Рассеивая сумрак

      Над головой звенел шум битвы, разносясь от края до края долины. За спиной возгорался рассвет — но нет, не звезды. Скиданцы, столкнувшись с многочисленным войском дарвельцев, без команды начали применять навыки. Хоть вокруг и не было никакой растительности, кроме жёсткой колючей травы под ногами, битва в замкнутом пространстве не позволяла им использовать свою дэ, не задевая соратников.       Вдали кричали птицы. Багровые облака поднимались над полем боя. Бойцы пускали стрелы — и свист над головой оглушал до дрожи в костях. Те, кто не боялись, стояли до последнего, другие — падали навзничь, прикрывая руками головы, где и погибали.       Нуска всем своим существом ощущал дыхание смерти.       Наступала ночь, непогода. Сильные порывы ветра рвали и ломали облака над головой, превращая их в лоскуты. Нуска и был здесь, и нет. Хоть его спину прикрывал Минхэ, но лекарь совершенно потерял себя в этом месиве. Теперь он понимал, как сурии отличают вражеские атаки в битве. Как и он, они замечали их лишь тогда, когда огненные брызги летели в голову.       Магия фасидцев сталкивалась с магией арцентов. Нуска то дрожал от холода, то истекал потом. Над головой вновь и вновь то собирались тучи, то небо вдруг прояснялось, а серебристые лучи освещали место битвы. Залпы врезались в землю и прорывали её, а сурии земли то вспарывали землю, то заставляли её уходить из-под ног.       Землетрясение. Огненный шар. Ползучие лозы. Острые лезвия дождя. Ядовитые пары. Чужие клинки и стрелы, проносящиеся прямо над головой.       Нуска не представлял, как можно отбиться и выжить. И просто верил, что Минхэ достаточно силён, чтобы остаться в живых и защитить его.       Они продвигались. Медленно, но верно, от южного края долины к северному. Там, вдалеке, зыбучая энергия эрда с каждой секундой становилась сильнее и сильнее. Нуска чувствовал её источник, но не видел Сина и уже практически разгребал своим клинком путь через спины дарвельцев. Не убивая, но раз за разом раня, лекарь не знал, сколькие останутся в живых после этих ударов. Ведь кого не добил он — добивали другие; кто падал, того топтали чужие сапоги и копыта скиров.       Значит, Нуска тоже убивал.       Минхэ для него был расплывчатым красно-белым пятном, маячившим то сбоку, то спереди, то у спины. Он был силён. Не пропуская ни одной атаки, он контратаковал так, что его противники больше не поднимались.       Нуска же не мог похвастаться той же ловкостью или стойкостью духа. Каждый взмах меча давался с трудом — руки, стискивающие рукоять, потели и соскальзывали. Да и сам лекарь сейчас походил на грязную мокрую курицу — те белые одежды, что он надел, чтобы предстать перед эрдом в подобающем виде, насквозь пропитались грязью, кровью и потом. Край плаща подпалили огненные залпы, а плечи насквозь промочили дожди.       Если Нуска вступил в битву, переполненный воодушевлением, то спустя час потерял не только желание сражаться, но и самого себя в этой полыхающей, дымящейся, орущей долине.       Дольше он не вытерпит. Либо прорываться к эрду прямо сейчас, либо падать в грязь и умирать.       — Минхэ! Учитель Минхэ! — выкрикнул Нуска в пустоту; оглядываясь, он видел лишь искорёженные лица дарвельцев и вспыхивающие высоко в почерневших небесах навыки солдат.       — Опять озираешься по сторонам?!       Возмущённый голос вечно спокойного учителя звучал необычно. Сверкающий клинок Минхэ рассек воздух и откинул от Нуски сразу нескольких готовившихся атаковать противников. Кажется, неумелый лекарь, одетый в белоснежные одежды, стал настоящей приманкой. Да и…       «Ранее на меня тоже нападали с криками "хаванец, хаванец"… Кроме нас с Минхэ все остальные хаванцы сейчас лечат раненых. За мной или учителем идёт охота…?»       — Опять зеваешь! Нуска, когда же ты поймёшь, что мы сейчас не на тренировочной площадке! Тренировки в школе, в горах, в лагере — это не то же самое, что бой с настоящим противником! — Минхэ встряхнул лекаря за плечи и развернул к себе лицом.       Впервые Нуске удалось как следует рассмотреть учителя — его впавшие щёки, уставшие узковатые глаза, которые сейчас были расширены от страха.       — Учитель… вы боитесь? — ляпнул Нуска.       Сначала Минхэ произнёс что-то нечленораздельное на кнонском, видимо, выругался, а затем встряхнул Нуску ещё раз, да так, что у лекаря посыпались искры из глаз.       — Тебе бы тоже стоило хоть немного испугаться! Ты слишком спокоен для юнца, впервые оказавшегося на поле боя!       — Минхэ… — Нуска вдруг прервал учителя и дёрнул его за рукав. Подняв круглые опустошённые глаза на учителя, лекарь проговорил: — Прямо сейчас. Давайте прорвёмся к эрду прямо сейчас. Иначе я просто умру.       Сердце Нуски колотилось в горле. У него больше не было сил для того, чтобы бессмысленно размахивать мечом.       — Я не боец, учитель. Вы знали это, когда брали меня в ученики, знали, что я не смогу, поэтому…       — Хватит. Возьми себя в руки. Иначе я просто вырублю тебя и унесу на плече обратно в лагерь, — холодным тоном перебил Минхэ.       Нуска сглотнул и кивнул. Такая прерогатива пугала его куда сильнее, чем битва нескольких тысяч сурии.       — Держись у моей спины. Меч всё время наготове. В пылу битвы — над головой. Защищай голову и сердце — любой сурии будет бить туда. Не отставай, лишний раз не маши мечом. Если есть возможность, то бей не одного противника, а сразу нескольких. Вперёд! — Минхэ выпалил это на одном дыхании, а затем просто пихнул Нуску в нужном направлении.       Учитель шагал впереди, а лекарь, как цыпленок, шёл следом. Сильнее всего хотелось сейчас схватиться за этот белый конский хвост и держаться за него до тех пор, пока они ни доберутся до северного края долины.       На растерзанной навыками сифов земле уже начали скапливаться трупы. Сражение началось пару часов назад, но потери среди дарвельцев уже были… невыносимыми. Нуска бы очень хотел просто не смотреть под ноги, но не мог. Слишком велик был шанс споткнуться о чьё-то распростёртое тело.       Но даже если зажмуриться изо всех сил, как Нуска пытался сделать уже несколько раз, — от звуков было не спрятаться. Крики, хрипы, ржание скиров, топот и лязг оружия оглушали, не оставляя лекарю возможности остаться в стороне от происходящего.       — Блокируй удар сверху! — вдруг скомандовал Минхэ.       Лекарь услышал лязг оружия. Верно, даже учитель не мог отражать атаки сразу с нескольких сторон. И Нуска как самый послушный ученик последовал указанию, — но когда огромная, объятая пламенем секира врезалась в его маленький земной меч, лекарь только застонал от боли — тяжелый удар вибрацией прошёлся по костям. Выбора не оставалось: Нуска просто вскинул руку — и тогда белоснежная вспышка энергии ослепила противника. Тот, ругаясь на своем языке, закрыл руками глаза, но ненадолго — в следующую секунду его грудину пронзил клинок Минхэ.       Нуска впервые во всех подробностях смог рассмотреть, как убивает его учитель. Смог увидеть, какими могут быть холодными и безразличными глаза Минхэ, когда его длинный меч дэ раздирает чужую плоть, а затем так же быстро покидает ослабшее тело.       — Вперёд, Нуска! Осталось немного! Здесь дарвельцев больше всего, но мы пробьёмся! — выкрикнул Минхэ и, сделав шаг вперёд, разом рассёк трёх противников впереди. Они как раз окружили скиданского карборца, готовясь прикончить его, но клинок учителя был быстрее — белоснежное лезвие разрубило ровно три грудины и три сердца.       Лицо карборца показалось Нуске знакомым. Неужели…       — Усли? Усли Кардор? — выдавил лекарь, рассмотрев бойца поближе.       