Мы над этим работаем

      Тёмный зал вздрогнул от аплодисментов, и в этот миг вспыхнул направленный свет. Прекрасные волшебные пейзажи, выхваченные из тьмы, почти единой панорамой обнимали публику, отчего у гостей создавалось полное ощущение, что они находятся на природе, а не на персональной выставке Питера Петтигрю.       Сириус придвинулся к Римусу почти вплотную, вдохнул слабый запах шампуня от его волос и прошептал на ухо:       — Мы учились вместе на Гриффиндоре — Пит, Джим и я.       Римус рассеянно кивнул, глядя на ближайшую картину — вода на ней рябила и сияла, как настоящий полуденный плёс, потом он заметил, что Сириус как будто бы чего-то ждёт, сообразил, наклонился к нему и прошептал, едва не касаясь губами раковины:       — Я понял.       Римус трудился в «Поттер и Блэк» всего полтора месяца, но почти сразу стал своим для всех. Коллектив в компании был разношёрстный почти в прямом смысле этого слова, время от времени между сотрудниками случалось разное, но Римус удивительным образом сходился со всеми — Сириус его почти ревновал.       Поэтому и таскал за собой везде, куда разрешал Джеймс — на совещания, встречи и даже на открытие выставки Пита. Римус ко всему относился крайне ответственно, а потому безотказно, чему Сириус был неприкрыто рад.       Он не забывал про поставленные границы — скорее всего, он делал всё это потому, что хотел с Римусом подружиться… Но, похоже, нормально дружить он не умел ни с кем, кроме Джеймса, а потому всё равно пододвигался к уху Римуса с подростковым трепетным восторгом — впрочем, исключительно наслаждаясь происходящим, без всяких ожиданий от будущего.       Это почему-то совсем не было похоже на острый трепет первого соприкосновения с чужим человеком — скорее на уютную интимность близких людей. Словно они находились сейчас рядом не только телом к телу.       В конце концов, ключевым тут было то, что Римус раз за разом оказывался — свой человек, и с ним просто было клёво.       И он, вроде, тоже был не против шептаться в темноте про всякую ерунду, пока Пит, как водится на открытии, нёс какую-то благодарственную околесицу.       — Сейчас будет вспоминать хомячков, — прошептал Сириус для Римуса, бессовестно наслаждаясь тем, что можно безнаказанно почувствовать его тепло.       — Каких хомячков? — изумился Римус.       — Ну, знаешь: «Я благодарен своей маме, своим учителям и моему хомячку, который вдохновил меня на первую картину, когда мне было пять…»       Улыбка Римуса блеснула в полумраке.       — Что за чушь? Или у него правда был хомячок?       Сириус проглотил смешок. Он готов был без остановки нести какую угодно чушь, лишь бы Римус снова и снова наклонялся к его уху — но Пит не оставил им шанса.       — И я хочу пригласить сюда людей, без которых эта выставка не состоялась бы: этих бескорыстных ценителей искусства, меценатов по велению души (а бывают вообще меценаты по другим соображениям? О боже, я в следующий раз заранее напишу себе речь, кто знал, что это так трудно?..) — Питер обаятельно засмеялся, зал его поддержал. — Так вот, встречайте, пожалуйста, наших спонсоров и, по совместительству, людей, которые однажды уронили коробку моей пастели в Чёрное озеро, а потом ныряли, пока не собрали всё до последнего мелка…       — Ни на что не намекаю, но, кажется, хомячки — это вы, — ещё успел прошептать Римус Сириусу, прежде чем их с Джеймсом действительно вызвали туда, под лучи света и аплодисменты.       С полчаса спустя Джеймс скучал в ожидании Питера: тот в приподнятом настроении болтал с журналисткой.       Сириус с невиннейшим видом вручил Римусу бокал шампанского и утащил его любоваться солнечными буками в самый дальний угол, так что Джеймс потерял их из виду ещё минут двадцать назад.       Журналистка же пристала к Питеру намертво. Она пыталась и Джеймса привлечь к разговору, но он слился довольно быстро, потому что не видел смысла раздувать из своего спонсорства что-то невероятное.       Вокруг бродили люди, кто-то подходил поздороваться, кто-то кивал издалека — волшебный Лондон был неудивительно тесен.       