Ready or not

Прозвучал оглушительный выстрел. Казалось, этот выстрел сотряс стены вокруг, а в воздухе запахло горелым. Чанёль не замечал того, как побледнел, как тяжёлые наручники продолжали стягивать его запястья. В нём умерло нечто дорогое сердцу после того момента, когда молниеносно отреагировавший Бён незамедлительно пнул по руке мужчины, с зажатым в ней ружьём, отчего тот с громким выстрелом и пролетевшей мимо пулей укатился в другую часть помещения, а Чжиён с вскриком схватился за ладонь. Всё, что Пак мог — это беспомощно наблюдать, как Бэкхён вновь опустился на главу, принимаясь яростно избивать. Как схватился за всё ещё лежащий на полу чёрный короб и замахнулся. Как первый удар пришёлся о старческую скулу, лишая возможности двигаться и хоть как-то сопротивляться. — Ненавижу. Ненавижу! Всю! Вашу дьявольскую семейку! — в неудержимом отчаянии кричал Бэкхён, потерявший рассудок и самообладание. — Сдохните! Вы все! Удары сыпались один за другим, и никто не остановил рассвирепевшего Бёна, что не видел ничего помимо жгучего вожделения отомстить за всё, через что ему пришлось пройти за эту ночь. За то, что чуть не лишил его того самого единственного, которого любил всем сердцем в этом поганом, одиноком, жестоком мире. Бэкхён срывал на главе всю ту боль, страдания и злость, что накопились в нём за всю жизнь, всю горечь и ошибки прошлого. За то, с какой мерзкой личиной Пак Чжиён проживал, как подобие человека, не парясь ни о чём кроме игры в гольф и сменой бесконечных любовниц. Как заставлял страдать родных и близких, не считаясь ни с чьим мнением помимо своего и упиваясь чужими мучениями, словно Максимилиан Робеспьер — тиран, пришедший к власти и считающий, что мог достичь чего-то от людей терроризированием и угрозами расправы. С дикими криками, которых он не замечал, с плотной пеленой перед глазами Бэкхён оторвался от красноречивого месива, коим стало лицо его некогда тестя. Ошарашенно уставившись на плоды его творений, Бён сполз с чужого, мёртвого тела, сам не соображая, когда же чёртов ублюдок отправился к праотцам в самое жерло адовых котлов вслед за ними. Руки неистово дрожали, во рту пересохло, а в сознание постепенно приходило осмысление, что он теперь убийца. Бэкхён просто замер и не смел пошевелиться, даже когда в комнату ворвались остальные члены семьи Пак и теперь не менее ошалело оглядывали обстановку в помещении. Суён звонко вскричала и прижала ладони ко рту, не в силах глядеть на своего дядю в подобном виде; Хёсоп округлил глаза, и кожа лица немедленно посерела, а в глазах читался явный вопрос: «что им теперь делать?». Госпожа Мэй шумно вздохнула и провела рукой по уставшему лицу, в то время как дворецкий застыл на месте, не в силах оторвать взора, полного непередаваемым отчаянием от умершего хозяина. В углу заходилась в громких рыданиях Юра, и её оглушительные вопли с призывом прекратить, остановиться — до сих пор отзывались в ушах юноши. — Юра. — Вдруг подал голос помрачневший Чанёль, на лицо которого легла глубокая тень. Все присутствующие обернулись к родственнику, что застыл каменным изваянием, а от его тона захотелось невольно поёжиться. — Освободи меня. Бэкхён тоже взглянул на мужчину и осознал неизбежное: что-то в наследнике окончательно сломалось и изменилось. Ему впервые стало страшно из-за Чанёля. Хотелось подбежать, упасть на колени и молить о прощении, но блондин попросту не мог двинуться, всё ещё не отойдя от своего кошмарного поступка. Одно было ясно — Чанёль не видел, что его пытались защитить. Спасти от неминуемой смерти. Всё, что он лицезрел, так это Бэкхёна, убившего его отца у них на глазах. Эту перемену в брате заметила и невеста, что продолжала бессмысленно сидеть на месте и тихо всхлипывать, во все глаза глядя на старшего. Она медленно поднялась на ватных ногах и приблизилась к нему, резко хватая за плечо, разворачивая к себе. Чанёль послушно выпрямился, и брюнетка, наконец-то, узнала в этом мужчине своего брата — того самого, который заботился и прятал её в тесной каморке тридцать лет назад. Она смогла вернуть его. Вновь горько зарыдав, Юра бросилась к нему в объятия и крепко сжала, разделяя общую трагедию на двоих. Прислужник высвободил хозяина из заточения, наконец отцепив приевшиеся наручники, и отошёл назад, сразу смешиваясь с фигурами других людей. Пак, на удивление всей семьи, ласково обвил девичье тело рукой и принялся успокаивающим жестом поглаживать, он положил подбородок на тёмную макушку и воззрился пустым взглядом в окно. Эта сцена как будто застыла во времени, и все присутствующие неотрывно следили за трогательным воссоединением до того момента, пока Чанёль твёрдо не сказал. — Давай доведём дело до конца. — Зашептал сестре мужчина и повернулся к родственникам, что выжидательно уставились на наследника. Кивнув в сторону распластавшегося на полу Бёна, он требовательно приказал. — Ведите его в ритуальную. — Чанёль… — неверяще пробормотал юноша и зашевелился только тогда, как его схватили под руку очнувшиеся члены благородного рода, дабы увести отсюда и провести страшный ритуал, который навсегда лишит его жизни. — Чанёль, пожалуйста! — завопил блондин, изо всех сил принявшись вырываться, чего ему не позволяли, упорно оттаскивая к двери. — Нет, нет! Отпустите! Нет, прошу! Его крики всё отдалялись, пока не затихли вовсе, и Чанёль глубоко вздохнул, после чего выпустил сестру из своих объятий, заглядывая в зарёванное лицо. Мужчина подцепил чужой подбородок и приподнял, после чего утёр одинокую слезинку, скатившуюся по влажной щеке. Он не улыбался, но глядел столь нежно, что Юра несдержанно шмыгнула, ощущая себя той самой маленькой девчушкой под надёжным крылом старшего брата. Как должно было быть всегда. — Ты вернулся к нам, — тихо прошептала девушка, шмыгая носом. — Теперь я понимаю. Ради чего ты затеяла всё это, — кивнул Чанёль. — Подстава, Бэкхён, перетасовка карт, чтобы ему выпали прятки. Из-за него у меня помутился разум. Я… совсем забыл, что значит семья. — Он вскружил тебе голову. Забрал у нас! — злостно подтвердила Юра. — Он должен умереть в этом доме так и только так. И мама… Неприкрыто поморщившись, мужчина поджал губы и негромко вздохнул. — Я знаю, для чего ты это совершила. Она — малая жертва тому, что должно случиться. — Взгляд опустился на разукрашенное месиво вместо лица на полу. — И отец. — Чанёль, — девушка недоверчиво нахмурилась, взглядывая на брата, — ты ведь правда…? — Ты мне веришь? — хрипло поинтересовался Пак, заглядывая в большие, покрасневшие глаза. И невеста не смогла активно не закивать, слабо выдыхая. — Мы убьём его? Да? — наивно вопросила она, глядя на мужчину, который не поменялся в лице. — За отца, — поддержал её Чанёль и нашёл её ладонь, крепко сжав в своей большой и сильной. Юра расслабилась и утвердительно кивнула. Она вновь прильнула к брату и ухватилась за него, как за единственную спасительную соломинку. Теперь только они остались друг у друга. Ведь так правильнее всего. Без родителей дети всегда будут опорой друг другу. — За отца. *** Неизменные предки из многочисленной родословной поглядывали с нарисованных умелой рукой истинного художника портретов на стенах коридоров с невысказанным осуждением. Тусклый свет озаряемых коридоры фамильного поместья бра не помешал двум ребятишкам сохранять яркий настрой и заливисто смеяться тоненькими голосками, активно бегая друг за другом. В какой-то момент, кудрявый мальчишка сумел оторваться от любимой сестрёнки, которая вскоре захныкала, повсюду разыскивая своего непутёвого братца, который хитроумно спрятался за углом, выжидая того самого мига, дабы неожиданно выскочить и напугать младшенькую. — Чанёлли! Перестань! Я сдаюсь! — темноволосая девчушка тихонько всхлипывала, озираясь по сторонам, и смиренно пересекала ставший устрашающим, мрачный коридор, когда повсюду мерещились