Придворная жизнь императорской свиты [3 том]

На следующий день, Густав собрался со смелостью, чтобы снова выйти в люди. За окном было обычное зимнее утро, с неба лениво падал мелкий снег, а граф молча сидел на кресле, спиной к туалетному столику, и с закрытыми глазами ощущал на своих щеках легкие движения Людовика, бережно вбивающего в его покрытую желтыми синяками кожу свинцовые белила, способные скрыть все пугающие последствия его падения с лестницы. Хлопок за хлопком образовывалось вокруг Густава небольшое белое облако, чьи частички медленно оседали на его накидку, которой любимый бережно прикрыл его темный костюм. Щеки, нос, подбородок, лоб и шея… Все покрывалось нещадным слоем косметики, за которой не было видно ничего, что могло бы своим цветом напомнить о тех крупных синяках, так медленно сходящих с кожи. Закончив с белилами, Людовик нанес на любимые щеки немного румян, аккуратно накрасил его губы и выделил темным карандашом брови, смел все излишки косметики легкой перьевой кисточкой. После чего выровнялся и уверенным движением снял с него накидку, отворачивая ее от приятеля, дабы ни одна белая или розовая частичка не посмела осесть на его ногах, нарушив такое явное торжество синего. - Уже все? – с наивной улыбкой повернулся к нему Густав, открыв глаза для своего печального Людовика, на чьем бледном лице не было и грамма белил. - Да, - без радости ответил приятель. – Не трогай свое лицо, чтобы не смазать. - Ты так быстро меня накрасил, - позитивно отвернулся он к зеркалу за своей спиной. – Я думал это займет больше времени, - довольно оглядел себя, замечая, как ненавязчиво выглядит его новое лицо. «И контраста такого разительного нет, - взглянул на брови с губами, окруженными тотальной белизной. – Даже румянец смотрится хорошо,» - покрутил своей головой, осматривая каждую частичку своего образа. Автор макияжа наблюдал за ним без какой-либо улыбки или радости. Нориец лишь расстроенно глядел на завершенную им работу и наблюдал за реакцией своего друга, чье даже самое большое удовольствие не смогло бы поднять ему настроение. - Готов? – негромко отозвался Людовик, откладывая в сторону ту накидку. - Да, вполне, - поправил перчатки на своих руках. - Только объясни зачем там нужен я, - тяжело выдохнул блондин. – Ваши дела очень мало касаются моей особы… - Луи, ты – часть моей жизни, - отстранился от зеркала и поднялся. – Ты обязан быть с нами, - посмотрел на него. - Но зачем…? – измученно не понимал его. - Луи, не противься, - подошел к нему. – Ты – такой же член нашего союза, как и мы с графиней, - мимолетно поцеловал его в губы. – Ты будешь со мной жить, - посмотрел в печальные серые глаза. – Ты – полноправная сторона нашего договора. И тоже должен присутствовать на этой встрече. Не волнуйся, тебя не будут тревожить финансовыми вопросами. Речь идет только о нашем сожительстве и отношениях. - Но что я там буду говорить? - Не знаю. Будешь отстаивать свое право на то, чтобы обладать мной, - страстно его обнял, жадно впившись пальцами в мясистую ягодицу. Людовик этого жеста будто и не заметил, настолько невыразительно тоскливым оставалось его лицо. - Пойдем, - отстранился от него Густав. – Думаю, графиня со своими людьми уже ждет нас, - взял его под руку и повел вместе с собой на выход. Открыв двери и повстречавшись глазами с двумя охранниками, которые в тот же момент присоединились к их пути, начав идти точно за их спинами, молодые люди направились в один из переговорных залов. Вошли, учтиво поклонились находящейся там графини Комре, что-то обсуждающей со своим управляющим, и поздоровались с Гансом, окруженным своими помощникам, которые уже разместили на столе свои документы. После чего, все участники переговоров заняли свои места. Первыми на очереди были разнообразные приветствия и представления своих людей друг другу. После чего, начались сами переговоры. Графиня предоставила первое слово своему будущему жениху, желая услышать все его требования, намереваясь в тот же момент находить консенсус с его пожеланиями. Густав, почтительно кивнув своей знакомой, решился сразу затронуть тему Людовика, что опечаленно и молча сидел с ним по соседству. - Ваше сиятельство, - начал синеглазый, в адрес своей подруги, - вы хорошо знаете о наших теплых отношениях с Людовиком, - указал в его незаинтересованный адрес ладонью. - И я бы хотел, чтобы после нашей свадьбы, вы не пытались упразднить наше с ним взаимодействие. Я считаю, что он имеет право жить с нами, на точно таких же правах, как и я, вы. - Вы хотите, - спокойно уточняла его мысль девушка, - чтобы мы жили все втроем? - Да, - благосклонно кивнул. – Не в одной спальне, разумеется, но под одной крышей. Мы с Людовиком будем спать отдельно от вас и обустроим свои комнаты в некотором удалении от ваших, дабы не смущать вас. - Хорошо, я не против, - кивнула та. - Далее, - продолжал Густав, - так как я, - красноречиво указал на своего друга, - имею некоторые устоявшиеся предпочтения и вполне конкретный любовный интерес, о котором вы знаете, то я бы хотел, - сложил руки на столе, - точно так же хорошо знать и о вашем интересе. - Друг мой! – пораженно воскликнула будущая невеста. – Если вы намекаете на любовника, то у меня его нет! Я девственна! - Что вы, что вы… - жестами попытался успокоить ее и все ее сопровождение, которое точно так же неприятно оживилось на этот дерзкий намек. – Я не сомневаюсь в вашей прилежности. Я лишь говорю о том, что не смогу стать вам больше, чем другом и мужем. Я не в состоянии дать вам той любви, которой вы заслуживаете. Рано или поздно, вы заведете любовника, и я бы хотел быть с ним знаком. Хочу знать, с кем вы делите постель и кому доверяете свою душу. - Но друг мой, - смутилась графиня, чуть притихнув в голосе. – Любовник…? Что обо мне подумают окружающие, когда узнают, что я испытываю чувства к тому, с кем вы знакомы? - Это для меня будет приемлемее, нежели ситуация, в которой я не буду знать о вашем интересе вообще ничего. Будем делать вид, что я в неведении о том, что происходит за моей спиной. В конце концов, - мимолетно указал своим взглядом на