Позади Джеймса возле картины с малиновым кустом в лесу остановилась маленькая компания, он чуть сдвинулся, чтобы не мешать, но их слышно было примерно так же хорошо, как и Пита с журналисткой.       — Аргументируй, — весело потребовал какой-то мужчина. — У тебя такой большой опыт, что тебя останавливает?       — Опыт и останавливает, — возразили ему прямо за спиной у Джеймса, и тот застыл от звука слишком знакомого голоса. — Нет, Барти. Я сказал — нет.       Барти. Крауч, значит.       — А если со мной в паре? — предложила серьёзно женщина. Джеймс глянул вполоборота мимо неё, как будто бы на лесную малину — ага, вот и она. Хрупкая очаровательнейшая блондинка, Одиллия Коллинз.       — Ну, если с тобой… — Регулус сделал вид, что задумался, а потом мягко заулыбался и поправил чёрный полупрозрачный шифоновый рукав у её плеча: — Птица моя легкопёрая, ты прекрасна. Ты можешь вдохновить любого — но, увы, не меня. Я сыт по горло любыми предприятиями, друзья. Не планирую заниматься ничем серьёзным, пока мне на самом деле этого не захочется. Почему бы вам двоим… — тут он заметил Джеймса и осёкся.       — …не сходить прогуляться? Я правильно понимаю? — мгновенно сориентировалась Лия, остро улыбнулась Джеймсу, подхватила слегка тормозящего Барти под локоть и увела к фуршетному столу.       Джеймс нервно сунул свободную руку в карман. Регулус смотрел на него прямо; ответить так же было невозможно. Словно это грозило ожогом. Словно он был солнцем.       — Что с рукой? — спросил Регулус негромко.       — М?       Регулус кивнул на топорщащийся карман. Заметил, значит.       — Случайно. На производстве. Бывает.       — Сам стоишь у станка?       — Бывает, Регулус, — отрезал Джеймс, не желая пускаться в объяснения, и на звуке своего имени тот прикрыл глаза.       — Давай поговорим? — предложил он.       — Здесь? — Джеймс обвёл зал так и нетронутым бокалом шампанского.       — Ну, хочешь — за кофе. В среду. Если ты свободен, — Регулус усмехнулся, чем заставил его прищуриться, узнавая мысль, которую он думал на лестнице, когда они поднимались с производства и Регулус ляпнул про «как дела».       — Так и не дошли у меня руки до окклюменции, — пробормотал Джеймс.       — Я заметил, — усмехнулся Регулус ласково и шагнул ближе. Казалось, он отлично держит себя в руках, но этот шаг… Что тогда, что сейчас — словно он не контролировал это, словно его тянуло к Джеймсу на цепи. — Поехали отсюда, а? Ты же за рулём?       Джеймс вздохнул и скользнул взглядом по залу, ища, куда пристроить бокал. Он не мог ему отказать.       Ему — не мог.       Почему?.. Ведь знал, что хреновая это идея, что будет нелегко, что будет больно; но… но его тоже к Регулусу тянуло, как на канате.       В конце концов, они же просто поговорят? Им нужно это, обоим, очень давно.       — Сириус, — блеснул в тумане здравый смысл. — Надо найти его…       — Я скажу Лии, — Регулус не сводил с него глаз. — Обещаю, она найдёт его прежде, чем он объявит тебя в национальный розыск.       На улице было по-вечернему прохладно, это приятно остудило шею и лицо. Джеймс остановился на крыльце прикурить, Регулус подождал его, глядя в слепое равномерно сизое небо.       — Ты знал, что я буду тут? — спросил Джеймс.       — Догадывался.       Джеймс хмыкнул в тучи.       — Мне показалось, я дал тебе достаточно времени примириться с фактом моего возвращения, — Регулус опустил руки в карманы брюк. – Полагаю, первая оторопь позади, и мы готовы к диалогу.       — Господи, Регулус… — Джеймс покачал головой. — Ты нечто.       Докурил он по-быстрому; поехали.       — Нет, — возмутился Регулус, когда понял, куда они держат путь. — Я не готов вести переговоры на территории твоего фамильного гнезда.       Джеймс смутился: похоже, домой он рулил на автомате. Конечно же, не подумав, что меньше всего сейчас Регулусу хочется созерцать красноречивые знаки его насыщенной семейной жизни.       — Ты прав, извини, — попросил он торопливо и с присущей ему вежливостью поинтересовался: — Есть место, куда ты хочешь?       Регулус приготовился к тому, что ответ ему не понравится.       — Предположу, что ты согласишься: нам не нужны лишние уши в общественных местах. Мы можем поехать ко мне.       