Нуска бежал по улицам столицы так быстро, как мог, следуя к центру города. По пути ему не встретился ни один человек, а это означало, что большая часть жителей уже покинула эти стены.
«Если всех жителей выведут из города, то я смогу убедить Сина прекратить это! Ну и пускай даже сама столица разрушится — отстроят заново! Дорого, но зато все живы!».
Приближаясь к центральной площади, Нуска смог разглядеть первых людей: это была группа стражников из десяти человек и, видимо, Вильна.
Ускорившись с помощью дэ, Нуска смог затормозить не сразу, а поэтому почти что влетел в первую помощницу и на глазах у ошалевших стражников закричал:
— Первая помощница Вильна, что с жителями?!
Однако выражение лица Вильны показалось Нуске странным. На напряжённом лице вдруг отразился испуг — она отпрянула, а затем медленно проговорила:
— Так ты… жив. Действительно…
— Что? — не понял Нуска.
Вильна вдруг замотала головой и нахмурилась, а затем задрала голову, вглядываясь в фигуру Сина.
— Почти все жители покинули город, но он не прекратит, пока не сдохнет. Сейчас стражники выводят людей по подземным ходам. Ты сможешь подняться в башню и убедить его прекратить? Нам хватит времени, чтобы уйти.
— Я? Я могу, но почему…
Вильна нетерпеливо взмахнула рукой и, уставившись на Нуску, почти прорычала:
— Потому что это должен быть
ты.
Нуска сглотнул, но кивнул. Он действительно хотел сделать хоть что-то, но не понимал, почему Вильна была так уверена в нём. Однако спорить не стал и побежал к дворцу, минуя открытые нараспашку двери стены вокруг помпезного строения. Взобравшись по ступеням, он проник внутрь.
Там было пусто. Ни слуг, ни стражи — Вильна не соврала.
Нуска, перескакивая через две ступени, начал восхождение наверх. Ему казалось, что он шёл вечно. Дыхание сбилось уже к пролёту десятому, барабанной дробью звучал в ушах стук сердца. Но он продолжал свой путь наверх, к своей цели.
Где был выход на крышу? Да reh`z его знает! Нуска как обезумевшая белка носился по верхнему этажу, открывая все двери подряд, пока в одной коморке не наткнулся на лестницу и дверку в потолке. Пробравшись под крышу, он обнаружил распахнутые деревянные ставни. Видимо, Син тоже воспользовался именно этим выходом.
Нуска выбрался наружу и застрял на металлическом карнизе. Перед ним, как на ладони, стелился весь город. Если упасть отсюда… он точно станет лепёхой.
Переборов страх, лекарь рывком отвернулся и вцепился в покатую крышу. Она была похожа на чешую — одна сверкающая каменная пластина находила на другую. Однако подъём был слишком крутым — башню, на которую додумался взобраться эрд, венчала крыша, выполненная в форме конуса.
Часто дыша, молясь всем духам, Нуска, скребясь, пополз вверх. Пластины были крепкими, но некоторые под его ногами крошились, а то и падали. Но хвататься было легко. Взбираться по ним было бы даже плёвым делом, если бы они не были настолько скользкими от крови.
Но Нуска уже видел перед собой Сина. Мог в подробностях рассмотреть надетую на него чёрную рубаху, разглядеть раны на его запястьях и блестящий змеиный хвост… Нет, отступать нельзя.
Нуска вскарабкался на карниз над одним из окон, схватился за основание шпиля и задрал голову вверх.
Прямо над ним застыл эрд. Его лицо, как и всегда, было непроницаемо даже в момент невыносимой муки. У Нуски даже возникло ощущение, что это и было обычным состоянием Сина — с безликой маской на лице принимать на себя удар за ударом, подставлять спину, а затем по очереди щёки — правую, левую.
С его проткнутых мечами рук фонтаном брызжила кровь, но, проливаясь, она превращалась в невиданную магию: кровавые лозы вились вокруг в безумном танце, поднимаясь к небу, чтобы защитить город и спасающихся бегством горожан.