Людовика, - я тоже не безгрешен. - Все равно это немного смущает меня… - неловко взяла бокал и сделала небольшой глоток вина. - В моих словах есть нечто еще более неловкое для вас, чем эта просьба. - И что же? – посмотрела на него. Густав медленно прикрыл глаза и размеренно выдохнул, будто собираясь с мыслями и смелостью, после чего раскрыл свои веки: - Графиня, - говорил он точно глядя на нее, - может случится так, что кто-то из наших детей будет рожден от Людовика. Предмет разговора мгновенно заинтересовался этим обсуждением, в которое вплелась такая ошеломляющая для всех окружающих новость. - Вы хотите, чтобы я возлежала с вашим другом…? – смущенно недоумевала невеста. – И родила вам от него…? – неловко покосилась на шокированного блондина, сверлящего своим взглядом ее будущего жениха. - Не совсем… - некомфортно протянул Густав, пытаясь не обращать внимания на эти пристальные серые глаза. - Просто по некоторым причинам, в вас может попасть его семя без его непосредственного участия… - В смысле…? – неуютно затихала графиня. – Как это «без его непосредственного участия»…? - Черт побери… - неловко все понял Людовик и тут же отвернулся, закрывая свое лицо ладонью. – Густав, мы могли обсудить это наедине…? – сжался в своем кресле, желая провалиться под землю от таких слов своего родного человека. - Графиня, - так же смущенно продолжал эту беседу ее хороший друг, - давайте я скажу вам на ухо, о чем я говорю…? - Наверное… - неуверенно кивнула знакомая. Синеглазый поднялся, обошел стол, наклонился к подруге, прильнул к ее уху губами и совсем тихо продолжил: - Дело в том, что его семя может остаться на мне, когда я решу вас посетить вечером. И во время процесса, попасть в вас… Непредумышленно, но… Может случиться так, что я не все вытру или смою… - неловко отстранился и тихо вернулся на свое место, сопровождаемый многочисленными взглядами ошеломленных представителей с обеих сторон. Девушка, от всех этих неожиданных подробностей только покраснела, поспешив прикрыть свое смущенное лицо веером. - Так что же…? – присел на прежнее кресло Густав. - Вы готовы к тому, что кто-то из наших детей будет рожден от Людовика? Графиня взволнованно помахала на себя веером, пытаясь прийти в чувства, прежде чем решилась снова поднять глаза и посмотреть на своего давнего друга: - Беременность очень нелегко скрыть, а ваш друг довольно мало на вас похож. Что обо мне подумают люди, когда я рожу светловолосого ребенка? – мимолетно кивнула на норийца, не сводя взгляда с собеседника. - Я предлагаю, - отвечал на это граф, - объявить нашего ребенка мертворожденным, а дитя Людовика выдать за его собственного внебрачного сына или дочь. Блондин от такого лишь озадаченно повернулся к говорящему: - Тебя ничего не смущает? Например, наши открытые отношения. Как люди поверят тому, что какая-то женщина родила от меня, если я постоянно с тобой? Густав взглянул на любовника: - Всегда можно что-то придумать. К тому же, кто ведает о том, что женщины тебя не привлекают? Ты был уже женат. Не по своей воле, но все же. - И все знают, что я к этой своей жене даже не притронулся, - раздраженно заметил. – Никто не поверит тому, что я могу зачать ребенка. - Не говори такого, - сочувственно погладил его плечо. – Я верю. А если правдоподобно все преподнести, то и остальные поверят. Для примера, можно сказать, что ты был пьян или влюбился, или просто решил узнать каково это с женщиной. - А что… - неловко присоединилась к этому обсуждению графиня. - …делать с тем, что со временем ребенок и на меня будет похож…? Управляющих и казначеев тоже интересовал этот вопрос. Густав посмотрел на невесту: - Я не думаю, что ваша внешность уникальна и мы не сможем найти служанку, похожую на вас. Подкупим ее и скажем играть роль матери этого ребенка. Ганс с сомнением оглядел эту парочку: - А какие права вы дадите этому ребенку? Не решится ли он со временем претендовать на что-то? - На что? – с печалью посмотрел на него Людовик. – Все, что у меня было – отобрано императорами. Мужчина озадаченно покосился на Густава, будто спрашивая его о чем-то. Нориец посмотрел на них обоих: - Что происходит? - Луи, я вписал тебя в свое завещание. И, если со мной что-то случится, то ты получишь мою усадьбу и долю в моем ювелирном деле. Управлять ты чем-то не сможешь, но будешь получать регулярный доход. - Что…? – ошеломленно протянул блондин, явно не ожидающий такой щедрости в свой адрес. - Я думаю, - спокойно взглянул на своего казначея граф, - что эту долю можно будет оставить Людовику и его детям так, как я и завещал. Это относительно не много. Вы же, - повернулся к подруге, - не против? - А что конкретно вы передаете ему? – решила поинтересоваться девушка, явным образом озабоченная будущим объединением их имущества. - Мою фамильную усадьбу и ежемесячный доход в виде 50 тысяч га. Людовик отвел широченные глаза в сторону, вообще не понимая как на все это реагировать. - Ну… - неуверенно покачала головой графиня. – Это довольно немало. - Мой ежемесячный доход превосходит эту сумму, - благоразумно кивнул Густав. – А с вашей шахтой, он однозначно станет еще больше. - К слову, о моей шахте, - продолжила эту тему собеседница, - я бы хотела отдать в ваши руки все управление по ней. Пускай мои люди слушают вас. Я уверена в ваших знаниях и в предпринимательском складе ума. Уверена, что мои земли вы приведете к такому же процветанию, как и свои, - уважительно склонила свою голову. - Благодарю, - сделал точно такой же неторопливый жест. - И возвращаясь к теме нашей семьи. У меня тоже есть ряд интересующих меня вопросов. - Да, конечно, - кивнул знакомой, ожидая услышать и ее требования. - Дети, - ясно посмотрела в его глаза. – Сколько вы хотите детей и в какой срок? Дело в том, что я бы не хотела плодиться, как Холодные. Сколько наследников вас удовлетворит? - Как Холодные у нас и не получится, - неоднозначно покачал головой, намекая на свои собственные предпочтения, в виде сидящего рядом Людовика. – Я думаю, что трех отпрысков будет достаточно. - Хорошо, - кивнула. – Буду делать все возможное, чтобы родились