Придворная жизнь императорской свиты [3 том]

Следующий день начался для Густава довольно неприятно. Его возлюбленный, его душа и самая большая любовь, разбудила его своим булькающим плачем, что вырывался из спящего тела, словно пар из накрытого крышкой казанка. Людовик ворочался, всхлипывал и истекал слезами, снова страдая от какого-то навязчивого сна, который не хотел его отпускать даже при таких сильных эмоциях. - Луи, - взволнованно обхватил его всеми конечностями Густав, - Людовик, - обеспокоенно прижал его голову к себе. – Я здесь, я с тобой. Все хорошо. Мы вместе. Блондин растерянно приоткрыл свои глаза, будто высвобождаясь из оков этого кошмара, и болезненно сжал оплетающее его тело руками, сквозь силу выдавливая из себя мучительные слезы. - Это был сон, - шептал ему любимый, чувствуя на себе каждый его спазм, выталкивающий наружу часть внутренней боли вместе со всхлипом. – Сейчас ты тут. Со мной. - Я не хочу, чтобы мне снились сны…! – отчаянно простонал Людовик. - Тише, тише… - расторопно погладил его спину. – Что тебе снилось? – прижался губами к его коже. – Что тебя так мучает? Ты уже несколько ночей не можешь спать спокойно. Это из-за Агата? – отстранился и посмотрел в блестящие от слез глаза. – Ты думаешь, что его казнят без суда? - Мм! - в страдании припал лицом к его ключице. – Я уже не помню! - душераздирающе завопил, обессиленно сжимая его плоть. - Луи, Луи… - встревоженно прижал его к себе. – Сейчас ты здесь. Со мной. Ты уже не спишь. Все хорошо. Мы в безопасности. За дверью стоит стража. Сюда никого и никогда не пустят, пока мы не разрешим. Все хорошо. Мы вместе. Мы рядом. Никаких кошмаров тут нет. Только я. Только ты и я. Людовик судорожно кивнул, неуверенно соглашаясь со всем услышанным. - Вот. Тише. Все хорошо, - продолжал говорить на ухо Густав. – Только ты и я. Давай, повторяй за мной: тут только ты и я… - …ты и я… - дрожащим голосом присоединился к его речи. - И никаких кошмаров тут нет. - …кошмаров тут нет… - Все хорошо. - …хорошо… - шмыгнул носом, чувствуя как неспешно затихает его плач. - Мы вместе и мы в безопасности. - …вместе…и…безопасности… - взволнованно кивнул, веря каждому его слову. - Вот… - ласково провел ладонью по светлым волосам, ощущая, как Людовику уже становится легче. – Мы рядом друг с другом и все тут хорошо… Тут только ты и я… - Только ты и я… - жалобно повторил блондин, расстроенно опуская свой мокрый взгляд. - Чщ… - успокаивающе погладил его спину. – Все хорошо… - Угу… - тихонько кивнул нориец, отпуская свой кошмар в темноту ночи. - Луи… - бережно отстранился и посмотрел на это лицо, чьи размытые границы показывались ему в полумраке их закрытого плотной тканью балдахина. – Тебе уже легче…? - Угу… - Давай попросим слуг погреть тебе молоко? – сочувственно положил ладонь на его мокрую от печали щеку. – И позовем доктора. Твои кошмары тревожат меня. Может быть, он назначит тебе какое-то лекарство, с которым тебе будет спокойнее спать? - Угу… - опустил глаза, соглашаясь на все его идеи. - Хорошо, - ласково поцеловал его в лоб. – Тогда подожди меня здесь, - отпустил его и отполз к краю кровати, с которого встал и надел свои теплые тапочки. Забрал с ближайшего кресла халат, принадлежащий одному из них, и направился в таком виде к двери, которую не без труда отпер левой рукой. Выглянул в коридор. Посмотрел на стоящих по бокам двери стражей, уже сменивших своих вечерних коллег, и встретился взглядом с какими-то аристократами, что в парадной одежде направлялись прямо к лестнице, невзначай поприветствовал их. После чего подозвал к себе слугу, что находился рядом с нанятой им же охраной, и попросил принести теплое молоко, мед, не забыв при этом, позвать и врача со всеми его успокаивающими лекарствами. Лакей кивнул и тут же убежал вниз. Густав провел его сонным взглядом и возвратился в покои. Вновь запер дверь, прошел к камину и посмотрел на небольшие часы, звонко тикающие тут каждый день. Обернулся на закрытый балдахин кровати, что делал эту часть их обстановки особенно массивной, и позвал Людовика: - Луи, уже шесть утра. Будем еще спать или мне сказать Готье готовить завтрак? - Я не хочу снова засыпать… - болезненно протянули с постели, в готовности снова заплакать. - Тише, тише… - обеспокоенно поспешил к нему и заглянул внутрь. – Все хорошо… - присел на край и положил руки на его тело. – Сейчас придет доктор и даст тебе одну из своих настоек, что успокоят твои тревожные мысли. А Готье приготовит тебе что-то вкусное… «Чего ты почти не будешь есть…» - прискорбно закончил в своих мыслях Густав. - Может быть, сегодня у него попросить что-то норийское-норийское? – оживленно спросил его синеглазый. – Что обычно готовят в твоих краях? Может быть рыбу какую-то? У тебя есть какая-то самая любимая рыба? - Есть, - отвел взгляд. - Давай Готье приготовит ее для тебя? – позитивно сжал его плоть. - У вас ее не ловят. - Не беда, - ободряюще улыбнулся ему. – Закажем сегодня и через неделю ее к нам привезут. Несколько бочек закажем, чтобы ты мог есть ее до отвала. - Ее нельзя перевозить. Она портится уже через сутки, - отвернулся, накрыв свою голову руками. - Портится уже через сутки? – озабоченно повторил. «Что же это за рыба такая, что даже на их морозах начинает так быстро тухнуть?» - Аа… - задумался Густав, размышляя над выходом из этой ситуации. - А может у тебя есть какая-то чуть менее, но все так же любимая рыба? - Пусть просто приготовит «харре ком пенно». «Уха… - озабоченно выдохнул граф. – Ты ею уже несколько дней питаешься… Неужели, тебе до сих пор не надоело? Раньше ты и ужином брезговал, если тебе давали тоже самое, что и на обед. А сейчас… Одним супом давишься…» - Но может быть, мне все же заказать что-то? – печально продолжил Густав. – Какую-то рыбу, которая портится не так быстро. Помню, ты косатку активно нахваливал. Может быть, заказать ее? И еще чего-то. Что ты любишь? Людовик расстроенно опустил глаза: «Может быть, вкусная еда мне поможет? Я же был так рад, когда мы с ним пробовали все то многообразие... Так может и сейчас… Мне просто нужно что-то вкусное…» - обернулся на любимого: - Закажи осетровых, лососевых и… - Косатку? – оживленно ему кивнул, радуясь его заинтересованности. - Дельфиньих, - опустил глаза. – Пусть везут, кого поймают. - Что-нибудь еще? Я не знаю, что у вас водится, так что называй все, что ты хочешь. Нориец посмотрел на него: - Я тебе нарвала еще обещал… Пускай поймают его, - опустил взгляд, - и привезут сюда его рог… - Хорошо, - позитивно кивнул. – Это все или ты еще чего-то хотел бы? Людовик немного помедлил с ответом, будто обдумывая свои слова, но в конечном