливавшееся, словно жемчужина. Только золотая окантовка лифа и браслеты на предплечьях напоминали о египетском фэнтэзи – браслеты, конечно, имели форму золотых с бирюзой скарабеев. Со своего трона царица #Cleo царственно взирала на какую-то… херобору. Йорн, безусловно, предпочел бы подобрать более точный термин, по возможности, древнеегипетский, но, увы, ничего не подобрал. Херобора имела вид некой условной деревянной конструкции со множеством рычагов, блоков, шестеренок, и неопределенного назначения движущихся частей, чем напоминала кинетическую скульптуру начала века в стиле Тео Янсена. Что делало конструкцию еще более подозрительной, так это внезапно появившееся под ней на белоснежном мраморном полу алое пятно. Пятно то расширялось, то сокращалось, как будто бы пользователь #Cleo вручную регулировала размер кровавой лужи, который должен был удовлетворять эстетическим и эмоциональным запросам царицы. Вдруг музыка оборвалась, а вместе с нею стих многоголосый шум толпы. На лестнице появились, нарисовавшись из воздуха, пять фигур. Четыре из них были, очевидно, заимствованной из «Виртуалити-Про» реконструкцией древних нубийцев-полицейских, вооруженных кинжалами и булавами, а вот пятый… Йорн напряженно прищурился, плохо видя без очков и забыв, что может увеличивать, приближать и вообще крутить картинку, сколько душе угодно – эффекты искажения в восприятии реальности очень скоро давали о себе знать. Словом, пятый был арестантом, которого стражники торжественно вели к трону царицы, и если бы Йорн не мог менять точку наблюдения, то он бы непременно подумал, что арестант – это ни кто иной, как Брайан. Истерзанный, замученный Брайан в изодранном в клочья синем бархатном пиджаке, в незаправленной рубашке, ибо заправлять ее было не во что: пленник шел без штанов, а его срам как-то подчеркнуто жалко болтался между ног… Йорн вдруг понял две вещи. Во-первых, нейросеть нарисовала не Брайана, а некую приближенную модель, которая весьма точно воссоздавала общий гештальт его персоны, но в деталях сильно отклонялась от оригинала и вызывала ощутимый эффект «зловещей долины», словно Йорн видел во сне покойника. Второй вещью, которая открылась Йорну, было то, что между ног под рубашкой у симуляции болтался не срам, а бронзовая гиря, и по ногам стекала коричневая жижа. Трехмерное гиперреалистическое привидение, наводящее смутный ужас идеально точной передачей движения, с трудом переступало с ноги на ногу, отчего у ракшаса промелькнул вопрос: откуда ИИ черпал информацию о том, как должен шагать человек с килограммовым грузом в заднице? Йорн тонко считывал проявления индивидуальной моторики живых существ. В дикой природе такого рода интуитивная наблюдательность позволяла рапаксам выбирать жертву, проявлявшую малейшие признаки ослабленности. Йорн, к примеру, мог за пару дней до появления симптомов сказать, что человек подхватил респираторную инфекцию. Теперь же, рассматривая симуляцию, Йорн не мог отделаться от настойчивого шепота из подсознания, который подсказывал, что кинетические данные motion capture, использованные в скрипте, были собраны не с актера. А если так, то этот фэйковый аватар Брайана, составленный по устному описанию пользователя #Cleo, был слит с цифровым следом чьей-то пытки, возможно, имевшей место десятилетия назад, возможно, на другом континенте, возможно, этот след мучения – единственная память, сохранившаяся от пытаемого. Впрочем, съемка могла произойти и пару месяцев назад где-нибудь в Бервин. Вопрос только кому придет в голову делать motion capture с человека, воткнув ему какую-то херню в одно место? Более того, кому придет в голову включить в свою симуляцию случайного знакомого, представив его в подобном виде? Воистину неисчерпаемо человеческое… нет, при всей своей лингвистической изощренности, Йорн не знал, как это «человеческое» назвать. Пленника между тем подвели в почтительной тишине к трону и грубо (непременно грубо!) толкнули так, чтобы он рухнул на колени перед царицей #Cleo. – Знаешь ли ты, о нечестивый червь, ползающий у ног великой царицы, почему… – грозный и сексуально-низкий женский голос гулко пронесся по гипостильному залу, по мраморной террасе, скатился эхом по ступеням и оборвался. Царица разбирала, морща лоб, текстовую подсказку, – … Почему ты, согб… согбенный, грязный раб, ползаешь у божественных стоп Маат, зидж…зиждит... чего, блядь? Зидж-ди-тельницы, – выговорила царица по слогам, – храма сего… Проекция, сильно напоминающая Брайана, жалко затряслась, приникая к мраморным плитам, но ни поднять глаз, ни произнести что-либо в свое оправдание не