мальчики. - Графиня, взойдет ли ячмень, если посеять пшеницу? – однозначно глядел на нее. - Эм… Нет? – озадачилась - Что за философские вопросы, друг мой? - Я считаю, что лоно не может изменить сути семян, так что и вид урожая зависит точно не от него. Девушка этой аналогии как-то не поняла, так что Густав решил сказать ей прямо: - Вам не стоит заботиться о том, кто родится. Девочки тоже могут быть способными к обучению. - Хорошо, - смущенно опустила взгляд, стесняясь того факта, что не смогла понять того выражения. – Далее меня волнует фамилия, - подняла на него глаза. – Поймите, я из древнего рода и лишаться своей фамилии не хочу, а вашу фамилию я просто не могу не принять. Как вы относитесь к идее двойной фамилии? Назовемся Камп-Комре. - Я одобряю эту идею, - благосклонно кивнул. - В случае удачного подписания нашего контракта, я бы хотела обозначить свои желания, касательно нашей свадьбы. - Могу оставить эти вопросы полностью на вас, - отодвинул к ней руки. – Я плохо разбираюсь в том, что сейчас модно и в том, что сможет показать наш статус. - Тогда давайте обговорим бюджет, который мы можем потратить на наше торжество. Густав повернулся к своему главному казначею: - Ганс, сколько моя казна может выделить на свадьбу? - За этот год, - отвечал ему мужчина, - мы можем накопить до миллиона га, которые сможем пустить на один праздник, - назидательно взглянул на другую сторону: - Свадьбу, стоимостью более миллиона, мы считаем излишне расточительной. - Друг мой! – поразилась этой фразе графиня, приложив ладонь к сердцу. - Как вы можете думать, - озаботился этому ее казначей, - что мы настолько небрежно относимся к своим средствам? Миллион на одну свадьбу! Да вы с ума сошли, раз считаете, что мы на такое способны! - Зная вашу умеренность, - продолжила девушка своему жениху, - я боялась, что вы не одобрите мне свадьбу даже на 400 тысяч. - Как вы видите, - красноречиво отвечал ей Густав, - деньги в моей казне есть. И они могут быть потрачены на наше венчание. - В таком случае, я бы хотела распоряжаться примерно шестистами тысячами. Ганс посмотрел на нее: - Что будет входить в эту сумму? - Всё, - взглянула на него та. – Обустройство свадьбы, платья, застолье с весельями. - Хорошо, - кивнул казначей, все равно немного бурча у себя в мыслях, по поводу всех этих трат. - Какой следующий вопрос вас интересует? – спрашивал граф невесту. - Мое содержание и свита, камеристки, другие слуги. - Я собирался выделать на ваше содержание столько же, сколько на Людовика – не более 50 тысяч в месяц. - В итоге, - влез в этот разговор его управляющий и опекун, - уже выходит сто тысяч в месяц. Более миллиона в год, - посмотрел на Густава. – Вам не кажется, что такие траты являются излишними? - Но Людовик не тратит столько, - повернулся к нему синеглазый. – Вспомните его траты, когда он жил у меня. Он делал все, что хотел и его содержание даже близко не приблизилось к этой сумме. В случае, если он начнет жить, вообще себе ни в чем не отказывая, то я тоже не думаю, что он быстро растратит все эти деньги. Вспомните хотя бы мой прошлый интерес. Он требовал у меня подарки почти каждый день. И потратил полмиллиона только за пару лет. А Людовик и близко не такой транжира. И графиня, я думаю тоже. - Во времена вашего прошлого интереса, - с долей недовольства отвечал Ганс, - были совсем другие цены. - Но и наш доход изменился с того времени. Ганс, не беспокойтесь, 100 тысяч - это граничная сумма их капризов, а не реальное ежемесячное содержание. Я себе представить не могу, на что такое нужно тратиться, чтобы действительно суметь потратить целых сто тысяч га в течении месяца. - Так… - решила все же поинтересоваться графиня. – Какое реальное содержание вы назначите нам? Жених взглянул на нее: - Живите ни в чем себе не отказывая. До 50 тысяч в месяц, вы можете тратить спокойно. Если вы решитесь на какие-то крупные покупки, то их лучше согласовывать со мной. - Хорошо, - кивнула подруга. Дальше разговоры перешли исключительно в финансово ориентированные вопросы. Графья с их управляющими начали обсуждать шахты и их обустройство, глубину, добычу, достоинство своих камней и затраты, которые они терпят, в связи с такой своей деятельностью. Людовик поглядывал на эти карты с тоской, довольно мало понимая, что могут обозначать все те небольшие пиктограммы, расположенные в местах расположения графских шахт. Беседа это была долгая, затянувшаяся на пару часов, в процессе которых, Густав познакомился не только с обустройством тех владений, которые перейдут под его руководство, сразу после подписания бумаг, но и с их состоянием, всем что касается добычи. Управляющие его невесты довольно неплохо следили за своей единственной, но довольно обширной шахтой, так что работа там предстояла весьма небольшая – только замена старых инструментов и обновление нескольких десятков балок, которые от времени и сырости уже начали терять свою жесткость. В его собственных шахтах требовалось сделать все тоже самое, так что для Густава такое состояние шахты было весьма обыденным. После обсуждения непосредственной добычи, управляющий графа предоставил своим оппонентам документы, описывающие другую деятельность их немногочисленной семьи, что заключалась в огранке камней и инкрустации их в ювелирные украшения. - Ого, - пораженно отреагировала на эту кипу бумаг невеста. - Да, - кивнул Густав, поглядывая на эту стопку документов, - мой управляющий очень любит вести дотошный учет всего, чем он управляет. Ганс, - покосился на него, - у вас же есть какой-то краткий обзор на все это? - Конечно, - кивнул мужчина и взял верхнюю папку. – Тут вскользь описана вся настоящая деятельность семьи Камп, - протянул ее казначею напротив. - Думаю более подробные документы, - продолжил граф, - вы изучите уже без нашего с графиней участия. - Как пожелаете, ваше сиятельство, - открыл папку смотритель за казной невесты. Проговорив еще некоторые моменты, сопровождаемые искренним удивлением стороны графини, насчет масштабов деятельности графа Кампа, стороны договорились об еще одной встрече, к которой все управляющие смогут