Ready or not

Дорогостоящие настольные часы стремительно полетели в стену, с треском разбиваясь на мелкие осколки, окропившие пол. Чжиён тяжело дышал, его грудь быстро вздымалась, а из ушей чуть ли не валил густой пар — настолько он был разъярен. Михё опасливо поджала губы — зря она решилась рассказать мужу о предательстве сына. — Этот ублюдок, — прорычал глава. Остальные члены семьи разумно помалкивали, стараясь не попасть под горячую руку. Все были шокированы поступком со стороны Чанёля, которого привыкли не воспринимать всерьёз — типичный пьянчуга, транжирящий деньги богатенькой родословной, вот кто мог ожидать от него подобного? — Увижу — придушу собственными руками. — Без тени сомнений пообещал Чжиён. — Дорогой, он просто запутался, — вступилась за сына Михё. Она мягко погладила мужа по плечу. Тот довольно грубо отдёрнулся от жены, метнув в неё взгляд, полный праведного гнева. — Я рассказала тебе не для того, чтобы ты злился и делал поспешные выводы. Его нужно вразумить… — Запереть его нужно, вот что! — ударил со всего размаху по столу Пак. Хёсоп неестественно сжался, Суён тоненько вскрикнула. Госпожа Мэй застыла каменным изваянием, однако побледневшие пальцы слишком сильно сомкнулись вокруг узорчатой рукояти. Михё устало глядела на мужа, что злостно продолжал. — Нам стоило давно сослать мерзавца в лечебницу! Всяко лучше, чем помогать ничтожному козлу. — Не говори так, — напряженным голосом сказала Михё, — Чанёль не виноват в том, что его психика пошатана с детства. Ты знаешь, как ему не сладко пришлось после той ночи. Ему было всего восемь! — Да, — оскалился Чжиён, безумными глазами уставившись на жену, что невольно отшатнулась. Таким рассвирепевшим она своего супруга не видела никогда, — он убил человека. Велико событие. — Всего этого не было бы, если бы не твоя полоумная семья! — сорванный возглас слетел с губ Михё. Глава семьи ошарашенно развернулся к женщине с видом, будто он ослышался. Это отразилось в его последующих словах. — Повтори. Что ты сказала? В помещении образовалось тягучее молчание. Каждый присутствующий в буквальном смысле задержал дыхание, дабы не попасться на пути разъяренному зверю, что был вполне способен загрызть без суда и следствия, лишь капли багровой крови останутся на острых клыках. Мужчина наступал на свою супругу без всякого доброго намерения, остервенелым взором одаривая женщину. — Я сказал тебе повторить. — Прогремел низкий голос Чжиёна, словно гром среди ясного неба. Михё не собиралась отступать, хоть и не могла сокрыть явственного страха, мелькающего в самих зрачках. Деревянный лук скатился с женского плеча на пол, но всё из-за того, что женщина выудила из-под пышного подола припрятанный револьвер. Она была готова к этому выстрелу. — Чжиён. Всю жизнь я отдавала тебе и нашим детям всю себя. Несмотря на всё презрение, что я получала. Все обиды, нелестные отзывы в мой адрес со стороны твоих родственников, — она бросила секундный взгляд на тихо наблюдающую за всем госпожу, — невзирая ни на что. Я думала, что свыкнусь со всем, — руки неистово дрожали за спиной, указательный палец цеплялся за слабый курок. Одно нажатие, и этому кошмару конец. Так почему столь тяжело решиться? — Я действительно любила тебя. И люблю до сих пор. — Женщина смотрела в глаза мужу, что не выражал ни единой эмоции. Лишь ждал окончания этой речи. — Но ты никогда не испытывал ко мне того же. Ты был готов пожертвовать мной. Ведь так? — Я сказал тебе повторить, что ты промямлила до этого, Михё. — Рявкнул рассерженный мужчина. — Она сказала, что твоя семья испоганила маме жизнь. Ты разве не понял? Все взгляды членов семьи уставились в сторону дверей, через которые в комнату вошёл нахмуренный шатен. Мужчина тихо переступил порог и вцепился в отца непоколебимым взором, словно невидимая дуэль — бой без правил, где победителем выйдет лишь один, предварительно истязав оппонента до полусмерти на потеху публике. Чанёль практически встал между родителями, загородив мать своей широкой спиной, за которой женщина смогла облегченно выдохнуть. Её сын рядом с ней, и отец её детей не сможет навредить им. Уж она ему не позволит. Пальцы сомкнулись на стволе заряженного огнестрела с большей силой. Чжиён с неведомым трудом удержал в себе гневное рычание, будто дикий зверь долгие, голодные ночи выслеживал свою драгоценную жертву — изящную лань, дабы ублажить внутренние потребности и насытиться кровавым куском теплого, свежего мяса, не оставив ни кусочка сородичам, однако в момент, когда столь желаемая добыча оказалась почти в его лапах с острыми когтями, готовые разорвать на части, на пути встал излишне равный соперник, мешающий его планам. Несмотря на то, что силы равны, хищный зверь растерял все последние остатки своей мощи и вынужден отступить, с недовольством скрываясь в густых зарослях опасного леса. Мяса ему сегодня не видать. Таковым глава семьи предстал перед невольными зрителями. Он с неприязнью сузил пытливые глаза, обрамленные ручейками морщин. — Отойди, щенок, — предупредил Чжиён. Чанёлю было жаль отца. Он совсем не испытывал злости или огорчения по отношению к нему. За все годы жизни шатен успел привыкнуть к устоям, нерушимо возросшиеся бетонными столбами в Колизее элитной родословной. Мужчина успел простить, возненавидеть, снова простить и ненавидеть с неистовой мощностью. Пока в один день не пришло осознание, что с него просто хватит. Устаёшь бесконечно пропускать через себя лишь одни негативные эмоции. Потому Пак готов был простить, но с одним стальным условием. Которое незамедлительно слетело с губ уверенным тоном в голосе, не требующим обсуждений. — Пора прекращать, отец. Где-то в глубине себя ты сам понимаешь, что всё это — полнейшая чушь. Мы не обязаны поступать именно так, как изначально наставили нас предки. Времена меняются. Даже если ты привык думать иначе с пелёнок. — Если ты намерился поучать меня… — вскипятился седовласый мужчина, на что младший спокойно покачал головой. — Я лишь хочу окончить не только чужие страдания, но и наши собственные. Это касается всех нас, — шатен обвёл ладонью каждого находящегося в комнате, что с ошеломлением и легким испугом наблюдали за развернувшейся сценой. Никто не пытался вмешаться. — Да, возможно, тогда приношение жертв и проведение ритуалов являлись чем-то обыденным, даже поощряющим. Но человечество на то и движется вперёд, чтобы пережить свои ошибки и верования и оставить всё это позади с выученным уроком. — Люди никогда не учатся на своих ошибках, — иронично усмехнулся Чжиён. Он слегка облокотился вытянутой рукой о ближайшую тумбу, чувствуя, как тяжело стало дышать. Воздух будто накалился и не поступал в дыхательные каналы, между тем, напротив, как будто этот самый задымленный