Мальчик с пальчиком.

Филипп, выздоровев, сразу приехал к ней в "Балчуг". Он ничего не сказал, не поведал о своем сне, не задал вопросов, которые его всегда терзали. Одного прямого взгляда - глаза в глаза - хватило, чтобы мужчина все понял, догадался о произошедшем. Пока Алла готовила на кухне предложенный гостю чай, Филипп протер веки, стирая выступившие слезы. Сидя на удобном кресле в гостиной, пытался убедить себя самого, что ему только кажется, что переживает напрасно, что Алла ему верна, и главное, попытался успокоиться, не выдать внутреннего напряжения. - Как твое самочувствие? Уже выздоровел? - принеся чашку чая, Алла встала рядом и теплой ладонью коснулась его лба, словно измеряя температуру. - Все хорошо, Аллочка, - перехватив чашку, он притянул ее руку и поцеловал, - Я бы не приехал, если бы не выздоровел - не хочу тебя заражать. Как ты тут? Что нового? - Да особо ничего. - Домой вернуться не хочешь? - А мне и тут весело. Макс иногда заходит, анекдоты рассказывает, - Алла, чувствуя за собой какую-то вину, пошла в атаку, - Ревнуешь? - Я тебе полностью доверяю, - ухмыльнувшись собственной наивности, ответил Фил, - Если тебе с ним весело... Ради Бога. Только помни, пожалуйста, - вдруг тон стал немного грубее, он встал и с высоты своего роста, посмотрел на женщину, - что ты моя жена. Поаккуратнее - везде пресса, папарацци. Они могут истолковать неверно вашу дружбу. - Да... - заметно занервничала прима, - ты прав, - Алла поймала себя на мысли, что ей трудно смотреть на Филиппа, пересекаться с ним взглядом. Какие-то остатки чего-то правильного мучали ее, он - словно ее потаенная, насильно заглушенная совесть. Зеркало ее души. Филипп не знал, что говорить, а потому встреча после продолжительной болезни, месяца разлуки, была слишком короткой. Он уже чувствовал себя чужим с той Аллой, которая стояла перед ним и сильно скучал по той, которую помнил, любил, уважал и ценил. И которую никак не мог увидеть в ее же глазах. - Ладно, я поеду... - вернув чашку на кухню, Фил прошел в прихожую, - спасибо за чай. - Что у тебя? - Репетиция. Проверка звука перед выступлением. - Вечером тебя ждать? - зачем-то спросила Пугачева. - Конечно. Что-нибудь на ужин купить? - Я... - Алла поправила прическу, очевидно занервничав, - Нет, ничего не нужно. - Хорошо. Тогда до вечера. - Фил затаил дыхание, чтобы по-супружески поцеловать собственную жену, коснуться ее губ. Это не было оттенком какой-то брезгливости - нет. Просто Фил на каком-то энергическом уровне почувствовал содеянное ею, причем неоднократно, в его отсутствие, и именно это мешало абстрагироваться, создавало какой-то невидимый психологический барьер, и поцелуй превратился в краткое чмоканье, после которого Киркоров поспешил уйти... На репетиции ему было глубоко плевать на качество звука - проверкой занимались звукорежиссеры и он запросто мог бы не ехать. Но Филу словно нужна была пауза в общении с Аллой, он стал ее по возможности избегать. Трудно было поверить в реальность происходящего и главное - в то, что его опасения оказались не напрасными. К вечеру он купил только три бутылки вина и ассорти из нескольких видов сыра, как закуску. Без алкоголя обойтись было уже трудно - Филипп сдерживал свой ревностный порыв до последнего, а вино немного притупляло ту боль и разочарование в любимом человеке, которую он испытывал и таил в душе на протяжении месяца. Наивно полагая, что молодой любовник поможет ей разобраться в своих чувствах, Алла сильно ошиблась - запуталась еще больше. Совершила то, после чего пути назад просто не было. Оставалось только уповать на любовь мужа, которая рано или поздно должка была исцелить их обоих. Женщина не только не получила того, что хотела - новых эмоций, но и так загнала себя в угол, что из заплаканной кошки стала превращаться в тигра, который по поводу и без норовил зарычать на любого, кто заметил ее изменения. Даже с верной Люсей, которая тактично и деликатно молчала о случившемся почти на ее глазах, не