Он снова делал это. Он снова использовал свою дэ не для убийства, а для спасения, он снова предавал саму свою суть. Оттого, видимо, его лицо и тело были черны как небо беззвёздной ночью. Под влиянием той дэ, что вырвалась из кометы, Син преобразился. Если Нуске раньше доводилось видеть этот облик с хвостом и рогами, то драконьи крылья он лицезрел впервые в жизни. Это картина пугала и отталкивала, но и завораживала.
— Син! Син, все жители покинули город! Спускайтесь! — закричал Нуска, пытаясь схватиться за сапоги практически повисшего в воздухе эрда. Но он не слышал.
Нуска боялся высоты, всегда плохо лазал и держал равновесие. Он же боялся замкнутых пространств, но раз за разом преодолевал свои страхи, когда видел перед собой попавшего в беду Сина. Откинув последние сомнения, Нуска крепче схватился за основание шпиля и пополз выше. Он не мог уйти, бросив эрда в одиночестве. Он не мог допустить, чтобы план Тиамы осуществился. Ведь стоит Сину погибнуть, как она нанесёт последний удар по Эрьяре.
Если Син умрёт, то и они все последуют за ним в саму бездну.
Собравшись с силами, Нуска, чувствуя, как скользит вниз, встал на покатой крыше и подпрыгнул, вцепившись в бёдра эрда и повиснув на нём. Лекаря шатало из стороны в сторону, он медленно сползал вниз, пока вдруг чья-то рука не схватила его за шкирку и не швырнула обратно на карниз.
Нуска на секунду возмутился, но… давление на голову снова усилилось. Заткнув уши руками, лекарь почувствовал, как между пальцев выступила кровь, она же полилась и из носа. Подняв взгляд к небу, Нуска закричал от ужаса.
Огромная красная пасть с клыками, каждый из которых был размером с голову Нуски, ударилась о купол. Кровь дождём хлынула с небес, промочив лекаря насквозь. Пасть не просто врезалась в защитную полусферу — она жрала кровь Сина, зубами прогрызая себе путь.
Что мог сделать такой маленький лекарь, как он? Что мог противопоставить этому чудищу, подобному ожившим карборским статуям тварей?
Син задрал голову, наблюдая, как последняя защита Эрьяры падает под натиском дракона.
Верно. Когда красная пелена над головой стала тоньше, Нуска смог разглядеть в небесах не только кружащие осколки кометы, но и серебристого дракона. Он был размером с трёхэтажный дом, его пасть могла живьём заглотить десятерых, а крылья ударом раздробить тело.
«Последний выживший дракон пришёл по наши жизни. Так и закончится история Скидана?»
Нуска чувствовал, что ещё немного и он будет готов сдаться. Если Син вступит в бой, то и дракон, и осколки кометы обрушатся на него, Нуску и город. Если же он не расправится с драконом, то тот просто сожрёт защитный купол.
Подтянувшись, Нуска вцепился в крышу башни и зажмурился.
«Мама, что бы сделала ты?»
Малодушие целиком захватило Нуску, но внезапно перед глазами заплясали картинки из прошлого. Вскинув голову вновь, лекарь преисполнился уверенности. И пополз вверх во второй раз. Ухватившись за ноги эрда вновь, он прокричал:
— Подтяните, сейчас же подтяните меня! Если вы сбросите меня вниз, мы с вами больше никогда не увидимся!
Нуска сглотнул. Его слова звучали глупо. Если он ничего не придумает, то, возможно, будет уничтожен весь Скидан, а он тут бормочет про какие-то встречи…
Пристальный взгляд чёрно-красных глаз лишь на секунду задержался на Нуске. Окровавленные руки Сина, из которых торчали мечи, явно не были способны затащить его наверх. Поэтому эрд обвил лекаря хвостом и, подбросив в воздух, дал возможность повиснуть на своих плечах.
Нуска обнял Сина за плечи. Держась за его шею, он задрал голову и увидел, как огромная пасть с чавканьем распахивается и смыкается прямо над головой. Кожей предчувствуя этот укус на себе, лекарь поёжился.
— Син? — позвал он.