ознакомиться со всеми предоставленными друг другу документами, и составить брачный договор, тем самым объединяя владения своих господ под одной фамилией. Густав вышел из этой переговорной с забитой информацией головой, в то время как Людовик выполз оттуда, вообще не понимая зачем он там был нужен. Блондин сидел там, словно ничего не понимающая тумбочка, на которую никто не обращал внимания - настолько она была неважной частью интерьера. - Фух, - тяжело выдохнул граф, привлекая к себе внимание любовника, снова окруженного стражей. – Пойдем в салон? – взглянул на блондина и обернулся, заметив краем глаза приближение своей будущей невесты. - Услышала, что вы в салон собирались, - подошла к ним графиня. – Зайдете ко мне? – с улыбкой повернулась к жениху: - Все просто заждались вашей компании! Так хотят вас увидеть, что места себе не находят! - Я как раз к вам и собирался, - позитивно сообщил ей Густав. - В таком случае, - оживленно указала на их путь девушка, - скорее пойдемте. - Позволите? – стал к ней боком и выставил локоть, для того, чтобы она обняла его. Людовик, наблюдая эти любезности, опустил взгляд и отвел его в сторону, не желая смотреть на эти нежности практически обрученных между собой людей. - Ох! – пораженно отреагировала на это предложение графиня. – Вы так галантны! – тут же взяла его под руку. - Ну что вы, я лишь оказываю знаки внимания своей будущей невесте, - любезно ей улыбнулся. - Ваши слова вгоняют меня в краску, - смущенно раскрыла веер и прикрыла им лицо, отводя польщенный взгляд в сторону. - Тем, что вы наконец-то добились своего? – потешно усмехнулся. - И это тоже, - удовлетворенно взглянула на него. - Луи, - обернулся на него, приготовившись сделать первый шаг в направлении салона, - идешь с нами? - Да, конечно, - негромко отозвался и кивнул, шмыгнув носом. «Луи…» - озабоченно опечалился граф, прекрасно понимая причину такого его состояния. - Вы заболели? – услышала этот звук их спутница, встревоженно посмотревшая на блондина через плечо. - Да, - кивнул за него Густав, переводя все внимания девушки на себя. – Холодно тут. У Людовика насморк уже несколько дней. - Я думала, - повернулась к говорящему его собственная невеста, - норийцы стойки к холоду. - Он тут уже пару лет живет, - повел ее собеседник по коридору. – Отвык от морозов. Предмет разговора направился точно по их пятам, все так же не ощущая своей необходимости в этой компании. Он шел за ними, точно так же отстраненно, как и его собственные охранники. Людовик слышал их, но в беседе не участвовал. Видел их, но в глаза не смотрел. Эта позиция – позади от переговаривающихся между собой людей, внушала ему одну печальную мысль за другой, без остановок атакуя его и без того тоскливо опущенную голову. Его не спрашивали ни о чем, на что бы он не мог ответить односложным «да» или «нет». Никто не интересовался тем, как у него дела. Никто не спрашивал, как он себя чувствует. Никому не было интересно, что он сам думает по поводу их союза. Людовик ощущал себя в этой компании лишним и брошенным, никому тут не нужным. «Они так воркочут, - продолжал он думать уже в салоне, сидя по соседству с оживленно рассказывающим что-то Густавом, пока окружающие с интересом внимали каждое его слово. – Так кружатся возле него, - отводил взгляд, не замечая ничего вокруг. – Так им интересуются,» - опускал голову и плечи, не слыша, что любимого хоть и спрашивают о его мыслях и самочувствии, но сам он предпочитает говорить только о своем Людовике, что с такой лаской и заботой опекал его все это время, с особенным трепетом относясь к каждой мелочи его состояния. К обеду, Густав решил возвратиться в их личные покои, обещая друзьям, что тут же вернется к ним и продолжит свой увлекательный рассказ, едва закончит с таким желанным приемом пищи, ожидание которого просто сводит его с ума. Возлюбленный поднялся вместе с ним и все так же печально проследовал за ним в заветную комнату, где слуги еще даже не начинали накрывать на стол. - Фух, эти придворные такие любопытные, - с усталой улыбкой выдохнул Густав, снимая свои перчатки. - Да… - без энтузиазма кивнул Людовик, вяло перебирая ногами в направлении кровати. - Луи? – озабоченно проследил за ним взглядом. - М? – тоскливо упал на перину ягодицами и понурил голову, опуская вместе с ней и плечи. - Луи… - сочувственно прошел к нему. – Ты из-за свадьбы так загрустил…? – печально отстранил его руки и деликатно оседлал его, отбросив свои перчатки на одеяло. – Луи… - положил свои ладони на его щеки, ласково поднимая это безутешное лицо к себе. – Луи… - нежно окликнул его, заглядывая в опущенные серые глаза. – Я люблю только тебя. На всем белом свете только тебе принадлежит мое сердце… - Обещаешь…? – жалобно и тихо послышалось от него. - Клянусь всем, что у меня есть… - прильнул к его губам в неторопливом поцелуе. Языки их начали медленно сплетаться, обмениваясь друг с другом скользкой слюной и теплым дыханием, так удачно согревающим эти два замерших носа. Минута за минутой проходили в этом уединении, пока Густав не вздохнул, показывая своему другу всю ту уязвимость и нежность, которая накопилась в нем к этому человеку. Синеглазый в удовольствии прикрыл свои веки и выгнулся к нему всем своим телом, припав грудью прямо к любимому сердцу, медленно оплетая белокурую голову руками. Нос его вдавливался в щеку, оставляя на нем белые следы от макияжа, губы намертво прижимали любимые уста к зубам, размазывая вокруг помаду, а язык начинал сходить с ума, наполняясь страстью с каждым новым движением его партнера, что все больше и больше начинал ощущать на себе его возрастающее в жаре дыхание. Так тепло, ласково и жадно обнимал Густав своего любимого человека, равнозначно отвечающего на каждый его жест. - Мх, Луи, - трепетно отозвался он, на секунду разрывая их поцелуй. – Луи… - прижался своим лицом к его щеке так сильно, что сминался даже его белый нос, стирающий с себя все больше белил. Людовик покосился на него, даже не зная, что ему делать. Как-то… Не просыпалось в нем такой же тяги. Как-то не становилось быстрее его сердце. Не становилась кожа