смея вмешиваться, Пугачева стала общаться как-то иначе, отстраненно, холодно. И только Филипп, зная ее настоящую, мог вытянуть из этой пучины, в которой она тонула все больше и больше. Вино, как и ожидалось, сняло все психологические барьеры, притупило стыд, притупило рассудок. Уже было не до рассуждений, чувства, которые так усердно гасила в себе прима, вылезли наружу. Они долго целовались, как в старые добрые времена, когда вокруг не было ничего, кроме их любви. У Киркорова не было цели споить жену - хватило двух бокалов, чтобы язык развязался, и признания в любви потекли какой-то бурной рекой. Тем не менее, он дождался, пока Пугачева более-менее протрезвеет, и только когда понял, что она в состоянии себя контролировать, перешел на более пикантный язык чувств и их любви - поглаживания, ласки, поцелуи, горячие, будоражащие их обоих объятия и даже... слезы... Искренние, чистые, текшие из глубины проснувшейся души заплутавшей женщины. Даже догадываясь о правде, зная ее, Филипп просто не мог позволить себе упрекнуть жену в чем-то, сказать или намекнуть, что все знает. Ему было достаточно знать, что та Алла - которая глубоко спит в ее же душе, все еще жива и искренне его любит. Филипп буквально смог достучаться до нее, до ее души, и они слились в долгой исцеляющей любви. Фил целовал жену, даже не представляя, насколько она нуждалась в его ласке, понимании и даже сочувствии. - Аллочка... - шептал он, нависнув над ней, когда они уже переместились на кровать, - я всегда... всегда буду любить тебя, - признался он, задаривая жену новыми чувственными поцелуями, которые заставляли ее едва ли не плакать. С ним она была настоящей и чувствовала себя счастливой в этой неподдельности. Пугачева с той же любовью отвечала на его поцелуи и ласки, прижимала к себе: - Я тебя очень люблю... - прошептала она. "Мальчик мой, прости меня! Прости! Я запуталась! Помоги мне, Филипп! Пожалуйста, услышь мой зов ты в темноте. Выведи меня из густого тумана. И исстрадавшейся душе... Любовью излечи все раны... Спаси меня! Не дай нам исчезнуть! Филя!.." (Алла) С ним она могла кончить не потому, что он был супер-любовником. А потому, что искренне его любила. И чувствовала такую же трепетную любовь с его стороны по отношению к ней. Это общение двух душ, соединение которых отображалось оргазмом на физическом уровне, как проявление настоящей Любви - Божьего дара. Впервые за месяц с момента его "подмены" другим любовником, Алла смогла получить удовольствие, достигнув пика. Он буквально довел ее, и чувствуя, как внутри женщины все сжимается в оргазме, зацеловывал глаза из которых ручьем текли чистые слезы. - Маленькая моя... Аллочка... - целовал ее губы, веки, щеки, пальцами закручивая крашеные блондинистые локоны на ее голове. - Если я скажу, что не люблю тебя - Филя, ради Бога, не верь! - вдруг попросила прима, глядя ему в глаза, - Не верь! Я никого так не любила, как тебя! И очень люблю! Филечка... Ты меня слышишь? - так распереживалась, что ринулась ему в объятия, едва он вышел. И успокаивая жену поглаживаниями по обнаженной спине, Фил еле сдержал слезы - правда, сидевшая глубоко в подсознании, так и свербила, мучила мужчину. Но ему хватило сил и любви загасить в себе глубокую боль, отражение которой видел и в ее глазах тоже. - Слышу... - шептал он, прижимая Аллу к себе еще ближе, - Пока я жив... Я всегда тебя буду любить, - пообещал Филипп. Всевышний пожалел Киркорова, и не дал ему узнать, о том что о его новом статусе - рогоносца - заговорила вся творческая Москва в тот месяц, что он болел. Пугачева просто пренебрегала конспирацией и не особо заботилась о том, чтобы их с Галкиным не засняли в каком-нибудь элитном заведении. Филипп узнал об этом гораздо позже, когда морально уже был готов к серьезному разговору. Но даже тогда он встал на защиту и повторял заученную для всех - и для друзей, и для журналистов, фразу - Максим друг, они с примой всего лишь дружат. А у самого Киркорова с Аллой все хорошо.