Но эрд не отвечал. Возможно, болевые ощущения и ударившая в голову дэ не позволяли ему как следует оценить происходящее. Поэтому Нуске не оставалось ничего, как взять ситуацию в свои руки.
— Син, снимите купол. Я знаю, вы боитесь, но доверьтесь мне, я прошу вас. Если дракон успеет проникнуть внутрь, то атакуйте его, — быстро прошептал Нуска.
Син не ответил, но поднял взгляд вверх, уставившись на клыкастое отродье, так старательно пожиравшее его кровь. Он вдруг злобно сощурился, а затем, разрывая сухожилия и вены на своём запястье, выдернул из него меч.
Нуска тут же обхватил руку эрда. Сцепив на ней пальцы, он залечил первую рану. Кровавый купол стал бледнеть.
Хватая ртом воздух, Нуска почувствовал, как от страха сжимается грудная клетка, а пот градом заливает глаза. Однако времени даром Нуска не терял — он уже переключал рычажок в своих каналах, по которым текла светлая дэ. Очень медленно его каналы наполняла чистая и дикая лесная дэ.
Син слил клинки, а затем выдернул единый меч из второго запястья. Эту рану Нуска залечить уже не мог, поэтому купол не исчез сразу. Он таял, как таит на солнце глыба льда. Сверху на лекаря обрушился кровавый дождь, в одночасье заливший всю Эрьяру.
Нуска усмехнулся. Его план был прост как два медяка, прост, как он сам. Он не в первый раз использовал техники, лишь раз увиденные где-то глубоко во сне, но сейчас… слишком многое было подставлено на кон.
Как и ожидал Нуска, осколки кометы не успели прорвать оборону, но дракон — успел. Его огромная слюнявая пасть, выжрав проход в щите, с невероятной скоростью понеслась сразу на них. А за ней — и камни, которые должны были уничтожить дворец и город.
В ту же секунду Син взмахнул крыльями и понёсся навстречу погибели. Но, вознеся меч остриём вверх, он пронзил верхнюю челюсть твари изнутри. Раздался душащий визг, а за ним — оглушительный рык.
Крылья дракона были так сильны, что от каждого взмаха Нуска подлетал в воздухе. Держась дрожащими мокрыми пальцами за рубаху Сина, лекарь зажмурился и прижал руку к груди.
Проткнутая насквозь челюсть сомкнулась на руке и мече Сина. Снова брызнула кровь, драконья и рирская. Ещё секунда — и тварь отгрызёт руку эрда, они упадут, и всё это навсегда закончится.
Но Нуска отыскал это в себе. Что должна была испытывать его мать, когда преследовали и истребляли её племя? Что она должна была чувствовать, уводя свою семью на верную смерть? И чего она должна была желать, зная, что не выживет, но из последних сил сооружая купол над землями своего племени?
И что чувствует Син сейчас, в одиночку борясь с драконом и дождём из звёзд?
«Моя смерть — лишь один кусок мозаики. Я не позволю убить всех. Я не позволю истребить весь свой народ. Даже если это будет стоить мне жизни, кто-то останется после меня. Кто-то продолжит просыпаться по утрам, выкуривать весь табак и выпивать весь эль в трактире. Кто-то продолжит петь песни, а кто-то… продолжит любить».
Лесная дэ переполнила каналы, а Нуска, замедлив течение времени, до крови из глаз сжигал энергию в своём теле. Его конечности жгло, каналы, надрываясь, рвались изнутри, а его тело превращалось в сгусток чистой концентрированной силы.
Той единственной силы, не подвластной драконам. Той единственной силы, которая могла их спасти.
Нуска ощутил это так, будто его тело разорвало на куски. Его хватка ослабла, а он бы так и свалился вниз с верхушки дворца, если бы Син своей когтистой окровавленной рукой не схватил его за пояс.
Но Нуска больше не ощущал себя, своего тела или веса. Он больше ничего не чувствовал, кроме боли. Он был сосудом, который перевернули горлышком вниз. А лесная дэ, сжигая его нутро, лилась наружу.
Не видя это, но чувствуя, Нуска осознавал, что купол Сина рушится, а его заменяет самая крепкая защита на их континенте — древний щит лесного народа.