воздух бесконечно качали в лёгкие без перерывов. Голова закружилась, сознание плыло. Глаза застилала тонкая плёнка. — Не смей недооценивать старые традиции. Ты ещё не дорос, чтобы… — выдавил он. — Знаешь, пап. Мне кажется, что единственным ребёнком, не способным мыслить трезво, являешься ты сам. — Пресек его Чанёль. Он показательно снял с плеча тяжелую винтовую и облокотил её о ближайшую стену около дверей, после чего озабоченно взглянул на Михё. Та лишь кивнула, молчаливо высказывая своё одобрение. Мужчина вновь повернулся к ослабевшему отцу. — Я собираюсь выпустить его. Бэкхён не заслуживает всего того, что мы с ним собираемся сделать. Он с самого начала не заслуживал этого кошмара. Не сказав ни слова боле, шатен выжидательно глядел в лицо тяжело дышащего главы, а после расценил реакцию каждого родственника, осматривая чужие волнительные лица. Было видно, как они боролись морально, возможно, задавали себе — впервые в жизни — многозначительные вопросы, один из которых был: а действительно ли мы делаем всё верно? Согласно кивнув самому себе, Чанёль направляется на выход из помещения. В этот самое мгновение застывший Чжиён внезапно метнулся к сыну, что не успел среагировать, атаковав со спины. Все остальные инстинктивно вздрогнули и порывисто сделали шаг навстречу, в то время как глава крепко скомкал одежду младшего и что есть мочи развернул к себе, с треском впечатав в стену. Несколько картин слетело прямиком на пол, упав хозяевам замка в ноги, но никто этого не заметил. Все взгляды были устремлены точно на развернувшееся действо. Михё попыталась успокоить мужчин, но её демонстративно прихватила за локоть госпожа Мэй. Женщина с ярким беспокойством и непониманием со смесью раздражения одарила госпожу молниеносным взглядом, но последняя не обратила на ту никакого внимания. Всё её существо было растворено между противостоянием отца и сына. Она без слов дала понять, что никто не должен вставать меж ними и мешаться. Как бы Михё не хотелось ослушаться, она не могла. Женщина беспрекословно застыла, вцепившись в сына волнительным взором. Её материнские инстинкты били тревогу, разворачивая неистовый буран в душе беспокойной матери. Пусть только попробует сделать её ребёнку больно… Тем временем, Чжиён болезненно стискивал воротник младшего в онемевши крепкой хватке, что бледно-синие вены выступили вдоль основания морщинистых пальцев. Чанёль неприятно поморщился и просто взглянул обезумевшему отцу в лицо. Два пылающих огня встретились в неистовом костре пестреющей бури на закате. Младший не пытался оттеснить от себя чужую хватку, лишь с открытым безразличием смирял главу, что подбрасывало дров в гнев мужчины. Он с остервенеем вскричал сыну в лицо, выплескивая слюну в разные стороны. — Ты думаешь, мы здесь в игры играем?! Шатен на это лишь усмехнулся и весело покачал головой. — Да, отец. В прятки. Седовласый с разъяренным рыком порывался было врезать надоевшему мальцу, вставшему поперек горла. Он занёс кулак на сына, однако не успел предпринять что-либо, так как со стороны раздался требовательный голос. — Отпусти его, Чжиён. Живо. Повернувшись, мужчина обомлел. Михё решительно держала перед собой двумя ладонями, не стянутые дрожью, щёлкнувший ствол, дуло которого направлено точно на собственного мужа. В какой-то момент последний испытал огромную волну страха, накатившую с лихвой по самую макушку. В таком амплуа он не заставал жену за все годы брака. — Тебе повторить?! — надавила женщина. — Михё. Не глупи, — выдавил из перетянутого напряжением горла, в котором застрял мохнатый комок перемешанных эмоций. Женщина в очередной раз показательно перезарядила оружие, не опустив рук. — Я сказала. Отпусти его. Нехотя, но мужчина послушался. Он нецензурно отошел от шатена, чтобы добраться до нетронутого бурбона в одном из зеркальных шкафчиков, после чего без лишних сомнений приложился к горлышку. Не сдержавшийся Хёсоп разбавил атмосферу негромким смешком, будучи рад, что нелицеприятная сцена долгожданно подошла к завершению. — Ого, видимо, алкоголизм у вас семейное. — Ты тоже наш родственник, болван, — прикрикнула госпожа Мэй. Суён провела ладонью по лицу и устало вздохнула. Эта ночь выдалась изможденно долгой. Чанёль поправлял свой воротник и повернулся к матери. Он проговорил еле слышимое «спасибо, мам». Та в ответ лишь слабо улыбнулась, всё ещё удерживая пистолет онемевшими пальцами. Шатен успел только выдохнуть, как раздался оглушающий выстрел. Уши резко заложило, из угла комнаты послышался тоненький вскрик. Он почувствовал сильный удар, отдавшийся в висках и где-то в самой глубине, как будто из него с силой выбили весь воздух. Тусклый мир померк окончательно. *** Пошатываясь из стороны в сторону, дворецкий опирался о ближайшую вертикальную поверхность, коей оказалась шершавая стенка в коридоре, и прикрывал обожженную часть пострадавшего лица, сквозь зубы покрывая несносного мальца грубыми матершинными, развивая глубоко внутри несоизмеримое желание скорейшей мести. Чондо добрался до выхода из коридора, согнувшись в спине и с трудом ковыляя до грузоподъемника. Вначале ему показалось, что из-за полученной травмы у него помутнение рассудка, что не было далёким от истины. Вот только когда носок отполированной туфли послал волну по распространившейся багровой луже на полу, заполнившую коридор вокруг, Чондо медленно поднял взгляд и тяжко вздохнул. Перед ним предстало окровавленное тело бывшей служанки-танцовщицы: её тело высовывалось из плотно сжатой дверцы служебного лифта, безжизненные зрачки впали за темные веки, посеревшие белки смотрели в потолок, навек закатившиеся. С неё сгустками лилась жгучая кровавая жижа, заливая собою весь пол. Весь рот был покрыт кровавыми разводами, а в луже отражалось слабое свечение настенных бра словно в неказистом озерце точно в середине фамильного дворца, что вполне походило на ядро этого проклятого места, в котором вовсю царили хаос, боль вперемешку с людскими страданиями и неприкрытым лицемерием. Звучно выругавшись сквозь стиснутые зубы, дворецкий обошёл разошедшуюся по полу лужу чужой крови и принялся с озабоченностью оглядывать, как и оценивать масштабы того, сколько ему придётся вычищать пространство. К тому же, следовало спуститься в подвальные прачечные, дабы выудить из грузоподъёмника вторую половину туловища несчастной служанки. — Невезучая блядь, — смиренно произнёс мужчина с красноречиво обожжённым лицом и утвердительно кивнул самому себе. Пора приниматься за работу. Он уже развернулся с целью добраться до кладовой и выудить оттуда все необходимые предметы для уборки, как тут его внимание привлёк отдаленный выстрел, прозвучавший из самой глубины замка. Рефлекторно нахмурившись, Чхве заспешил в ту сторону, чтобы