Рассеивая сумрак

      — Какая встреча! — насмешливо отметил Вьен, уверенной походкой выйдя на свет. Он был в тёплых серых одеждах, а его распущенные волосы вились от высокой влажности. Нуска не мог отвести взгляд от этого насмехающегося лица и холодных глаз.       — Старший брат… Зачем?       — Не хочешь поблагодарить меня за своё спасение? Уверен, что смог бы пережить эти пытки? Тирра редко останавливается на достигнутом. Особенно в отношении тех, кто её оскорбил. И особенно в отношении мужеложцев.       Нуска сглотнул комок и подавился. Его глотку сдавило, а сердце затрепетало от страха намного сильнее, чем во время пыток.       Всю жизнь Нуску пугал лишь один человек — Вьен. И вот он снова перед ним, но на этот раз Нуска стал его пленником.       — Вьен, чего ты добиваешься? Хочешь увести меня силой?       Арцент вздохнул, а затем одним резким движением метнул в сторону Нуски саблю.       У лекаря не было никакой возможности увернуться, он зажмурился, попытавшись перекатиться по полу, но оружие дэ все равно влетело в него. Влетело и пронзило живот насквозь. Нуска машинально громко ахнул, но… не почувствовал боли. Оружие, утонувшее в теле лекаря, просто исчезло, не оставив ни царапинки.       Казалось, ещё чуть-чуть и Нуска потеряет сознание. Его начало мутить, дыхание сбилось, а грудная клетка разболелась от учащенного сердечного ритма.       — Ты всё ещё ждёшь от меня подвоха, не так ли? Даже после всего, что я для тебя сделал, после всего, чем пожертвовал. Если бы ты хоть раз за всё это время прислушался ко мне, то мы бы не оказались здесь. Но нет, младший братик, тебе нравится бежать в объятия убийцы, в темницу к магам боли, прямо в глотку к Тиаме, но не ко мне. Своей непроходимой тупостью ты скоро погубишь не только себя, но и весь Скидан, — не двигаясь с места, с холодной улыбкой сказал Вьен, а затем махнул Миеле рукой.       Слуга кивнул, а затем покинул их. А Нуска стал медленно-медленно отползать в угол пещеры, прямо по холодному жёсткому камню. Теперь они с Вьеном остались наедине — и это безумно пугало. До бездновых отродий. До тошноты в горле.       Вьен же, не обращая никакого внимания на лекаря, расположился у костра. Сначала снял плащ и положил его рядом, чтобы просушить, а затем налил себе воды из котелка. Пальцами зажёг трубку, закурил.       Наверное, прошла вечность, прежде чем Нуска стал приходить в себя. Возможно, причиной тому был страх, но спать он перехотел, как и есть.       Вьен тем временем докурил, высыпал сгоревший табак в костёр, и Нуска вдохнул знакомый аромат прожжённой трубки. Затем брат заговорил снова, медленно, словно подбирая подходящие слова:       — Эрьяра будет атакована дарвельскими войсками и Тиамой. Мне придётся выслать тебя. Из Скидана на reh`z. Эрд был недостаточно напорист в своём желании отправить тебя куда подальше. В душе он всё равно желал, чтобы ты вернулся. Если бы не моё вмешательство, это стоило бы тебе жизни. Знаешь ли ты, какое задание дала мне Тиама?       Нуска затрепетал. Что значит «Эрьяра будет атакована»? Кто пропустит дарвельские войска прямиком в сердце страны? И неужели… Вьен заодно с Тиамой и дарвельцами? Неужели… Вьен не повстанец и наёмник, но ещё и предатель, променявший свою верность Скидану на мешок дарвельского золота?       — Ты… Ты с ней…? — только и смог выдохнуть Нуска.       — Я не буду делиться с тобой подробностями своей жизни. Как я вижу, мы недостаточно в близких отношениях для этого. — Он снова усмехнулся. А затем без тени улыбки резким тоном продолжил: — Она сказала убить тебя, вырезать твоё сердце и её сердце. Её сердце доставить в отлитой из золота шкатулке, а твоё — на золотом блюде, чтобы она могла как следует насладиться трапезой. Что думаешь об этом, Нуска? Думаешь, если бы на моём месте был другой наёмник, он бы тебя пожалел?       Нуске пришлось отвернуться. Он понимал, что брат прав. Но и выдавить из себя благодарность не получилось.       — Поэтому мне придётся сослать тебя в другую страну. Там когти Тиамы не доберутся до тебя, её влияние ограничивается Скиданом. Там тебе будет проще выжить, но и на мою помощь или помощь эрда ты не сможешь рассчитывать. Только на себя. Зато наконец приобретёшь своё оружие дэ, как тебе такое, братик?       — Оружие дэ? — без особого энтузиазма переспросил Нуска. Подобное его сейчас не интересовало, но всё же ему было непонятно, отчего Вьен сделал такой вывод.       — Точно. Ты ведь не слышал продолжение моего рассказа на следующий день — ты уже бежал в объятия эрда, — арцент медленно поднялся, обошёл Нуску вокруг, словно готовясь к нападению, но затем присел на каменный выступ и почесал щетину. Подняв взгляд вверх, Вьен продолжил: — Оружие рождается из желания защитить. Защитить себя, Нуска.       — Это не так. Я видел прошлое других сурии. Их оружие пробуждалось из желания спасти близкого человека.       Губы Вьена расползлись в усмешке, а брови взметнулись вверх, словно издеваясь.       — Ты — ребёнок. И твои слова — ребячество. Зачем человеку спасать кого-то?       — Чтобы он был в безопасности. Чтобы не погиб. Чтобы не испытывал боль…       Вьен приблизился и ткнул пальцем Нуску в грудь. Его глаза округлились и он, не моргая, уставился на лекаря. И снова заговорил:       — Мы спасаем кого-то, чтобы самим не испытывать боль. Мы не желаем чужой смерти, потому что не хотим страдать. Мы отказываемся смотреть на умирающего и спасаем его, чтобы не чувствовать себя виноватыми. Мы делаем это для себя.       — А как же эрд? Он, например, не хочет быть счастливым, страдания наоборот приносят ему наслаждение…       — Чувство вины. Это ещё одна причина, почему мы не можем допустить смерти тех, кто нам дорог. И умереть эрд хочет из тех же эгоистичных побуждений — чтобы перестать испытывать боль, чтобы избавиться от чувства вины. Спасая Скидан или тебя, он испытывает секундное облегчение — будто бы та вина, что лежит на его плечах, становится легче.       — Хочешь сказать, люди вообще ничего не делают для других? Только для себя? — сощурился Нуска.       Но Вьен вдруг задумался. Вздёрнув подбородок, он отстранился, чтобы протянуть:       — Этого я не знаю. Но я не могу припомнить ни одного примера самопожертвования во благо других. Все люди спасают только собственные шкуры — кто от смерти, а кто от страданий.       Но Нуска притих. Та злость и тот страх, которые он испытывал всё это время, вдруг сошли на нет. Он поднял на Вьена сверкнувшие в свете огня глаза и сказал:       — Вьен, ты спас меня от изнасилования и убил члена своей семьи ради себя?       Вьен сощурился. Но промолчал.       — Ты ворвался в город в День сурии и пытался забрать меня, приносящего лишь беды, ради себя?       Вьен нахмурился.       — Ты позволил мне присоединиться к восстанию в Арценте, испортить твои планы, привести твоих людей к смерти — ради себя?       Вьен скрипнул зубами и сложил на груди руки.       — И сейчас… Вместо того, чтобы прикончить меня и вернуть сердце Тиаме, ты сидишь и рассказываешь мне это?       — Зачем тебя убивать, Нуска? Намного выгоднее тебя выменять, — арцент вдруг усмехнулся, а затем ушёл к огню. Там он вывалил содержимое своей сумы на пол, начав рыться в вещах. Звякнуло стекло.       — Выменять? — не понял Нуска.       Вьен тем временем призвал свою саблю, а затем вспорол ладонь. Кровь полилась в маленькую стеклянную бутылочку, которую арцент подставил снизу.       — Верно. Возвращаясь к нашему разговору… За свою жизнь я успел понять только одно, — наполнив склянку до горлышка своей кровью, Вьен перевязал руку куском ткани, а затем медленно стал подходить к Нуске. Глаза арцента в полутьме горели красным. — Пока человек поступает правильно и разумно, даже подставляя под удар свою шкуру, он действует во благо себя. И лишь когда он мечется в отчаянии, допуская раз за разом ошибки, продавая, меняя всё, что у него есть, — он действует во благо других. Когда он причиняет страдания своим близким. Когда он делает их жизнь невыносимой. И лишь по той простой причине, что неспособен понять: то, что благо для него — не благо для другого.       — Вьен…? — Нуска поёжился и прилип к стене пещеры. Но это не уберегло его от пронзительного и колкого взгляда брата.       — Нуска. Мы неспособны принять выбор другого человека. Мы можем лишь делать вид, что приняли его, чтобы нас не отвергли. Как если бы близкий тебе человек был бы пьяницей, день за дней убивал себя, а ты смотрел на него, не в силах ни одобрить его решение, ни запретить ему.       — И… Какой же может быть выход в такой ситуации? — прошептал Нуска, чувствуя себя забившимся в угол мышонком. Вьен медленно подошёл ближе, а затем навис над лекарем.       — Два варианта. Уйти, зная, что он умрёт. Или же… — Вьен опустился на колени и схватил подбородок Нуски, задирая его лицо вверх. Два взгляда столкнулись: один, полный уверенности, и второй, полный страха. — Или же зашить ему рот, чтобы он больше не мог пить.       Нуска хотел отстраниться, желал этого всей душой, но холодный камень сзади царапал спину и рвал рубаху, а цепкая хватка Вьена не ослабевала. Лекарь чувствовал, с какой силой сжимают его нижнюю челюсть, вдавливают пальцы в дёсны и зубы.       Вьен поднёс бутылёк со своей кровью ко рту Нуски, однако насильно напоить лекаря не вышло — тот мотал головой, отворачивался, почти разбив странное снадобье.       Лицо брата потемнело. Он перехватил руку на волосах Нуски, потащил его голову вперёд, а затем с нажимом назад.       Ударившись затылком о камень, Нуска только что-то крякнул и обмяк. Перед глазами засверкали звёздочки, а острая боль от затылка расползлась по голове, сделав её невыносимо тяжёлой.       Теперь разглядеть лицо Вьена или понять его настроение было невозможно.       Брат ещё несколько раз попытался влить содержимое бутылька в глотку лекаря, но потом сдался. Испив собственной крови, Вьен заставил Нуску ещё раз удариться головой и застонать от боли. И тогда Вьен обжёг горячими губами губы Нуски, вливая в его глотку и нутро раскалённую кровь.       Лекарь повалился на пол. Он катался по полу, пытаясь остудить пожар в собственных каналах дэ. Царапал свои плечи до крови, изнывая от боли.       А Вьен стоял и пожирал взглядом страдающего от боли Нуску.       — С некоторых твоих воспоминаний печать снята. На некоторые — наложена. Забывать ты начнёшь постепенно, как и вспоминать.       Нуска не мог разобрать ничего из того, что ему говорили. Жар овладел его телом, кусачие языки и клыки уже пожирали его желудок.       — Это твой отец попросил меня. После смерти твоей матери, когда тебя доставили в Хавану. Ты не говорил, ты не ел. Все свои дни ты проводил за тем, что смотрел в стену. И мне пришлось стереть воспоминания о смерти твоей матери и об истреблении лесного племени.       Часто дыша, лекарь хватал ртом воздух. Вьен же присел рядом и внезапно уложил ладонь, которая показалась сейчас такой холодной, Нуске на лоб.       — Во второй раз после инцидента в Хаване и смерти твоего отца. Я нашёл тебя посреди города, в горе гниющих трупов. Твой взгляд был стеклянным. Я бы думал, что ты уже мёртв, не бейся твоё сердце.       Нуска поморщился и что-то простонал, в полубреду пробормотав какую-то фразу и закрыв глаза.       Но Вьен продолжал:       — И после этого ты хочешь, чтобы я принял твою связь с Сином. Чтобы я простил его. Я знаю, ты желаешь этого, Нуска. Чтобы я оставил тебя в покое и больше не появлялся в твоей жизни. Ведь в твоих глазах — я убийца, я человек, который убивает других людей. Но помнишь ли ты о том, кто приносил кусок хлеба в дом в своих окровавленных руках? Помнишь ли ты о том, как были запятнаны эти руки в самый первый раз? Нет, Нуска. Даже узнав, что это Син виновен в смерти твоих родителей, ты пожелал бросить всё, чтобы быть рядом с ним. Это предательство я не смогу тебе простить. И всё же я сделаю всё, чтобы ты выжил.       Прохладная ладонь пропала. Нуска замычал и нахмурился, свернувшись. Теряя сознание, он расслышал звук постепенно удаляющихся шагов.