ужасающие тени, подёрнутые реалистичностью в яром воображении ребёнка. — Ну, Чанёлли! Последний негромко хихикал ещё не понизившимся в тональности голосом и крепко зажимал себе рот ладонями, откровенно издеваясь над родной сестрицей, не испытывая ни грамма совести за свои откровенные злодеяния. В то время как младшая всё продолжала бессмысленно искать того, прижимая бледные ручки к телу, обтянутое в красивое, ажурное платьице. И только когда долгожданные шаги приблизились к мальчику, последний выпрыгнул из-за угла, выкрикивая громогласное «бу!», однако взгляд, опущенный привычно вниз, вместо пугливой сестрёнки, что должна была громко заверещать, а Чанёль несдержанно захохотать, наткнулся на чужие ноги нескольких взрослых, застывших каменным изваянием перед первенцем четы Пак. Медленно поднимая растерянный взор, мальчик гулко сглатывает и смотрит в тёмные, дьявольские зрачки своего прадедушки, которые каждый раз выворачивали детскую душу наизнанку, отчего возникало неистовое желание убежать куда-нибудь подальше от старшего и завыть в горестных рыданиях, сжавшись в жалобный комочек, обнимая колени руками. Сам мужчина всегда казался похожим маленькому и, в последствии, повзрослевшему Чанёлю на истинного дьявола, снизошедшего до их людского, банального мира прямиком из самой горящей преисподней. Мальчишка попросту застыл, не шевелясь, даже не позволял себе никакого подобия на слёзы, ведь любое проявление слабости перед нынешним главой семейства каралось кривившимися в презрении, старческими губами и демонстративным презрением, после которого одним взмахом руки нерадивого ребёнка уносили подальше с глаз долой. Но отец утверждал, что это ещё ничего — вон, в ранние года их розгами пороли. Звучало довольно болезненно. Искривив тонкие губы, Пак Тэвон исказил морщинистое лицо в откровенной неприязни и обернулся от побледневшего и расширившего и без того округлые глазки правнучка к его отцу, подавая свой глубокий, презренный бас. — Чжиён-а. Тебе следовало отучить мальца заниматься подобными глупостями, чтобы он наконец занялся нормальным делом. Все эти бесполезные игрища, — губы главы тронула на редкость мерзкая усмешка, от представления которой Чанёль не мог избавиться ещё много месяцев впереди. — Пустая трата времени. — Заключил самый старший родственник, и Пак получил от отца взгляд, полный неприкрытого пренебрежения. Снова подвёл. Снова опозорил. Каждый раз одно и то же. — Я вас понял. — Тем не менее, сухо отозвался Чжиён и тут же поджал губы, желая поскорее убраться отсюда и больше не взирать на своих бесполезных отпрысков. Была бы его воля, сослал бы, куда глаза глядят, своего нерадивого первенца. Вот только Пак Тэвон был категорически против всяких заграничных училищ, считая, раз их предки родились и выросли на этой земле, то никуда не имели права деваться отсюда, а когда суровый глава почил, дети были уже достаточно взрослыми, так что ничего не поделаешь. — Уж надеюсь, — бросил тому Пак Тэвон и, одарив уткнувшегося в пол правнучка последним, презренным взором сверху вниз, тактично обошёл оного и скрылся за углом. За ним последовал и Чжиён, в то время как оставшаяся с сыном Михё облегчённо выдохнула, проводив широкие спины мужчин напряжённым взглядом. Женщина присела рядом с ним на корточках и мягко потормошила за узенькое плечико, обращая на себя непосредственное внимание. Узнав в родном лице любимую мать, слёзки стали собираться у нижнего века, неприятно покалывая. После чего рассекли пухлые щёчки мокрыми, блестящими при свете тусклого бра дорожками. Звучно шмыгая носом, кудрявый мальчишка несдержанно расплакался, неспособный сокрыть своего страха и непонимания, что же такого он снова наделал, что заслужил подобную реакцию родственников. Тем временем, Михё ласково притянула к себе сына и прижала к своей груди, улыбаясь одним уголком губ. Материнское сердце болело за ребёнка. — Чанёль. Всё будет хорошо. — Мягким тоном приговаривала женщина, поглаживая сына по спине. — Мама-а, — расстроенно протянул мальчишка, цепляясь за дорогую ткань брендовой одежды, а в месте, куда он уткнулся лицом, образовалось маленькое озерцо впитавшегося потока слёз, — ч-что я сделал…? — Ничего, малыш, — вздохнула Михё и оставила короткий поцелуй на кудрявой макушке. — Вы с Юрой просто дети. Ничего плохого вы не делали. — Тогда почему? — всхлипывал Чанёль, оторвавшись от матери и непонимающе воззрившись. — Почему прадедушка и папа всегда такие злые? — Это их воспитание, — тихонько пояснила Михё и взглянула на вышедшую из-за спины Юру, что всё это время скрывалась позади. Она наблюдала за сценой заплаканными глазками и также негромко всхлипывала. Мягко улыбаясь, женщина подвела двух своих детей друг к другу и свела две ладошки вместе, чтобы они скрепились в замок. Помолчав несколько мгновений будучи в глубоких раздумьях, Михё обвела каждого из них пронзительным взглядом. До того, пока черты её лица не смягчились, а губ не настигла теплая улыбка. — Вы должны беречь друг друга, мои милые, — начала она, уложив руки на тоненькие плечи, нежно сжимая, — это жестокий мир. Наша семья — приверженцы жестоких правил, которым нужно следовать, которые надо почитать. Защищайте друг друга. Ведь вы всегда будете вместе. — У нас есть ты, — тут же добавил Чанёль, внимательно глядя на мать. Та отозвалась коротким смехом. — Я не всегда буду с вами. Однажды меня может не стать, — она пресекла возможные вопросы и возражения взмахом руки и твёрдо продолжила, — но вот вы оба — другое дело. Держитесь друг друга, и всё будет хорошо. Обещаете? — внимательно оглядев каждого, женщина ожидала ответа. Переглянувшись, дети пораздумали совсем недолго, затем снова повернулись к матери и согласно покивали, расплывшись в улыбках. Притянув к себе своих родных малышей, Михё поцеловала обоих и сжала в согревающих объятиях. Привычный запах родного тела и часто используемого парфюма окутал деток, и те ненадолго прикрыли веки, наслаждаясь минутой единения. — Я вас очень люблю. Не забывайте об этом. — Проговорила им женщина и незаметно горько зажмурилась. — И мы тебя, — вторили ей младшие, чтобы затем проводить спину матери, пока та не скрылась за углом коридора, что и ушедшие мужчины ранее. Они продолжали стоять, держась за ручки, каждый раздумывал об одном и том же. — Чанёль, — наконец подала голос Юра, обращая внимание брата, — ты ведь никогда меня не бросишь? Нахмурившись, мальчик всем своим видом выражал, как она может только думать о подобном. Сжав ладошку сестры чуть сильнее, он уверенно заявил: — Ни за что! Ты слышала маму? Мы всегда будем вместе. Нерешительно поджавшись, девчушка помялась несколько мгновений прежде, чем выдать терзавшую её мысль. — А когда ты встретишь свою невесту… ты влюбишься и забудешь обо мне! Она не смогла удержать новый поток слёз, который уже полился из покрасневших глаз. Встав напротив сестры, Чанёль подбадривающе утёр непрошенные слезинки и мудро покачал головой. — Юра-я, ты такая плакса, — после озвученной фразы девчушка зарделась и спрятала личико в сгибе локтя свободной руки, эмоционально всхлипывая. Понаблюдав за сестрой некоторое время, Чанёль убрал её руку и широко улыбнулся, — никто не встанет между нами! Ни жених, ни невеста! Я всегда буду любить только тебя. И всю жизнь буду с тобой. — Честно? — захотела убедиться темноволосая девчушка. — Честно-честно! — активно закивав, подтвердил старший брат. Полная недоверия, Юра топнула ногой и яростно потребовала: — Обещай. Тяжко вздохнув, Чанёль не стал противиться. Он протянул ей мизинец для скрепления их так называемой сделки на всю жизнь. Недолго думая, девчушка сцепила их мизинцы вместе и выжидательно поглядела на брата. — Обещаю. На всю жизнь. Успокоившись, Юра тоже блаженно улыбнулась и уверенно кивнула, повторяя их детскую клятву. — На всю жизнь. *** Когда брат с сестрой зашли