теплее. Не хотелось его обнять крепче. Не хотелось поцеловать жарче... Отвел взгляд, не понимая, почему ему все так же печально, хотя никаких причин для этого нет. Густав же сказал ему, что любит. Обнял, поцеловал. Так почему же…? Почему ему все еще так грустно? Людовик не очень хотел целоваться, не очень хотел обниматься. Может быть… Может быть, он вообще разлюбил уже Густава…? Уткнулся носом в его плечо. В покои постучали, встревожив до мурашек Густава, так ласково прикрывшего глаза на любимом теле, и напугав до крика Людовика, который в тот же момент крепко обхватил руками друга, не известно желая защитить или защититься от этих непонятных для него гостей. Граф обернулся, увидев за своей спиной одну лишь ширму. - Н-наверное обед, - с взволнованной дрожью решил блондин. - А давай, - повернулся к любимому, посмотрев в его широкие серые глаза, - сделаем вид, что нас тут нет? – заинтересованно подался к его губам. - Но за дверью стоят стражи, - отстранился от него, - которые всегда ходят за мной. Густав неудовлетворенно перестал тянуться к нему за поцелуем. - Тот кто пришел точно знает, что здесь есть как минимум я. К тому же, мы оба хотели пообедать. Давай, - перевернул его на одеяло и поднялся. – Нам нужно набраться сил, после всех тех переговоров, - оставил его и направился к выходу, совсем скоро отпирая уже так по-обычному запертую на ключ дверь, и запуская внутрь слуг с подносами еды в руках. После обеда, прошедшего с привычной помощью Людовика, в виде разрезания всего, что не могло поместиться в приятельский рот, блондин восстановил смазанный макияж своего друга, умылся, расчесал их обоих, и вернулся с Густавом в тот самый салон, где они просидели до самого вечера, когда к ним торопливыми шагом подошел какой-то гонец. - Граф Камп? – быстро поклонился он синеглазому человеку, прерывая его слаженный разговор с другими придворными. - Да? – озадачено взглянул на него Густав, не особо желая отвлекаться от своих друзей. - Вам письмо от маркиза Хории, - скоро достал из своей сумки запечатанный конверт и протянул его аристократу. Сидящий рядом Людовик тоскливо покосился на этот листок. - От маркиза Хории? – взял его адресат. - Да, - тут же кивнул посыльный и, пока получатель удивленно передавал свое письмо находившемуся рядом блондину, дабы он его вскрыл, решил поинтересоваться, где он может найти следующего получателя. – Ваше сиятельство, мне передали, что вы можете знать, где находится виконт Кери. Могли бы вы ему передать и его письмо? – достал из сумки еще один конверт. Предмет разговора легко сломал отданную ему печать и понял озадаченный взгляд на говорящего, не совсем понимая, что от него нужно владыке Хории, с которым он не был лично знаком. - Ему тоже письмо от маркиза? – забрал послание Густав. - Да, - мгновенно кивнул гонец. – Вы приглашены на суд Холодных. Обвиняемый хочет, чтобы вы выступили свидетелями. - Агата еще не казнили?! – ошарашенно воскликнул Людовик, широкими от страха глазами посмотрев посыльному прямо в душу. - Нет, - настороженный этим криком, покосился на него тот, немного озадачиваясь тому, что его собственному брату действительно тут изменили его имя. – Суд будет послезавтра. Коллегия огласит ему приговор только после суда. Если вы желаете выступить в защиту или подтвердить обвинение обвиняемого… - А можете Жемчуга позвать на суд?! – испуганно схватил его за руку нориец. – Он ни одного плохого слова про Агата не скажет! - В качестве свидетелей, - встревоженно отступил от него, с усилием отрывая от себя эти цепкие пальцы, - приходить может любой. Коллегия готова выслушать всех. - А где это будет происходить?! Когда?! Во сколько?! – возрастал в своей громкости Людовик. - Все подробности в письме, - быстро кивнул на него, откровенно начиная побаиваться этого человека. - Вы обещаете не казнить Агата, если он не виновен?! - Если вина доказана не будет, с обвиняемого снимут все обвинения и отпустят, обязав сторону обвинения принести свои публичные извинения. - Но Агат не виновен! Он – самый верный человек на свете! – положил руку на сердце. - Он не мог бы ни с кем так поступить! Он – не виновен! - Я не судья, - тактично попытался он успокоить пыл этого блондина. – Я не имею власти над тем, чтобы снимать обвинения и отпускать обвиняемого. Скажете все это коллегии судей. Они выслушают вас, других свидетелей и только тогда решат виновен ли обвиняемый или нет. - А если император подкупит судей?! – все не успокаивался Людовик. - Подкупит?! – возмутился такому оскорблению гонец. – Суд Холодных чтит свою семью и достоинство, а не деньги! - Не злитесь на него, - встревоженно встрял в этот разговор обеспокоенный Густав, приобнявший своего друга за плечи. – Он просто волнуется за Агата… - успокаивающе погладил светлый кафтан ладонями. - Ваше волнение, - раздражительно посмотрел на него посыльный, - не должно затрагивать чести Холодных. - Мы не хотели вас обидеть… - усадил Людовика рядом с собой, продолжая гладить его спину и руки. – Не волнуйся, - негромко начал ему, с тревогой наблюдая за этим испуганным лицом. – Мы обязательно пойдем на суд и расскажем там все, что знаем. Агата обязательно оправдают. И отпустят… - Просто… - взволнованно повернулся к нему нориец. - Все хорошо. Ты просто очень переживаешь за жизнь Агата, - оправдывал перед окружающими его взбалмошную реакцию на эти новости. – Ты очень хороший друг, раз так волнуешься за него. - Д-да, - неуверенно кивнул, подтверждая все услышанное. Смотрящий на все это гонец, недовольный от слов, которые ему сказали эти люди, развернулся и поспешил к следующему получателю, ожидая услышать там как минимум не такие хамские выражения в адрес своей семьи. Едва посыльный исчез из поля зрения, ловко выскочив за дверь, весь салон пришел в необычайное оживление, начав обсуждать между собой только этот приближающийся суд Холодных. - Целая коллегия, - переговаривались окружающие. – Это же какое преступление нужно было совершить, чтобы не один маркиз его судил? - И над кем суд? - Над кем-то знакомым с графом Кампом и Кери. - Он про какого-то Агата кричал. - Да, точно. В