Рассеивая сумрак

      В этом крайне скользком во всех отношениях городе Нуску ждало ещё одно интересное событие. После трибунала было назначено заседание настоящего суда. А судить планировали всех: что убийц, что виновных в потоплении дворца.       Нуска не очень понимал какой в этом смысл, тем более что оказалось, что у фасидской знати есть второй дворец (а может, и третий где-то завалялся?). Однако же он был обязан присутствовать как свидетель и виновник происшествия.       Перед заседанием Нуске позволили поесть, принять прекрасные пенные ванны с ароматными маслами, ему даже предоставили мягкие шелковые одежды.       «В этой стране быть подсудимым, видимо, лучше, чем гостем или спасителем наследника. Нельзя было оказать такой тёплый приём сразу? Быть может, и дворец тогда был бы цел…»       Однако Нуска с набитым деликатесами желудком и голодный напуганный Нуска — это два разных человека. Сейчас он был в хорошем расположении духа, тем более что он… собирался свидетельствовать против Энки.       «Хотя никто не посадит его в тюрьму… всё равно представление должно быть занимательным. Ведь Энки никогда не врёт. Даже интересно, как местная знать будет выкручиваться…»       Признать морское божество, наследника Энлиля предателем не посмел бы ни один судья. Разве что… судить его будет кто-то, занимающий положение выше.       И Нуска, отворив двери зала суда, расплылся в широкой счастливой улыбке. Главным судьей оказалась Кариви Левион, главная сурии воды.       «Ах, какой замечательный день…»       Нуска прошествовал по коридору и приземлился на место в первом ряду. Оглядевшись, он заметил много знатных фасидцев, Вильну и Нарида. Он не хотел этого делать, но… его взгляд всё равно несколько раз прошёлся по присутствующим в поисках одного мерзкого тёмного сурии.       «Таки уехал в Эрьяру. А разговоров было… Жить не могу, нуждаюсь… Все люди одинаковы, когда на кону стоят их положение и шкура».       Хоть настрой Нуски и был подпорчен этим обстоятельством, он все же не мог дождаться начала. Будто бы театральный занавес вот-вот должен был упасть перед началом интереснейшего сонийского представления.       Нуска уже давно не испытывал никакого социального дискомфорта. Он легко выпутывался из передряг, договорился или одерживал победу силой. Этот лекарь отвык от того, что люди могут быть опасны. В Сонии ни один воин не был Нуске соперником. Вероятно поэтому сейчас Нуска был чересчур спокоен, напевал под нос и думал, как бы раздобыть для дегустации местного алкоголя.       Заточили в темнице — ну и что?       Угрожают — и ладно?       Хотят убить — пф, ну пусть попробуют?       Нуска стал самонадеян. В Сонии он боялся не людей, а своего рабского положения. Здесь же он был господином — никто не мог казнить или обидеть его без суда или высшего дозволения.       «А высшее дозволение во всей полноте своей власти принадлежит мне. На моей стороне столица, а я — одарённый лекарь. Кто посмеет навредить мне?»       Но Нуска позабыл о крутых нравах Скидана. Не он один здесь обладал силой, не он один мог воспользоваться своей дэ и устроить заварушку.       Вместе с хлынувшим с потолка потоком воды, в зал ворвался Энки. Как именно — кто знает? Все были заняты воплями и охами-ахами над своими промокшими костюмами. Когда же переполох унялся, все увидели, как перед троном, на котором восседала главная сурии воды, ослепляя зал бесстыдной белоснежной улыбкой, красовался, раскинув руки, Энки. Его рубаха была распахнута до пупка, демонстрируя упругие мышцы груди, его кожа была такой ухоженной и золотистой, что сверкала от огня сотен свечей. Штаны, которые, казалось, были ему малы и готовились лопнуть на shjee, обрисовывали такие же, как и грудь, мускулистые ноги.       Когда Нуска смотрел на него, он всегда вспоминал безмозглых, но красивых героев любовных романов, которым всё доставалось легко: что любовь первой красавицы, что тумаки.       — Дорогие фасидцы! Морское божество Энки, потомок Энлиля, прибыл в ваш город, — не теряясь, уверенно и возвышенно заговорил Энки. Он даже приложил руку к груди — будто бы само слово «Фасид» было для него священно. — Я томился долгие годы в Сонии. И лишь недавно, наконец добившись там переворота, вернулся сюда. Я вынудил Сонию отказаться от поддержки Дарвеля, теперь сонийская власть на нашей стороне. Но что же я получил, вернувшись на родину? Смешки, обвинения, суд. Есть ли хоть у одного из вас доказательства, что это я совершил нападение на наследника Леми? Разве кто-то видел, как я натравливаю на него утукку? Разве у меня была причина так поступить? Какая мне выгода от смерти Леми Левиона?       