итоге кивнул: - Да. Пускай привезут лососевых и осетринных, - поднял на него глаза. – Если повезет, то поймают кого-то с икрой. - Ты любишь икру? – положил ладонь на его руку, ласково сжав пальцами эту бледную кисть, владелец которой, кажется и вовсе позабыл о своей печали. - У нее интересный вкус, - перевел взгляд на их союз. – И фактура… - задумчиво погладил краем большого пальца его теплую кожу. - Никогда не ел икры этих рыб… - поднялся на постель коленями и неторопливо переместился к Людовику. – Мы обязательно должны поехать в Норию, - умиротворенно прилег на него, уложив свою голову на грудь, - и попробовать все ваши рыбные изыски… - крепко сжал его руку. Блондин лишь печально посмотрел на эту темную макушку, не понимая к нему своих собственных чувств, и глубоко выдохнул, выпуская вместе с воздухом и ту тяжесть, обременяющую его сердце. Прикрыл глаза. Дышать стало свободней, не смотря на тело, лежащее прямо на ребрах. Душа стала спокойнее, не смотря на тот страшный сон и приближающийся суд. Мысли стали чище, а усталость – меньше. Неторопливо обрамил Густава руками и умиротворенно прижал его к себе. Тут было так тихо, так тепло, так приятно… Не хотелось даже вспоминать те нелестные мысли в адрес такого милого душе человека. Не хотелось возвращаться к сомнениям в своих чувствах. Тут было хорошо. Тут было спокойно. Тут было лучше, чем где-либо еще. Раздался стук в дверь. Вся интимность, все спокойствие и тишина были разбиты так же, как брошенная на камень бутылка, чьи осколки тут же разлетаются во все стороны, оставляя свои острые следы на всем, что есть рядом. Людовик завопил, буквально оглушая Густава, чьи уши находились в непосредственной близости к его гортани. Норийское тело тут же съежилось, покрылось мурашками и выкатило глаза, которые от страха готовы были выпасть из собственных орбит. Послышался болезненный стон графа, поспешно прижавшего к своим ушам ладони. Это было громко. Слишком громко. Настолько, что собиралась пойти кровь. Не в силах выдерживать все это, Густав скатился с возлюбленного на середину матраса и мучительно сжался, все так же сильно прижимая руки к своим ушам. - ГУСТАВ! – испугался его состоянию Людовик, оглушая новым своим криком. – ЧТО С ТОБОЙ?! – поспешно нагнулся к нему. – ГУСТИ! – наблюдал за его страданиями, не понимая, что они спровоцированы только его громким голосом. – ВРАЧА! – встревоженно посмотрел на дверь. – ВРАЧА! Возлюбленный сквозь мучения приоткрыл глаза и посмотрел на Людовика. В двери поспешно и оживленно постучали: - Врач уже тут! «Как быстро,» - быстро соскочил с постели блондин и подбежал к двери, отпер ее для медика: - Густаву стало очень плохо! – все еще громко продолжал говорить ему нориец. - Что стряслось? – встревоженно поспешил внутрь доктор. – Я только что слышал его стон, - неодобрительно обернулся на молодого человека. – Чего вы кричали так, будто вас резали? Я же сказал не волновать их сиятельство. Они еще не полностью оправились от той ночи, - недовольно поставил свой сундук на стол и отправился к кровати. Людовик, услышав все это, пристыжено опустил свои глаза, ощущая новые спицы в сердце и оковы на легких. Дышать становилось сложно. Черкнул пальцами по горлу, будто желая сорвать с него сдавливающий гортань ремень. Доктор раздвинул шторы балдахина, увидел в какой позе лежит граф и довольно быстро понял, что именно стало причиной такого его состояния. Вернулся к своему чемодану, с осуждением поглядывая на босого аристократа, стоящего тут в одной ночной рубахе: - До вашего крика, их сиятельство были в порядке? - Кхм, - прочистил тот горло. – Да, - с хрипом ответил на этот вопрос. - Вы его оглушили, - начал копаться в своих лекарствах, ища необходимую настойку. – Не повышайте голос в присутствии их сиятельства и тем более не кричите, если хотите, чтобы они шли на поправку, - достал одну баночку. – Чего вы вообще так вопили? – взял с бокового кармана пипетку. Людовик отвел взгляд. Не мог он признаться в том, что так сильно испугался простого стука в дверь. «Показать, что я трус? Что боюсь даже такой мелочи…? Что он подумает обо мне? Что я боязливее крольчонка?» - болезненно сморщил подбородок, понимая, что он действительно стал трусливее самого боязливого зайца в лесу. – «Кричу от любого стука в дверь. Убегаю каждый раз, как вижу Ястребов. Дрожу,» - посмотрел на свою руку и поднял ее, увидев, что она действительно трусится. От осознания своих изменений хотелось рыдать в три ручья. Но даже слезы внушали ему печаль. «Я постоянно плачу, - болезненно вытер слезинки в своих глазах. – Я ВЕЧНО плачу. Как не печаль, так я плачу, - мучительно упал на свои колени, прикрыв безутешное лицо руками. – Я СТАЛ СЛАБЫМ! ТРУСОМ И ПЛАКСОЙ!» - отрешенно взвыл, не понимая себя, других, своей печали и того, как все вернуть назад. Медик встревоженно замер, наблюдая такую бурную реакцию, пускай и не на самый милый, но все же обычный вопрос. Обернулся на местонахождение графа: «Кажется мне, что меня не к его сиятельству звали…» - перевел свой взгляд на содрогающегося в слезах аристократа. Быстро проанализировав состояние блондина, медик пришел к выводу, что его успокоение займет больше времени, чем помощь графу, который все еще страдает от боли в ушах. Шустро подскочив к кровати, доктор так же юрко закапал по две капли масла в каждое ухо и уложил беспокойную темную голову на затылок, дал ему платок, чтобы собирать лекарство, которое будет через некоторое время вытекать наружу. После чего поспешил к Людовику и дал ему выпить успокоительного. А пока оно не приступило к своему действию, усадил его в кресло для чтения, чтобы он находился подальше от графа, которому сейчас просто необходима тишина и спокойствие. Проведя осмотр и расспросив Людовика по поводу его состояния, медик так ничего и не узнал, кроме того, что он уже видел. Нориец молчал, как рыба, не желая признаваться ему в том, что с ним сейчас происходит. Вся эта плаксивость, пугливость, отсутствие аппетита и вечно печальное настроение остались в тайне, которую блондин не хотел открывать даже врачу. Пренебрежительный взгляд, который будет его ожидать после всего этого рассказа, пугал Людовика больше, чем ухудшение его самочувствия. «Презрение, непринятие и снисходительная жалость… - болезненно думал он об этом всем. – Чем ты еще наградишь меня, если я отвечу на все твои вопросы? Просто оставьте меня в покое,» - отвернулся, поджимая к себе ноги. Медик обернулся на лежащего в постели графа, который точно сможет рассказать ему обо всем, что происходит с его несчастным сожителем, и вздохнул. Решив на данный момент покинуть этих аристократов, доктор