убедиться, как дела у его хозяев, и даже практически прошёл мимо спальни, в которой отсыпались вредные детишки наркозависимой приглашённой четы супругов. Вот только в постели оказался всего один, мирно себе посапывающий под пушистым одеялом, тогда как второе на соседней кровати было небрежно откинуто и свисало к самому полу. Чертыхнувшись про себя, дабы не разбудить второго горе-ребёнка, мужчина оглядел всю гостевую, заглянул в каждый угол, что являлось абсолютно бессмысленным делом, однако стоило попытаться — старший спиногрыз очевидно отправился на поиски приключений, причём довольно давно. Да что на уме у этой бесполезной прислуги, черти бы их драли?! Взгляд зацепился за широкое окно, сейчас немного выглядывающее из-за неплотно зашторенных, дорогущих штор, состоящих из бархатного кашемира. Повинуясь внутренним инстинктам, Чхве одёргивает ткань и осматривает покрытый тьмой задний двор, пестрящий густой зеленью и декоративными статуями известного итальянского скульптора Амедео Модильяни, выкупленными на аукционе. Уличные фонари нечётко освещали округу, и дворецкий уже было решительно намеревался отойти от окна, легко пожав плечами, однако его внимание привлекло движение сбоку. На губах расцвел пугающий оскал, а руки зачесались в предвкушении возвращения необходимого должка за его покореженный вид. Он не сомневался, что хозяева отблагодарят верного слугу за его неоценимый труд после. *** Слабый ветерок проникал в гостиную через приоткрытое панорамное окно на первом этаже фамильного дворца, трепля шелковые занавески. Звучно перелистнув пожелтевшую страницу, Чанёль сосредоточенно сводит брови к переносице, не обращая внимания ни на кого вокруг. Казалось, мысли мужчины порхали далеко от реального мира, потому он резко дёрнулся в тот момент, как чужие руки неожиданно легли ему на плечи. Он чуть поворачивает голову, опуская книгу на колени, и хмурится ещё сильнее, высказывая своё недовольство. — Может, ты ещё пощёчиной привлечёшь моё внимание? — выгибает бровь и глядит пристально. — Только с твоего позволения, братик, — смеётся брюнетка и легко треплет брата за щёки. Тот раздражённо отмахивается от тонких пальцев сестры и вовсе выпрямляется, когда Юра обходит бархатное кресло, на котором обосновался мужчина. Она садится напротив, блаженно расположившись на дорогом диване с заказными подушками, подтянув одну к себе и уложив на подол бордовой юбки до щиколоток. Брюнетка смотрит внимательно, будто изучает состояние мужчины, а, может быть, пытается телепатически донести некую мысль. Чанёлю довольно скоро надоедает играть в молчанку, и он устало вздыхает, устраиваясь поудобнее, и призывает сестру не тянуть. — Что у тебя? Та несдержанно искажает красивые губы в усмешке и подпирает голову рукой, с интересом глядя на брюнета. Тот всё ещё терпеливо ждёт. — Скажи, Чанёр-а, — протянула она и выждала ещё секунду перед долгожданным вопросом, — у ведь кто-то появился, так? На удивление мужчина сохранил маску равнодушия и с трудом удержался, дабы не закатить глаза. Этого ему ещё не хватало. Вначале мать с её не сокрытой любознательностью за ежедневным семейным ужин, теперь Юра принимает эстафету. Женщины в их доме сговорились? — Нет, Юра. С чего ты взяла? — скучающе ответил Чанёль. — Не будь глупцом, братец. — Хмыкнула девушка, всезнающе улыбаясь, — в последнее время, ты реже обращаешься в привычной манере грубого мудака. Это уже о многом говорит. Задерживаешься на работе, пропускаешь семейные собрания каждый уикенд. Даже стал меньше цапаться с отцом, да и настроение играет. Не поделишься? Саркастично хмыкнув, Пак чуть ли не крутит пальцем у виска, искренне недоумевая, с чего подобные догадки. Ну, прекратил он вести себя, как конченный мудила — теперь его сватать с кем надоумит? Мужчина многозначительно воззрился на сестру и негромко вздохнул, незамысловато пожав плечами. Ему совсем не хотелось продолжать вести развернувшийся диалог дальше, поэтому он решительно отрезал, опуская взгляд на старинную книгу в руках, на которую наткнулся, бесцельно бродя по фамильной библиотечной сокровищнице во время очередного визита в замок семьи Пак. — Не суй нос не в своё дело, сестричка. Прозвучавший ответ совсем не пришёлся по душе недовольной девушке. Она сузила потемневшие глаза, плотно сжав подкрашенные, утончённые губы, однако справилась с бушующим порывом глубоко внутри себя, утихомирив чертей в голове. Одарив братца лёгким смешком, Юра поднялась со своего места и направилась к двери, на ходу бросая красноречивую реплику, после чего дверь за ней негромко захлопнулась, оставив напрягшегося Пака в давящей тишине вместе с его тайнами и беспокойством. — Рано или поздно все секреты раскроются, братик. *** Помещение наполнилось едким запахом после оглушительного выстрела, в то время как члены богатейшей семьи парализовано замерли, широко раскрытыми глазами следя за тем, как тело некогда живой женщины грузно валится на дорогостоящий зебрано, испустив самый последний вздох из всех. Чанёль не выдержал и столь же грузно свалился на колени, руки мужчины также безжизненно повисли вдоль тела, а опустошённый разум никак не мог отфильтровать произошедшее, пока посеревший взгляд неотрывно вцепился в мёртвое тело человека, которого он непередаваемо любил и почитал на протяжении всей сознательной жизни. — Мама… — беззвучно прошептали пересохшие губы, отчего нечто острое кольнуло где-то в районе виска, и он машинально поморщился. Нижнее веко наполнилось не пролившимся потоком слёз, когда охваченный неверием и горем одновременно Пак подполз к одному из немногих самых родных существ во всём этом грёбанном мире. Под распластанным телом принялось растекаться густое болото вязкой крови, что незамедлительно окрасило брендовые брюки в выразительные алые пятна. Подрагивающими ладонями перенимая женщину к себе, Чанёль ощутил, как нечто значительное умерло в нём вместе с остановившимся сердцем матери в один невозвратный момент. И тёмные зрачки, навсегда застывшие, некогда любящие, смотрящие на него со всей теплотой, теперь уже глядящие в недосягаемую пустоту он запомнит на всю оставшуюся жизнь до самой кончины. Почти все присутствующие взирали на развернувшуюся сцену, не в силах сотворить хоть что-нибудь, каждый из них застыл в пространстве и времени, не соображая, как им следовало реагировать. Этой ночью действительно всё пошло не так, как предполагалось изначально. Потому члены семейства Пак лишь с некоей беспомощностью перевели взгляд на вошедшую в комнату невесту в ослепительно белом платье, так неестественно сжимавшую использованный ранее пистолет, дабы спустить курок на близкого человека. — Юра-я… — потерянно прошептал имя дочки Чжиён, во все глаза и с неприкрытым ужасом