В рядах присутствующих поднялся шум. Действительно никто не видел, чтобы Энки совершил это, как и не мог придумать объяснение тому, зачем морскому божеству нападать на собственного, хоть и дальнего, родственника. Энки был красив, богат, знатен… к чему портить репутацию?       Однако Нуска, усмехнувшись, поднялся с места, и пальцем указал на Энки. В отличие от всех, кто был в этом зале, он был хорошо знаком с софистскими речами сонийских аристократов. У них и суды выигрывал тот, кто был красноречивее. Поэтому Нуска тут же посмел возразить:       — Если же нам требуются доказательтва вашей вины, то вам требуются доказательства вашей невиновности. К тому же, вы — единственный, кто обладает способностью призывать утукку. Скиданцы и видеть не видывали этих чудовищ. Кто, если не вы, достопочтенный Энки? Позвольте выслушать ваши предположения.       Энки нахмурился. Он не ожидал, что Нуска выступит против него, ведь…       «Ты ведь натравил утукку на Леми, чтобы с меня сняли обвинения. Ты хотел сделать из меня должника и в который раз продемонстрировать свою силу, власть и вседозволенность. Ведь именно это ты считаешь наилучшими качествами человека.»       — Почему же виновника должен искать я, сурии Нуска? Разве это не дело стражи, суда? Почему я должен оправдываться, когда ничего не сделал?       — Где же вы были в момент покушения? Что делали? Почему ваш корабль прибыл ночью, а затем сразу же отплыл обратно? Почему никто не знал о вашем присутствии в Скидане? Объяснитесь, господин, — с усмешкой спрашивал Нуска. — Разве действовать в тени и скрывать своё присутствие — это то, что должно делать морское божество? По мне так это поступок вора или убийцы.       Энки злился. Это было заметно по венам, выступившим у него на шее, по плотно сжатым челюстям и напряженным скулам. Внезапно он обнажил оружие — трезубец — и взмахнул им в воздухе.       Стража тут же пришла в движение и окружила Энки, однако его это только позабавило. Он воскликнул:       — Не слушайте речи этого лекаря! Взгляните в глаза правде!       Мощный поток водяной дэ ударил в потолок. Воздух стал таким влажным и тягучим, будто бы стал водой. А затем с потолка с грохотом свалилась необъятных размеров змея. Точнее — утукку. Огромная морская тварь скрутилась кольцом и сломала пару десятков стульев, а затем, подняв голову к потолку, зашипела. Это чудовище было в высоту потолков фасидского дворца.       — Лекарь Нуска, а теперь скажите: разве наследник Леми не был укушен маленькой змейкой? А то мне кажется, что мой утукку, если бы попытался его укусить, то просто-напросто проглотил бы.       Однако в творившееся безобразие наконец вмешалась Кариви. Она поднялась с места и взмахнула копьём — змей, зашипев, стал покрываться коркой льда.       — Подсудимый Энки, я попрошу вас воздержаться от использования особых навыков в зале суда. Вы чуть не навредили присутствующим. Если вы сейчас же не уберёте отсюда эту тварь, то будете закованы в лёд.       Энки выглядел обиженным. Его бровки взметнулись вверх, глаза стали круглыми. Полным сожаления голосом он отвечал:       — Я приношу свои извинения, главная сурии Кариви. Но я должен был отстоять свою честь. Я не столь мелочен, чтобы использовать маленьких змеек для сведения счетов. Как видите, у меня достаточно сил, чтобы выступить открыто. Так зачем мне прибегать к подлым приёмам? Я ведь морское божество, мне повинуются вода и море. Без парусов и ветра я пересекал Глухое море. Кто из присустсвующих способен помериться со мной силами или ответить мне?       Нуска нахмурился. Происходящее принимало не самый лучший оборот. Фасидцы были вдумчивы, мудры, а в какой-то степени даже трусливы. Они бы лучше отпустили зазнавшегося Энки домой, чем позволили его змее сожрать всех присутствующих в зале. Как Нуска и думал, тут же послышались перепуганные вопли фасидцев, которые теперь были рады тому, что их костюмы насквозь мокрые; никто бы не заметил, если бы они от страха обмочились, увидев тридцати метровую змеюку.       — Мне кажется, Энки не имеет к этому никакого отношения…       — Верно! Он предоставил доказательства!       — Эта змея совсем не похожа на ту, что укусила Леми! Я сам осматривал его рану — там были следы от маленьких клыков!       — Главная сурии воды, просим помиловать Энки! Он ведь потомок Энлиля — он не мог совершить столь неприглядный поступок! Энки победно улыбался. И отвечал:       — Я с радостью поделюсь с вами золотом, добытым в путешествиях. Помогу отстроить дворец. Попрошу лишь отдать лекаря, который спорил со мной. Во время мореплавание моё здоровье было подорвано…       Нуска стиснул кулаки. Стиснул челюсти. Его замутило от отвращения.       