Верно. Сверкая превосходными доспехами, в самой гуще битве скрючился сам Усли, родственник Хайи, которому прочили судьбу следующего главного сурии металла. Он же был и соучеником Сина — теперь Нуска был уверен в этом.       Но именно сейчас Усли совершенно не походил на главного сурии и никоим образом не оправдывал пышность своих одежд. Дрожа всем телом, он держался на ногах лишь благодаря тому, что воткнул копьё в землю. С его непокрытой головы стекала кровь — Нуска нахмурился и сразу же бросился на помощь. Так быстро, как не бросался в битву. Так быстро, что его не успел остановить даже Минхэ.       Не прошло и секунды, как Нуска уже ощупывал голову Усли на предмет ран. Меч уже валялся где-то у ног никудышного бойца — лекарь всецело отдался своему долгу.       Хоть Нуска и смог отыскать несколько глубоких ран на голове Усли, но ни одна из них не могла сломить такого крепкого мужчину.       — Усли! Усли Кардор! Что произошло? — прокричал Нуска.       Серые впавшие глаза карборца дрогнули — он поднял взгляд на лекаря; оружие Усли распалось на частицы, и он схватился за руку Нуски, стискивая её в тесках дрожащими пальцами.       — Он умер. Он умер… Главный сурии… Хоней Кардор… Теперь я… Главный сурии металла?.. Я не хочу, я не хочу закончить как он, нет, не хочу… Унова!..       Если ещё первые фразы Нуска смог разобрать, то дальше Усли просто стал завывать, хватаясь за руки лекаря.       «Хоней… Кардор. Это ведь… отец Хайи? А Унова — мать. Усли был их приёмным сыном. Но неужели он так сильно… Нет, не в этом дело…»       Нуска с жалостью смотрел, как этот всегда спокойный и сдержанный мужчина был сейчас готов разрыдаться. И плакал он даже не о погибших, а о своей участи — взять на себя роль главнокомандующего и вести в бой карборцев.       — Возьми себя в руки! Все сражаются! А Син сейчас один сражается со всадниками смерти! Соберись и прими на себя командование! — выкрикнул вдруг Нуска. Он и сам не верил в свои слова, но нужно было сказать хоть что-то, чтобы привести Усли в чувства.       — Син… эрд сражается? Да он и создаёт больше всего проблем! Если ты думаешь, что тёмную энергию способен хоть кто-то контролировать! Он — отродье бездны! — прокричал Усли и задрожал ещё сильнее, скрючившись как побитая собака.       Но дальше Нуска даже не стал слушать. Поймав за шиворот первого попавшегося карборца, он вручил ему Усли как награду и указал путь для отступления.       — Теперь знаешь, как выглядит мужчина, потерявший себя на поле боя? — услышал Нуска спокойный голос Минхэ.       Учитель впервые подал голос, хоть и всё это время стоял на страже, дав Нуске время на излечение больного.       Лекарь думал недолго — почти что сразу кивнул, подняв на Минхэ хмурый взгляд.       — Я буду держать себя в руках, учитель Минхэ, — коротко кивнул Нуска и поднял с земли меч, готовясь вновь вступить в схватку.       — Все слёзы потом. Все сожаления потом. Сейчас мы можем только сражаться, понимаешь? Только так… мы сейчас можем отстоять свои жизни.       Больше Нуска не сомневался. Он хладнокровно выполнял указания Минхэ, пока они прорубали себе путь через толпу дарвельцев. Хоть лекарь и дальше старался не задевать жизненно важные органы противников, но теперь бил без сожаления.       Ведь если он не ударит дарвельца, то дарвелец ударит скиданца. И, увидев на поле боя Усли, так похожего на Хайю, Нуска понял, что сражается сейчас не только он, Син и Минхэ. В сражение с самой смертью сейчас вступило по меньшей мере четыре тысячи скиданцев, многие из которых могут быть знакомы лекарю.       «Чем быстрее мы найдём Сина и поможем ему разобраться со всадниками смерти, тем быстрее это закончится. Тем меньше погибнет».       