свите императора был Агат. - Неужели это он? Но какое преступление? - Где же были ваши уши? На Даниэля недавно покушение было. - Покушение? И Холодные? Никогда в это не поверю. - Императорская семья же является частью Холодных. Марика [бабка императорской семьи по отцовской линии] была второй дочерью Вольдемара [один из прошлых маркизов Хории]. Они просто не могли напасть на императоров. - А что, если так оно и есть? - Предательство своей собственной семьи? Это сумасшествие. - Холодные за такое не просто казнят его, а изувечат и замучают. - Сомневаюсь, что его вообще убьют. Его будут мучать, пока он сам не сведет счеты с жизнью. - Думаете? - Холодные жестоки. Не думайте, что за такое ему просто голову отрубят. Людовику и Густаву, слушая все это, лучше не становилось. И без этого напуганный нориец только больше начинал бояться за своего друга, которого в его мыслях предала уже вся его семья и, даже если будет достаточно оправдательных слов в его защиту, все равно приговорят его к казни, которая будет продолжаться на протяжении месяца, пока все его тело просто не умрет во время очередного выклевывания воронами его сухих и уже не зрячих глаз. Граф в эти подробности смертельных казней погружаться своими мыслями совсем не хотел. Ему становилось дурно и от простого подслушивания этих разгорающихся на глазах слухов, что с каждым новым словом становились все более жуткими, кровавыми и мерзкими, тревожа своими образами такое живое воображение Густава. - Луи, - негромко позвал его молодой человек, ощущая как уже начинает кружится голова, - давай пойдем в покои? - Да, конечно, - взволнованно поднялся и помог этому ослабшему телу встать. Попрощавшись с графиней, увлеченной этими непокойными новостями, молодые люди забрали свои письма и пошли на выход. Очутившись в родных покоях, они сели в кресла и начали грузно читать такие беспокоящие их послания. Это были обычные приглашения на суд, разнившиеся у молодых людей только обращениями и их именами. - Густи, мы должны пойти на суд, - взволнованно посмотрел на него сидящий за обеденным столом Людовик. - И мы пойдем, - скользил по этим словам Густав, находившийся в своем кресле для чтения. – Тут написано, что суд будет проходить в императорском дворце. Интересно, а сами императоры об этом знают? - Думаешь нет? – тревожился он. - Не знаю… - задумчиво опустил листок и посмотрел на возлюбленного. – Но что-то мне подсказывает, что Давид не будет рад тому факту, что у него под носом будет творить суд не он. И Давид действительно не был этой новости доволен. Получив такое дерзкое письмо, где его самого вызывали на суд в роли обвинителя, монарх лишь фыркнул. Однако нужно было усмирить свою гордость. Необходимо было подчиниться этому непочтительному жесту, дабы не поссориться с маркизом, который имеет слишком много влияния и людей, который слишком зациклен на своем долге и чести. Во время ужина, что проходил в довольно печальной атмосфере, из-за всех этих новостей, связанных с Агатом, Густав прискорбно выдохнул, глядя на своего окончательно раскисшего возлюбленного, которому в горло даже кусок не лез. - Луи… - сострадательно потянулся к нему и ласково погладил локоть. – Все будет хорошо… Маркиз не подпишет смертный приговор без суда. - А если не будет суда? – отвел он взгляд. – А если Давид его отменит? А если повлияет на него? - Помнишь, как тот посыльный отреагировал на такие твои слова…? Семья, для Холодных дороже денег и чужой жизни. Они не подвергнут Агата наказанию, если его вина не будет доказана. Но мы же с тобой знаем Агата, - ободряюще сжал его рукав. – Он верный, преданный, отданный… Против него могут говорить только императоры. Но остальные… Луи, никто никогда не скажет, что Агат способен на предательство. Он не такой. Агат, которого мы знаем – самый верный человек на свете. - А если не будет суда? – расстроенно повернулся к нему. – А если Давид отменит его? Выгонит маркиза из дворца? - Тогда, суд перенесут на другое место и время. - А если Давид прикажет казнить маркиза? – с нарастающим беспокойством говорил он другу. - А если пойдет против него? - Луи… - сочувственно выдохнул. - Ты плохо понимаешь кто такие Холодные… - Это какая-то большая и жестокая семья, - в отчаянии говорил он, - которая сама судит своих родственников. - Ты прав, но это не все… Холодных много. Очень много. И они готовы на все, ради друг друга. Если Давид решится выступить против маркиза, а тем более, если прикажет его казнить… Я не думаю, что он доживет до следующего дня. Во дворце, Холодных не один и не два. Это слуги, охрана, пажи, аристократы… К Холодным стоит относиться почтительно не только потому, что их много, но и потому что они повсюду. - Да если Давид прикажет – маркиза убьют! – в панике воскликнул он, не понимая, как Густав не осознает всей власти императора. – И не будет никакого суда, на котором мы сможем защитить Агата! - Луи, - озабоченно поднялся и взволнованно залез к нему в кресло, с трудом помещая свои бедра между его животом и краем стола, пытаясь не зацепить подолом кафтана початые блюда. - Если Давид прикажет, - положил ладони на его щеки и направил это лицо к себе, - его приказ не успеют превратить в жизнь. Вспомни стражников, что охраняют императорское крыло. Вспомни его камердинера. Вспомни слуг. У них там полно Холодных. Если они услышат о том, что император дал указ казнить маркиза – они не будут творить суд. Они разберутся с ним еще до того, как об этом приказе сможет кто-то узнать. - Но сейчас творят суд, - практически со слезами отвечал ему Людовик. - Я не знаю почему, - склонил он голову. – Может быть потому, что приказ был дан не Давидом. Может быть потому, что не понятно, кто действительно виноват. Может быть потому, что в измене обвинили не маркиза… Не знаю. Но я знаю точно, - поднял к нему глаза, - что судьба Агата еще не решена. Луи, его еще не казнили. Он еще жив. И без суда его не убьют. - Я хочу его увидеть… - тоскливо протянул он этой бездонной синеве. - И ты увидишь его, - обнял любимого за шею. – Я обещаю тебе… - прикрыл веки, крепко прижимая его к себе. Людовик горестно