«Верно. Как моя мать когда-то спасла остатки лесного племени, пожертвовав собой, так и я…»
Больше Нуска ничего не помнил. Не как он оказался на земле, не как был разрушен до основания дворец, превращённый в труху и пыль. Он лишь на секунду смог разлепить глаза, чтобы увидеть себя и Сина, лежащих на земле в крови на обломках величайшей постройки человечества.
Однако увидев стены и другие непострадавшие дома, Нуска вздохнул с облегчением, тут же выхаркав под себя не меньшим литр крови.
Пострадал только дворец и они. Они. Син?
Нуска нашёл разорванную руку Сина рядом, но не нащупал пульс. Чувства тут же всколыхнулись внутри, рычажок внутри переключился обратно на светлую дэ, но… его каналы были девственно чисты. Он был совершенно пуст.
Даже осознавая, что он умирает, Нуска не хотел умереть так. Он не хотел умереть, зная, что за ним в бездну или же на небосвод отправится и Син. Только не так. Не так.
НЕТ.
«Не знаю, кто ты, но, хаванец, знаешь ли ты, на что способен на самом деле?»
Нуска завертел головой, пытаясь заткнуть знакомый женский голос, зазвучавший в голове. Но он был так слаб, что ничего не мог с этим поделать.
«Ты способен не только дарить жизнь. Ты способен её и украсть».
Нуска вскинул голову и окровавленными глазами обвёл пустошь. Где-то вдалеке в завалах бродил какой-то человек. Видимо, прошло довольно много времени с момента возведения купола, а люди стали возвращаться в город вместе со стражей.
Точно. Это был не просто человек — он показался Нуске смутно знакомым своей рыжей копной волос. Однако сейчас лекаря волновало совсем другое — то, что было внутри этого человека. Жизнь. Сама жизнь — и есть светлая дэ.
«Ты правильно понял меня, хаванец. Конечно, проклятье дэ может лечь на твои плечи. Но что выберешь ты, когда твоя жизнь и жизнь Сина под угрозой? Ты позволишь умереть Сину и умрёшь сам, лишь бы не красть? Ты позволишь жить другим, пока ваши тела будут гнить в земле? Так ли?»
Нуска никогда не был жадным. Перед глазами всплыли картинки из детства: как он делился своей единственной деревянной игрушкой с детьми в Хаване, как он отдавал последний кусок хлеба в трущобах Эрьяры. Однако. Он был жадным до самой жизни. Он хотел жить.
И, переполненный желанием выжить, он из последних сил вскинул руку, чтобы украсть. Но украсть не кочан капусты или серебряную побрякушку, а саму жизнь.
Человек, рыскавший в обломках, застыл, а затем повалился навзничь. Струйками из него вытекала жизнь, но для Нуски это был ещё один глоток воздуха, это была светлая дэ, потоком хлынувшая в каналы.
Остановив внутреннее кровотечение в своём теле, Нуска больше не обращал никакого внимания на распростёршийся посреди хаоса труп. Он кинулся к Сину, нависнув над ним и со слезами на глазах размашистыми толчками отбивая нужный ритм на его груди.
Он обязан запустить его сердце. Он, th`are, обязан!
Лицо Сина было бледно. Вся та тёмная дэ, усеявшая его тело, куда она подевалась? Его рога, крылья, хвост — исчезло всё. Перед Нуской в пыли на камнях лежал привычный правитель, но окровавленный и изувеченный настолько, что вряд ли был хоть какой-то шанс спасти его.
Син когда-то говорил, что для него был ещё один безопасный для окружающих способ умереть. Сжечь всю свою дэ, растратить все ресурсы своего тела. Видимо, это он и сделал.
«Haidgehl i fer, не смейте! Не смейте! Умирать! У меня! На глазах!»
На протяжении часа Нуска, обливаясь слезами, тратил всю энергию в своём теле, пытаясь запустить сердце эрда. И по прошествии часа у него это получилось.