Нет, он не позволит этому hvee уйти безнаказанным. Ни за что. Если потребуется, он сядет в водяную темницу, но не позволит ему уйти от правосудия.       Однако стоило Нуске подумать об этом, как невероятное давление упало на плечи присутствующих. Страх сковал гортань. Тяжесть, павшая на спину, придавила к земле большую часть людей, наблюдавших за судом. Все как один повалились на пол. Тёмная дымка окутала зал. Чёрная тень упала с потолка — смеркалось как ночью. А затем на их лица пролился свет: купольный потолок оказался уничтожен. Палки, плитка, стекло — всё это сыпалось на плечи несчастных фасидцев, а Нуска, чьё горло сковала тёмная дэ, еле-еле удержался от безудержного гогота.       «Я ненавижу вас всех. Я ненавижу даже того, кто пришёл по ваши души. Но он отплатит вам сполна».       Нуска сплюнул кровь на руку. И с удивлением уставился на неё. Когда он стал так силён, что даже хаванцы от давления его дэ растягиваются в луже собственной крови?       Однако Нуска смог встать. Он должен был встать, чтобы наблюдать. И Энки тоже стоял. Окруженный водной дэ, он хмурился. Его защищала вода, его защищал страшный змей, но никто в этом мире не смог бы защитить его от гнева эрда.       Вслед за потолком сверху с оружием на голо упал Син. Его глаза блистали холодной тьмой. Его чёрное оружие одним взмахом разрубило утукку на части.       Пока склизкое тело змея падало на землю, Син успел разломить свое оружие надвое. Его стойка была прекрасна. Одна нога впереди, один меч выше головы, а другой застыл у груди, прикрывая внутренние органы. Волосы, собранные в хвост, казалось, стояли дыбом. Он воскликнул. И его крик был подобен стрелам, пронзившим уши:       — Как ты посмел!       И это было всё, что он сказал. В отличие от красноречивого Энки, который направо и налево бросался изречениями, Син был немногословен. Но в этих словах была та сила, которая присуща настоящему правителю, а не псевдобогу.       Вероятно, над Энки смилостивился сам Энлиль, но он смог отразить первую атаку. И тогда взгляды эрда и морского божества встретились. И Энки, и так оттиснутый к самой стене, вздрогнул.       Нуска оглянулся. Фасидцы плевались кровью, не в силах подняться с пола. Кариви кое-как смогла доползти до своего трона. Среди множества коленопреклонённых фигур, Нуска был единственным, кто мог наблюдать за расправой стоя. И был рад этому. Однако…       «А если он действительно убьёт Энки? Судя по имени… он тоже способен менять судьбу».       Син наносил удар за ударом. Трезубец Энки трещал, в зале, потонувшем в тишине, стоял непрекращающийся звон металла.       Несколько раз Энки пытался открыть рот, но Син не был тем противником, который мог позволить такую роскошь, как разговор посреди схватки. Все силы морского божества уходили на то, чтобы выжить. Клинки Сина разили насмерть. Его окружала тёмная дэ, которая жалила подобно пчёлам. Энки, на чьём лице отразился невиданный доселе страх, оказался прижат к стене. И тогда Син занёс клинки над головой, но…       — Эрд Син, не убивайте его!       Нуска и сам не ожидал скажет, что скажет что-то подобное, однако он желал Энки любых несчастий в этой жизни, но не смерти.       Занесённые мечи остановились в сантиметре от головы Энки. Син повернулся к Нуске лицом. Его зрачки были красными, а лицо — чёрным от отметин. Усмехнувшись, он вдруг выплюнул:       — Ты — единственный человек во всем мире, который просит помиловать своего врага, а не убить.       И в этих словах было столько горечи и обиды. Будто бы Син мечтал о том, что сможет купить Нуску так, как купил расположение всех своих слуг: уничтожив тех, кто им угрожал. Будто бы он надеялся, что сможет хоть один раз использовать свою истинную сущность для того, чтобы сделать для Нуски благо.       Но этого не случилось.       Как только Син опустил клинки, Энки тут же воспользовался возможностью и сбежал. Конечно, он очень дорожил своей честью. Но жизнью он дорожил сильнее.       Не успели все прийти в себя, как Син медленно поднялся по ступеням; заставив Кариви одним взглядом встать с трона, он сел на него.       Взмахнув рукой, он заговорил:       — Я пришёл как свидетель уничтожения дворца Фасида. Какие вопросы ко мне у вас имеются?       Тёмная дэ медленно отступала. Фасидцы приходили в себя, утирали кровь со рта и с одежд. Из многочисленных рядов послышался возглас:       — Не успели вы уничтожить один дворец, как проделали дыру во втором!       — Верно! Сколько ещё дворцов в Фасиде вы планируете уничтожить?!       — А сколько дворцов нужно главным сурии Фасида, чтобы ощутить всю полноту своей власти? Подайте бумаги. Мною до начала войны был издан указ, по которому налоги в каждом городе Скидана не могут превышать десятины. На какое золото строятся эти дворцы? На какое золото содержатся и обслуживаются? Половина налогового сбора должна отправляться на нужды армии, но Фасид все эти годы считал себя выше других городов и отделывался серебром. Ваши люди живут в богатстве, знатные господа переезжают из дворца во дворец, когда им надоедает обстановка, а армия Скидана голодает. Если сейчас же не будут приняты меры, то Фасид будет лишён защиты. Я уберу солдат со всех крепостей от Фасида и до границы с Кноном. Вы не заслужили того, чтобы солдаты гибли за вас. Вы пируете во дворцах, пока нашими бойцами пируют вороны на полях смерти.       Нуска нахмурился и сел на своё место. Он задумался…       «Какова была истинная причина для посещения Фасида? Неужели Син изначально планировал поставить местную власть на место…?»       Все хранили молчание. Поэтому отвечала Сину Кариви, застывшая по правую сторону от трона:       — Мы помогли всем, чем могли, эрд Син. Однако я не могу обделять свой народ. Почему я должна отдать кусок хлеба, предназначенный фасидцу, кому-то другому?       Син вдруг рассмеялся. И не было звука страшнее, чем этот чудовищный звон.       — А мои дети — все скиданцы, Кариви. И у меня нет любимых сыновей или дочерей. Что же я должен сделать, узнав, что кто-то за моей спиной воровал хлеб, предназначенный для моих детей?       — Но ведь мы — тоже скиданцы…       Син подозвал её пальцем, будто бы эта статная женщина была не главной сурии, а ребёнком или собакой. И сказал:       — Если бы один твой ребенок бросил другого умирать, ты бы наказала его, не так ли? Как видишь, вы все сегодня могли умереть. Но моя цель — это победа и мир. И до тех пор, пока мир не наступит, вы будете подчиняться мне.       Тёмная дэ вновь начала сгущаться. Мурашки бежали по спинам фасидцев. И Кариви, преисполненная страхом за своих людей и за свою семью, медленно опустилась на колени и кивнула. Тогда Син обратился ко всем в зале:       — Преклоните колени перед истинным правителем Скидана. И забудьте обо всем, что вы делали, во что верили. Пока не будет одержана победа над Дарвелем, пока наши земли не будут освобождены от захватчиков, я — ваш единственный правитель и бог.       «С чего он решил строить из себя тирана? Он же не такой».       — Да, высший сурии эрд Скидана.       — Все, кто разграблял казну, будут наказаны.       — Да, высший сурии эрд Скидана.       — Ваши дворцы не будут восстановлены, пока не завершится война. Аристократы — тоже люди, способные жить в тех же условиях, что и простые скиданцы.       — Да, высший сурии эрд Скидана.       — Передать все бумаги и налоговые записи первому помощнику Нариду. Передать перечень всех способных воевать сурии второй помощнице Вильне.       — Да, высший сурии эрд Скидана.       — И… объявить Энки виновным в покушении на Леми Левиона. От раны разило морской дэ, каждый из лекарей, присутствующих здесь, знает об этом. Или вы желаете смерти прямому наследнику Кариви Левион и хотите возвести на трон Энки?       — Нет, высший сурии эрд Скидана. Повинуемся.       Син коротко кивнул. Смерил взгляд залом, поднялся и как ни в чем не бывало удалился.       Центральная часть второго фасидского дворца оказалась уничтожена. Очень тихо, шёпотом, переговаривались фасидцы:       — Как же быть…       — Оба дворца уничтожены…       — Есть третий, но он в таком запустении…       — Ох, что же делается, сам эрд появился и решил взять власть в свои руки. Непростые времена наступают, непростые…       Фасидцы жаловались и негодовали. Кариви хмурила лоб, а затем пальцами разглаживала проявившиеся на нём морщины. А Нуска, довольный зрелищем, отправился восвояси. Как он понимал, основные цели этого путешествия достигнуты. Осталось лишь поместить сердце дракона на хранение, а затем готовиться к отплытию в Эрьяру.       Однако стоило Нуске с мечтательным выражением лица задуматься о невиданной фасидской выпивке, как перед ним возникла Ив. Её взгляд говорил о том, что Нуска может только мечтать о местном эле.       «Не день, а blatchien», — подытожил Нуска.       — Нам нужно поговорить, — заговорила Ив.       Нуска мысленно простонал, закатил глаза и отправился вслед за ней.