обхватил его тело руками. После такого печального ужина, который не смог ободрить блондина в достаточной мере, молодые люди переоделись, умылись и занялись своими делами, заняв собственные места, в специально для них приготовленных уголках. Густав, до этого успевший прочесть уже весь труд о Луне, с энтузиазмом прильнул своими глазами к окуляру телескопа, смотря в него чуть ли не первый раз за все это время. Такая противная для этих дел пасмурная погода не радовала его любопытства на протяжении стольких длинных дней, прежде чем тучи решили наконец-то развеяться, оставляя пускай и не ясное ночное небо, но хотя бы такое, на котором можно было увидеть звезды, периодически закрываемые облаками. Людовик же, продолжающий печалиться не только по поводу Агата, но и здоровья Густава, своего собственного вида, довольно мало изменяющегося день ото дня, сидел за своим туалетным столиком и бережно втирал в свои шрамы прохладную эмульсию, что делала их мягче и податливее для действия разнообразных масел, что шли в уходе сразу после нее. А пока в его поврежденную кожу впитывалось это средство, он брал свою щетку для волос и расчесывал ею потускневшие локоны, блеск которых с каждым днем становился все меньше и меньше. «Может средства какие-то не те? – с сомнением опустил он свой взгляд на разнообразные баночки, выставленные тут лично им. – Делаю все, как обычно, а им становится все хуже… - с печалью провел по волосам ладонью, ощущая такую неприятную сухость на их кончиках. – Масла одни и те же, - с тоской оглядел он бутыльки. – Подаренными я волосы не мазал. Так почему же…? – перевел свой взгляд на щетку, где красовались больше десятка светлых волосков. – Они еще и выпадают…» - опустил плечи. - Луи, - оживленно позвал его Густав. – Луи! – поспешно посмотрел на него, зазывая к себе рукой. - Что? – печально заинтересовался, поворачиваясь к нему лицом и пряча щетку себе за спину, не желая, чтобы любимый заметил его проблемы. - Иди скорее сюда. Я тебе покажу планету с кольцами. - С кольцами? – озадаченно спрятал щетку в ящик стола и подошел. - Да, вот, - указал ему на телескоп. – Скорее смотри, пока туча все не закрыла. Людовик присел перед этим средством для наблюдения за звездами, и прильнул своим глазом к окуляру, увидев через него светлый полосатый шар, окруженный точно таким же полосатым и плоским кольцом. - Ух-ты… - завороженно протянул молодой человек, укладывая свою ладонь на приятельское колено, все еще думая о своих волосах и о том, что Густав сейчас только на его голову и смотрит. – Красиво… Никогда не видел чего-то подобного… Эта планета… Так же далеко, как и Луна? – оторвался от телескопа и взглянул на друга. - А? – рассеянно отвлекся он от наблюдения за белой рукой. – Как Луна? – поднял на него глаза, укладывая поверх свои пальцы. – Нет. Эта планета дальше, - сжал его ладонь. - А покажешь мне Луну? - Конечно, но, - повернулся к приоткрытому окну, - не сегодня. Может быть дня через четыре. Рассмотришь весь ее рельеф во всех подробностях, - ласково улыбнулся этому лицу, которое на мгновение забыло о всей своей тоске. - Я пойду дальше свои шрамы смазывать, - без радости поднялся блондин. - Да, конечно, - позитивно наблюдал за ним Густав. – Как только рассмотрю еще что-то интересное – тут же тебя позову, - мимолетно поцеловал его руку и отпустил. Людовик неуверенно ощутил на себе этот нежный жест и вернулся за туалетный столик, с печалью продолжив ухаживать за своей внешностью, не замечая на себе этих периодических заинтересованных взглядов, посылаемых ему человеком, сидящим неподалеку. С наступлением ночи, когда молодые люди уже легли в кровать, закрывшись от всего остального мира темнотой, создаваемой плотной тканью балдахина, интерес Густава меньше не становился. Даже наоборот. Тут и сейчас, так близко к едва приодетому возлюбленному, граф ощутил новое желание, возрастающее тем сильнее, чем ближе он был к теплой спине, отвернувшегося от него Людовика. - Луи, - укромно прошептал его имя синеглазый, деликатно припав к этому позвоночнику грудью, перекинув одну руку ему через плечо. – Людовик… - закопался в белых волосах носом, прижимаясь к упругим ягодицам пахом. – Я так тебя люблю… - с нежностью вдохнул весь запах разнообразных масел, источаемых его прической, пробуждая в себе желание еще более сильное, чем было до этого. – Луи, - прильнул к нему всем телом, сильнее сжимая рукой. – Луи, - ласково прошептал на ухо, отодвинул его волосы и прильнул к этой шее губами, начиная терять самого себя в этом неторопливом поцелуе, делающим его сердце быстрее, дыхание жарче, а член тверже. – Мм… - с удовольствием задержался он на одном месте, несильно засасывая эту кожу губами. Сам же Людовик, ощущая на себе всю эту ласку и такое явное желание, лишь отводил глаза. Эти страстные поцелуи, это давление на ягодицы, эти жадные пальцы, с таким напором впивающиеся в его мышцы… Это теплое тело, так крепко обнимающее его сзади… Ничего из этого не порождало в нем эмоций. Тоска затуманила его мысли настолько, что даже поцелуи, так приятные раньше касания губами не вызывали у него больше удовольствия. А эти руки? А объятия? Такие теплые и нежные, страстные объятия Густава… Теперь были будто безразличны. «Ну что я за человек? – с горечью прикрыл свои глаза нориец. – Он же любит меня. Он же хочет меня. А я… А я будто разлюбил его… - болезненно сжал веки. – Как я мог…? Я же так сильно любил его. Я же так дорожил им. Неужели, разлюбить человека это так быстро…? Это же не так, - стиснул зубы с губами, ощущая какой сильный ком стоит в его горле. - Это не должно быть так…» Не видя вообще никакой реакции на свои нежности и откровенно пробудившуюся страсть, Густав неловко притормозил: - Луи…? - совсем тихонько позвал его друг, аккуратно поднимаясь на предплечье. – Луи… - взглянул на его лицо, скрытое во тьме. Но тот не отвечал и не шевелился, издавая лишь негромкие звуки своим носом, говорящим о дыхании. «Может быть, это из-за графини? - продолжал корить себя Людовик, пытаясь найти ту причину своей внезапной «нелюбви» к ранее обожаемому человеку. - Может быть, я