Неизвестно, какие ещё повреждения оставались у Сина, но у Нуски больше не было никаких сил. Он лишь увидел, как эрд хрипло вздохнул, а его сердце вновь начало отмерять секунды своими ударами.
Тогда Нуска просто упал рядом, головой на грудь Сина, и не поднимался, вслушиваясь в долгожданный стук. Он смог. Неважно как и какими жертвами, но смог.
Нуска думал, что первыми, кто их найдёт, будет отряд стражи Вильны, но ошибался. Хоть огненная дэ ударила в ноздри, но это была не Вильна.
Грубые мужские руки подхватили Нуску, унося его прочь от Сина. Лекарь пытался сопротивляться, но, наверное, походил на дохлую рыбу, которая к верху брюхом пыталась бороться с течением.
Над ухом прозвучал смешок.
— Что же такого плохого тебе сделал Миела, что ты решил его прямо здесь и прикончить? Ладно, братец, я рад, что ты выжил. Я войду в твоё положение и не убью это отродье, раз уж тебе пришлось пойти на такие жертвы, чтобы вернуть его к жизни.
Вьен уносил Нуску прочь из Эрьяры. Нуска иногда приходил в себя, охал и снова проваливался в глубокий сон. Несколько раз он просыпался в предместьях столицы, потом — у Линии жизни, когда Вьен решил обмыть его тело ледяной родниковой водой, а заодно напоил. Но больше Нуска не просыпался до самого прибытия в Арценту.
* * *
Нуска плохо понимал, что происходит. Он всё ещё чувствовал себя слишком плохо, чтобы принимать хоть какие-то решения. Однако рядом непонятно откуда оказался Оанн — этот мальчишка был с ним в плену у Вьена.
— Нуска, ты уж прости, но он прицепился к нам ещё в столице. Согласился хоть в плен, хоть на виселицу. Сам разбирайся с этой головной болью.
Но разбираться хоть с чем-то было не в силах Нуски. Он всецело оказался на попечении у Оанна — тот его поил, кормил, мыл и переодевал, а также помогал дойти до отходного места. Отказаться от его помощи сейчас было невозможно.
Когда Нуска достаточно окреп для того, чтобы стоять на своих двух, Вьен как следует нарядил его, а затем хлопнул по плечам. Чёрные глаза арцента блеснули, и он сказал:
— Неплохо. Сегодня же ты отбудешь с континента.
Втроём они вышли из ветхого жилища, где Нуска пробыл незнамо сколько. И по знакомым улочкам, меж теснящихся глиняных домов, направились к пристани Арценты.
Там, стоя в ряду вместе с другими людьми, Нуска мог лишь глупо оглядываться по сторонам. Однако Вьен дёрнул его за рукав белых вычищенных одеяний и тихо заговорил:
— Эрьяра цела, не считая дворца, конечно. Но эту убогую постройку и не жалко. Тиама была сильно ранена в битве с Сином и появится нескоро. Уползла зализывать раны. К тому же, она беременна. Она должна снести и высидеть яйцо, прежде чем приняться за старое. Несколько лет в запасе у Скидана есть.
Впервые с тех пор, как Нуска покинул Эрьяру, Вьен заговорил с ним о событиях тех дней. Лекарь даже наклонил голову, вслушиваясь в то, что ему говорили.
— Если когда-нибудь вернёшься… позаботься об этом ребёнке. Он мой.
Нуска вздрогнул и сжал руку в кулак.
— Но лучше не возвращайся никогда. Точнее, ты ни в коем случае не должен вступать в схватку с Тиамой, если не уверен в победе. Её невозможно убить без сердца, которое хранится у тебя. Но если она убьёт тебя и заберёт сердце, то конец наступит для всего человечества. Ты понимаешь? Никогда. Не возвращайся. В Скидан.
Нуска слабовольно кивнул. Вьен вздохнул и не дал ему упасть наземь. Придержав под локоть, он развернул Нуску к себе лицом и продолжил, смотря ему в глаза.
— Весь этот год я делал всё, чтобы ты не приближался к эрду и Тиаме. Где он, там и она. Она живёт своей местью. Она мечтает уничтожить Скидан на глазах у Сина. Однако единственная причина того, что ты жив, — это моё вмешательство. Но больше… я не смогу помогать тебе. Поэтому, прошу, не возвращайся.