уставившись на младшую. По его лицу скатывался хладной пот, он также до сих пор не мог проанализировать весь тот сюр, что предстал перед ними. — Что же ты наделала? Брюнетка даже не повернулась к родному отцу, лишь безучастно смиряла мёртвое тело на руках старшего брата, сжав огнестрел покрепче жёсткой хваткой. Её голос прорезал густую дымку тишины из невысказанного осуждения вперемешку с явственным страхом со стороны придурковатых родственничков. — Спасала тебя, отец. — Ни грамма жалости, либо сочувствия к тому, что она совершила собственными руками. Вскидывая голову, Чанёль не сдерживал мучительной ненависти по отношению к некогда близкому человеку, который умер для него точно также, как и их мать минутами ранее. И с каждой секундой в нём разгорался неистовый порыв метнуться и придушить эту бесчувственную тварь, что когда-то являлась его сестрой. Невеста не обращала никакого внимания на братца, она возвела нечитаемые зрачки на всех присутствующих, неприязненно оглядывая каждого, будто они лично перешли дорогу самому дьяволу, который отражался на лице младшей наследницы Пак. — Вы все кучка бесполезного мусора, которые ни дня неспособны прожить без чьей-либо помощи и подтирания ваших грязных задниц. Вам была выдана одна простая задача, но даже с ней вы не справились. Вы просто долбанные, несостоявшиеся кретины, — зло выплюнула девушка. Каждое её слово было пропитано нескрываемой желчью и презрением ко всем находящимся в комнате. — И что вы застыли, неудачники? Неужели вы подумываете сложить ручки и позволить моему жениху просто сбежать, пока сами будете вовсю нанюхиваться и играть в паршивый гольф? Повисло тяжёлое молчание, никто не решался нарушить повисшую тишину, потупив глаза в пол под ногами. Все члены семьи обдумывали одну очевидную истину, что так и вертелась на языке, поэтому удивительно, что первым её озвучил слабохарактерный Хёсоп, явственно потряхивая всем пухлым телом, он блестевшими глазами испуганно посмотрел на Юру. — Но что если… — несдержанно сглатывая, мужчина метнул перепуганный взгляд на зажатый в тонких пальцах в перчатке ствол невесты, но всё же продолжил мысль, — что если это проклятье не правда? Вдруг мы и вправду не умрём на рассвете, если не прибьём мальчишку? Смерив тут же потупившего взор мужа кузины пристальным взглядом, Юра развела руками в стороны, отчего почти все присутствующие рефлекторно вздрогнули. — И что с того? Думаете, он никому не расскажет, что творилось этой ночью в нашем поместье? Поверьте, уже через полтора часа сюда заявится кучка полицейских вместе с репортёрами, которые не оставят от нашей земли ни следа, а нас всех засадят за решётку. И мы не успеем избавиться от трупешников и крови, что осталась по всему дому. Вы этого хотите? Семейство принялось активно переглядываться, ведя немой диалог друг с другом, параллельно взвешивая весомые слова родственницы. Им действительно придётся туго, если этот чёртов женишок сбежит и сдаст их в полицию, ведь откупиться в такой ситуации никак не получится при явных доказательствах, которым пропитан фамильный дворец. Аргумент довольно обстоятельный, поэтому следовало завершить своё тёмное дело до того, как ситуация обернётся против их собственного благополучия и накажет за все сотворённые грехи. Молчаливо наблюдая за тяжкими размышлениями этих непутёвых болванов, которых каждый раз приходилось наводить на путь истинный, Юра медленно обратила внимание на брата, что поднялся и на ватных ногах приблизился к девушке. Его пустой взгляд вызвал неприязненный холодок по девичьей спине, однако та жёстко выстояла и даже не шелохнулась, когда мужчина схватил её за шею и крепко сжал. Семья попыталась было остановить безумие, накатившее на младшего, вот только никто из них так и не решился вмешаться, всего лишь сделав бесполезный один шаг. Все во все глаза следили за очередной нелицеприятной сценой между членами семьи, а в напряжённых висках стучал всего один единственный вопрос: «Кто же из них будет следующим?». Чанёль не выражал никаких эмоций, в то время как с силой сдавливал женскую шею одной своей ладонью, желваки ходили на его лице. — Я убью тебя. Это прозвучало не то чтобы угрозой, скорее запланированным действием, которое Пак немедленно приводил в исполнение. Юра беспомощно задыхалась и надрывно кашляла, беспомощно хватаясь за сильные руки в попытке отцепить те от себя. Никто и не подумал прийти на помощь, все смиренно наблюдали за происходящим, моля, дабы они не были следующими, и чтобы весь этот кошмар, который более не походил на развлечение, поскорее закончился. Чжиён затравленно дышал, в ужасе глядя на собственных детей, где один только что лишил жизни их мать, по совместительству его жену, а второй теперь пытался убить первого. И в голове пронеслась разумная за весь вечер, а, возможно, и за всю жизнь, мысль: «Как же они докатились до подобного?». — Хватит… Чанёль… — слабо прохрипел глава семейства Пак, вот только никто его не услышал, все оказались невообразимо потрясены. Сам Чанёль вообще не слышал и не видел никого вокруг себя, только сильнее сжимал шею сестры до посинения. Та закатывала глаза, надсадно хрипела и хваталась за всё, что попадётся, значительно расцарапав брату лицо, но последний не чувствовал ни боли, ни того, как она пару раз с силой треснула его рукоятью пистолета по затылку. Мужчина будто лишился способности к эмпатии, и теперь перед всеми предстала бесчувственная машина для убийств, которая вот-вот возьмёт на душу второй грех за сорок лет жизни. Суён жалобно плакала и схватилась за голову, неотрывно глядя на картину перед ними, тихонько поскуливая. Хёсоп активно потел и мелко подрагивал, одними губами читая одному ему известную мантру, в то время как тётка Мэй безапелляционно дожидалась исхода развернувшегося действа, дабы с честью встретить победителя. Чжиён уже не мог смотреть на это, просто опустил потерянный взгляд туда, где наткнулся на безжизненное тело некогда родной, но нелюбимой жены, что всегда поддерживала и была его правой рукой. Она всегда находилась рядом с ним, когда бы он не нуждался в ней. Он до сих помнил тот день, когда они впервые познакомились, точнее, когда их благосостоятельные родители решили свести своих деток ради укрепления компании. Как тогда ещё миловидная, стеснительная девчушка смущённо опускала тёмные глазки и закусывала губу, складывая изящные руки на коленях. Какие яркие улыбки она посылала ему одному, и как терпела предвзятое отношение его родни с гордо поднятой головой, ведь он сам никогда не заступался ни за свою тогдашнюю невесту, ни за устоявшуюся жену в дальнейшей жизни. Помнил, как счастлива была Михё, объявив ему о своей первой беременности, а потом и о второй, и как родила ему первенца, будучи