просто в обиде на него за то, что он хочет жениться на ней…? Может быть, я все еще люблю его, но просто обижен…?» - тоскливо исказился, не понимая, что с ним происходит. - Луи… - сочувственно и тихо вздохнул Густав, переживая за то, что он с таким напором его донимал. – Ты так устал сегодня… - ласково поцеловал его в щеку. – Спокойной ночи… - деликатно отстранился, развернулся и начал медленно ползти к своему краю кровати, с которого встал, надел домашние тапочки, и отошел в сторону. Людовик расстроенно поник. Но не долго продолжал корить себя нориец за свою печаль, мучающую его уже который день подряд. Уже через пару минут тишины, заполняющейся только потрескиванием поленьев в камине, он услышал дыхание. Ритмичное, горячее, явным образом исходящее от Густава. Озадаченно обернулся, чувствуя, что звук доносится с его стороны. Перевернулся, перекатываясь на его часть кровати. Вытянулся к балдахину и высунул голову, не понимая, что происходит. Осмотрелся. Увидел любовника, сидящего в его кресле для чтения, и просто замер, отрешенно опуская плечи. Его партнер, его самый любимый до этого человек, не дающий прохода еще несколько дней назад, занимался самоудовлетворением, без стеснения оголяя в присутствии Людовика свой эрегированный пенис, предназначенный не для него, по которому быстро ходила левая рука, принадлежащая не ему. «Как…? – изумленно не понимал этой картины Людовик. – Почему…? – опустошенно спрашивал он сам себя. - Неужели… Моя красота… - нерешительно искал он причину такого поступка. - Неужели, я стал…? Я уже не так красив…? – обездолено спросил он сам себя. - Я не так желанен…? Я уже не нужен тебе…? – мучительно уронил он свою голову, чувствуя, как по щекам начинают скатываться слезы, над которыми у него нет никакой власти. – Я не понимаю, что со мной! – душераздирающе кричал он внутри. – Не понимаю, что с моими чувствами к тебе! – судорожно вытер свое искаженное и покрасневшее лицо. – Я тебе не нужен печальным! Не нужен изуродованным! Как будто я сам знаю, почему я в таком состоянии! Как будто это мой собственный выбор, постоянно быть грустным!» - шмыгнул носом, отвлекая приятеля от собственных мыслей. - Луи? – открыл глаза Густав и нежно улыбнулся этому образу, скрытому от него в тени. – Я тебя разбудил…? – притормозил свою деятельность. - Прости… Я пытался тихо... – неловко взглянул на свой пенис. – С таким желанием я не смогу спокойно уснуть... Не беспокойся, - тут же возвратился к любимому, - я скоро закончу и мигом вернусь к тебе. Тот показательно отвернулся от него, украдкой вытирая все свои слезы и усмиряя собственное лицо, не желая показывать родному человеку всей своей печали, что так глубоко засела в его сердце. - Луи? – озаботился этому жесту любовник. – Без тебя это делать тяжелее… Если бы ты мог помочь мне… Я бы вернулся в кровать значительно быстрее… Возлюбленный покосился на него, будто показывая свою заинтересованность этой идеей. - Луи, - ласково улыбнулся ему, - помоги мне пожалуйста... Без твоих рук я совсем не справлюсь… Молодой человек отвел взгляд, подтянул к себе ноги и спустился на пол, с поникшим взглядом подойдя к своему близкому другу. - Луи, я… - заинтересованно потянулся к нему своим лицом и ладонью, желая крепко обнять и сплестись с ним в поцелуе, как вдруг Людовик рухнул перед ним на колени и прильнул к его пенису губами, накрыв свою голову подолом его собранной на животе рубахи. – Ох, Луи! –воскликнул Густав. – Мх! Луи! – тут же вытянулся к потолку и положил руку на его белоснежные волосы, скрывающиеся от него за тонкой тканью, немного просвечивающей образы, скрытые под ней. – Ах! Луи! М! Боже мой! – с силой сжал его шевелюру, крепко стиснув губы и веки. Сам же Людовик занимался всем этим без особого желания. Его печаль, усугубившаяся еще и этой «самостоятельностью» очень желанного до этого человека, наводила на одну лишь тоску и беспросветную грусть, в которой не было ни одного лучика радости, порождающего на его лице хоть небольшую улыбку. Ему теперь не было приятно слышать собственное имя, так страстно выкрикиваемое Густавом. Не было приятно чувствовать его цепкую хватку на своих выпадающих волосах. Не было приятно ощущать его знакомый вкус на своем языке. Ему не было тут хорошо. Он не хотел делать то, чем он был сейчас занят. Он не хотел удовлетворять своего любимого. Не хотел, чтобы тот удовлетворял себя сам. Не хотел целоваться. Не хотел обниматься. Не хотел, чтобы ему самому делали приятно… Людовик ничего больше не хотел. И не понимал, чего он хотел. Все стало каким-то нежеланным. Особенно Густав, к которому это нежелание было особенно заметным. - МХ! – с усилием остановил его любовник, крепко прижав эту светлую голову к своей мошонке. Блондин расстроенно подождал, пока эти толчки утихнут, чувствуя на своем языке ритмичное выбрасывание семени, молча все проглотил и поднялся, освобождаясь от плена белой рубахи. Посмотрел на вспотевшего любовника, чье удовлетворенное лицо и уставшая отдышка не вызывали у него эмоций. Отошел к столу и налил себе вина, собираясь промыть свой рот от горьковатой спермы. - Луи, - поднялся через некоторое время Густав, приходя в себя после этих мимолетных ласк, - а давай примем завтра ванну и расслабимся? – направился к нему и ласково обнял со спины. – Я сделаю тебе приятно языком, а ты погладишь своими пальцами одно место на моем теле… - любяще прижался губами к его надплечью. Людовик печально обернулся, держа уже пустой бокал в ладони: - Завтра я весь день буду думать только о суде. Давай, попробуем после того, как все это закончится? «Может быть, после этого, - с тоской продолжал думать блондин, - эта грусть развеется и я снова стану таким, как раньше…» - опустил свой взгляд в пустой хрусталь. - Конечно, - ненавязчиво поцеловал его шею. – А завтра тогда просто искупаемся, - позитивно улыбнулся и, взяв его за руку, повел к кровати, где они снова легли, устало обнялись и приготовились к давно ожидающему их сну. Блондин, ощущая на себе эти теплые руки, лишь тяжело выдохнул, не понимая ничего, из того, что творится сейчас в его голове и сердце.