Джеймс пронзительно глянул искоса. Регулус ровно посмотрел в ответ:       — Если ты беспокоишься насчёт следов присутствия Тома, напрасно: их там нет. Ни носков, ни запонок, ни зубной щётки, обещаю. Я в этом доме и сам почти не жил. Он там не бывал ни разу. Так что, можно сказать, это уединённая нейтральная территория.       Чужая злость всколыхнулась у самой кожи. О, так его не одного до сих пор кроет внахлёст от одной мысли о чьих-то посягательствах на свою неотчуждаемую собственность…       Однако Джеймс выслушал адрес и перестроился.       В салоне повисло душное молчание.       — Давай поговорим о Томе? — предложил Регулус, послушав немного, как в Джеймсе колотится неозвученный гнев. — У меня чувство, что нам не станет легче, пока ты не распнёшь меня за отношения с ним.       Джеймс ударил ладонями по рулю.       — Меня убивает то, как спокойно ты об этом говоришь!       — То, что я спокоен, не означает, что я равнодушен. Надеюсь, это ясно.       — Отлично, — фыркнул Джеймс в сердцах. — Давай поговорим о Томе. Говори. Я слушаю.       Регулус поискал слова, но подспудно чувствовалось, что путь только один — излагать, как есть, без экивоков.       — К Тому бессмысленно подходить с ригидными мерками привычного. Он стал для меня всем. Наставником. Примером для подражания. Движущей силой. Источником безграничной веры в то, что я могу всё. Любовником тоже — но далеко не только им.       Джеймс сосредоточился на пустой дороге перед глазами.       — Любовником — и любимым человеком? — уточнил он, стараясь держаться заданного Регулусом тона бесстрастности. Как будто они говорили о чём-то, что ни одного из них не касалось лично.       — Убери эту меру подальше, прошу, — взмолился Регулус. — Ею невозможно измерить Тома и всё, чем он для меня является. Люблю ли я его? Я люблю, но это не имеет ничего общего с тем, о чём ты пытаешься спросить. Ты только причиняешь себе боль — и мне заодно. Пожалуйста, пойми: я никогда не любил его так, как тебя.       Джеймс ударил затылком в подголовник и на секунду невидяще уставился в потолок салона. Регулус подумал, что, пожалуй, не самая удачная была идея — начинать этот разговор, пока он за рулём.       — А меня так, как его, правильно? — хмыкнул Джеймс, справившись с собой.       — Это тот случай, когда производить сравнения совершенно бессмысленно. Суть не в этом.       — Ты всегда руководствуешься только смыслом… Я категорически не понимаю, как тебе это удаётся. Как будто ты машина, а не человек, Рег! — полушёпотом прокричал Джеймс, нервно сворачивая на подъездную дорожку.       Регулус глубоко вдохнул и медленно выдохнул.       — В чём именно кроется причина твоей претензии? Что тебя в этом ранит больше всего?       Джеймс заглушил мотор и обернулся к нему с ошеломлёнными глазами. Регулус посмотрел в ответ открыто и внимательно, и это позволило тому ответить:       — Что меня ранит?.. Ты просто ушёл. Не потому, что нам было плохо вдвоём, не потому, что разлюбил меня. А потому, что эта сфера жизни не имела смысла для тебя в тот момент. Понимаешь?..       Регулус медленно скользнул взглядом по аккуратной лужайке и кустам роз.       Понимать он, конечно, не понимал — трудно воспринять претензию к фундаментальным частям своей личности. Это приблизительно как если бы Джеймса убивало то, что Регулус пишет правой рукой.       Однако боль Джеймса он чувствовал, как свою, поэтому в конце концов кивнул.       — Это не было простым решением, если хочешь знать.       — Ты сожалел об этом? — спросил Джеймс, впитывая каждое движение его лица.       Регулус помолчал. Это звучало как провокация: он не жалел. Ни о чём в жизни. Просто потому, что у всего были и ужасные грани, и полезные, даже если что-то скрывалось от внимания до поры.       — Это причиняло мне боль, — признал он. — …Когда я узнал о том, что ты сочетался браком с очаровательной мисс Эванс, я разбил зеркало в одном бельгийском отеле… Мы были там на встрече с потенциальными подрядчиками. Вечеринка, народу раза в два больше, чем сейчас на выставке… — Регулус неконтролируемо заулыбался, справляясь с чувством стыда, — Зеркало… знаешь, такое: метра три в высоту, приблизительно шесть в длину. И я, как десятилетка. Выброс магии. Хорошо, что в этом отеле с безопасностью всё было в порядке. Оно треснуло на тысячу осколков. Если бы у них не было противоударных чар на стекле… страшно представить, сколько было бы пострадавших.       