в родильной палате, со всей материнской любовью прижимала к груди маленького сына, а заприметив в дверях застывшего мужа с букетом цветов, тихонько подозвала, дабы не разбудить новорождённого, и передала свёрток в дрожащие мужские руки, слабо посмеиваясь над чужой неуверенностью. Как негромко напевала, укачивая на руках звонко плачущую дочь, не досыпая ночами, хотя с лёгкостью могла передать это неблагодарное дело прислуге, не испытывая ни грамма угрызений совести. Помнил, как крепко она сжимала его руку у алтаря, и как женские губы непоколебимо выговорили твёрдое «да» на вопрос священника: «берёте ли вы, Ким Михё, Пак Чжиёна в свои законные мужья, чтобы любить и в горе, и в радости?». И только теперь мужчина осознал, каким паршивым мужем был все эти годы для своей почившей жены. И ничего из этого уже не вернуть никогда. Он осел на колени и в порыве схватился за голову, с силой сжав седые пряди на макушке, подавив в себе неудержимое желание завыть во весь голос. До какого состоянии являлось допустимым довести любящую женщину, чтобы она схватилась за ствол в попытке прикончить его? — Прости… прости меня… — бессвязно шептал Чжиён, смаргивая непрошенные слёзы, широко раскрытыми глазами глядя в мёртвую точку и видя перед собой лишь улыбающееся лицо жены. — Михё… В какой-то момент всё разом переменилось. Никто не мог осознать, в какой именно. Всё, что они видели, так это заваливающееся тело наследника и также согнувшуюся на четвереньках Юру, смачно сплёвывающую на пол и жадно хватающую столь необходимый для жизни воздух, которого не доставало всё это время. Семейство ошарашенно воззрилось на темноволосого паренька, что держал в руках увесистую, настольную лампу, которую пальцы схватили минутой ранее с близ расположенной тумбы. Он тяжело дышал, глядя на скорчившегося и постанывающего от боли хозяина в лице держащегося за окровавленный висок Чанёля и вскоре кинулся помогать хозяйке в лице невесты, что пришла в себя. Та жёстко отпихнула от себя паренька и на негнущихся ногах еле поднялась в полный рост, разглядывая своего братца свысока. Сцепив зубы, девушка замахнулась и с силой пнула скрюченное тело носком брендовой туфли, не скрывая своей лютой ненависти. Она стремительно направила дуло огнестрела прямиком на мужчину и уже почти надавила пальцем на курок, однако попыталась глубоко вдохнуть и сразу опустила руки с зажатым в них пистолетом. Её голос буквально сочился ядом: — Я бы пристрелила тебя, как псину, но ты мне ещё нужен. Чанёль несдержанно рассмеялся и взглянул на сестру в отчаянном, безумном веселье. — Да ты вконец обезумела. Долбанутая сука. Попытавшись успокоиться, Юра посмотрела на прислугу и коротко кивнула ему на брата, и тот без слов всё понял, метнувшись к корчащемуся от тяжёлого удара Паку. Он заломил тому руки за спину и ловко выудил наручники, от которых его самого освободила хозяйка ранее, наткнувшись за время проверки, как там дела у братца. А он сам всего лишь выжидал подходящий момент, дабы всё подготовить и вернуться к ней, чтобы вовремя спасти от родственника. Взглянув на Хёсопа, который обливался десятым ручьём пота, невеста неприязненно сморщилась и обратилась к нему не терпящим возражений тоном. — Ты. Пойдёшь с ними и запрёшь этого, — она брезгливо сморщилась, взглянув на родного брата, — в комнате для гостей рядом с ритуальной. И чтоб глаз не спускали с этого куска дерьма. Активно закивав, Хёсоп метнул заплаканной, испуганной жене последний взор и заспешил к двоим, помогая пареньку поставить на ноги Чанёля, дабы привести чёткий приказ в исполнение. Последний резко сплюнул сестре под ноги и злостно вцепился в неё расширенными зрачками. — Ты, блядь, ответишь за всё. Я тебе никогда этого не забуду, тварь. — Посмотрим, — безэмоционально отозвалась Юра, проводив спину выводимого двумя мужчинами Пака нечитаемым взглядом, пока те не скрылись за углом. Тишину прорезало размеренное хлопанье из угла помещения, и семейство обернулось к хищно оскалившейся сестре растерянного главы. — Браво, Юра-я. — Скрипучим, возбуждённым голосом похвалила та свою племянницу, которая явно впечатлила мерзкую бабку. — Я так понимаю, охота продолжается. — Я обещаю, что лично прикончу каждого из вас, если вы упустите моего женишка, — заявила Пак тоном, которому невозможно было не поверить. Подавив несдержанную дрожь в теле, оставшиеся переглянулись между собой и покрепче схватились за оружие. Всё же аргумент являлся достаточно весомым — даже если никакого проклятья не существовало, отпускать мальчишку чревато неминуемыми последствиями. Они никоим образом не могли позволить ему уйти живым за пределы фамильного поместья. Развернувшись на каблуках, девушка направилась на выход из помещения, ни разу не взглянув на мёртвое тело своей матери, только остановилась в дверях и жёстко посмотрела на продолжавшего сидеть на коленях отца, что выглядел до неприличия жалко и недостойно положения, которое он с достоинством занимал все эти годы. — Я всегда считала тебя сильнее. — Проговорила Юра с пренебрежением, оглядывая того с ног до головы, после чего негромко, но жёстко добавила, — очень жаль. Стук каблуков затих вдали коридоров, всё семейство также покинуло осточертевшее помещение, перешагивая через бездыханное тело бывшей хозяйки замка и с жалостью метая короткие взгляды на главу семейства, что и пальцем не шелохнул. Он неизменно терроризировал беспомощным взглядом тело жены. — Михё… — выдохнули онемевшие губы с целью достучаться. Но никто его слышал. И не услышит никогда. *** Крепко удерживаясь за поросшую по стенам дворца зелень, Бэкхён всеми силами скрипел зубами, тихо выругиваясь и молясь всем богам, дабы та оказалась достаточно прочной, чтобы он не сорвался и стремительно не полетел вниз. Потому как, даже если он не умрёт сразу от падения, то явно покалечится, и при таком раскладе у него не останется шансов сбежать от этой долбанутой семейки, и они тут же настигнут его, без толики жалости пустив на шампур. Благо, всё это время, пока он стремительно спускался по стене, его вынужденный побег шёл без происшествий, и подобие лиан не могло подвести неудачливого юношу. Тем более, Чанёль успел дать какой-никакой ориентир: на западной части двора около раскидистого дерева находились смоляные, алюминиевые ворота с остроконечным острием наверху. Следовало встать прямо напротив ствола многовекового дуба и прижаться спиной, после чего нужно было совершить… — Три шага вперёд. Два направо. Раскачать третье прутье решётки посередине, — словно мантру небесную повторял про себя сосредоточенный Бён, стараясь ничего не забыть. Ведь это его шанс на счастливое спасение, на побег из той злополучной ловушки, в которой он поневоле оказался. А там он уже вызовет