Чем ближе они с Минхэ подбирались к эпицентру сражения, тем сильнее становился неизвестно откуда взявшийся ветер, тем громче звучала странная чарующая мелодия и тем больше вокруг было разбросано трупов.       Нуска почти сразу понял, что они столкнулись с чем-то необъяснимым: одна и та же мелодия звучала в его ушах, повторяясь по кругу. Хор детских тонких голосков выпевал мотивы на языке, так сильно напоминавшем скиданский, но Нуска всё равно не мог разобрать ни слова.       Это не было обычным приёмом дэ. Они вошли в зону поражения навыка противника.       Размахивая мечом, прикрывая не только свою голову от шальных стрел и залпов дэ, но и своего учителя, Нуска постепенно начинал чувствовать себя на поле боя увереннее.       Но, видимо, только он. По необъяснимой причине скиданцы, что сражались в зоне досягаемости песни, постепенно теряли боевой дух: их удары были вялыми, взгляд становился тяжёлым, а затем они и вовсе отказывались сражаться, просто падая на землю. Минхэ и Нуска смогли предотвратить несколько смертей своих соратников, но те не поднимались, затыкая руками уши, а затем теряли сознание.       — Не понимаю… Учитель Минхэ, почему они…? — неуверенно начал Нуска, но, переведя взгляд на учителя, вдруг замолчал. Минхэ и сам стоял как в колодец опущенный: его дыхание было частым, а пот ручьями стекал по лицу. Меч, что он всё это время так уверенно держал в руках, то загорался светлой дэ, то тух, вызывая рябь в глазах.       Нуска бросился к учителю, но тот нахмурился, и, спрятав оружие в середине грудины, посмотрел на своего ученика.       — Дальше отбиваться будешь ты, Нуска. Возможно то, что ты не боец, сейчас сыграет нам на руку.       Нуска ничего не понимал, да и не было времени для раздумий: если скиданцы оказались под воздействием непонятного недуга, то дарвельцы чувствовали себя прекрасно, атакуя во все стороны без разбору.       И Нуска, перехватив клинок крепче, поднял его над головой, отбиваясь от одного оружия за другим, не позволяя ни одному удару коснуться его и учителя. Иногда Нуске приходилось даже пользоваться щитом светлой дэ: из-за того, что на этом участке они остались единственными, способными держать оружие, противников было больше, чем прежде.       Но Нуска уже ощущал. Не только ощущал, но и видел чёрный круг вспыхивающей и расползающейся тёмной дэ. Хоть на поле боя и встречались риры, но их было мало, да и… перепутать энергию эрда с чьей-то другой лекарь был неспособен.       «Он рядом. Буквально в нескольких метрах от нас. Если я…»       Нуска вдруг остановился. С усмешкой расставив в разные стороны руки, он воспользовался энергией из драгоценных камней на своём поясе, так великодушно возвращенных владельцу Вьеном.       Вспышка была сильной. На секунду даже утихли песни, а некоторые скиданцы успели прийти в себя и обратиться в бегство. Как Нуска и ожидал, свечение больше привлекло противников, чем испугало их: множество дарвельцев развернулись и, как помешанные, двинулись в сторону лекаря. Выстраиваясь в шеренги, маршируя нога в ногу, они строем двинулись к двум застывшим посреди поля боя хаванцам.       — Учитель, помогите мне! — выкрикнул Нуска, но даже не обернулся на Минхэ. Он знал, что если учитель ещё способен держать меч, то обязательно поднимет его для защиты Нуски.       Лекарь окутал белоснежным свечением свой клинок: лезвие, поблёскивая, переливалось, отражая свет всеми цветами радуги. Замахнувшись, Нуска позволил свечению сорваться с клинка — и длинные полосы быстрее, чем способен видеть человеческий глаз, прорезали воздух, раскидывая противников впереди. А следом в пошатнувшихся дарвельцев врезались убийственные атаки Минхэ — несколько взрывов в шеренге разрушили строй: учитель поразил десятки противников насмерть одним ударом.       