Вьен приблизился, а его губы коснулись лба Нуски. Вздрогнув, лекарь почувствовал как его воспоминания стремительно стали угасать, подобно медленно сгорающим в огне картинкам.
— Ты должен помнить только одно, Нуска. Всё плохое, что произошло с тобой, случилось из-за эрда Скидана Сина Рирьярда. Погибло твоё племя и твоя мать. Был истреблён хаванский народ и умер твой отец. А ты, чтобы выжить, был вынужден отправиться в рабство в Сонию, чтобы спрятаться от Тиамы. Запомни это. И береги себя.
Нуска качнул головой и уставился на Вьена. Лицо брата вдруг показалось ему осунувшимся, а на его глаза словно легла печать какого-то невиданного проклятья. Нуска даже протянул руку, чтобы коснуться щеки Вьена и стереть эту странную невидимую отметину. Арцент криво усмехнулся, а затем убрал руку Нуски. Но в памяти лекаря навсегда запечатлелось уставшее и измождённое лицо брата и эти чёрные и глубокие омуты вместо глаз.
— Эй, торговец! Тут покупатель из Сонии. Хотел бы посмотреть на вашего хаванца и полукровку.
Брат резко изменился в лице и отстранился. А Нуска застыл, покачиваясь, но за плечи его придержал Оанн.
Это был шумный рынок. Рабовладельческий рынок. Нуска это понимал, но почему-то думать было невыносимо трудно. Он мог лишь вслушиваться в плеск волн и крики чаек, которые заглушали все разговоры торговцев.
Вскоре Вьен махнул рукой, а на запястья Нуски накинули верёвку, а затем потащили по трапу на палубу корабля. Там же, на палубе, его в одиночестве и бросили.
Нуска то и дело проваливался во времени, его память превратилась в настоящую кашу, как и мысли. Он не мог думать ни о чём. В голове был сплошной серый лист. Облокотившись на бортик, Нуска мог лишь наблюдать за стремительно удаляющимся берегом.
Неизвестно откуда в голове всплыли строчки из песни, которую Нуска даже смог пропеть:
«Дуновение южного ветра
По щекам гладит нежно, смеясь,
И, руками касаясь фетра,
Колыхает тихонько твой плащ».
Но дальше Нуска забыл и замолк. Он бы так и стоял здесь в одиночестве, как последний дурень, если бы одна из кружащих над палубой птиц не села ему прямо на плечо.
Нуска вздрогнул, обернувшись, он увидел необыкновенно чёрную птицу, ворона. Откуда она взялась? Разве у моря не водятся одни только чайки да бакланы?
— Эй, откуда ты? Так странно… Я словно видел тебя уже.
Нуска чесал дикую птицу как щенка, поглаживая ее перья вокруг шеи. Но ворон не спешил улетать, крепко впившись в плечо Нуски и буравя его пристальным взглядом своих синих глаз.
Осознание того, что Нуска покидает родную страну, пришло не сразу. Однако ощутить хоть что-то по отношению к этому он так и не смог. Он не мог припомнить даже то, что делал вчера.
Пахло солью и мокрой древесиной. Нуску убаюкивал мягкий ход корабля, успокаивал почему-то трепещущее и сжимающееся от страха и волнения сердце. Вскоре кто-то с корабля наконец заметил его, хлопнул по плечу и поволок в трюм. Ворон, громко каркнув, вспорхнул с плеча и улетел, но Нуска ещё долго оглядывался, пытаясь найти его в небе.
Ветер гнал облака. Течение уносило его куда-то вдаль, но Нуска чувствовал себя так, будто застрял в болоте, невероятно зловонном и зыбучем. И даже сидя в трюме, борясь с то и дело подкатывающей к горлу тошнотой и морской болезнью, он не мог отделаться от ощущения, что что-то потерял.
Нет, не что-то. Он потерял всё. Он потерял самого себя в этом глухом море, таком же огромном и беспросветном, как и вся его жизнь.