в комнату, всё уже было подготовлено к ритуалу. Приглушённый свет исходил от расставленных по кругу канделябров с подожжёнными свечами, а за окном хлестнула ослепительная молния, после которой раздался оглушительный гром, затрясший стены фамильного дворца Пак. О плотные стёкла с наружной стороны забарабанил мелкий дождь, переросший в стремительный ливень, который однако не имел мощи стать помехой тому, что развернётся здесь в ближайшие минуты. Члены семьи облачились в древние одеяния в виде тонких плащей в пол с капюшонами, уже готовые и ожидающие задержавшуюся парочку. Прислуга протянул оставшимся хозяевам плащи, которые те разом натянули на себя, не отрывая глаз от связанной по рукам и ногам жертвы в позе звезды на столе, что при всём желании не удалось бы выбраться и сбежать. Бэкхён дёргался, метался на месте, рвано мычал и глядел на безумцев с нескрываемым ужасом, отражавшемся в расширившихся зрачках. Рот юноши был намертво заклеен чёрным скотчем, а непрекращающиеся подёргивания и заливной плач не вызывал никакой жалости в чёрствых душах окруживших его. Каждый из них ждал того самого облегчения, когда всё, наконец-то, закончится, и можно будет разъехаться по домам. Исчезновение четы Пак их дорогие детишки придумают как-нибудь сами, а вот с остальных хватит — месяц на дорогостоящем курорте должен был помочь реабилитироваться после запарочной ночки, которая подразумевалась развлечением. С такими мыслями Хёсоп утирал потливый лоб подрагивающей рукой, метнув боязливый взгляд на идентично дрожащую жену, что сложила ручки перед собой, разделяя те же мысли, что и её муж. В это время Чанёль натянул плотный капюшон на голову, безразлично смиряя связанного жертвенного козлёнка под ним ничего не выражающим взглядом. Ни одна эмоция не промелькнула на любимом лице, и Бэкхён задёргался пуще прежнего, умоляя сквозь рыдания и не замолкающие мычания, мысленно взывая о помощи, о сострадании. Никто его не слушал. Мужчина подошёл к блаженно скалящейся тётке, показывающей пожелтевшие зубы, диким взглядом вперившейся в тело перед ними. Женщина занимала главенствующее место, нависая над головой Бёна, впавшего в истерику, посередине округлого стола. Огоньки свечей несильно колебались под движением хозяев, а устрашающие тени расползлись по стенам, словно мёртвые призраки умерших предков собрались в этот день, в этот час, дабы засвидетельствовать благодарность потомков в честь достопочтенного Господина. — Я проведу ритуал. — Обратился к тётке Чанёль, непоколебимо глядя в чёрные зрачки, сузившиеся в презрении. Но Пак твёрдо заявил голосом, не требующим никаких возражений. — За отца. В другом конце стола шумно вздохнула Юра и обронила пару слезинок, обнимая себя за тонкие плечи. Госпожа Мэй с минуту изучала племянника пытливым взором, однако протестовать не стала и покорно отошла, занимая место по левую руку от молодого наследника, лишь повела плечом и высказалась скрипучим тоном. — Как хочешь. Чжиён был, конечно, редкостным мудаком. Но давайте хоть так почтим память об этом уродце. Юра недобро зыркнула в сторону тётки, но промолчала. Чанёль тоже никак не отреагировал на слова тётушки и возвысился над остальными, особенно над Бёном, который заходился в бессмысленных попытках высвободиться, никак не смиряясь со своей участью. — Первым делом, хотелось бы отметить добросовестную работу Чхве Чондо — нашего незаменимого дворецкого, который годами служил нашей семье и отдавался каждому поручению, как последнему. — Старый мужчина горделиво вскинул подбородок, сложив руки позади, а члены семейства особо не вслушивались в одобрительную речь в его честь, а больше морщились при взгляде на изуродованное лицо прислуги. Чанёль неизменно продолжал. — Поэтому я приглашаю вас, Чхве Чондо, вступить в наш круг наравне, чтобы с достоинством проводить в путь этого юношу напрямик к нашему идолу в лице Господина. Мужчина низко поклонился, наконец-то, его бесчисленные труды были кем-то отмечены, причём столь значимым способом. Это действительно являлось высшей наградой для него, о чём он грезил ещё с того дня, как впервые оказался в стенах дворца и узнал его секреты. Он оказался рядом с госпожой, что с отвращением закатила глаза и демонстративно отошла от ручного пса, коим считала всех и каждого в этом несправедливом мире. После Пак повернулся к прислуге, что передал ему позолоченный чан с неизвестным содержимым, который новоиспечённый глава семьи передал по кругу, и пока родственники послушно отпивали глоток и невольно морщились от кислотности вкуса, зашёлся в устоявшейся, ритуальной речи: — Сегодня наше семейство собралось, дабы упокоить жениха моей сестры по имени Бён Бэкхён, — быстрый взгляд вниз, в нём ни грамма сочувствия, — в честь многоуважаемого Господина Пак Чхвесона, кто даровал нам достаток и избавил от жизни пресмыкающихся перед этим миром, жалких нелюдей, встающих на колени перед единичной буханкой хлеба. — Чанёль мирно прикрыл веки под шумное дыхание членов семьи и гулкий ливень за окном, разрастающийся, пытающийся остановить творящийся беспредел, но не имевший власти. — Давайте возьмёмся за руки и почтим память достопочтенного Господина, избавившего своих детей в лице каждого из нас, — он обвёл взглядом присутствующих, — от бедности и всяческих нужд. Вложив ладони в руку Хёсопа справа и второй взявшись за руку госпожи Мэй слева, мужчина вместе с остальными прикрыл глаза, погрузившись в тягостное, минутное молчание. Бён всё не сдавался и отчаянно скулил, бился словно в конвульсиях, раздирая оголённые запястья и щиколотки в кровь из-за натяжения узлов, которыми был намертво скован. Быстро стучащее в неистовом страхе и истерике сердце приносило боль в груди, а разум никак не мог смириться, что он проживает свои последние мгновения. Неужели юноша скоро действительно умрёт? За что? За упокой некоего Господина, скормившего свою плоть червям много столетий назад, который знать не знает, какую дикость совершают за него его же родичи? Это всё похоже на глупую, неуместную шутку. Горло саднило от безудержных подвываний, радужку округлых в безысходности и ужасе глаз кололо от плача, а грудь часто вздымалась. В висках стучал готовый вырваться наружу от тревоги центральный орган, впрочем, семья была готова помочь ему избавиться от этой мелочи. В голове пронеслись картинки трупов где-то в сарае, где в погребальной яме навечно застыли умерщвлённые семейством тела, одним из которых совсем скоро станет и сам Бэкхён, пополнив страшную коллекцию на счету сумасшедших. Но юноша готов молиться до последнего, надеясь на чудо. — Что ж, — подал голос Чанёль, поспешно выпуская руки родственников и принимая золотой чан, который отставил в сторону. К нему незамедлительно подошёл темноволосый паренёк и в поклоне вручил главе каменное орудие с острием на конце — родословная реликвия, которой отнимали жизни из поколения в поколение. Мужчина крепко сжал орудие сильными пальцами и воззрился на членов семьи, после чего занёс крепко сцепленные вокруг камня руки над головой, намереваясь совершить единственный, смертельный выпад. Бён рвано задышал, в страхе уставившись на острие над ним, которое вот-вот обрушится на его грудную клетку, окончательно выбив весь воздух из лёгких и умертвив во веки вечные. — За Господина Чхвесона. — Провозгласил Пак. — За Господина Чхвесона! — вторили ему остальные. Воздух рассекло стремительное движение вниз. Все затаили дыхание. Одинокая вспышка молнии осветила полутёмное пространство. Все замерли, выжидательно глядя на Чанёля, который остановился, крепко сжимая орудие, что сжимали до него его предки, и пристально вгляделся в другой конец стола на сестру, которая негромко позвала родного брата и напряжённо заметила. — Чанёль. Почему ты не отведал из золотого кубка? — её голос сквозил неприкрытым недоверием и слабо дрогнул. Мужчина