помощь, поднимет на уши всю округу и расскажет всему миру, какими отбросами на самом деле является слетевшая с катушек, так называемая, уважаемая свита общества. Психованные маразматики. Удержавшись от громкого ругательства, Бэкхён с трудом удержался, так как соскользнул ногой с импровизированной опоры в виде тоненького выступа поперёк стены, однако сумел зацепиться. До земли оставалось совсем немного, поэтому стоило поднажать ещё чуть-чуть, и подошва кед наконец ступит на твёрдую землю. — Чтоб я ещё хоть раз вздумал жениться, — прорычал блондин, а перед глазами всплыло знакомое лицо Пака, отчего пришлось порывисто хмыкнуть. От напряжения с него сошёл четвёртый поток пота, создавалось ощущение, что юноша спускался уже на протяжении нескольких часов, а то и дней, без возможности добраться до желанного газона. Вдруг со стороны ближайшего окна показалось неопознанное движение, и Бён тут же замер, не в силах рассмотреть внимательнее. Вот чёрт, почему ему так масштабно не везло? Неужели он сотворил нечто настолько непростительное в прошлой жизни, что и в этой до сих пор замаливает свои тяжкие грехопадения? Всё, чего он хотел, всего лишь создать семью с любимым человеком и жить счастливо. Разве это так плохо? Движение не повторилось, а никаких подозрительных голосов и других звуков он не слышал, потому Бэкхён продолжил свой непростой спуск, пока таки не достиг того, чего так неистово желал. Он даже сам не заметил, как ступил на твёрдую землю, будучи уверенным, что ему оставалось метров так десять, не иначе. Обрадованный своим долгожданным успехом, юноша расцепил онемевшие, ледяные пальцы, покрытые скатавшимися комочками зелени и покрасневшими царапинами за время своего похождения вниз. Его это мало заботило. Главное, что он наконец спустился, поэтому, не теряя времени, Бён со всей мочи побежал в таком нужном направлении. К сожалению, у него не было ключей, чтобы завести припаркованный у входа автомобиль и выбить ворота, навсегда уехав в закат. Ведь такую желанную связку ключей дворецкий забрал ещё по приезде, поручив прислуге отогнать тачку на подземную парковку, где, как сообщил Чанёль, его авто остался вне досягаемости. Вовсю проклиная треклятую семейку, Бэкхён бежал до необходимого ориентира, которым оказался старый сарай в другом конце двора. По всей видимости, этим самым сараем практически не пользовались, отчего тот пришёл в проф. непригодность, но так даже лучше. Ещё меньше шансов, что его застукает кто-то из психов. Вдруг он слышит громкий крик в отдалении. Отчего-то юноше показалось, что это Чанёль зовёт его, поэтому Бён остановился и попытался отдышаться от быстрого, непрерывного бега, параллельно фокусируясь на фигуре вдалеке, что только-только выбралась из дворца и теперь стремительно направлялась к нему. С арбалетом в руках. Испуганно дёрнувшись, рассмотрев оружие, Бэкхён в ужасе узнал фигуру дворецкого, которому он обжёг лицо ранее с целью защититься от ненормального. И теперь он явственно осознал, что тот нашёл его и пришёл мстить за свой покалеченный вид. Безумный оскал юноша лицезрел за несколько десятков метрах от мужчины, поэтому ему ничего не оставалось, как кинуться вперёд. Он точно не мог свернуть не туда, поэтому этот чёртов сарай в скором времени должен был показаться хотя бы издалека. Но Бёну казалось, что он бежал уже целую вечность — горло и лёгкие нещадно жгло, словно их ошпарило кипятком из того самого фарфорового чайника, как и он дворецкого. В боку непрерывно кололо, а измождённые ноги неистово путались и запинались о мелкие камушки и траву, но он попросту не мог позволить себе притормозить хоть на один миг. На кону стояла его жизнь. Наконец-то, вдалеке показалось массивное строение, и это придало Бэкхёну сил. Он ускорился и затем сразу свернул за угол, укрываясь в недрах затхлого сарайчика, откуда шёл мерзостный запах тухлятины вперемешку с сыростью. Шумно пытаясь отдышаться, Бён держался за быстро стучащее сердце в груди, ненасытно поглощая килограммы такого необходимого доселе воздуха. Согнувшись пополам, Бэкхён больше всего на свете желал отведать прохладительной водички, потому деревянное корыто на тоненьких ножках в другом конце сарая привлекло его особое внимание. Всё равно он не имел возможности выйти и достичь назначенного места, пока не будет полностью уверен, что чёртов дворецкий ушёл отсюда как можно дальше. Заглянув в корытце, Бэкхён обнаружил там настоявшуюся водицу, над которой парили многочисленные мошки. Отмахнувшись от нескольких особо приставучих, Бён решил, что обмакнёт в воду руки, дабы очистить от неприятной зелени и грязи, однако ему помешало шумное, звучное движение по направлению к строению, которое он использовал в качестве убежища. — Вот пронырливые твари, — в сердцах выругался он и схватил близлежащую деревянную балку с земли, после чего притаился за высоким стойлом — самом последним из всех, осев на ноющие корточки. Крепко сжимая балку тонкими пальцами, юноша вновь принялся молиться всем известным богам, чтобы удача оказалась на его стороне. Ведь у него внутри засело некое неблагоприятное предчувствие. Вскоре свет фонаря осветил тёмное помещение, и звучные шаги, шаркающие по раскиданному сену вокруг, становились всё ближе и ближе. Бэкхён покрепче перехватил своё подобие оружия и мысленно приготовился. Приток адреналина сыграл своё дело, и юноша был готов накинуться на неизвестного, чтобы с силой ошпарить по голове одним тяжёлым ударом и также незаметно смыться отсюда. Он напрягся и принялся мысленно отсчитывать про себя, выжидая подходящий момент. Их разделяло совсем ничего, а шаги остановились прямо за углом, тогда как свет фонаря падал на противоположную часть сарая. Это его шанс. С громким рёвом выскочив из укрытия, Бэкхён кинулся на незнакомца, но разом застыл с занесённой наверх балкой. Он изумлённо уставился на мальчика, в котором узнал сына двух наркоманов — кузины Пак и её нерадивого муженька. Это был просто ребёнок. Какое облегчение. Тихонько выдохнув, юноша снова взглянул на потерянного мальчишку, который весь дрожал, отчего фонарь также мелко трясся в его некрепкой хватке. Откинув балку подальше от них обоих, Бён натянуто приподнял уголки губ и потянулся рукой к нему. — Не бойся. Я ничего тебе не… Невысказанные слова прервал оглушительный выстрел, отдавшийся в ушных перепонках, как и ослепительный свет ослепил взгляды обоих. Отшатнувшись на пару шагов, Бэкхён довольно быстро пришёл в себя и вовсю уставился на свою простреленную ладонь ошарашенным взором, когда в тот же момент его охватила невыносимая, жгучая боль. Мучительный крик вырвался из самых недр живота, он опёрся коленом в белоснежной штанине, что тут же оказалась заляпана несмываемой грязью вместе с