собрал все свои вещи и попрощался, собираясь сегодня снова их навестить, дабы расспросить уже другого жителя этих покоев о состоянии блондина, который сам рассказывать ему ничего не хочет. Как только все посторонние люди покинули эту комнату, помещение заполнилось тишиной, которую нарушал главным образом только треск поленьев в камине. - Луи… - немощно послышалось с кровати. – У тебя очень громкий голос… - Прости меня… - жалобно посмотрел в его сторону, собирая с щек новые слезы. - Луи? – озаботился этому печальному голосу. – Ты плачешь? «Да, - болезненно отвел взгляд. – Я плачу. Снова, - прижал свои глаза пальцами. – Я не знаю, как это остановить!» - отрешенно закричал внутри. - Луи… - протянул к нему руку. – Иди ко мне... Мне пока что лучше лежать, чтобы все лекарство не вытекло. «Чтобы что? – посмотрел к нему. – Чтобы я снова испугался стука и снова оглушил тебя? Чтобы снова залил тебя своими слезами? Чтобы снова начал сомневаться в своих чувствах к тебе?» - Луи… - печально звал его Густав. – Я плохо сейчас слышу. Если ты что-то говоришь, то я ничего не слышу… Иди ко мне… Я тебя успокою… «Нет, - бессильно поднял ноги и скрутился в его кресле, прижавшись глазами к коленям. – Не пойду…» - жалобно исказился, продолжая одиноко плакать, даже не зная над чем конкретно он пускает слезы. - Луи… - продолжал взывать к нему Густав. – Я чувствую, что тебе сейчас плохо… Иди ко мне… Я не в обиде на тебя за этот крик… Ты ведь не специально… - смущенно притих, вспоминая эту болезненную громкость. – Ты… Луи, ты так сильно испугался… - озабоченно говорил ему. – Луи, чего именно ты боишься? Того, что за этим стуком, сюда ворвется Давид или Даниэль? «Я не знаю! – мучительно кричал внутри Людовик. – Я не знаю, чего именно боюсь! – схватил себя за волосы. - Я просто живу в страхе! Он не оставляет меня даже во сне!» - Луи… - говорил в пустоту любимый, печалясь от того, что ему никто не отвечает. – Луи… Людовик, я оглох…? – поник его голос. – Луи, я ничего не слышу… Я слышу только себя, - начал беспокоится. – Луи, я оглох? Или ты покинул меня? Я тут один? Луи. Приятель поднял к нему глаза: - Ты тут не один... Я слышу тебя… - судорожно вытер свои слезы. - Я уж серьезно начал волноваться о том, что этот доктор залил мне в уши… - с облегчением выдохнул Густав. - Луи, ты тоже не один. Не печалься там в одиночестве. Иди ко мне. Я всегда приму тебя в своих объятиях. Исполню любой твой каприз. Луи, возвращайся. Давай снова поговорим о рыбе? О том, что ты любишь. Мне показалось, что тебе стало легче во время этого разговора… Расскажи, а почему ты сказал «если повезет, то и с икрой кого-то поймают»? Разве икра у рыб не круглый год есть? Любимый судорожно втянул сопли, вытирая пальцами глаза: - Незрелая икра не такая вкусная… - А когда она зрелая? Луи, я тебя плохо слышу. Мог бы ты подойти, пожалуйста? Тот печально спустился на пол и сделал несколько шагов к кровати. Упал своими ягодицами на закрытое балдахином изножье. - У разной рыбы разный сезон… - с опущенной головой продолжал нориец. – Вот осенью нерестились лососевые... Мы сможем отведать икры, только если повезет словить рыбу, которая не нерестилась… - Луи, - некомфортно отозвался Густав, страдая от того, что тот не подходит к нему. – Луи… Можешь подойти…? Тут… Кхм… - Что? – взволнованно обернулся. - Что случилось? – поспешил к нему и открыл плотные шторы. - Луи, у меня что-то на шее… - неспокойно гладил ее заднюю часть. – Можешь потрогать? Оно как-то… - Конечно, - присел на край постели и потянулся к ней рукой. – Где? – проник к основанию головы, начав аккуратно щупать находившуюся там кожу. - Луи, - однозначно посмотрел в его встревоженные глаза и забросил перебинтованную кисть на его затылок, - не грусти в одиночестве. Это приносит только больше страданий, - потянул его к себе, приподнялся на предплечье сам и прикоснулся к его губам своими, внушая в эту опечаленную голову, такую простую для себя мысль. Через пару часов, когда молодые люди уже отведали принесенные на завтрак блюда и начали собираться для того, чтобы выйти в свет, от двери послышался приглушенный скрежет и следующий за ним тихий стук, говорящий им о том, что кто-то пришел. Людовик встревоженно дернулся и обернулся, выпуская из своих пальцев не до конца завязанный шейный платок на любимой шее. - Луи, - озабоченно заметил эту реакцию Густав и взял его за руку. - Да, - взволнованно вернулся к нему с кивком. – Все в порядке. Я в норме, - проглотил слюну и неспокойно продолжил завязывать узел из белой ткани. Граф проследил за состоянием приятеля, что казалось ему более спокойным, чем раньше, повернулся к своему звоночку, которым он звал раньше слуг, и несильно им позвенел, разрешая доложить ему о том, кто это пришел. Послышалось, как дверь приоткрывается, впуская внутрь часть бушующих в коридоре звуков. - Пришел помощник его сиятельства, - спокойно сообщил им охранник. Густав покосился на Людовика, проверяя его реакцию. - Да, - судорожно кивнул блондин. – Пускай будет так. - Хорошо… Тогда, пускай этот колокольчик будет стоять там, где ты захочешь, - передал в его руки звенящий инструмент. – Когда кто-то придет к нам, стучать будет только Мартин, - ласково поцеловал его в щеку. – Можешь попросить его стучать каким-то определенным образом, чтобы тебе было спокойнее. Приятель опустил свои глаза на колокольчик в своей ладони, наклонился вперед и упал своим лбом на его плечо. - Все хорошо… - успокаивающе прошептал ему на ухо Густав, оплетая любимое тело руками. «Как только я мог сомневаться в своей любви к тебе…? – обездолено ступил к нему Людовик и уложил подбородок на плечо. – Ты такой хороший… - с тоской прикрыл глаза, уронив свое ухо на его висок. – Мои мысли к тебе были по-настоящему бесчеловечны…» - Теперь, никто не посмеет напугать тебя своим наглым стуком, - сочувственно поцеловал его волосы. - М, - некомфортно отклонился и выровнялся, посмотрел в его бездонные синие глаза. – Прости меня… - За что? – глядел в эту серую тоску. - Скажи, что прощаешь… - опустил расстроенный взгляд. - Я не в обиде на тебя... – озабоченно положил ладонь на его щеку. – Луи, я прощаю тебя. - И за то тоже? – печально посмотрел на него. Густав вообще не понимал за что у него просят прощение, но «раз Людовик просит, то значит это важно для него», - думал он про себя. - Да, - кивнул в ответ синеглазый. – И за то тоже. Я на тебя не обижаюсь, - ласково поцеловал его в губы. – Даже чуть-чуть. Приятель смущенно посмотрел вниз и прижался сердцем к сердцу, виском припал к виску, неловко и в то же время нежно показывая ему свою привязанность. - Все