не удосужился ответом по принципу прозаичным «просто забыл», чтобы впоследствии отпить из ёмкости и завершить начатое. Каждый из них обдумывал вопрос и отсутствие реакции родственника в гнетущем молчании, разбавляемое густым ливнем за окнами до тех пор, когда члены семьи разом не повернулись, тревожно глядя на зашедшегося в неудержимом кашле Хёсопа, который не мог остановиться. — Выведите этого хлюпика отсюда, — в отвращении скривилась госпожа Мэй, махнув морщинистой рукой в перстнях прислуге, но тот не пошевелился. Вознамерившись прикрикнуть на нерасторопного парня, старуха вдруг подавилась от идентичного кашля и ощутила разраставшуюся боль в животе, за который схватилась в бездумном порыве обеими руками. В это самое время, Хёсоп уже отхаркивал кровью содержимое своего желудка, за чем последовали и остальные, орошая поверхности пола и мебели кровавыми сгустками, сгибаясь пополам. Семейство не замечало того, как Чанёль спешно подозвал к себе прислуживающего брюнета, который тут же оказался рядом и принялся помогать господину разрезать тугие узлы, высвобождая конечности Бёна. Последний тут же вскочил, ощутив долгожданную свободу, во все глаза глядя на своих спасителей и остановился на старшем, который стащил юношу со стола и бережно опустил на твёрдый пол поместья, но резким движением отлепил скотч от лица. И хоть Бэкхён почувствовал неприязненную боль, он накинулся на Пака с несдержанным объятием, не в силах избавиться от облегчённого плача. — Ты не предал меня… — проскулил он охрипшим голосом, и Чанёль ласково поглаживал его по волосам, после чего утянул в сторону выхода, решительно приговаривая, — не здесь, Бэкхён-а. Нам надо выбираться. И пока семейство не пришло в себя, троица выбежала из ритуального помещения, уверенно направляясь в сторону главного входа. Удерживаемый за руку родной хваткой, Бён ощущал непомерное облегчение и благодарность, особенно к этому неприметному прислужнику, ведь если бы не они, он уже стал бы постепенно остывающим трупом. Стены и коридоры сменяли друг друга, как и портреты злополучных предков, которые недоброжелательно провожали троицу разгневанными взорами, что решили пойти против семейства и её незыблемых традиций. Да кем они себя возомнили? — Что ты им подсыпал? — обратился к пареньку Чанёль между делом. Тот резко дёрнул плечом, беспокойно оглядываясь. — То, чем трупы растворяем. Соляную кислоту. — Пак поражённо распахнул рот и сразу нахмурился. — И много? — Прислужник как-то напряжённо улыбнулся, опуская взгляд. — Не очень. Я в интернете прочитал — неделю точно болеть будет. Негромко рассмеявшись, Чанёль одобрительно похлопал парня по спине, на что тот расцвёл и также легко кивнул. Бэкхён, в общем-то, обо всём догадался из их разговора, поэтому первостепенной задачей стояло поскорее выбраться отсюда живыми. Троица приближалась к одному из коридоров, где из-за угла уже следовало свернуть в холл, где и находился главный выход. Паренёк на ходу передал мужчине ключи от авто и дрожащим голосом поведал. — Сейчас будет переход, — говорит запыхавшийся парень, боязно оглядываясь назад. — Там будем прощаться. Я пригнал вашу машину, как просили. Ворота тоже открыты, я проверил. Господин Чхве забыл закрыть их, когда они возвращали господина Бёна обратно, — отрапортовал паренёк и как-то загнанно дыша глядел на старших. Чанёль мягко приподнял уголки губ и потрепал того по растрёпанным волосам. — Спасибо тебе. — По-отечески вздохнул мужчина, смиряя младшего теплом на дне темнеющих зрачков. Тот одарил господина лучезарной улыбкой. Бэкхён тревожно взглядывал с одного на другого и непонимающе вопросил, сильнее стискивая ладонь Пака пальцами. — Разве ты не едешь с нами? — тот быстро покачал головой в отрицании. — Нет, я… — он не успел договорить, так как в том самом коридорном ответвлении, в который выбралась троица, они заприметили двух мальчишек. Те застыли вдали около массивных дверей, перепугано взирая на взрослых с того конца. Смачно выругавшись, Чанёль глядит на племянников и как можно более уверенно выступает вперёд. — Мальчики. Это всего лишь мы, — твердит мужчина, утягивая за собой Бёна, который нутром предчувствует, что появление этих двоих здесь, ох, не к добру. — Один из этих ублюдков, — цедит юноша, злостно сужая глаза при одном лишь взгляде на старшего мальчишку, — прострелил мне руку в сарае, — извещает Бэкхён и переглядывается с сообщниками перед тем, как уверенно заявить, — не стоит их недооценивать. Воспоминания яркой вспышкой пронеслись в голове, как и неизмеримая боль, что кольнула в простреленной ладони. Сжав губы, Чанёль мысленно перебирает возможный исход, как им обойти детей наркозависимой четы супругов. Вот только им и не пришлось действовать, так как те, быстро переглянувшись, единогласно подхватили две массивные двери и навалились всем телом. Вот дерьмо. Троица заспешила к дверям, однако успела только врезаться в закрытый путь. Щёлкнувший замок с той стороны тому наглядное подтверждение. Далее дороги нет. Злостно в сердцах хлопнув по дверям, которые никак не сдвинуть, только время потеряют, Чанёль бросает яростное: — Всегда вас ненавидел, мелкие дьяволята. Следовало поскорее выбираться. — Отсюда есть ещё один путь? — нервно спрашивает Бэкхён. Паника нарастала на глазах, но не стоило давать ей брать верх над ними. Это слишком непозволительная роскошь. — Да, есть один, — спешно кивает паренёк и подзывает их вернуться назад, — только надо обойти… — продолжения не следует, ведь оглушительный выстрел и телом встреченная пуля, пролетевшая насквозь, не позволили ему. Испустив последний вздох, паренёк неизбежно завалился назад, и если бы не руки подхватившего его в ошеломлении Чанёля, то рухнул бы в стыке между коридором и полом. Расширившиеся зрачки в одно мгновение уменьшились до двух тёмных зёрнышек, а взгляд навечно уставился в пустоту. Бледные руки свисали вниз, а ладони мужчины окрасились багровой кровью. На груди стремительно растекалось багровое пятно, навечно впитавшись в рубашку. — Вот же ублюдок, — прохрипела держащаяся за косяк Юра, весь её рот и подбородок были покрыты кровью, впрочем как и некогда белоснежное, свадебное платье спереди. — Так и знала, что никому нельзя доверять. Дура. В её руке был зажат огнестрел почившего отца, а взгляд подёрнут нескрываемым безумством. Она упрямо оттолкнулась от косяка и направила дуло пистолета на брата, и Бэкхён разом закрыл мужчину собой, злобно глядя на невесту. — Остановись уже, Юра! Сколько смертей тебе ещё нужно, пока ты не успокоишься? — прошипел юноша, без тени страха взирая на девушку. Та громко расхохоталась, всё ещё слабо покачиваясь из стороны в сторону, пока вновь не вернула жениху обезумевший взор. — Смотрите-ка, какая любовь! Эй, любимый. Разве не ты ещё вчера клялся мне в верности? В любви и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит нас? — она резко вскинула огнестрел, направляя дуло на младшего, и свела к низу изящные брови. — Хочешь ускорить этот момент? Бережно опустивший умерщвлённое тело добродушного мальчишки на пол, Чанёль торопливо вскакивает и оказывается перед Бёном, который, очнувшись от короткой заминки, попытался оттолкнуть мужчину перед собой, но тот не поддался, сурово вцепившись в сестру взглядом. Противостояние двух ближайших родственников. И одновременно самых далёких друг от друга людей. — За что мальчишку? — мужчина кивает на ещё не остывший труп рядом с ними, навечно поселившийся в этом проклятом доме. — Он был верен тебе до конца. Он, как глупец, собирался остаться с тобой даже после помощи нам. — Он предал меня, — процедила девушка, не испытывая ни капли сожаления за содеянное. Только скривила красивые черты, следом уродливо исказившиеся. — Велика потеря. — Слушай, Юра. Давай скорее покончим с этим. — Заговорил Чанёль, не сводя с девушки уверенного взора. — Мы