противными кровавыми разводами, смачно капающими от проделанного, неровного отверстия в пострадавшей ладони, которую Бён прижал к груди. Ему казалось, что он попросту лишился руки — неописуемая боль. Мальчишка следил за ним, трусливо поджавшись, но уверенно держал рукоять пистолета, который он всё это время сноровисто прятал за спиной. Его нижняя губа подрагивала, а сам он не мог отвести взгляда от своей жертвы, не понимая, что ему делать дальше. И только когда яростные глаза воззрились на него, последний перепугано отошёл на шаг и заорал во всю мочь гортани: — Он здесь! Он здесь! Его крики почти сразу оборвались, так как Бэкхён в секунду оказался рядом и одним метким ударом в висок вырубил поганца, тело которого бессознательно рухнуло на многолетнее сено. Корчась от непередаваемой боли, Бён тихонько завыл и с силой сдавливал запястье, в попытке унять свои непрекращающиеся страдания. — Блядский выродок! — выплюнул тому блондин, злостно глядя на распластанное тело перед собой, и, на всякий случай, отдалился на безопасное расстояние. Вот только юноша немного не рассчитал, потому незамедлительно потерял равновесие и полетел вниз. Прямиком в самую, беспроглядную тьму. *** Свет уличных фонарей совсем слабо окутывал тёмное помещение где-то в захудалом районе в стороне от чужих, ненасытных взоров. Прямиком с низко проплывающих, грозовых туч, в окна барабанил мелкий, противный дождь, осуждающе постукивая в стремлении достучаться до двоих, что оказались полностью поглощены друг другом, невзирая на все запреты и чужое, нелицеприятное мнение. Они смаковали каждый момент выпавшего им уединения, когда фальшивые маски неизменно спадали с их лиц, а сокрытые желания воплощались в реальность, отчего на душе становилось чуточку легче. Бэкхён откинулся на подушки, зажимая себе рот ладонью, так как попросту не нашлось иного способа сдержать томного стона, который всё норовил слететь с тонких, искусанных губ, ведь это невыносимое наслаждение окутывало с головы до пят, поглощая полностью подрагивающее тело. Вдруг незатейливые ласки разом оборвались, и Бён подёрнутой пеленой взглядом посмотрел на вновь нависшего над ним мужчину, что накрыл его широкой спиной практически всего, уперев сильные, увитые выпирающими венами руки о захудалую простынь простецкого мотеля, в котором им пришлось встретиться в очередной раз. Ведь так было безопасней. Одним движением отведя ладонь младшего от лица, Чанёль многозначительно выгнул тёмную бровь и упрямо воззрился на юношу, мягко проговаривая. — Сколько раз я просил тебя не делать так. Слабый вздох слетел прямиком с чужих уст, и они выглядели столь желанно покрасневшими и влажными от пробежавшего по ним, юркого языка, что хотелось вцепиться в них неистовым поцелуем. Бэкхён весь оказался растрёпан: его выбеленные пряди хаотично разметались, элегантно спадая на бледный лоб; тонкие, аристократичные пальцы сжали края подушки, в то время как плоская грудь тяжело вздымалась, привлекая внимание тёмными, возбуждёнными сосками, с которыми Пак поигрался несколькими минутами ранее. Весь Бён являлся несравненным наркотиком для наследника многомиллионного наследства, которому всё это богатство было до лампочки. Всё, чего он хотел — уже распласталось под ним, но всё ещё не могло позволить себе расслабиться и дать старшему насладиться своими звонкими, сладкими стонами, вызванными таким блаженным удовольствием. Вновь пробежав по пересохшим губам влажным языком, Бэкхён обеспокоенно свёл брови к верху. — Тогда нас услышат. — Ну, и пусть. Что, я зря дал хозяину на «чай?», — деловито высказал Чанёль и приблизился к нему, смешивая два распаленных, горячих дыхания в одно. — Не сдерживайся со мной, Бэкхён-а, — жарко выдохнул он, на мгновение прикрыв веки, за чем повторил и младший, обхватив длинными пальцами массивные плечи. — Я не хочу, чтобы кто-то узнал, — негромко прошептал в чужие губы Бён и запальчиво поджал свои, унимая пронзительную, тянущую боль внутри, отчего несдержанно поморщился, — ведь тогда тебе будет плохо. Чанёль слабо выдохнул и порывисто заправил белоснежную прядь за ухо, глядя в блестевшие в искренней тревоге, тёмные зрачки под собой. — Никто не узнает. Расслабься, Бэкхён. Названный несдержанно прикрыл веки и шумно вздохнул, сильнее сжимая кожу на плечах старшего. — Когда ты так зовёшь меня, мне хочется выполнить любую твою просьбу, — страстно произнёс он, после чего сразу потянулся и ухватил пухлую, нижнюю губу передними зубами, напористо оттянув. Пак утробно промычал и пылко впился в желанные уста жарким поцелуем, сминая в том неистовстве, который сопровождал их порочную связь от начала и до конца. Бён обвил руками чужую шею и прижал ещё теснее, упиваясь их близостью, словно напитывался необходимой энергией, выплескивая наружу все невысказанные чувства, о которых в груди порой разгоралось нестерпимое желание закричать на всё пространство, чтобы каждый прохожий услышал его. Они отдавались поцелую несколько долгих, сладчайших минут, будто пытались восполнить каждое мгновение порознь, когда обстоятельства не позволяли им открыто выражаться, и приходилось украдкой бросать короткие взгляды или же незаметно ото всех касаться, проходя мимо с двух концов по коридору в окружении остальных, спешащих по делам сотрудников. Бэкхён бесконечно устал прятаться. Он так хотел свободно держать возлюбленного за руку и открыто улыбаться, неприкрыто любоваться им долгое время, не обращая внимания на мнение со стороны других. Его разрывало на части осознание, что так не будет никогда, а их роман навсегда останется лишь тем, о чём знают лишь они двое, отчего стальные цепи сковывали по рукам и ногам, не позволяя вдохнуть полной грудью и вдоволь насладиться тем единственным счастьем, выпавшим на его долю. Юноша был уверен, что Чанёль также откровенно мучался, но что они могли поделать? Пак никогда не сможет гласно показаться на семейных мероприятиях или рабочих корпоративах с неприметным сотрудником в лице Бён Бэкхёна — одного из миллионов сотрудников их огромной корпорации, в которой вскоре старший станет полноправным владельцем. Ему подстать отыскать себе и жениться на девушке его положения, чтобы было, кем похвастаться перед лицемерными толстосумами и не менее похотливыми дружками за очередной партией в гольф. Семейство Пак никогда не примет в качестве спутника жизни старшего ребёнка в подобном создании, коим являлся Бён — ни гроша за душой, да к тому же, мужчина. Порой юноше хотелось запереться где-нибудь в каморке и в голос зарыдать от той ситуации, в которую они загнали себя сами. Но при этом Бэкхён ощущал невероятное блаженство каждый раз, когда перед глазами всплывало такое родное лицо старшего. И он сразу утешал себя, что доволен тем, что