хорошо… - успокаивающе обнял его Густав, наслаждаясь этим тихим теплом в своей груди. Некоторое время простояв в этой позе, Людовик все же решил отстраниться: - К тебе пришел кто-то, - печально посмотрел в его синие глаза. - Надеюсь, Кристоф принес мне хорошие вести, - поцеловал его в губы. Блондину захотелось задержаться. Это касание было таким кратким, что он его почти не заметил. - Скажу ему зайти, - отступил от него Густав. – Накрасишь меня потом? - Да, - кивнул, не понимая хочет ли он поцеловать его сейчас или нет. - Не знаю стоит ли нам сегодня идти в салон, - направился к двери. – Вчерашние новости здорово оживили придворных и они говорят только об одном. Людовик посмотрел ему вслед. - Может быть, нам заняться сегодня чем-нибудь другим? – отодвинул занавеску и увидел приоткрытую дверь, которую продолжал держать страж, явным образом ожидающий хоть какого-то слова на его объявление о том, кто к ним пришел. – Кристоф, - открыл он дверь, освобождая охранника от бремени ожидания, - заходи. Что ты принес сегодня? – развернулся и пошел вглубь покоев. - Ваше сиятельство, - расторопно ему поклонился и поспешил следом. – Я собрал информацию об усадьбах, которые продаются неподалеку. - Да…? – побуждал к продолжению его рассказа. - Густи, - перебил слова юноши Людовик, - мы переедем отсюда? – с надеждой смотрел на него. - Вполне возможно, - остановился рядом с обеденным столом, на который помощник начал суетливо укладывать карту окружающей их местности. – Но не сейчас. Возможно, сегодня я как раз отправлю тебя с графиней посмотреть некоторые из усадеб, - повернулся к Кристофу. - С графиней? – расстроенно повторил любимый. - Да. Мы собираемся жить втроем, так что для меня важно, чтобы вы оба находили наш новый дом уютным. - А ты…? - А я выберу себе покои из тех комнат, которые останутся свободными после вас, - ласково ему улыбнулся. – Я смогу обустроить себе комфортное местечко. Не переживай. Друг только отвел свой взгляд в сторону. - Так что же? – посмотрел Густав на помощника. – Что-то продается в округе? - Да, но довольно немного. Я нашел только пять усадеб, - показал их на карте. Обсудив с помощником некоторые детали каждого их этих строений, граф принял решение, что сегодня Людовик с его невестой покатаются по окрестностям и посмотрят на их возможные будущие дома, оценят их и принесут ему свои впечатления после каждого из них. Возлюбленный этой идее был не рад. Перспектива провести весь день под боком у графини, которая с каждым днем отбирает у него Густава все больше, только ранила. Не хотелось сидеть с ней в одной карете. Хотелось ее выбросить на ходу, закрыть дверь и уехать, оставляя после себя одни только следы на белом снегу. Графиня, когда услышала об этом пожелании своего будущего жениха, тоже не пришла в восторг. «Вокруг такие новости, а он хочет, чтобы я на весь день уехала и смотрела усадьбы. Почему этим не могут заняться наши камергеры? Или хотя бы сделать это позже, когда жизнь не будет так насыщенна разными событиями.» - Друг мой, - пришла она в их покои через два часа, будучи уже тепло одетой, в готовности двинуться в путь, - я бы хотела обменяться с вами парой слов по поводу вашей сегодняшней затеи. Людовик неприветливо отвернулся от нее, продолжив перед зеркалом застегивать свое зимнее пальто. - К сожалению, - отвечал ей Густав, сидящий за обеденным столом над разными бумагами, - я не смогу поехать сегодня с вами, даже при большом желании. Мне нужно успеть изучить кое-какие документы до прибытия графа Заристого. - Заристый? Я тоже заинтересована в разговоре с ним. Однако, я хотела побеседовать с вами не на тему ведения наших дел. - А о чем же? – сложил перед собой руки. Та мимолетно и неловко взглянула на спину Людовика: - Если вы не против, то я хотела бы обсудить это с вами наедине, - вернулась к другу. - Наедине? – озадаченно насупился граф. – У меня нет перед Людовиком секретов. Наши отношения с вами должны быть для него прозрачны. Я говорил вам об этом не один раз. - Да, я понимаю. Однако я не думаю, что этот разговор будет ему приятен, - учтиво склонила перед другом свою голову, намекая на то, что им лучше остаться только друг с другом. - В таком случае, - еще больше нахмурился Густав, - нам тем более не стоит просить его оставить нас. О чем вы хотели поговорить? Начинайте, - кивнул на нее. Людовик, слушая все это, лишь уронил свои руки: «Она меня прогоняет еще ДО их свадьбы. О каком сожительстве может быть речь, если она УЖЕ хочет от меня избавиться?» - болезненно прикрыл свои искаженные губы ладонью, развернулся и пошел к двери, исчезнув из этих покоев точно так же, как от него и хотели. Граф провел его недовольным взглядом, который тут же адресовал своей невесте: - Вы должны с ним подружиться, а не прогонять. - У меня будет сегодня целый день на то, чтобы загладить перед ним свою вину, - подошла, отставила кресло напротив и присела. – Друг мой, я хочу обсудить с вами ваше завещание. - Да вы с ума сошли?! Графиня, я… - Точнее, судьбу фамильной усадьбы, - продолжала она, не обращая внимания на его крики. – Друг мой, дайте мне высказать свое мнение по этому поводу, - настойчиво смотрела в его глаза. - Вы хотите оставить Людовика без крыши над головой, после моей смерти? – возмущался он. – Я люблю его всей душой, а вы предлагаете такое еще ДО заключения нашего брачного договора? - Друг мой, я считаю, что ваша фамильная усадьба должна остаться в вашей фамилии и после вашей смерти. Пускай вы и считаете своего друга своей семьей, но он никогда не станет официальной ее частью. - И что вы предлагаете? Лишить его права на мою усадьбу? - Именно, - кивнула. – Я предлагаю купить или построить ему его собственную. В конце концов можно отдать ему одну из тех, что принадлежали моим родственникам. Но наши фамильные усадьбы должны достаться нашим детям. - Но он любит МОЮ усадьбу. Она будет напоминать ему обо мне, когда я умру. Вы хотите лишить его и этого? Графиня немного задумалась: - Я не хочу, чтобы право собственности на нее принадлежало ему. Я думаю, можно позволить ему жить в ней сколько он хочет, но в конечном итоге, она должна достаться нашим детям. - Так почему же не оставить тогда все так, как есть сейчас? – недоумевал он от ее жестокости в адрес любимого человека. – После моей смерти он будет жить в ней, а после его смерти, она вернется в собственность моей семьи. Я сомневаюсь, что у него будут собственные дети. А если он и решится когда-либо пожениться, то мы обсудим этот вопрос еще раз. Но я хочу, чтобы после моей смерти он жил там, где нам с ним было хорошо. Куда он захочет перебраться в конечном итоге – его