с Бэкхёном тихо и мирно уедем, и ты больше никогда нас не увидишь. — Медленно проговорил Пак. Ситуация накалялась с каждой секундой, и внутри блондина возросло некое нехорошее предчувствие. Однако он помотал головой и немного отошёл вправо, чтобы взглянуть на младшую Пак, которая опечаленно хлопала глазами и застыла в неестественной, полусогнутой позе. Какие же черти водились в голове у обезумевшей? — По рукам? — выгнул бровь Чанёль. Та приняла задумчивый вид и почти сразу покачала головой, приподняв уголки окровавленных губ в такой дикой улыбке, что оба мужчины поневоле поёжились, не в силах сдержать своего напряжения. — Ты уж прости, братик. Но, так или иначе, вы живыми отсюда не уйдёте, — деланно сладким голоском прощебетала Юра и кивнула кому-то за их спинами. В то же мгновение на Бэкхёна накинулся Хёсоп вместе с дворецким, заламывая руки за спиной и оттаскивая от Пака, который вознамерился помочь сопротивляющемуся юноше, однако тут же замер, ведь сестра перезарядила огнестрел, дуло которого теперь смотрело точно на него. Чанёль поднял вверх ладони, стараясь спокойно и вкрадчиво выпутаться из этой безвыходной ситуации, достучаться до родного человека, который двинулся по фазе и не желал слушать, но иного выхода не оказалось. — Юра-я. Пожалуйста. — Пробасил мужчина, заглядывая в лицо близкого человека. Маска на девичьем лице треснула, и слёзы непрерывным потоком оросили щёки, падая на белоснежный подол и теряясь в нём. Пальцы, сцепленные на рукояти, задрожали, как и голос невесты. — Тебе ведь всё равно, если я умру. — Закричала она и крепко зажмурилась. Чанёль негромко выдохнул и также тихо продолжил, делая шаг навстречу девушке. Пак-младшая порывисто завертела головой, отчего некогда красивая причёска растрепалась ещё пуще, а девичьи плечи жалобно подрагивали. — Это не так, — отрицал мужчина, медленно сокращая расстояние к сестре, в то время как Бёна вовсю удерживали позади, хоть тот не переставал дёргаться в стремлении высвободиться и остановить всё это. Но мужчины позади не собирались так просто отпускать юношу, и всё, что он мог — это смотреть на двух родственников, что всё ещё выясняли отношения перед ними. Чанёль уже был в паре метрах от девушки, мягко проговаривая, со всей теплотой в интонации. — Юра-я, ты не… Очередной за эту ночь оглушительный выстрел раздался за эту тёмную ночь. Выстрел, от которого все присутствующие в коридоре и заслышавшие его в отдалении машинально поморщились. Выстрел, отнявший у Бэкхёна единственного родного, любимого человека, забравший его жизнь без шанса вернуть обратно. Вероятно удерживающие его мужчины были столь ошеломлены произошедшим, либо же Бён отыскал в себе силы вырваться, но вот он уже подбежал к рухнувшему на пол телу, истекающее кровью с обеих сторон, так как пуля прошла навылет через место, где только что билось сердце, застывшее навек. Замыленным от слёз взглядом, юноша оглядывал секунды назад живого возлюбленного, которого больше нет. Одним махом. Словно это не стоило ничего. В отчаянии опустившись на колени, Бэкхён бережливо переложил тело мужчины себе на колени и прижал теснее, не желая верить, что это взаправду. Всё должно оказаться сном. Без сомнений. Всё произошедшее не за одну эту ночь, но за два долгих, мучительных года должно оказаться всего лишь продолжительным, вымученным сном, и Бэкхён проснётся в постели, взлохмаченный и сонный, в то время как Чанёль, который всегда был птицей раннего полёта, неторопливо присядет к юноше на кровати и ласково огладит по мягким волосам, предлагая чашку горячую кофе, чтобы скорее проснуться. И Бён напомнит ему, из-за кого он не смог выспаться ночью, на что Пак громко захохочет и стиснет блондина в крепких объятиях, заваливаясь к нему на постель. Да, всё должно быть именно так. Чанёль не может вот так истекать кровью, пустыми зрачками уставившись в потолок, не подавая никаких признаков жизни, в то время как запачканный смокинг Бёна живо окрашивается ярко-алыми пятнами, как и его бледные, онемевшие ладони. — Чанёль… — шептали пересохшие губы, а с нижнего века скатывались горькие слёзы, которых юноша не замечал, ведь всё внимание было приковано к мужчине, жизнь без которого являлась сущим адом. Первый всхлип сорвался с уст, пальцы сжались вокруг задней части шеи откинувшего голову, с губ которого полились ручейки багровой крови на контрасте с прозрачными ручейками, бежавшие по щекам Бэкхёна. — Чанёль… пожалуйста… пожалуйста… Чанёль… — Заканчивайте с этим цирком, — Юра махнула замершим мужчинам рукой, зажимая пистолет, из которого лишила жизни родного брата, всё-таки окончив предсмертное дело отца за него. Те вцепились в блондина, который не обращал на них внимания, а когда его оттащили от скатившегося с колен тела любимого человека на пол с глухим стуком, стал яростно вырываться и биться в истерике, зовя того по имени и звучно рыдая. Брюнетка тяжёлым взглядом наблюдала за чужой истерикой. Она пересекла разделявшее их расстояние и с силой влепила тому увесистую пощёчину, от которой Бён разом отрезвел и уставился в пустоту перед собой. — Ты следующий. — Процедила она, и блондин, очнувшись, переменился в лице, озлобленно глядя на девушку. Он резко пнул ту по голени, отчего Пак-младшая опустилась на колено с громким криком, но тут же вырубилась и упала навзничь всем телом набок от меткого и несдержанного удара ногой по лицу. Хёсоп позади испуганно вскрикнул и ослабил хватку, но его привёл в чувство дворецкий, яростно шикнувший на мужчину. — С ней всё в порядке. А нам нужно закончить дело. — Он дёрнул повисшего Бёна в сторону ритуальной и раздражённо прошипел. — Шевелись быстрее. Мужчины вместе со своей жертвой вернулись обратно, и весь путь прошёл для блондина как в тумане. Когда он поднял голову, то не узнал то помещение, в котором должен был окончательно распрощаться с жизнью, ведь оно было заполнено ярким светом устоявшегося рассвета, чего привыкший к полумраку взгляд не ожидал, и юноша рефлекторно поморщился. В комнате их уже ожидали тётка Мэй и измождённая Суён, рты и подбородки которых также покрывали пятна собственной крови. Введя юношу глубже в помещение, мужчины остановились, но не выпустили того из крепкой хватки. — Хёсоп-а, — захныкала брюнетка, капризно наморщившись и жалобно ухватившись за спинку стула, — я хочу домой. — Сейчас, дорогая, — отозвался бледнеющий мужчина и метнул выжидательный взгляд на госпожу, что продолжала сжимать рукоять своего старинного лезвия, — вначале закончим с… — С чем, Хёсоп-а?! Всё это бред — этого тупого проклятья не существует! Да ты посмотри, сколько нас осталось! — она обвела руками вокруг, заходясь в неприкрытой истерике. — Мы уже ничего не объясним это людям! Хватит уже, давай просто уедем с детьми и никогда не вернемся, — последние слова Суён откровенно проплакала, с силой жмурясь, и Хёсоп открыл было рот, в то время как госпожа Мэй дёрнулась в сторону женщины, но в это время в помещении оказались двое мальчишек. Они, завидев плачущую мать, подбежали к ней и тоже зашлись в громких рыданиях, отчего старуха поморщилась и отступила, не вынося детей. — Мои милые, — присев, Суён обхватила ребятишек руками и взглянула на старшего из них, — Минхёк-а, что с тобой? — огромный синяк налился на виске одного из детей. — Я согласен, — вдруг подал уверенный голос Хёсоп и отступил от юноши, которого теперь удерживал один дворецкий, что озадаченно поглядел в чужую спину. — Нам однозначно пора сваливать. Суён вместе с детьми замолкли, и его жена с надеждой взглянула на мужа, после чего стремительно поднялась и поторопила детей к выходу, когда до них донёсся скрипучий голос госпожи с другого угла. — Так значит, уходите? — морщинистое лицо исказилось в жуткой гримасе, и мужчина поёжился от того, что старуха выглядела словно сама смерть с этим выражением, но отступать от