* * *

      — Вьен…?       — Он уже ушёл. Нуска, после прихода тёмной кометы вы обязаны вернуться к Вьену. Он отпускает вас только с этим условием. Если вы не сдержите его, то он собственными руками убьёт эрда, даже если это повлечёт за собой его собственную гибель и истребление половины населения Скидана, — отчеканил Миела.       Нуска медленно кивнул. Он не успел отойти от пыток в сифской тюрьме, а столкновение светлой и огненной дэ в каналах окончательно выбили его из колеи. Как деревенский дурак, он мог только послушно кивать.       — Я собрал вам провизию и всё необходимое для долгого путешествия. Можете отправляться, как почувствуете себя лучше, а можете сразу направиться в порт Арценты на встречу с Вьеном.       — Нет. Я пойду в Эрьяру, — мотнул головой Нуска.       — Как пожелаете. Пусть духи направляют вас.       Миела быстро собрался и ушёл. Нуска же остался наедине с потрескивающим костром.       Он плохо помнил то, о чём вчера говорил Вьен, но понимал, что рано или поздно вспомнит. Сейчас же Нуске пришлось раздумывать об иных проблемах:       «На Эрьяру могут напасть. Син там. Я должен прийти и помочь».       Нуска почти сутки провёл в пещере, дожидаясь, когда спадёт тошнота от хорошенького удара затылка о камень.       «Удивительно, что нет сотрясения. Видимо, моя голова тоже каменная».       С рассветом Нуска, прихрамывая, отправился в путь.       Дорога из Сифы в Эрьяру была не самой простой. Было недостаточно просто идти в нужном направлении. Встретив первого же путника, Нуска попросил у него карту, но ворчливый старик отказался делиться.       — Нет уж, молодой человек, мне странствовать ещё до конца своих дней. Меня изгнали. Я не могу отдать её тебе.       — Тогда… позволь перерисовать?       — Это я могу. За лепёшку.       Нуска поделился со стариком припасами и принялся за дело. Уголь и кусок отсыревшей бумаги, благо, завалялись на дне сумы.       И лекарь так быстро и ловко зарисовал карту Скидана, что даже старик изумился, почесал черепушку и хмыкнул:       — А знаешь, бери мою. Мне и твои каракули сойдут.       — Нет уж, старик, не хитри. Забирай свою карту и иди, куда шёл. Но спасибо тебе.       Нуска отдал странствующему старичку ещё одну лепёшку и побрёл по дороге, которая вилась вокруг полей, но должна была привести лекаря в Эрьяру, на северо-запад.       Сейчас он почему-то размышлял о том, что в своих путешествиях смог открыть в себе недюжинные таланты. Знал бы он, что может стать неплохим картографом, если бы не отправился в путь? Или что способен не только переводить старинные песни лесного народа, но и бегло разговаривать на лесном? В последнее время и книги на староскиданском становились Нуске все понятнее и понятнее… Да и на войне он показал себя не только как хорошего фехтовальщика, но и как чуткого бойца, способного предвидеть опасность.       «Где бы я сейчас был, если бы не Син? О чём говорит Вьен? Я стал настоящим мужчиной, объехал половину страны, получил ранг, увидел то, о чем иной раз люди фантазируют до конца своих дней. Вьен предвзят к Сину, как и ко всем аристократам. А я…».       Нуска снова задумался. Его отношение к людям действительно кардинально изменилось, а кусочки, из которых был склеен мир, наконец сложились в картину.       «Ведь Миела, думаю, сейчас ненавидит меня точно так же, как я когда-то ненавидел всех богачей. Небось ещё и подстилкой эрда называет».       За день Нуске удалось обогнуть поля. Теперь на севере от него располагалась Рира, а на юге — Арцента.       «Вьен говорил, что будет ждать меня в порту Арценты. Нетрудно догадаться, что он хочет выслать меня не в другую страну, а с континента».       Нуска не мог этого допустить, он не был готов оставить Сина наедине со своей болезнью и проблемами страны. Но и возможные последствия отказа, о которых вскользь упомянул Миела, заставляли волосы встать дыбом.       «Нет, Вьен не убьёт его, нет-нет. Каким бы сумасшедшим он ни был, его ведь казнят за одну мысль об убийстве эрда. А убить его не так уж и просто. Хотя, если Вьен связался с Тиамой…»       Нуска остановился, приложив ладони к горящим от усталости щекам. Со всех сторон лекаря окружали поля, а далеко впереди, на горизонте, стелилась лесная полоса. Дневная звезда скрылась за облаками, освещая маленькому, запутавшемуся и одинокому лекарю путь. Мимо, гогоча, пролетела стая диких гусей. Нуска задрал голову, наблюдая, как ровный клин скрывается за лесом вокруг Сифы, и вздохнул.       «Даже они знают, куда им летать. А я даже с картой в руках не понимаю, куда должен направиться».       Облака сгущались, а к вечеру тучи затянули весь небосклон. К ночи, когда Нуске почти удалось добраться до перелеска, на землю рухнул дождь. Да такой сильный и холодный, что лекарь, грязно ругаясь под нос, нашёл в себе силы, чтобы бегом броситься под лесную шапку.       Ночью стало ещё холоднее. Нуска видел, как из его рта вырываются клубы пара. Выбрав место посуше для стоянки, он попытался развести на сыром хворосте костёр, но безуспешно. Огонь, занимаясь, вновь тух от случайной капли, сорвавшейся с листьев.       Тогда Нуска забился под одно из деревьев, обложил себя листвой, ветками, укутался в плащ и уткнулся в свои колени, напевая одну из любимых лесных песен.       Так бы он и уснул, если бы через глухой шорох листвы, скрип качающихся на ветру веток и мерный звон капель не расслышал тихую поступь.       Кажется, ещё один путник нашёл место для ночлега в этом лесу.       Нуске стало страшно от того, что это мог оказаться Вьен. Поэтому притих, укутав даже лицо чёрным плащом. Он надеялся, что его не заметят.       Однако скоро неизвестный показался из-за деревьев. Ливень мешал как следует ощупать пространство, чтобы понять, кем является незнакомец.       Словно из давно забытых снов прозвучал знакомый Нуске голос:       — Господин Нуска! Господин Нуска, это я! Вы меня узнали?! Вы от кого-то прячетесь, что с вами случилось?!       Жизнь или же судьба преподнесла лекарю ещё один сюрприз. Нуска думал, что одной судьбоносной встречи за день вполне достаточно для такого скучного хаванца, как он, но нет.       В Нуску практически врезался молодой мальчишка, который тут же принялся ощупывать сбитого с толку лекаря.       Ну а Нуска смог только моргнуть, а затем глупо спросить:       — А? Что? Оанн? Я уже уснул?       — Духи, Нуска, это взаправду я! Простите, что так внезапно, я не мог даже отправить вам письмо. Как только моё обучение в обители закончилось, я сразу отправился в Эрьяру, но мне сообщили, что вы в Сифе… И последние пару недель я пешком брёл до Сифы, потому что все мои сбережения ушли на припасы. Господин Нуска, я искал вас.       Нуска замотал головой. С его носа скатилась огромная дождевая капля.       — Зачем…?       Тут уже растерялся Оанн. Захлопав пегими ресницами, распахнув свои круглые цветастые глаза, он какое-то время раздумывал над ответом, но затем выдал всё сразу:       — Я хотел вас увидеть. Хотел передать письмо от Жамина. Рассказать о своей учёбе. Передать послание от Минхэ.       — Да…?       — И… Господин Нуска, я не знаю, куда мне идти. Я всегда был чужим в Арценте. Я не хочу возвращаться туда. Вы были нашим лидером на протяжении долгих месяцев, поэтому я не смог придумать ничего лучше.       — А, — многозначительно отозвался Нуска и кивнул.       Оанн вздохнул, но затем огляделся.       — Неподалеку была пещера…       — Нет, только не в пещеру.       — А? — многозначительно переспросил Оанн.       — Останемся тут, — заключил Нуска.       Оанн послушно закивал, тут же плюхнулся прямо в лужу рядом с Нуской и начал сгребать хворост обратно в одну кучу.       — Эй, нет, ничего не выйдет, я уже пытался… — начал разъяснять лекарь, но тут же заткнулся.       Юный полукровка сгрёб хворост, а затем поколдовал над ним, призвав огонь. Но это пламя было совершенно другим — оно было синим, холодным. Однако Нуска всё равно почувствовал исходившее от него тепло.       — Мой огонь не такой, как у других арцентов, он не согреет вас как следует, не просушит одежду. Но он тоже выделяет тепло, — неловко отозвался Оанн и улыбнулся, подставляя собственные отмёрзшие и перебинтованные пальцы к сине-голубым танцующим языкам.       Нуска помотал головой и распустил шнуровку своего плаща, а затем укрыл им, как одеялом, себя и Оанна. А после взял его руки в свои, исцеляя.       — Спасибо, Оанн. Ты очень вовремя пришёл на выручку. Я очень устал. Посторожи мой сон до середины ночи и разбуди меня.       С этими словами Нуска отпустил пальцы Оанна, а затем уронил голову на его плечо. И почти сразу уснул.       Лесная дэ наполняла тело и голову лекаря пугающими предзнаменованиями и страшными снами, но хаванцу удавалось сбегать от них вплоть до самого утра.