Чанёль с ним, даже если это счастье они делят только на двоих, ведь так и должно быть. — Я здесь, — вдруг шепчет Пак, покрывая лицо юноши порывистыми поцелуями, волнительно подрагивая веками вместе с пушистым рядом ресниц. И только тогда очнувшийся Бён осознал, что мужчина принялся сцеловывать мокрые дорожки с гладких щёк, которые он сам не заметил будучи глубоко в недрах своих противоречивых мыслей. Уставившись в невидимую точку в потолке за шатеном, Бэкхён перевёл на замершего над ним возлюбленного опечаленный взгляд, который стремительно разбавился неким просветлением. Волнение за него в тёмных зрачках напротив Бён пресёк одним незамысловатым щелчком по носу старшего, приподняв уголки губ в игривой улыбке. — Не смотри на меня так, — задорно скорчил смешную гримасу юноша. Чанёль издал облегчённый, низкий смешок. — «Так» — это как же? — незамедлительно поинтересовался он. Бэкхён просто повёл плечом, не выпуская мужчину из своих объятий. — Как будто тоже расплачешься. Запрокинув голову, из живота Пака раздался басовитый смех, отчего уголки губ младшего поползли вверх. Снова взглянув на блондина, Чанёль большим пальцем утёр застывшую капельку со скулы первого и одарил его взглядом, от которого у Бёна подкосились ноги, если бы он находился в вертикальном положении. Дыхание перехватило, и Бэкхён не мог оторвать глаз от мужчины, наполняясь всё неутихающими чувствами по отношению к нему, которые взращивал каждый божий день словно редкий бутон, уход за которым привносит тот немногочисленный отклик в их покалеченных душах. — Бэкхён-а, — с нескрываемой ранимостью позвал юношу он, глубоко вдыхая. Ему так хотелось наконец высказать те слова, о которых он умалчивал всё это время. И когда пухлые губы приоткрылись, тонкий палец прижался к ним, заставив замолчать, ведь Бён давно обо всём знал и не желал их слышать. Он всё чувствовал, а это гораздо значимее. — Поцелуй меня, — упоённо попросил Бён, и Чанёль не мог не потянуться в ответ. Они слились в медленном, тягучем поцелуе, унёсшим их разумы далеко из этого серого, заунывного мира, подальше от жестокости и негатива, которым наполнена каждая клеточка людей вокруг, что попросту не умели держать гнусные языки за гнилыми зубами. Им неистово хотелось раствориться друг в друге и поскорее слиться в единстве, да так, чтобы поджимались пальцы на ногах, а из сознания пропали все ненужные переживания вместе с вросшимся под корку страхом, что их раскроют и выдадут на лицезрение всему миру, что никогда не примет их настоящими. Ведь правда никогда не будет поощрена другими обывателями, неверующими в чужое, такое прозаичное счастье. Бэкхён отрывисто задышал, когда Чанёль жарко двинулся внутри него, покрепче обхватывая сильную шею, откидываясь на подушках. Его наполняло сладостной негой, что растеклась по телу невероятным блаженством, отчего хотелось закатить глаза и застонать в голос. Пак упивался горячей теснотой внутри, чувственно впившись руками в бледные бока, он не мог оторвать взгляда от младшего, глядя на то будоражащее удовольствие, которое приносил ему. Бессознательно цепляясь за мужчину всеми конечностями, будто тот мог оказаться жестокой игрой воображения, Бён уткнулся в сильное плечо, желанно вдыхая естественный запах столь родного тела, пропитанного гелем для душа и выступившим потом. Он помечал своего возлюбленного подстёгнутыми страстью метками потаенной любви, одаривая такими мелодичными, сладкими стонами, в которые старший вслушивался бы до бесконечности долго. Уткнувшись в стык между шеей и плечом, Чанёль сам не удерживал низких, гортанных стонов истинного наслаждения, обхватывая юношу кольцом из рук, неторопливо смакуя продолжительный миг наедине с возлюбленным. Им просто не повезло родиться в столь различных слоях общества, но несказанно посчастливилось однажды встретиться. И ради того, чтобы сохранить то чувство, возросшее прекрасным, редкостным бутоном между ними, им пришлось и ещё придётся столкнуться со многими и многими трудностями на пути. Но даже тогда не существовало вероятности, что они вздохнут с облегчением. Так зачем же мучить себя и друг друга туманным будущем, если всё, чем они располагали — это конкретное настоящее, которое никогда не пропадает? Помещение старенького мотеля давно отражало от картонных стен смешанные в чувственные стоны, как и скрип кровати, как и движения двух слившихся тел на развороченной постели. Бэкхёну мерещилось, что он вот-вот упадёт в самую пучину, и он всё держался за того единственного, кто не выпускал его из своих объятий, продолжая поддерживать с каждым препятствием, наполняя неописуемым исступлением. Да плевать, насколько трудно им придётся из-за остальных. Он готов пройти через всё это ради того, чтобы облегчить эту совместную ношу, которую они ежедневно несли на своих плечах. В это самое время из мотеля выбежала неприметная фигура в тёмном пальто прямиком под мелкий дождь, моросящий уже на протяжении нескольких часов, спугнувший местных жителей и заставивший спрятаться под прочной крышей в своих тёплых каморках. Пробежав несколько кварталов, фигура завернула в один из множества переулков, заметая следы вероятного преследования, после чего остановилась около чёрного шевроле с горящими фарами и тут же распахнула дверцу, незамедлительно оказываясь в хорошо пахнущем салоне, обтянутый кожей. Задние сидения оказались отделены от водительского с пассажирским надёжной перегородкой, а внутри салона горел тусклый свет от ламп, встроенных над головой. Стягивая капюшон с тёмных прядей, мальчик на побегушках всучил работодателю какие-то документы, которые оказались фотографиями с камер видеонаблюдения, и их сразу перехватила ладонь, обтянутая в кожаную перчатку. Спустя минутное перелистывание чёрно-белых фото, послышался тихий голос: — Так это был он? Паренёк не помедлил с ответом. — Да. Я разузнал у хозяина, пришлось выложить кругленькую сумму прежде, чем он позволил взглянуть на съёмку с камер. Как видите, это он. Мрачное молчание вновь повисло в салоне, а затем раздалось насмешливое хмыканье. Кулак в перчатке пару раз постучал о перегородку, и автомобиль незамедлительно тронулся, выезжая с неблагополучного района. — Хорошая работа, — тишина, нарушаемая звучными каплями дождя за окнами шевроле, разбавилась довольной интонацией, за которой последовал хищный оскал выжидаемого предвкушения, — никому ничего не докладывай. Мы сами разберёмся. Брюнет утвердительно угукнул и с пару минут смирял работодателя изучающим взором, после чего медленно отвернулся к своему окну, разглядывая сменяющиеся пейзажи за окном. Раз ему приказали ждать, значит, он будет ждать. Он готов выполнить любой приказ. Даже если от этого предстанет очень и очень много пострадавших.