личное дело. Но я хочу дать ему право находиться в моей усадьбе столько, сколько он того пожелает. - Друг мой, мне кажется вы мыслите не достаточно рационально. Ваша крепкая дружба хоть и отличается особенной нежностью, но сколько она продолжается? - Графиня, прошу, - настоятельно наклонился к ней, - не лезьте в наши с Людовиком взаимоотношения. Моя воля – такова, - уперся пальцем в столешницу. – И я не хочу ее менять. Если он захочет – я построю ему его собственную усадьбу. Захочет – оставлю все так, как есть. Можете сегодня поговорить с ним на эту тему. Если он согласится на ваши условия и подтвердит мне это, а тем более, через месяц или больше не откажется от своих слов – я изменю свое завещание так, как этого хотите вы. Но пожалуйста не поднимайте эту тему в его присутствии в таком тоне. Его состояние сейчас очень похоже на меланхолию. Лучше вообще не говорите с ним об этом. Пока мы не поженились и даже не подписали контракт, мое завещание останется неизменным. Вы делайте со своей усадьбой что сами хотите, а я буду делать со своей, что сам хочу. Пока мы не связали наш союз и у нас не появились дети – все останется так, как есть сейчас. Та опустила глаза: - Хорошо, я поняла, мой друг, - кивнула и поднялась. Густав проследил за ней глазами: - Можете подобрать сегодня усадьбу, которая станет фамильной для нас обоих. Но не смейте думать, что я лишу Людовика того, что сейчас хочу ему дать. Графиня кивнула, сделала реверанс и вышла в коридор, где повстречалась со своей приодетой для такой холодной поездки подругой. - Не согласился он, - направилась девушка по лестнице вниз. - А представляет ли эта усадьба хоть какую-то ценность? – пошла за ней знакомая. – Туда никого не приглашали уже более шести лет. Возможно, она уже в плачевном состоянии. - Не думаю. Граф хорошо обходится со своими шахтами, так что и усадьба его должна быть в жилом состоянии. Но, может быть, ты и права. Бедная у нее архитектура, да и построена она была только его отцом. Не такая уж эта усадьба и фамильная… - отвела свой взгляд в сторону. Спустившись к подъездной дороге, девушка довольно быстро нашла глазами ту самую ожидающую их карету. Подошла, с помощью лакея залезла внутрь и заняла свое место у дальнего окна. - Ох, - с улыбкой смутилась присутствию тут мужчины, напротив которого она оказалась, - друг мой, ваша стража будет сопровождать нас на протяжении всего пути? – неловко посмотрела на Людовика, тоскливо наблюдающего за ее подругой, которая залазила сюда следом. Блондин ленно отвернулся к окну и печально взглянул на дворец, который он покидал совсем не по своей воле: - Да. Это Каспар. Мартин будет ехать рядом верхом. - А почему они оба не едут верхом? – светло улыбнулась своему знакомому. – Или мой друг думает, что вас нужно охранять в том числе и от меня? – наивно усмехнулась, почувствовав как лакеи захлопнули их дверь, покачнув этим всю карету. - И чем же он не прав? – прокомментировала все это ее подруга, поправляя свою юбку. – Вы кровожадны до сумасшествия. - Луиза! – игриво ударила ее веером по рукам. – Не говори таких вещей при моем друге! - Хахах! Извиняюсь, ваше сиятельство! – расправила края своей юбки и кивнула, будто делая сидячий реверанс. Людовик всех этих речей словно не слышал, предпочитая смотреть только на окна и стены покидаемого им дворца. Эта штукатурка и камни не были ему родными, но ему не хотелось их покидать так сильно, словно это был его отчий дом. Он хотел вернуться обратно. Зайти в покои, спрятаться в объятиях и забыть обо все этом мире вокруг. Обо всем холоде, страхе, боли и неуместных шутках, которые будут сопровождать его весь этот день, комментариях, которые напоминают о той самой ночи, перевернувшей всю его жизнь. Грань между страхом покинуть этот дворец и уехать из него, больше никогда сюда не возвращаясь, была настолько тонкой, что Людовик метался от одной мысли к другой, не понимая, чего именно он хочет – покинуть этот дворец на всю свою жизнь или запереться с Густавом в самом его сердце, закрыть глаза и забыть обо всем на свете. Графиня, наблюдая это отвлеченное состояние, замечала для себя некоторое подтверждение услышанных сегодня от своего жениха слов. «Он с тех самых пор так сильно изменился… - разглядывала она молодого человека, когда карета уже начала свой путь. – Стал печальнее, неразговорчивее. Даже на новые туфли барона Светлого не отреагировал. А их тогда весь салон обсуждал. Может быть, у него действительно меланхолия…? Наверное, не нужно об этом спрашивать напрямую, - отвела взгляд в свое окно. – Причин для такого состояния у него явно достаточно… А напоминание об этом, точно настроение ему не подымет,» - оглядела их немногочисленное окружение и задержалась на Людовике, который казалось совсем не хотел отрывать своего взгляда от покидаемого ими дворца. - Друг мой, простите, что так немило поступила с вами сегодня, - решила она объясниться перед ним, вспоминая, что им вместе еще жить и делить одного мужчину. – Я просто хотела обсудить с моим другом судьбу его фамильной усадьбы. Мне показалось немного неловким делать это при вас, поэтому я и желала говорить с ним наедине. - Фамильная усадьба? – вяло отозвался блондин. – Вчера я узнал, что он завещает ее мне… - неохотно повернулся к девушке. - Именно так и есть, - кивнула ему. - После смерти моего друга, она достанется вам, - махнула рукой. – Она полностью в вашем распоряжении. - Тогда о чем вы с ним говорили? - По большей части, о ее судьбе после уже вашей смерти. Людовик опустил глаза: «А есть ли смысл в моей жизни…?» – тоскливо отвернулся, не желая показывать окружающим своего состояния, на которое навела эта печальная мысль. Графиня, наблюдая все это, лишь поджала губы, неловко осознавая, что упоминание его собственной смерти явно было не к месту, когда он находится в таком печальном настроении уже который день. Густав этим временем был занят только документами. Совсем скоро, его навестил собственный казначей, логист, нотариус и главный смотритель за графскими складами, разбросанными по всей стране. Относительно недолго они обсуждали между собой новые условия контракта, который планировалось заключать с графом Заристым на поставку золота в этом году. Цена доставки, стоимость сырья, итоговая сумма за каждый килограмм золота, который разойдется по рукам дочерних мастерских – все крутилось в их разговорах на протяжении часа, прежде чем Густав не определил разброс процентов по скидке для него и отсылаемых графу дивидендов с дохода уже проданной продукции, на которые он был готов в личном разговоре со своим партнером, который прибудет к нему уже через несколько