своих слов было поздно, да и не хотелось, откровенно говоря. — Предаёте всё, чему мы тут верили? Плюете на традиции предков? — госпожа Мэй повышала голос, отчего присутствующие поморщились, желая поскорее убраться из этого проклятого места. — Простите, конечно, тётя Мэй, — начал Хёсоп, в некоем раздражении поглядывая на женщину, — но вы всегда пугали меня до чёртиков одной своей устрашающей рожей. Да, мы уходим и чхать хотели на какое-то там проклятье! — Да, хватит с нас, — поддержала мужа Суён, загораживая собой застывших детей у двери. — Сегодня же мы первым рейсом летим в Китай, меняем паспорта и данные, чтобы никто нас не отыскал. Особенно вы и вся эта полоумная семейка! Старая женщина издала едкий смешок и растянула губы в ядовитой ухмылке. — Да вы же кроме того, как нанюхиваться до полуобморочного состояния ни на что неспособны. Не стройте из себя святош, бога ради, — она возвела глаза к небу, откровенно забавляясь с того, как эта парочка строила из себя примерных, заботливых родителей, однако попросту спасала свои никчёмные задницы. Смехотворное зрелище. — Это неважно. — Отрезал Хёсоп и совершил несколько шагов вперёд с целью пройти мимо ненавистной тётки и увести семью подальше от всего кошмара, что ожидало их семейку в дальнейшем. — Мы с вами больше никогда не увидимся, полоумные кретины! Так что прощайте. — В этом ты прав. Не увидимся, — пробормотала госпожа и одним умелым движением воткнула лезвие в проходящего мимо мужчину. Дети неистово закричали, дворецкий сильнее вцепился в заломленные назад запястья юноши, тогда как последний невидящим взглядом смирял всю развернувшуюся сцену. Суён громко вскрикнула и заспешила к распластавшемуся на ковре мужу, но тётка, успевшая вынуть лезвие, единственным взмахом провела по горлу племянницы, которая схватилась за то место, откуда хлынул нескончаемый поток крови. Брюнетка слегла наземь, захлёбываясь насмерть, и билась в конвульсиях, пока не замерла окончательно, пустыми глазами уставившись в стену. Дети горько зарыдали, глядя на родителей перепугано, и держались друг за друга, оглушительно вереща. — Заткнулись! Оба! — рявкнула тётка, отчего оба мальчишки тут же замолкли, тихонько всхлипывая, и затравленно уставившись на госпожу. Последняя потёрла ноющие виски, после чего безразлично бросила, даже не глядя в сторону новоявленных сирот. — В детский дом вам дорога. Дармоеды. — Она всем корпусом развернулась к дворецкому и юноше, который без тени какого-либо страха поднял взгляд на старшую. — Я вижу, ты уже смирился с тем, что скоро подохнешь. Это хорошо, — женщина любовно провела по острию лезвия и глубоко вздохнула. — Всё-таки той, кто должен был вознаградить нашего Господина, должна быть я, — старуха как-то облегчённо выдохнула и прикрыла веки, довольствуясь моментом. — Я всегда это знала. — Но, госпожа, — неуверенно начал Чхве, и женщина смерила того грозным взором, — уже рассвет. Мы не успели. Разве в этом остаётся хоть какой-то смысл? — Ещё не поздно, — отрезала та и встала напротив безразличного юноши, параллельно давая твёрдый приказ мужчине, — держи его, да покрепче. Кто знает, что он выдаст. Дворецкий не смел ослушаться и до последнего удерживал руки Бёна, который отвёл взгляд, перед которым застыл образ Чанёля с окровавленной дырой в груди. Бэкхён не хотел умирать, но не видел смысла жить дальше, справляться с тем, что с ним никогда не будет рядом его любимого человека, ради которого он ещё мог держаться за тонкую ниточку, связывающую их нерушимо. Что оборвалась с последним вздохом из столь родных уст, которые больше не двинутся и не выскажут ему ничего, даже одного еле слышимого шёпота. Но мысль о том, что Чанёль умер для того, чтобы он жил, словно обухом ударила в голову, и Бён будто очнулся от глубокого сна. Юноша осмысленно взглянул на положение, в котором очутился, и последнее, о чём он подумал, что не смеет сдаваться. У него при себе не имелось подобной роскоши, и он должен был выжить. Ради Чанёля. Потому Бэкхён резко отбросил собственное тело назад, придавив не ожидавшего подобного Чхве к стене, и занесённое лезвие рассекло воздух. Старцы поражённо уставились на младшего, не понимая, что стоит предпринять, а Бён и не вознамерился даровать их временем. Он отскочил от расслабившего хватку мужчины и одним ударом сломал тому нос. Тот захрипел и схватился за лицо, скатываясь по стене, а женщина с громогласным рёвом кинулась к нему. Не испытывая страха, Бэкхён пошёл той навстречу и ловко увернулся от лезвия, которое вскоре выбил из морщинистых пальцев и пинком в живот опрокинул женщину на стол, откуда та с болезненным кряхтением перекатилась на пол. Пришедший в себя дворецкий, дико рыча, метнулся к юноше, не собираясь проигрывать, в Бёне открылось второе дыхание, поэтому он стойко выдерживал чужие удары и заваливал мужчину своими, в конце усевшись сверху и откровенно не щадя, выбивал всю дурь мощными кулаками. И пока Бэкхён оказался занят прислугой, госпожа Мэй медленно поднялась и ухватилась за рукоять оружия, напористо пересекая разделявшее их расстояние, она вновь занесла острие вверх, а блондин заприметил ту лишь в последний момент. Момент, в который пуля пронеслась через затылок сквозь и вылетела прямиком через лоб, оставив после себя изуродованное отверстие и повалив старческое тело на пол без всяческих признаков жизни. Фамильная реликвия также звучно встретилась с дощатым полом, отскочив в сторону, никем боле не тронутое. Бэкхён повернул голову и встретился взглядом с невестой, которая, ковыляя, зашла в комнату и застыла в некотором расстоянии от Бёна, бессмысленными зрачками уставившись в него. Затем её внимание привлёк живой, но избитый, покорёженный дворецкий, который глухо закашлялся, однако его мучения закончились с неизменной пулей, встретившейся с лицом мужчины, что окунулся в объятия смерти. Орошенный брызгами чужой крови Бэкхён тут же отскочил от чужого, мёртвого тела и взглянул на Юру. Та прерывисто дышала, держа жениха под прицелом, и парочка продолжала обмениваться молчаливыми взглядами. Оба поздно заметили опрокинутые на пол канделябры с горящими свечами, огонь от которых довольно молниеносно охватывал деревянный пол и округлый стол, заполоняя комнату едким дымом. В углу помещения жалобно скулили дети, к которым только сейчас повернулась брюнетка, сразу меняя объект для прицела. — Юра, нет! — воскликнул юноша и метнулся к девушке, однако было поздно. Два поочерёдных выстрела. Те замертво упали вниз, а дуло вновь приветливо взглянуло на Бёна, который в бессилии опустил ладони. — Посмотри на себя. Что же ты творишь… — Заткнись! — крикнула единственная Пак, что находилась в полнейшем отчаянии. Она явно не соображала уже ничего. — Это ты! Только ты должен был умереть! И никто больше… — Разве это я их убил? — спокойно заметил Бэкхён. Брюнетка заливалась горестными слезами. — Отца — да! — поспешно отозвалась она, не собираясь отступать. Слишком многое произошло, поэтому стоило довести запланированное дело до конца. Но почему она всё никак не могла решиться? Почему палец на курке не дрогнул перед матерью? Перед родным братом? Отчего смелости убить своего мужа никак не набиралось? Может, от того, что причин убивать больше не осталось? — Но если бы ты не согласилась выйти за меня. Если бы не привела меня сюда. Ничего бы этого не было. — Вторил ей Бён, не сводя испытующих глаз. — Никто бы из них не умер сегодня. Ведь это у тебя всё пошло не по плану. — Заткнись! Замолкни! — вскричала безумная в отчаянии. — Ты должен был умереть… — пробормотала она, обречённо всхлипывая. — Так убей. — Просто потребовал Бэкхён и раскинул руки в стороны. — Давай. Ты же для этого затеяла эту игру этой ночью? Убей меня. — Прекрати, — одними губами прошептала Юра и во все глаза уставилась на юношу, который смиренно прикрыл веки, дожидаясь своей участи. Он