осмелилась. – Знаешь ли ты, мерзкий, зловонный, рыжий павиан, чем оскорбил ты царицу? – Йорн скептически покривился. Царице #Cleo простительно, но строчащий ей сценарий ИИ должен знать, что павиан считался у египтян священным животным. Ах, да, в подсказке было написано «орангутан», а не «павиан» – вариант ничуть, впрочем, не лучше. Проекция зарыдала, целуя мрамор, бронзовое грузило в заднице зазвенело по ступеням, а наблюдающего всю эту похабную сцену Йорна опять пронзило осознание противоестественного правдоподобия в динамике картинки. И тогда Йорн решился на мазохистский умственный эксперимент, на секунду позволив себе поверить, что стопы царицы #Cleo лобызает его человеческий брат Брайан. Возникшее ощущение можно было сравнить с осторожным разрезанием кожи бритвенным лезвием на собственном бедре, когда разум понимает, что ничего фатального, в сущности, не происходит, но животные инстинкты визжат в панике, словно тойтерьер, которому наступили на лапу. Йорн испытывал непреодолимое желание воспользоваться случаем, дабы провести аутопсию собственной психики с целью постигнуть, как в глубине души, очищенной от человеческих культурных кодов, он относится хотя бы к Брайану. Какие инстинкты отзовутся в душе ракшаса на страдания брата? В научной литературе писали, что с наступлением пубертата Homo rapax утрачивают способность к эмоциональным привязанностям и не проявляют признаков эмпатии в той мере, которая свойственна другим видам Homo. Не то, чтобы Йорн питал амбицию опровергнуть общепринятое научное мнение. Его главное устремление заключалось в том, чтобы жить сообразно своей природе. Для этого Йорну следовало всесторонне изучить природу рапакса, а уж отвечает ли она человеческому эталону человечности, Йорна не волновало с того самого момента, когда он убил своего первого сапиенса. Наверное, не волновало… – Ты, о скорпион, засевший в песке, личинка мухи, поедающая кал в отхожем месте, отвратительный навозный жук, – Йорн хлопнул себя по лбу и хохотнул, – ты навоз еси! Гиена, хохочущая над падалью, сын матери, у которой из-под подола торчал… уд… че за уд? Короче, ты, мудак гребаный, какого хрена, блядь, тебя принесло выеживаться там сидеть, строить из себя хуй знает что? Поприкалываться он мне тут решил, козел! – прорвало вдруг царицу, которой стилизация под допотопное сквернословие не позволяла никак стравить пар, ей нужно было что-то погорячее. – Ты что думаешь, никто ничего не понял? Да у тебя на роже написано, зачем ты шляешься по комьюнити и херню всякую несешь! Мы для тебя – шутка что ли какая-то? Самым умным себя считаешь? Я тебе сейчас устрою! Я тебе покажу, какой ты тут самый умный! Моли! Умоляй меня о пощаде!!! – заходилась #Cleo, так, что Йорну сделалось даже конфузно. Стены, колонны и колоссы, которыми окружила себя белокурая царица, пульсировали в такт ее несдержанным выкрикам, совершенно не вязавшимся с монаршим достоинством. Проекция квази-Брайана послушно взмолилась. Голос был, правда, совершенно не похож на ассертивный баритон юного господина Сорренто, больше смахивал на козлиное блеяние. Электронное чучело с рыданиями выговаривало какие-то совершенно непонятные слова, будто во сне. Кажется, #Cleo намеренно применила какую-то настройку, чтобы внимать лишь себе одной. – Ни черта не понимаю, что ты бормочешь, таракан, – довольным тоном изрекла царица. – А раз так, то пусть напишет подчиненный мне джинн, дух которого заключен в этой машине, – она указала широким повелительным жестом на Херобору, в предвкушении зашевелившую сочленениями, – состав твоего преступления. Стража! Займитесь им! Квази-Брайана подхватили и поволокли под руки – имитация массы и взаимодействия мягких тел работала идеально, творя чудеса реалистичности. Йорн не мог не жмуриться от омерзения, наблюдая, как естественно швыряет в разные стороны грузы, подвешенные на гениталиях, как узнаваемо волочатся ноги по ступеням, как рвутся остатки одежды на истерзанном теле преступника – не одно воспоминание вставало от этого зрелища в его памяти. Одновременно Йорн отмечал про себя удивительную обезличенность, невнятность, отсутствие индивидуальных черт у врага царицы #Cleo, в нем не было ничего живого, кроме поразительного внешнего сходства с физической реальностью. Когда оскорбителя царицы закинули на платформу нетерпеливо бьющей копытом адской машины, все ее деревянно-металлическое, костистое тело пришло в движение, затрепетало от удовольствия, даже как будто вздохнуло. Руки и ноги разбойника, посмевшего нарушить покой Ее Величества язвительными разговорчиками, вытянулись в струны, тело изогнулось, как