дней. - Если он согласится на 18% для нас, - деловым тоном рассуждал молодой человек, перед всеми своими людьми, - то я готов на 11% для него. - В его шахтах больше золота не становится, - отвечал ему логист. – Он может не согласиться более чем на 14%. - То, в каких объемах я покупаю у него его золото, он должен давать мне и целых 20%, - не очень мило заметил граф. - В любом случае, - продолжил Ганс, - это он диктует нам свои правила, а не мы ему. - Пусть будет ко мне щедрее, - снисходительно покосился на него покровитель, - все же, я немало наполняю его казну своими деньгами. - Сомневаюсь, что он не захочет идти с нами на компромисс. Слышал его дочь обручилась с кем-то. Ему сейчас как никогда нужны деньги, чтобы собрать ей достойное приданое. - И с кем же он решил породниться? - Какой-то герцог из Фаро. - Ко времени он ищет себе союзников в соседних государствах… - Вам бы тоже было неплохо найти союзников, - нелестно прокомментировал это смотритель за складами. – После вашей дерзости в адрес императорской семьи, я сижу как на иголках, каждый день переживая, что вас могут ограбить или поджечь. Ганс посмотрел на говорящего: - Вы не видели их сиятельство в Рождественскую ночь. Я думал его дни уже сочтены. Его поступок можно назвать вполне резонным ответом на эту бесчеловечную жестокость. - Друзья мои, - приостановил их разговор ладонью сам Густав, - я говорил позавчера на эту тему с принцессой Анной. Я с ней объяснился и она приняла этот приказ. Она явным образом хочет со мной договориться, чтобы я отменил его. Я думаю, мы сможем использовать это в будущем. Убить они меня не могут из-за протектора маркиза, а простить я не могу их из-за нападения на Людовика. Завтра планируется суд Холодных, на котором будут судить нашего друга, тоже ни коем образом не причастного к этому делу. Когда его оправдают и отпустят, я готов подумать над тем, чтобы отменить свой приказ. Но взамен него можно что-то попросить у Ястребов, - заинтересованно прошелся по собеседникам взглядом. - Но не будет ли это слишком дерзко? – сомневался главный казначей. – Они бы точно не хотели после такого оскорбления еще и у вас на поводу идти. Не забывайте на что способен Давид. Он может убить вас всеми известными ему способами, не глядя даже на вашу защиту от маркиза. - В разговоре с Анной, я неплохо преувеличил роль маркиза во внутренней политике Кромии, так что не думаю, что она позволит случиться тому, о чем я ей рассказал. К тому же, до этого, я был в неплохих отношениях с Даниэлем, имел связи с Александром… Первый не захочет моей смерти из-за всего того, что мы с Людовиком пережили рядом с ним, а Александр… - задумался, опустив глаза и поджав губы. – Пускай, этот человек и не самых благородных побуждений и у меня были с ним неприятные моменты… Но его явным образом не интересует моя смерть, - поднял свой взгляд. В дверь постучали, нарушив тем самым этот увлекательный разговор. Все участники беседы мимолетно взглянули на дверь. - Будет очень символично, - отвернулся к бумагам Ганс, начав их складывать в стопку, - если это Александр или Даниэль. - После Рождества, - невзначай отозвался ему Густав, потянувшись за колокольчиком на краю своего стола, - я их даже не видел. Только Людовик был вынужден «наслаждаться» их тесной компанией, пока я был в лежачем состоянии, - взял колокольчик и звонко им позвенел. В покои вошел слуга, до этого стоявший за дверью. - Ко мне кто-то пришел? – спросил его граф. - Да, ваше сиятельство, - поклонился тот. – К вам прибыл доктор. - Доктор? – заинтересовался молодой человек. – Я как раз хотел с ним обсудить кое-что. Вы не будете против, - оглядел мужчин перед своими глазами, - если мы возьмем перерыв в нашем обсуждении? Казначей и логист оглядели разнообразные бумаги, которые собирал в одну стопку первый. - В принципе, - подытожил второй, - мы уже обсудили то, за чем прибыли. Дальнейшие обсуждения будут уместны только в компании графа Заристого. - Да, я тоже согласен с этим, - кивнул Ганс, подняв кипу бумаг и постучав ее краем по поверхности стола, укладывая листы вместе. – Нашу беседу можно считать завершенной. - Тогда чудесно, - отодвинулся от стола Густав и кивнул слуге: - Позовите его. Нам есть о чем поговорить. Лакей кивнул и исчез за дверью. - Могу ли я поинтересоваться, - отозвался прошлый опекун, взглянув на своего господина, - что именно вы хотите обсудить с доктором? Ваше самочувствие ухудшилось? - Ну что вы, Ганс, - поднялся. – Мое самочувствие явно не хуже, чем тем утром, после Рождества. У меня только рука иногда побаливает. Не переживайте, - вышел из-за стола. – Обсудить я хочу не свое здоровье, - направил свой взгляд на уже знакомого медика, который навещал их этим утром. - Ваше сиятельство, - почтительно поклонился он, - я бы хотел поговорить с вами о… - неловко покосился на присутствующих тут людей, собирающих со стола свои документы. – О состоянии человека, с которым… - Можете не беспокоиться, - позвал его к себе ладонью, обходя занятую гостями мебель. – Людовика тут сейчас нет. Я бы хотел обсудить с вами его состояние. После того, как вы закапали мне уши, вы говорили с ним о чем-то? – отошел ближе к своему креслу для чтения. - Я пытался, ваше сиятельство, - расторопно поторопился к нему. – Но ваш… - «Друг», - благосклонно кивнул, давая ему слово, которым можно назвать этого человека. - Друг, - тут же кивнул. – Ничего мне не рассказал. Я бы хотел расспросить у вас о его состоянии. Когда я пришел, он… - Он очень испугался… - сочувственно переменился. – Ваш стук так его напугал, что… Вы слышали, как громко он вскрикнул. Он стал очень чутким... Особенно к стуку в дверь, - озабоченно сложил руки вместе. - Дело не только в его испуге, ваше сиятельство. Когда я спросил его почему он так громко вскрикнул, он слишком бурно отреагировал на это. - В каком смысле? – взволнованно нахмурился. - Он… Мне не ловко это говорить, но ваш друг расплакался. Он рыдал в три ручья, пока не начало действовать успокоительное. - Меня тоже это беспокоит… Раньше, он таким не был. Скажите, что с ним? - Я как раз и пришел сейчас, чтобы разузнать что с ним. Я задавал ему разные вопросы сегодня утром, но он не ответил мне не на один из них. Может быть, на них сможете ответить вы? Я заметил… - неловко притих. – Что вы достаточно часто находитесь тут в ночной одежде… - Нас связывают очень нежные чувства, - украдкой кивнул, давая ему ответ на этот неозвученный вопрос. - Ох, - смутился, отведя взгляд. – В таком случае, - вернулся к нему глазами, - я думаю вы сможете рассказать мне о его состоянии. - Да, конечно, - взволнованно кивнул, взял его за