Джеймс нажал пальцами на веки и, наконец, вышел из машины.       — Знаешь, что на самом деле ранит больше всего? — сказал он, оглядывая дом Регулуса. — Что это всё имеет значение до сих пор. Разве мы не должны были… забыть всё это? Пережить?       Регулус хмыкнул.       — Лично я эгоистично рад, что мы оба это не пережили. Хреново было бы остаться с этим один на один, скажи? — он улыбнулся, подтолкнул Джеймса плечом и направился в дом.       Джеймс вдруг поймал его за локоть и развернул к себе лицом. Они замерли друг перед другом, глаза в глаза, пока Регулус не сдался. Он шагнул ближе, сразу оказываясь в крепких объятиях, и с наслаждением прижался щекой к тёплой шее.       — Я не могу… — прошептал Джеймс ему на ухо. — Не могу понять, почему мне до сих пор настолько сильно нужно, чтобы ты был близко-близко. Не могу сопротивляться этому. Не могу понять, почему ты вернулся…       Регулус прикрыл глаза и потёрся виском об непривычно колючую щёку. Пожалуй, пришло время сказать вслух то, о чём он так долго думал сам с собой.       — Моей целью был ты. Не буду врать, что не могу без тебя. Я могу, — Джеймс уязвлённо рассмеялся, Регулус обнял его теснее, не позволяя отстраниться. — И ты можешь без меня — и весьма успешно. Дело вовсе не в том, что мы неполноценны друг без друга, а в том, что я хочу — с тобой. Я нутром чую: мы ещё не закончились. Мы ещё можем что-то большое вместе. И я готов в это вложиться. Заплатить за это, на секунду, всей своей налаженной жизнью. …Конечно, я не решаю за двоих. Но, может быть, ты хотел бы…       Джеймс застонал и ткнулся лбом ему в плечо.       — Это да или нет? — спросил Регулус, пытаясь заглянуть ему в лицо. — Джим!       В ответ Джеймс только крепче стиснул его талию, прижимая к себе.       — Может, пойдём всё-таки в дом, а? — позвал Регулус, отчаявшись дождаться ответа. — …Или тебе нужно ехать? Ребёнок…       — Эту неделю у матери.       Джеймс, наконец, поднял лицо от его плеча.       — Я не знаю, Рег. Это всё как будто бы слишком. Всё моё тело орёт: «Да!», — он чувствительно тряхнул Регулуса за плечи, — но, честно говоря… Я не знаю…       — И я не знаю, — согласился тот. — Никто не знает. Мы можем только попробовать и посмотреть, что получится.       Неотрывно глядящие, тревожные карие глаза — Регулус смотрел в них, и слова собирались сами, хотя это было вовсе не то, что он планировал сказать:       — Я знаю, что причинил тебе огромную боль. Мне очень жаль. Мне искренне жаль.       Джеймс поднял лицо к небу в попытке справиться с эмоциями. Регулус свёл брови — вообще-то, это было довольно больно.       Он не ждал прощения прямо сейчас, но как будто именно этому давно нужно было прозвучать и быть услышанным — и только потому, что они позволили этому быть, уже стало немного легче. Обоим.       Джеймс притянул его к себе ближе, коснулся губами шеи — без страсти, как будто успокаивая нежностью.       — Пойдём, — Регулус улыбнулся и потянул его к крыльцу, а потом заметил, что взялся за раненную на производстве руку. — Что случилось-то? — приподнял он её. Ногтевая лунка на указательном пальце Джеймса была забита засохшей кровью, а сбоку от ногтя был глубокий порез.       — «Не играйте с резцами, дети». Ерунда, — отмахнулся Джеймс.       — Что, у вас медиковедьмы нет?       — Почему, есть… Просто, знаешь, когда много работы, иногда бывает… не до себя.       Регулус усмехнулся с глубоким пониманием.       — Знаю.       Весь опыт, который делал таким весомым это короткое слово, всколыхнулся между ними — разумеется, неотрывно связанный с корпорацией Гонтов и с Томом лично, но Джеймс улыбнулся, пропуская Регулуса вперёд себя в дом.       Да, весь этот опыт ещё только предстояло переварить.       Но Регулус с облегчением чувствовал, что они не борются друг с другом и со своими прежними выборами, а стоят перед ними плечом к плечу.