Зарисовки XIV

То, что несет он полную чушь, Урианжер понимает уже на разговоре с Танкредом. С трудом заставив себя изложить легенду до конца, он замолкает. Ему следовало придумать версию получше, это антинаучно, не поддается никакому здравому смыслу, а Танкред не такой дурак… Танкред верит. Он не дурак, но он всегда менее критично относился к информации, исходящей от друзей. К тому же сейчас его голова занята спасением Минфилии, и Урианжер вообще не уверен, что он до конца осознал сказанное. – Что ж, ты видел пророчество, в котором наступит Восьмое Бедствие, и мы все умрем, – говорит Танкред и пожимает плечами. – Свежая новость. Урианжер через силу кивает. Я’Штола, выслушав, долго «смотрит» ему в лицо с непроницаемым выражением – с тех пор, как она ослепла, понимать ее эмоции стало еще труднее. Потом вздыхает. – Но это же вранье, Урианжер. Она не называет вруном его самого, и это, наверное, огромная скидка за годы дружбы. – Это антинаучно, – продолжает она. – Способностью вычитывать отдельные события в памяти Эфира обладают лишь владеющие Эхо, а у тебя Эхо нет. Поэтому ты никак не мог видеть это пророчество, да и в принципе никакое не мог. Ты врешь, и хотела бы я знать – зачем. Урианжер переводит взгляд на стоящего за ее спиной Экзарха. Лицо того почти полностью скрыто капюшоном, но Урианжер прекрасно представляет, каким оно сейчас может быть. Экзарх ми’котэ, а никто не умеет делать умильно-умоляющие глаза лучше, чем проклятые ми’котэ. Он пообещал. – ’Штола… – начинает Урианжер и осекается. – Впрочем, – Я’Штола хмурится, кажется, пропустив мимо ушей его обращение, – сама возможность Восьмого Бедствия в ближайшем времени кажется мне весьма вероятной. Поэтому независимо от того, из какого источника ты получил эту информацию – на самом деле получил, я имею в виду – мы должны отнестись к ней со всей серьезностью… Экзарх улыбается, и Урианжер с трудом подавляет желание выругаться. Он не умеет толком скандалить. Он всегда избегал конфликтов, предпочитал отползать в тень, оставляя поле боя за противником. В детстве и юности вместо него ругалась – а порой и дралась – Мунбрида, но Мунбриды больше нет, и с Экзархом придется разбираться самостоятельно. Дверь в Кристальную Комнату он открывает с ноги. Экзарх вздрагивает, роняет какой-то увесистый том. Урианжер радуется этой небольшой победе – впервые ему удалось вывести этого самоуверенного засранца из равновесия – но что делать дальше, он представляет слабо. Надо было не в библиотеке годами штаны просиживать, а взять пару уроков социального взаимодействия хотя бы у той же Мунбриды. Представляя, что она бы сделала на его месте, Урианжер подходит к Экзарху и аккуратно берет его за грудки. Хорошо, что Экзарх ми’котэ – Урианжер возвышается над ним, как башня, и это добавляет ему уверенности. – Ты ведь не будешь бить мне морду? – тихо интересуется Экзарх. – Я еще не решил, – признается Урианжер. – Но стоило бы. Из-за тебя я выставил себя лгуном перед своими друзьями, и это полбеды. Теперь ты предлагаешь наврать еще и женщине, на плечи которой ляжет основной груз по предотвращению этого «пророчества», которого не было и быть не могло. Тебе не кажется, что уж она-то заслуживает полной информации? Закончив, он ощущает, как последние крупицы решимости испаряются. Вот, он опять пытается договориться. Надо было сразу бить. Экзарх чувствует это, берет его за запястья и отцепляет от своей робы. – Но ты ведь помнишь, почему пообещал мне это? Потому что правда еще более невероятна. Твоя версия с пророчеством хотя бы теоретически возможна в этом мире, а если бы мы сказали всем, что я путешественник во времени, то точно лишились бы последнего шанса! Урианжер, я понимаю, почему тебе это не нравится, но это для общего блага! Я умоляю, умоляю тебя, давай продержимся еще чуть-чуть. Спасем мир. А потом им все расскажем! Секунду он медлит, потом снимает капюшон. Смотрит на Урианжера этим самым невыносимо умильно-умоляющим взглядом, и тот отводит глаза. Ради спасения мира. Действительно ведь – как рассказать про путешествие во времени? – Если она захочет набить морду мне, я перенаправлю ее к тебе. Экзарх поднимает руки, дескать, согласен.