плечо и отвернул к окну, немного притихнув в голосе. – Его состояние беспокоит меня до глубины души. Людовик очень плохо спит. Он постоянно ворочается, что-то бормочет себе под нос. Ему снятся какие-то кошмары. У него ухудшился аппетит – он каждый день питается одним и тем же, а ест так мало, что я начинаю волноваться за здоровье его тела. - Ваш друг ест мясо? Густав покрутил головой: - Он больше любит рыбу. Только рыбный суп он последнее время и ест. - А сладкое? Пирожные, мед? - Нет, - обеспокоенно помотал головой. – Можно сказать, что он безразличен к десертам. В прочем, как и к остальной еде. Раньше он хоть и не так любил сладкое, как я, но иногда его можно было застать за поеданием какого-то тортика или пирожного, а сейчас… Он просто ковыряется вилкой в еде и уходит. - Расскажите, а он всегда находится в таком печальном настроении, в котором я застал его этим утром? - К сожалению, - вздохнул. – Его улыбки я не видел с Рождества. А ту, которую он показывал мне, когда я снова встал на ноги, я не могу назвать искренней… - А у вашего друга есть какие-либо занятия, которые приносят ему радость и вдохновение? В данный момент я имею ввиду. Может быть, какое-то новое увлечение? Ваш друг занимается чем-то на протяжении дня? - Если бы я только знал… Он мне ничего такого не рассказывал. Он любит пропадать в салоне графини Комре. Я вчера наведывался туда с ним, но… Но он почти все время молчал. Казалось, что он даже не слушает окружающих его людей. Он словно был в своем собственном мире… До того, как он так переменился, он очень любил что-то обсуждать. В карты любил играть, в кости… А сейчас… Просто сидел рядом с опущенной головой и молчал, - печально прижал губы друг к другу. - Ох… - сострадательно вздохнул. - Боюсь, что состояние вашего друга напоминает мне меланхолию… - Да, я тоже заметил это. Но так не хочется, чтобы это была именно меланхолия… Хочется, чтобы он поскорее стал самим собой. Мне кажется, что он тоже страдает от таких своих перемен… - Давно он находится в таком состоянии? - С той самой Рождественской ночи. - Времени прошло немного, но к лечению необходимо приступать как можно скорее. Меланхолию не стоит запускать, иначе она может привести к неисправимым последствиям. Я напишу письмо в университет, чтобы к вам приехал профессор одной из новых наук. Он изучал природу меланхолии на протяжении нескольких лет. Он точно сможет назначить вашему другу квалифицированное лечение. Ну а пока что, я рекомендую вам отвлекать его от печальных мыслей, в которые люди склонны погружаться во время этой болезни. Довольствуйте его, занимайте приятными разговорами, шутите, льстите. Кроме того, благотворный эффект оказывают прогулки на свежем воздухе и физические упражнения. - Хорошо, но… Я делаю все это, однако ему продолжают сниться кошмары. Я не думаю, что он сможет пойти на поправку, если он даже не высыпается… Вы можете приготовить ему какое-то успокоительное? - Да, конечно. Для успокоения мыслей я принесу вам вечером одну настойку. Только, - нахмурился, - контролируйте дозу, которую он принимает. Когда он первый раз попросил у меня успокаивающее средство, то выхватил у меня бутылек с валерианой и целую половину концентрата выпил. Такие дозировки точно не пойдут на пользу его здоровью. - Ох… - взволновался. – Я проконтролирую, - кивнул. – Возможно, он был очень напуган тогда, и просто не контролировал себя, не понимал, что он делает… - Он был ужасно напуган, - пораженно подтвердил. – Ваш друг стал чрезвычайно чутким. Думаю, не лишним будет избавить его от пугающих образов и вещей. Некоторые рекомендуют лечить меланхолию страхом, но, - оглядел его, - видимо это не ваш случай. - Не нужно Людовика пугать еще больше, - озаботился этой мысли. – Ему может стать только хуже. Он с каждым новым испугом трясется все больше… - В таком случае, я приготовлю вам отвар из успокаивающих трав. Пускай ваш друг пьет его на постоянной основе. - Думаю не стоит добавлять в него валериану, - неуверенно заметил, - раз он может так… Внезапно осушить почти весь бутылек. - Ну что вы. Ромашка, мелиса и липа. Эти травы успокоят его мысли и снимут тревогу. А перед сном я придумаю что вам предложить. Ваш друг долго засыпает? - Если честно, то не знаю. Я спрошу у него об этом. - Хорошо, - кивнул. – В таком случае, я приготовлю что-то более-менее универсальное, дабы помочь ему легче засыпать. - Хорошо. И обязательно позовите того профессора. Меня крайне беспокоит состояние моего друга. - Непременно, ваше сиятельство, - поклонился, отступил и направился к двери. Густав беспокойно взглянул на уже заканчивающих собираться людей. После всех этих бесед, настало время обеда, который проходил для молодого графа в крайне печальной атмосфере. Это одиночество, сопровождаемое компанией одних только слуг, выполняющих для него такую привычную функцию по измельчению кусков мяса, до этого, принадлежащую лишь Людовику, только больше наводило его на тоску за любимым: «Может быть, зря я отправил их так рано? Задержал бы их немного, поторопился бы сам, и поехали бы мы все вместе…» - покосился в окно. Но как бы сильно Густав не хотел присоединиться к такой родной для сердца компании, он не знал где они сейчас находятся, не знал, чем сейчас занимаются и где они уже будут, когда он решится отправиться хоть в одно из мест их сегодняшнего назначения. Оставалось только ждать. Сидеть и ждать, надеяться, что Людовик с графиней вернутся раньше назначенного его помощником срока. Время близилось к ужину, когда тишина покоев, в которых Густав спокойно читал одну из подаренных ему книг, сидя в своем высоком кресле, была нарушена открыванием дверей, что впустили внутрь не только человека, сопровождаемого холодным сквозняком, но разнообразие шагающих в коридоре звуков, принадлежащих самым разным людям. «Луи?» - тут же забыл о своем занятии Густав, направив глаза точно ко входу. - Луи! – приподнято воскликнул граф, закрывая книгу. – Я так скучал по тебе! – отложил текст на столик рядом и поспешил к любимому, дабы поскорее его обнять, поцеловать и прижать к своему горячему сердцу. – Луи! – повстречал за ширмой своего расстроенного друга, с которого капала на пол вода. – Вас так долго не было! – бросился ему на шею, не обращая внимания на влажность его костюма. Однако Людовик этого порыва не принял. Он болезненно оторвал от себя его руки, оттолкнул, грузно обошел ширму, упал на кровать, закрыл свое лицо ладонями и сжался всем телом, выдавливая из легких обездоленный вой, который совсем скоро начал прерываться душераздирающими всхлипами. - Луи, - встревоженно подбежал к нему Густав. - Уйди! – мучительно