Они прорвались. Нуска обезоруживал врагов и заставлял их глотать пыль из-под своих сапог, а учитель добивал тех, кто не бросил оружие. Лекарь практически бежал — бежал и видел пугающую четверку коней, медленно кружащих вокруг застывшей на выжженной земле фигуры.       Это был Син. Кроме него и всадников смерти у северного склона никого не было — ни один дарвелец или скиданец не решился подойти к этому пугающему скоплению тёмной дэ. А она бурлила. Вырывалась чёрными языками в небо, расходилась по земле кругами, мешая всадникам приблизиться к одинокому бойцу, облачённому в великолепные доспехи.       И если других до смерти пугала тёмная энергия, которую испускал эрд, то Нуска наоборот почувствовал себя легче, нырнув в чёрный дым целиком.       Лекарь перешёл на шаг. Он слышал почти что бесшумные шаги Минхэ за спиной. Странные песни зазвучали громче, незнакомые голоса почти что кричали в уши, пытаясь напугать, но Нуска почему-то оставался бесстрашным.       Четыре маленьких всадника на четырех огромных лошадях кружили вокруг правителя, поднимая в воздух пыль. Это были не хрупкие тонконогие скиры, а широкоплечие, взрывающие копытами землю длинногривые кони, чьё несмолкаемое ржание заставляло мурашки сбегать вниз по позвоночнику.       Страшные, пугающие бледные лошади несли на спинах облачённых в белоснежные накидки всадников. Ткань покрывала их головы — и Нуска не мог понять, с кем же имеет дело, но за чудовищной энергией эрда лекарь сумел почувствовать… слабый, но отчётливый запах светлой дэ.       — Хаванцы. Это специально отобранный отряд хаванцев против Сина. Тёмная энергия не может противостоять светлой и… — начал было тараторить Нуска вслух, но замолк, когда чья-то холодная рука коснулась плеча.       Лекарь обернулся и ужаснулся: лицо Минхэ было настолько бледным, будто он умер и восстал замертво.       — Я не смогу оказать поддержку, Нуска. Но ты обязан помочь эрду. Ты был прав, что направился сюда… Эрд в опасности. Будь настороже. Они не будут атаковать тебя. У них одна цель — Син.       Нуска только кивнул. Он успел заметить, что Минхэ хоть и слаб, но снова оголил оружие. Его меч больше не переливался энергией, но Нуска лучше всех знал, что даже обычная деревянная палка в руках учителя превращалась в смертоносное оружие. Он сможет защитить себя. Значит…       Нуска сорвался с места. Ни о чём не думая, выставив перед собой меч, он бросился к эрду. Однако всадники действительно не обратили никакого внимания на лекаря: они всё ещё кружили вокруг Сина, медленно сокращая расстояние и смыкая круг на одиноко застывшем посередине правителе.       И, приблизившись, Нуска смог разобрать не только оглушительное пение голосов, но и тихий шёпот Сина:       — Да прибудет сила в руках праведного правителя. Его руки способны нести благодать, невзирая на сотворённое острым клинком. Если помыслы его были чисты, то и деяния, омытые кровью, должны быть прощены. Для защиты своего народа праведный правитель способен уби…*       — Син, кого же ты убил, защищая народ? Тех ли бедняков из лесного племени? Тех ли несчастных хаванских детей, чьи лица были обезображены до такой степени, что родители не узнавали чад? Тех ли дарвельцев в Континентальной войне, которые умерли под взрывом твоей дэ?!       Сердце пропустило удар. Руки Нуски не слушались, он попытался нанести сокрушительный удар, собрав на острие скопленную энергию, но порыв ветра повалил его на землю — Нуска покатился и, ударившись о чей-то труп, замер, развалившись в грязи.       Это была Тиама. Это был её голос. Голос из страшных снов, преследовавших лекаря с момента встречи с эрдом.       Всадники сомкнули ряды. Кружа вокруг Сина, они напевали песню, звучавшую в голове Нуски уже на протяжении часа. Ветер сорвал с их голов ткань — и Нуска громко ахнул.       