на дыбе, а сверху гигантскими лапками богомола нависли непонятного назначения деревянные суставчатые отростки. Казалось, что ИИ создал некоего монструозного пианиста, который приготовился играть вступление, и вместо клавиш под его бесчисленными пальцами будут звенеть ребра и струны сухожилий. Йорн набрал запрос и взглянул на информацию об авторстве данного элемента симуляции: концепт пользователя #Cleo, создан двадцать восемь дней назад на основе устного описания, правки вносились четыре раза. Любимая игрушка? А между тем скрипт развертывался дальше. Из «пальцев» адского пианиста выдвинулись тончайшие иглы длиной под полметра, они угрожающе шевелились и переливались, словно иглы морского ежа. Конструкция нависла над преступником, который жалобно стонал и делал движения, изображавшие попытку вырваться. – И да свершится правосудие, – молвила царица, немного угомонившись. – Твой приговор будет выгравирован на твоей плоти… – Ну что за эпигонство… – покривившись, прошептал Йорн. – Каждый иероглиф текста проткнет твою гнилую тушку насквозь! И гнилую душонку тоже! – объявила тем временем повелительница. – О, джинн, живущий в машине, подчинись моему заклинанию! Покажи нам… подробности! Перед царицей в знойном воздухе развернулся внушительных размеров экран, на нем отражался как бы вид казнимого сверху. Масштабированное изображение его живота и груди выглядело подчеркнуто телесным, словно бы сочащимся своей физиологичностью – Йорн уже не в первый раз замечал этот особый стиль, вернее, понимание человеческой материальности, которым отличались сгенерированные нейросетью изображения людей. В их гиперреализме было что-то от фуд-порно, как если бы на поверхности среза проступал метафизический млечный сок бренности и непрестанно грозящего любой органической жизни распада. Может быть, ИИ так пытался визуализировать превосходство духа над материей? На экране тем временем возник иероглифический текст с подстрочным переводом на английский. Йорн сделал копию и скинул к себе в «Виртуалити-Про», чтобы потом для хохмы показать Элис, интересно сколько ошибок она там найдет? Судя по переводу, это был тот самый длинный и витиевато-сказочный текст приговора попирателю священного царицына покоя. Первая игла, не толще акупунктурной, прошила пленника, исторгнув из его горла очень даже натуральный крик боли. Первый прокол сопровождался комментарием, вполне выдержанном в стилистике Фестивалей Правосудия, компьютерный голос объяснил, какие органы прошила игла: кожа, подкожно-жировая клетчатка, поверхностная фасция, большая грудная мышца, поверхностное субплекторальное клетчаточное пространство, малая грудная мышца, глубокое субплекторальное клетчаточное пространство. Теперь игла вошла в межреберный промежуток, межреберные мышцы, внутригрудную фасцию, плевру и бинго! легкое пронзено стрелой Немезиды, точнее, Маат! За первым последовал второй сквозной прокол через все тело, но уже в другом месте, чтобы выдержать правдоподобие и симуляцию раньше времени не «убить». Суставчатые пальцы инфернального механического пианиста работали с каждой секундой все проворнее, взмахи некоторых игл стали похожи на биение пчелиных крыльев. Йорну подумалось, что живой человек уже отъехал бы по причине пневмоторакса, но симуляция упрямо голосила и брыкалась. Царица #Cleo с алчностью пожирала глазами спектакль, словно впивая каждую кровяную росинку, которая выпрыскивалась вместе с иглой из очередного пробуравленного отверстия. Глаза блондинки сделались сумасшедшими. Йорн опять попытался представить, что на пыточном конвейере распластан Брайан, и на минуту зажмурился. Осознание причины, по которой он никак не мог заставить свое воображение устремиться в нужное русло, пришло неожиданно: сгенерированная ИИ для царицы #Cleo история, была начисто лишена смысла. Если бы между братцем Сорренто и этой безымянной блондинкой произошло, хоть что-то, их связавшее! Ведь оба шли по жизни параллельными курсами, которые никогда не пересекутся, и все же одного взгляда хватило пользователю #Cleo, чтобы преисполниться яростью – гневом, подобным тому, который лишал разума некоторых бойцов ячейки, если «как-то не так» посмотреть им в глаза. Йорн предположил, что чрезмерная реакция может быть побочным явлением от подписки на «Human Appreciation» и связанных с ним самоограничений. Воистину никогда еще понятие «вознаграждение», обещанное Системой, не перекрывалось так плотно понятием «расплата». Брайан любил говорить, что чем приличнее человек в обществе, тем разнузданнее он там, где его не видят. Впрочем, Йорн знавал людей, разнузданных по