обернулся на него и оттолкнул ногой, на которой все еще виднелся снег. - Но Луи, - не понимал его любимый. - Оставь меня в покое! – болезненно отвернулся, взял подушку и прижал ее к своему лицу, отчаянно закричав в ее перинное наполнение, содрогаясь всем своим телом. Приятель озабоченно оглядел его вид, замечая, что практически вся его одежда чем-то пропитана, развернулся и вышел в коридор, где повстречался с взволнованным лицом графини. - Что случилось? – негромко и испуганно говорил на нее собственный жених, закрывая за собой дверь. – Почему он весь мокрый? - Друг мой, - беспокойно взяла его за локоть и отвела в сторону от лестницы и коридора, - мне кажется, - притихла, стоя с ним в углу, - что ваш друг сходит с ума. - В смысле? Что случилось? – еще больше начинал беспокоиться Густав. Девушка неловко обернулась, проверяя не подслушивает ли их кто-то, возвратилась к знакомому и немного приблизилась к его уху своими губами, прикрывая их ладонью от других людей: - Ваш друг упал в сугроб, насыпал на себя снега и пролежал так около часа. Мы с трудом смогли уговорить его подняться, - сочувственно поджала губы. – Он находился в ужасном состоянии… - Но почему его силой оттуда не достали? – озабоченно обернулся и подошел к охранникам. – Почему вы не достали его из снега сразу, как он туда упал? – недоуменно нахмурился. - Вас двое, а он один! Вы не могли силой его поднять? – возмущался граф. - Ваше сиятельство, - беспокойно отвечал ему Мартин, ближе к которому он был, - мы пытались. Но их милости от этого становилось только хуже. Они сопротивлялись, кричали… - смущенно притих. - Не дай бог, - показал на них пальцем Густав, уже сжимая кулак на этих не справляющихся со своими обязанностями стражей, - из-за вас он заболеет и сляжет в кровать. Вы должны помогать ему оставаться живым и здоровым, а не наоборот, – неудовлетворенно отвернулся и посмотрел на взволнованного всем этим оживлением лакея: - Пусть быстрее греют воду для ванны. Лакей расторопно кивнул и убежал. Густав провел его взглядом и вернулся в покои, где его вновь окружил жалобный и болезненный вой, перебивающийся задыхающимися всхлипами, от которого начинало разрываться само сердце. - Луи, - подошел к нему беспокойный друг и спустился рядом на колени, - тебе нужно раздеться, - положил руки на холодную одежду, с которой продолжал сочиться талый снег. – Иначе ты заболеешь… Людовик несчастно обернулся, увидев рядом с собой печальное синеглазое лицо, и отрешенно перевернулся к нему, оставляя пропитанную слезами подушку без малейшего внимания. - Тише… - сочувственно обнял его голову, прижимая лицом точно к своему сердцу. – Сейчас ты здесь, со мной… Сейчас все хорошо… - взволнованно оглядел его одежду, которая явно не была в порядке. – Давай разденемся? Я так хочу тебя обнять покрепче… - соблазнял он его на эту авантюру. – Согреть в своих руках… Успокоить, поцеловать… - проник левой ладонью на его пуговицы и начал с трудом расстегивать их. – Тише… - положил щеку на его волосы, наблюдая за собственными пальцами. – Мы сейчас вместе… Мы сейчас рядом… Любимый судорожно втянул свои сопли: - Г-Густи, - жалобно потянулся к нему и взялся пальцами за синюю одежду, - я скучал без тебя… - продолжал он всхлипывать, заплывая слезами. - Я тоже страдал без тебя… - тяжело вздохнул граф. – Без твоего присутствия, у меня сердце сжималось с каждой секундой все сильнее… - прижался губами к его волосам. – Я так ждал вашего возвращения… - прикрыл уставшие глаза. – Что уже думать ни о чем больше не мог, кроме как о времени, когда я снова вас увижу… - прижался к его голове всем телом. – Вас так долго не было… Я надеялся, что вы прибудете раньше… - продолжал не глядя расстегивать его одежду. - Густав, - встревоженно отстранился от него, убирая руку со своего паха, и безутешно посмотрел в синие глаза, не понимая как только его любовь может думать о сексе, когда он находится в таком состоянии. - Прости, - опустил туда свой взгляд и распахнул его пальто, оголяя для себя частично вохкий жилет. – Луи, тебе необходимо раздеться, - начал расстегивать новые пуговицы. - Я не хочу, чтобы у тебя была пневмония… - Ты не будешь обо мне заботиться, если у меня будет пневмония…? – окончательно расстроился Людовик. - Меня к тебе никто не подпустит, если ты так серьезно заболеешь, - тоскливо посмотрел в его глаза. – Ты будешь довольствоваться только компанией врачей, если подхватишь такую болезнь… - опустил свой взгляд к пуговицам, присоединив к ним и правую свою руку, все еще доставляющую дискомфорт в таких ловких движениях пальцами. – Скорее всего, тебя увезут в какой-то монастырь и закроют там, пока ты не поправишься… - сочувственно взглянул на его перепуганное лицо. - И я тебя тогда не увижу? – встревоженно поднялся на предплечье, забывая о своих слезах. - М-м, - отрицательно помотал головой, досадно прижимая губы. – Мы не увидимся, пока ты не выздоровеешь… - Но я не хочу тебя покидать! – болезненно подскочил и начал суетливо снимать с себя всю мокрую одежду. Густав поспешно встал и расторопно помог ему, забирая в свои замерзшие руки пропитанное талым снегом пальто, жилет, рубаху и штаны. - Иди к огню, - беспокойно кивнул граф своему другу, уже избавившемуся от влажных чулок. – И отогрейся. - Я хочу с тобой, - настойчиво схватил его запястье, глядя точно в глаза. - Нужно позвать слуг, чтобы они забрали все это, - кивнул на кучу мокрой одежды в своих руках. – Позвони в колокольчик, пожалуйста. Он вот тут, - повернулся к его прикроватному столику. Людовик быстро подошел к нему, взял колокольчик и позвенел. Совсем скоро, в покои заглянул слуга: - Ваше сиятельство? - Забери всю эту одежду, - говорил ему Густав из-за ширмы. - Твоя, наверное, тоже промокла, - беспокойно повернулся к нему нориец, слыша торопливые шаги в их сторону. - Только чуть-чуть, - передал граф лакею всю эту кипу. - Давай, я помогу тебе раздеться, - вытер мокрыми и холодными ладонями свои щеки. – Я не хочу, чтобы ты заболел, - обошел его, наклонился к пуговицам и начал быстро расстегивать его жилет. – Высушите все это и почистите, - бросил он к своей одежде и верхние одеяния Густава. - Пойдем к огню, - взял его дрожащие руки и посмотрел в серые глаза, не находящие себе покоя. – Тебе нужно отогреться, - обошел с ним лакея, стал возле огня и крепко обнял, согревая его душу всем своим телом. Людовик лишь обездолено уложил на его плечо свою голову, облокотившись ею на любимое ухо, и опустил свои тяжелые веки, желая больше никогда в своей жизни не переживать того всепоглощающего чувства одиночества, которое весь день разрывало его сердце в мелкие клочья.