не двинулся с места, лишь покорно ждал, и всё это было так легко и бессмысленно одновременно. Что и взбесило наследницу, которая оголтело воскликнула: — я сказала — прекрати! Бэкхён тут же распахнул глаза и изменился в лице. Он несколько раз с силой проморгался, но картинка не менялась, и Бён решил, что окончательно сошёл с ума или же просто умер, ведь от пожарного дымка, что неполностью заполонил комнату, неспешно переходя к стеллажам с плащами и позолоченными кубками, за девичьей спиной образовалась расплывчатая фигура. Всё, что оставалось Бёну — это беспомощно наблюдать за тем, как над его женой возвысилось нечто или же некто, несомненно имеющий свои определённые намерения. Юра совершенно не замечала перемены в выражении напротив, поэтому презрительно выплюнула, покрепче сжав рукоять пистолета. — Последние слова? — озадаченный Бэкхён опустил на девушку вдумчивый взгляд и, спустя пару мгновений, тихо произнёс. — Я хочу развестись. Девушка опешила, но успела нажать на курок. Ничего. В барабане больше не осталось пуль, потому ружьё бессмысленно щёлкало, никак не воспроизводя выстрел. Всё было кончено. Чужие руки сомкнулись вокруг девичьей шеи, пистолет громко столкнулся с полом, откатившись на пару метров. Не веря собственным глазам, Юра глядела в лицо собственной смерти, что сдавливала горло, лишая возможности дышать, хоть та сопротивлялась и горько плакала. Блондин не собирался помогать и всего лишь наблюдал, как его жена натужно хрипела и закатывала покрасневшие глаза, глядя на него зарёванным, испуганным взором. — Бэкхён… Бэкхён! Нет… нет… Пожалуйста! — спустя всего пару мгновений кислород перестал поступать вовсе, и невеста испустила свои последние вздохи и хрипы. Голова безжизненно скатилась на бок, как и тело больше не двигалось в предсмертных конвульсиях. Бён смиренно одарил умершую ничего не выражающим взором и медленно взглянул на Чанёля, который только что задушил свою сестру. Затем картинка перед ним поплыла, и юноша схватился за голову, сцепив зубы и неприязненно морщась. Когда он проморгался, перед ним не было Чанёля. Дымка от пожара образовала дух в лице злополучного Господина Пак Чхвесона — собственной персоной. Мужчина кивнул ему и вдруг проговорил отдалённым басом: — Поздравляю. Ты дожил до рассвета, Бён Бэкхён. В этой игре ты остался победителем. Блондину почудилось, что дух насмехается над ним, поэтому он невесело усмехнулся и оглядел лежащие повсюду тела в унынии, ощущая лишь одну сплошную пустоту, сдавившую сердце в грудине. Молчание затянулось, поэтому юноша перевёл взгляд на духа и тихо вздохнул. — Ненавижу прятки. На удивление мужчина перед ним расхохотался низко и всё столь же отдалённо, он воззрился на младшего с неким уважением на дне дымчатых зрачков. — За твою победу тебе полагается награда. — Пробасил Господин Чхвесон и взмахнул увесистой рукой, немного рассеяв дым справа от себя. — Одно желание. — Чанёль. — Одними губами прошептал Бён, совсем не задумавшись. Он уверенно взглянул на духа и твёрдо произнёс. — Верните Пак Чанёля к жизни. Вот моё желание. Тот смерил непоколебимого юношу изучающим взглядом и поджал губы в раздумье. — Ты ведь знаешь, — сурово начал Господин Чхвесон, испытующе вглядываясь в недрогнувшее лицо перед собой. Его голос звучал ещё более устрашающе в своей бескомпромиссности. — Они все должны умереть. Бэкхён слабо выдохнул, но не отступался от своего, что всем своим видом показывал духу. Тот выгнул густую бровь. — Ты ведь понимаешь, что выйдешь отсюда будучи единственным обладателем большей части акций компании. — Подал голос мужчина, не отрываясь от младшего ни на один секундный миг. — А если Пак Чанёль выживет, то все деньги перейдут ему. — Мне плевать, — отрезал блондин и сжал кулаки, представляя в голове любимое лицо, которое широко улыбалось ему и приносило то малое счастье в безрадостную жизнь, что ждала его за окном, где тяжёлые тучи расступились перед яркими лучами утреннего света, расчищая небо от непогоды, что сгустилась над крышей проклятого дворца. Бэкхён не собирался сдаваться. Ради того самого единственного, без которого он был не в силах представить своё дальнейшее будущее. Поэтому он непреклонно поднял голову. — Можете забрать мою жизнь. В обмен на жизнь Чанёля. Дух явно не ожидал подобного заявления. Несколько долгих, бесконечных минут мужчина помалкивал, в то время как пожар охватил всю правую сторону помещения, перебираясь в другие комнаты: вниз, наверх и дальше, постепенно охватывая весь фамильный дворец вместе с его потаенными загадками. Никогда ещё никто на его памяти не менял бессменные богатства на… любовь. Никто из его чёртовой семейки, ни одно поколение. Это казалось немыслимым, но вот перед ним явственное подтверждение, что подобное возможно. Это вызывало внутри некое блаженство. Не все в этом прогнившем, черством мире ценили только деньги. Были и те, кто готов обменять собственную жизнь за любимого человека. Чудеса. В конце концов, Господин Чхвесон вновь взмахнул рукой в небрежном жесте и пробасил одну фразу перед тем, как навсегда исчезнуть, а Бёна, у которого кольнуло в груди, погрузило в неизбежную тьму. — Как пожелаешь. *** Открыв глаза по причине скользящих по лицу тёплых солнечных лучей, Бэкхёну требуется несколько мгновений, дабы медленно сморгнуть нависшую над ним дремоту, а затем блаженно потянуться в мягкой постели. Сегодня погода греет на удивление, невзирая на бодрое и активное царствование осени в самом разгаре, что весьма приятно сглаживает их совместный выходной, который они ждали столь долго. Так бы и продолжив лениво потягиваться, вероятно, он бы даже вновь впал в объятия сладостных сновидений, вот только щелкнувший звук открывшейся двери приободрил оставить веки распахнутыми, а прогнувшийся матрас вызвал сонную улыбку. Чанёль медленно устраивает две чашки на прикроватной тумбе, а затем протягивает руку, нежно касаясь трепетной кожи, что мигом покрылась наглядными мурашками. — Актёр из тебя сносный, — тёплая ухмылка касается пухлых губ. Бэкхён вновь потягивается и чуть разворачивается, чтобы заспанно взглянуть в глаза любимому. — Я так устал, — скулит юноша и прикрывает лицо в сгибе локтя, давя вредный зевок. За ним следует тихий смешок, затем мягкое поглаживание по оголённому животу. — Тогда свежезаваренный кофе как раз кстати. Еле удержавшись от того, чтобы не простонать от досады, Бэкхён чуть приспускает руку и одним глазом даёт понять, как же его распирает желание не вставать и просто хорошенько поваляться в постели. Разве он многого просит? — Тот гений, сказавший однажды, что кофе бодрит — кретин до мозга костей. — Возможно, — отзывается Чанёль, не прекращая ласковые поглаживания, чтобы затем сомкнуть пальцы вокруг тонкого запястья и уверенно потянуть недовольного парня верх, пока тот не принимает сидячее положение. — Выпей. Он протягивает любимому дымящуюся чашку, которую тот нехотя обхватывает и послушно делает несколько освежающих глотков. Действительно, бодрит, чёрт бы его побрал. В медлительной тишине проходит несколько блаженных минут, которыми они наслаждаются в обществе друг друга. Подобные моменты ценятся гораздо сильнее, ведь они столь редки в их обыденной повседневности. Вскоре чашки были отставлены в сторону, а тишина разнообразилась незатейливым разговором. Единогласно условившись поваляться ещё совсем немного, Чанёль укладывает голову младшего на своё плечо. Они продолжают тихо переговариваться, тем временем, рассматривая их переплетённые друг с другом пальцы, образующие своеобразный замок. Красиво. Никто бы не смог точно утвердить, когда же разговор перетёк в медленные, томные поцелуи, а ласковые поглаживания в откровенные касания. Вот теперь Чанёль нависает над любимым, тогда как Бэкхён зарывается пальцами в непослушных волосах и порывисто оттягивает, как нравится мужчине, вырывая