самой своей природе, и чем больше воли они давали антиобщественным порывам, тем сильнее разгорался их аппетит к запретному. – Приговор оглашен! – услышал Йорн в динамике и открыл глаза. – Теперь твое сердце будет взвешено! #Cleo нетерпеливо подскочила со своего трона, словно только и ждала этого момента. Она почти бегом кинулась к казнимому и, взмахнув пятерней, на которой откуда ни возьмись появились золотые когти, погрузила пальцы в израненную иератическим письмом грудную клетку. Изъеденная иглами, но все еще живая плоть, подломилась под ее рукой, как трухлявая кора, кровь брызнула во все стороны, а #Cleo, похабно облизываясь с довольно глупым видом (сенсорный костюм, наверняка, сымитировал ощущение жгучих капель на лице), выволокла бьющееся сердце из тела, а за ним и целый веник гротескно растопыренных кровеносных сосудов. Вены и артерии тянулись за сердцем, словно провода от лампочек для рождественской елки, щедро орошая пол маслянистыми ядовито-кумачовыми пятнами. – Если твое сердце окажется легче перышка, – объявила царица все еще живому аватару врага, который с гримасой неизбывного, животного ужаса следил за жестами ее окровавленных рук, – то тебя ждет… этот… вечный покой. Но че-то я сомневаюсь, что такая тварь сдохнет с легким сердцем, – прибавила она уже от себя. На террасе внезапно материализовались расписные рычажные весы высотой в человеческий рост, и царица #Cleo отправилась вершить суд Анубиса, запятнывая шелковое плиссе кровью, продолжавшей хлестать от пульсаций сердца. Хлестало обильно и опять как-то… порнографично, что ли. На одной из чаш весов волшебным образом явилось перо. Вопреки традиции, оно было от райской птицы, зато прикольненькое, лирообразно изогнутое, в крапинку. Тем временем одна из копий Ам-мут, та самая, которая похрапывала до последнего момента под сенью царского трона, проснулась, повела носом, оживилась, отряхнулась, как лабрадор, услышавший звон карабина на поводке, и заковыляла к царице, широко улыбаясь крокодильей пастью. – Если твое сердце перевесит это перо, о говнюк, то Пожиратель Смерти… пожрет тебя! – театрально возгласила #Cleo. На этих словах Йорну внезапно вспомнилось, как Элис проводила с ним однажды воспитательную беседу о предмете, который отравлял мозг ракшаса в период с двенадцати лет и до самого вступления в ячейку. Вопрос Йорна был «Зачем?» Некоторое время Элис хмурилась, кусала ластик на карандаше, ходила туда и обратно перед Йорном, а потом спросила, знает ли Йорн, какое понятие символически выражено в древнеегипетском Пожирателе Смерти Ам-мут? Йорн не был уверен, но думал, что Пожиратель Смерти пожирает смерть. Элис торжествующе сделала жест, чтобы он дальше не рассуждал, а послушал тысячелетнюю мудрость. Та часть астрального двойника, которую египтяне называли Ба, бессмертна, объявила Элис. Ам-мут не может пожрать мертвеца, ведь он уже мертв. Однако она может лишить Ба навсегда способности воспринимать реальность – сохранению этой способности служил важнейший ритуал отверзения уст мумии, дабы вернуть покойному его пять чувств. Нет звука, нет слова – нет жизни; нет глаза, нет лучей солнца – нет жизни. Существование в вечной пустоте, где ни одно колебание космической частицы не возбудит ни один рецептор – таким себе представляли худшую из судеб древние египтяне. Небытие. Йорн спрашивал, зачем Бальтасара вырвали из когтей небытия и инкарнировали в форме Йорна? Но разве это имеет значение, когда ему вновь даровано бытие, возвращены пять чувств и способность сказать свое слово? Губы Йорна сами собой расплылись в улыбке, обнажая до половины блестящие влажным блеском клыки. Ракшас поспешно, чтобы не пропустить момент как с предыдущим подопытным, перевел сенсорный костюм пользователя #Cleo в режим «Bondage», выключил картинку и звук, дезактивировал виртуальную тревожную кнопку – судье неплохо испытать свой приговор на собственной шкуре. Пользователь #Cleo должна была погрузиться в абсолютную темноту, тишину и прочую сенсорную депривацию, неспособная пошевелиться или позвать на помощь из своего «кьюбикла». Йорн проверил, когда у нее заканчивается слот в «TransMunDance»: что ж, два с половиной часа вполне можно побыть наедине с собой. Еще немного поразмыслив, Йорн, чтобы не чувствовать себя полнейшим мудаком, заказал через краткий промпт визуализацию египетского мифа о сотворении мира, которая должна будет явиться #Cleo в момент полнейшего отчаяния и всепоглощающего ужаса. «Виртуалити» спросила, какими источниками Йорн предпочитает пользоваться, и ракшас наугад ткнул в папирус «Бремнер-Ринд», после чего вышел из таблинума.