Три белокурые головки принадлежали детям. Белоснежные волосы и серые глаза выдавали в них чистокровных хаванцев — обнажив оружия, они направляли их на эрда, сужая круг и почти задевая правителя остриями.       А четвёртым всадником была почти такая же хрупкая девушка, хаванка с длинными белокурыми локонами, длинными лозами рассыпавшимися по плечам и спине. Тиама.       — Убей, Син, убей! Сотвори это снова — убей хаванских детей, уничтожь их, сотри в пыль! Порадуй свою даму — оставь кость на кости, пусть их родители плачут! Не жалко, Син, ведь они — дарвельцы или лесные! Не жалко, Син, не жалко, защити свой народ, продолжай убивать!       Крик Тиамы почти срывался на радостный смех, а на лицах других всадников тоже застыла улыбка. Шести-семи-летние мальчики улыбались, всё ниже направляя свои мечи и копья, почти пронзая ими эрда.       Нуска пытался подняться, но, хватаясь за выжженную траву и камни, полз по земле, царапая живот. Теперь на лекаря давила совсем не энергия эрда, а невыносимая энергия Тиамы, в сравнении с которой дэ Сина была ласковым ветерком.       В этой энергии было всё. Ненависть, желание уничтожить, истязать и истязать столетиями, преследуя жертву и убивая её снова и снова точными ударами.       — Здесь мы и закончим, Син! Пришло твоё время! Ты ответишь за то, что предал меня, ответишь за всё! И то, что тебе жаль всех погибших… лишь сделает твои мгновения ещё мучительнее.       Нуска закричал, что было сил. Он почувствовал, как чьи-то руки схватили его сзади. Неизвестно как, но лекарь сумел подняться и вновь взяться за меч, но теперь его удерживал Минхэ. Схватившись что есть мочи за руки лекаря, учитель практически повис на нём, не позволяя сдвинуться с места.       И в эту секунду эрда, чьи доспехи сверкали ярче звёзд, пронзило одновременно четыре клинка. Четыре оружия погрузились в его плоть между пластин, раздирая ткани и разрывая органы.       Син съёжился, медленно сползая вниз. Всё это время он затыкал уши и даже не держал в руках своего меча. Его тело ослабло, расслабилось, повиснув на воткнутых в плоть мечах и пиках.       — Ох, Высший сурии эрд Син! Как же ты прекрасен в этих одеждах Энлиля. Как же вы… похожи, — продолжала Тиама. Она сломала строй, прервала движение и, сидя верхом на коне, подъехала к эрду ближе, нависая сверху. Её одежды были ослепительно белы, как и кожа, лицо, волосы, — руки, которыми она коснулась лица Сина.       — Да. Именно это выражение я мечтала увидеть на твоём лице все эти годы. Раскайся, Син, раскайся в содеянном. Это ты убил их. Каждого из них. И если останешься в живых, то продолжишь убивать по моей воле. Если захочешь сражаться, то тебе придётся убить их. Виноваты ли они, Син? Заслужили ли это? Должны ли они страдать по твоей вине? Не проще ли будет просто… умереть самому, чем взвалить на себя все эти страдания и вину?       Сильные порывы ветра, создаваемые столкновением энергий Сина и Тиамы, уносили вдаль их слова, заглушали и крики, и топот копыт. Но Нуска всё же смог разобрать ответ эрда:       — Для защиты своего народа праведный правитель способен убить тех, кто угрожает казнью его поданным.       У Сина ещё были силы противостоять и сражаться. Нуска откинул Минхэ назад и с звериным рыком бросился вперёд, сметая на своём пути всё: кони бросились врассыпную, строй сломался, а водоворот тёмного энергетического хаоса столкнулся и со вспышкой энергии Нуски — произошедший взрыв ослепил всадников.       — Ни за что! Сколько бы вины ни было на плечах Сина — он ни за что не умрёт! Ни по твоей воле, ни по воле духов, Тиама! — выкрикнул Нуска, смотря прямо в лицо хаванке.       И тогда и его лицо, и лицо Тиамы искривила одна и та же усмешка.       Ни один из них не сдастся без боя. Ни один из них не уйдет, не забрав Сина, живого или мёртвого, с собой.