низкий, гортанный стон. Поцелуи становятся всё горячее и интенсивнее, предательского воздуха катастрофически не хватает, но им не привыкать. Им нравилось дышать друг другом гораздо больше. Бэкхён тянет его ещё ближе, ещё теснее, не в силах отпустить, желая раствориться полностью. Он не умеет сдерживать своего предвкушения, потому льнёт сильнее, ублажая шею мужчины губами, покрывая метками желанную кожу. Впивается зубами, чтобы вновь покрыть водопадом поцелуев. Бэкхён вздыхает и стонет, когда ощущает крепкую хватку, как большая ладонь сжимает его бедро достаточно сильно, дабы подтвердить своё влияние над любимым телом. Прогнувшись в позвоночнике и прижимаясь ещё, юноша видит, как мутнеет взгляд, млеет от нежного шёпота на ухо, двигается под распалённый темп. Сам Чанёль теряет рассудок от горячей тесноты внутри и сминает приоткрытые губы в жарком, властном поцелуе. Он оттягивает нижнюю губу зубами и загипнотизировано следит, как та наливается кровью. — Чанёль, пожалуйста, — бездумно шепчет Бэкхён, уверенно держась за мужчину. Их темп настолько тягуч, страстный, каковой и является их любовь. Они подаются навстречу, двигаются в унисон, срывают стоны с родных уст. Сплетаются языками, обмениваются жарким дыханием. Шепчут сладостные признания, которым верят оба. И не смеют сомневаться. Последнее «я люблю тебя» теряется в вздохах ближе к завершению. Они взаимно доводят друг друга до кульминации, отрываясь от реальности на неопределённое время друг с другом. Вскоре они переплетаются ногами и руками, запутавшись в простыне, но их эта малость совсем не беспокоила. Бэкхён уютно укладывает голову на широком плече и оставляет один из многих поцелуев на коже. — И тебя с добрым утром. Чанёль смеётся и гладит любимого по гладким волосам. Веки вновь наливаются свинцом, его сморила благоприятная атмосфера. Понаблюдав за провалившимся в сон юношей несколько длительных мгновений, Бэкхён даже не собирается убирать невольную улыбку. Он только сильнее обвивает рукой тело старшего в защитном жесте и мягко прижимается к груди. В то место, где спокойно бьётся ласковое, живое сердце его любимого. *** Бэкхён очнулся практически сразу и сразу закашлялся. Он непонимающе повертел головой и ужаснулся от того, что помещение охватил яростный пожар, жадно глотающий каждый метр комнаты и застывшие тела вокруг. Глаза защипало, но уже по иной причине, нежели от едкого дыма. Бэкхён ошарашенно уставился на живого мужчину, который старался приподнять и оттащить подальше от развернувшегося пламени. — Чанёль… ты жив. — Облегчённый, неверующий вздох слетел с губ, но это действительно всё было взаправду — не иначе как чудо! — Ты упал в обморок. — Старший хмурился и тяжело вдыхал из-за едкого дыма, вцепившись в пиджак блондина, который тут же схватился за мужчину ледяными пальцами. — Давай, держись за меня. Надо убираться отсюда. Спешно поднимаясь на негнущиеся ноги, юноша пошатнулся и непременно закрыл половину лица в сгибе локтя. Они вместе пробирались до выхода из помещения. Думать, радоваться или же плакать не оставалось времени. Густой дым обволакивал всё кругом и вызывал неудержимый кашель, а также слепил слизистую оболочку глаз, отчего Бён чувствовал сильное головокружение. Ему казалось, что он может рухнуть прямо здесь, вот только выход был поблизости, оставалось совсем чуть-чуть. Проходя мимо резной полки в одном из лабиринтов коридоров, но точно понимая, куда им следовать далее, юноша заприметил потрёпанную пачку сигарет вместе с зажигалкой, которые припрятал в кармане пиджака, повинуясь секундному порыву. Чанёль не отреагировал, а потянул младшего дальше по коридору. Они были уже очень близко, поэтому следовало поспешить. Весь этот пережитый кошмар яркими картинками мелькал перед глазами, и Бэкхён смирялся с тем, что унесёт с собой весь тот груз и багаж, что эта дьявольская свита повесила на его плечи. И одно он осознавал без всякого сомнения — он никогда не простит. Им всем дорога в ад. Пожар уже добирался до главного входа, поэтому Бэкхён, держась за перекинутую через плечи руку мужчины, заторопился покинуть это чистилище — туда, где их встретил долгожданный свежий воздух и не менее долгожданная свобода. Опустив шатена на нижние мраморные ступеньки крыльца на среднем пролёте, Бэкхён осмотрел его ранение. — Я не понимаю. Как ты… — Она попала в левую часть, — прохрипел Чанёль и болезненно поморщился, указывая на грудь. Место выстрела было перетянуто оторванной от штор тканью, но не слишком надёжно. Перетянув самодельный бинт и затянув потуже, Бён безрадостно признал. — Я думал, ты умер. У тебя на груди было столько крови. — Он почувствовал, как чужие пальцы приподняли его лицо за подбородок и послушно посмотрел на старшего, который нежно улыбнулся ему. — Всё закончилось. Этого кошмара больше нет. — Накрыв руку мужчины своей, Бэкхён приподнял уголки губ в ответ и медленно поднялся. Прикрыв тяжёлые веки, юноша поглубже втянул такой приятный, утренний воздух, наслаждаясь тем, что просто сумел выжить. Снова обратив внимание на Чанёля, он переживал, как бы тот не оказался галлюцинацией, но нет — Пак степенно приходил в себя и принялся глядеть по сторонам. Мужчина взглянул на двор, на припаркованное авто. Обернулся и расценил масштабы пожара, охватившего дом, в котором он вырос и который всем сердцем ненавидел. Затем осознанно взглянул на подсевшего рядом Бёна, который выудил из кармана пачку сигарет и достал одну единственную там залежавшуюся. Чиркнув зажигалкой, Бэкхён блаженно прикурил, глубоко затянувшись, удерживая основание двумя окровавленными пальцами. Свою перебинтованную руку он опустил на разведённые колени, согнувшись в спине и пустой взгляд устремляя вдаль. Чанёль недолго обдумывал нечто одному ему известное, а затем потянулся к сигарете в чужих пальцах и мягко забрал, чтобы также вдохнуть никотиновый дым, засевший в самих лёгких. Таким образом, выкуривая одну сигарету на двоих, мужчины глядели вперёд. — Перед тем, как очнуться. Ты назвал имя Пак Чхвесона. — Пронзительный взор исподтишка. — Мне стоит спрашивать? — поинтересовался он, возвращая выкуренную до середины сигарету Бёну. Тот небрежно повёл плечом. — Не стоит, — отозвался блондин, и Чанёль не стал. Спустя несколько минут, послышались всё приближающиеся звуки сирен, а вдалеке показалась орда машин из пожарных, полицейских и даже мини-фургончиков репортёров. На это Бэкхён озадаченно выгнул бровь и воззрился на старшего заинтересованно, передавая тому сигарету. — Откуда столько? Глубоко затягиваясь, мужчина выдохнул густой дым и слабо усмехнулся. — Моя бывшая жена, — подчеркнул шатен и тихо продолжил, — перед своим побегом забрала кое какие документы с доказательствами нелегальных денежных махинаций моей семьи. А также с намёком на всё то зверство, что творилось из поколения в поколение. Доказательство этому они найдут уже внутри дома и в сарае. — Закончил Пак и вернул сигарету юноше, губы которого тронула такая же лёгкая усмешка. — Так значит, всё? — просто вопросил Бэкхён и выбросил окурок в сторону, расслабленно выдыхая. — Всё. — Ответил ему Чанёль и нашёл ладонью руку блондина, которую любовно сжал пальцами, когда тот провернул ладонь и переплёл их пальцы вместе. Пара застыла в этом умиротворённом положении, дожидаясь целый наряд из прислужников закона, который к рассвету добрался до семейного дворца на отшибе, как раз после того, как Айрин навсегда покинула эти стены и, как и обещала, никогда не вернулась обратно. Густой, обширный дым возвышался над дворцом, достигая пушистых облаков высоко в небе, расцветшего ясной голубизной незыблемого, раннего утра, навечно хороня ту ночь, которая безвозвратно забрала слишком много жизней. Но благодаря которой переродилось и освободилось несколько новых. И теперь впереди их ждала только светлая дорога в мирное будущее.