История Катарины

      Катарина стоит у окна.       Она игнорирует слуг, что предлагают ей перейти в зал и сесть на диван. Не обращает внимания на сестру, которая пытается затащить её в комнату, чтобы в очередной раз поговорить о вышивке или ещё какой глупости.       Катарина здесь уже, верно, час. Именно у этого окна, ведь из него открывается вид на дорогу, и когда карета приедет, Катарина будет одной из первых, кто её заметит.       Этого визита она ждала уже очень давно. Сколько они уже не виделись? Лет пять? Тогда Катарина была ещё совсем девочкой. Сейчас про неё уже нельзя так сказать. Катарина леди. Женщина. Совсем скоро будет мужей женой. Как только кандидат отыщется.       Если, конечно, матушка их всех не распугает.       С тех пор как мать овдовела, её строгий нрав лишь усилился.       Тем приятнее будет дождаться карету. И, наконец, встретиться с тётей.       Пять лет назад её тётя Маргарет во время своих визитов привозила ей лучшие куклы со всей Богемии, баловала сладостями и рассказывала страшные истории по ночам. Что же будет сейчас?       Интересно, изменилась ли она?       И вот наконец звон труб и стук копыт, отдающийся трепетом в сердце. Едва ворота распахиваются, Катарина спешит вниз, приподнимая подол платья. Извилистая круговая лестница грозит переломами в лучшем случае, если по ней спешить, но девушка всё же рискует. Она хочет успеть.       Матушка уже стоит во дворе. В чёрном. Хоть время траура уже давно кончилось — этот цвет, однако, она оставила.       Поравнявшись с матерью, Катарина останавливается. Она пытается выровнять дыхание, бок её колет. Матушка изящно выгибает бровь, косясь на свою старшую дочь:       — Леди из дома Роновцов не пристало бегать по замку словно мальчишке.       — Простите меня, — выдыхает Катарина, — но я так долго ждала…       — Терпение. Тебе всегда этого не хватало.       — Вы правы.       Наконец, карета въезжает во двор. Едва она останавливает своё движение, как дверца открывается, раньше, чем до неё успевают добраться слуги. Матушка поджимает губы.       — Ну наконец-то свежий воздух! — тётя выпархивает из кареты потягиваясь. — Это ужасно — путешествовать в таком громоздком ящике!       Удивительно, но она ровно такая же, какой Катарина её запомнила: густые каштановые волосы, бледное лицо с лукавой улыбкой. Смеющиеся, карие глаза. Ей за сорок, но в ней чувствуется энергия молодых.       — Маркета! — приветствует её матушка, произнося имя на старый манер.       — Анежка! — тётя широко улыбается и спешит к родственникам. — Ух! А ты, должно быть, Катарина? Надо же, как изменилась! Ты просто прелесть, моя дорогая!       Девушке лестно, она чувствует, как румянец появляется на её щеках.       Слуги уже несут багаж тёти, а та громко сетует на ужасную дорогу, и делится мечтами скорее принять ванную. Матушка даёт нужное распоряжение, а Катарина с интересом слушает подробности тётушкиного путешествия. Сама она никогда не выезжала из замка надолго.       Разве что, на время конных прогулок — но это совсем не считается.       Вечером они все собираются за больши́м столом. Признаться, слишком больши́м для четверых.       И матушка, и отец, надеялись на целую прорву юных наследников — конечно же, мальчиков, в большей степени — однако бог решил, что будет весело, если леди Роновец родит только двух дочерей.       Самая младшая из их рода — Анна — вертится на месте, явно пытаясь совладать со скукой, тогда как Катарина никак не может оторвать восхищённого взгляда от тёти. Та пьёт вино и рассуждает о варварах, которые бушуют на востоке.       Тётя прекрасно разбирается в политике и искусстве. Превосходно держится в седле. В молодости она даже ходила с мужчинами на охоту «и многому их научила».       — Вы слышали? С Фридриха Второго собираются снять отлучение от церкви, — сообщает она, пригубив из кубка. — Вроде их отношение с курией улучшились.       — А разве так можно? — Катарина смотрит на неё, округлив глаза.       — Можно, моя дорогая. Церкви в принципе можно больше, чем остальным. Но, я чую, что на этом эпопея не закончится. Вполне возможно, что перемирие не продлится очень долго, и нас вскоре ожидает очередной волнительный скандал.       — Вы так много всего знаете… расскажите ещё что-нибудь!       — А можно что-то интересное? — интересуется младшая.       — Анна! — хором одёргивают её мать и сестра, но Маргарет только смеётся:       — Любишь страшные истории?       — Да, — Анна, наконец, выпрямляется.       — Хорошо. А ты слышала про белую даму?       — Кого?       — Говорят, это случилось с бедняжкой Перхтой из Рожмберка, — голос женщины делается тише и ниже. Она чуть подаётся вперёд, глядя Анне в глаза. — Сначала ходили слухи о её благочестивости… говорили, что она не была верна своему супругу…       — Маркета! — матушка морщится.       — Я не буду вдаваться в подробности. Скажу только, что есть большая вероятность, что они были преувеличены, вот только её супруг… о, он всегда отличался ревнивым нравом. А ревнивый нрав, зачастую, не даёт человеку мудрости разбираться в подробностях…       Маргарет участливо качает головой и переводит взгляд с одной племянницы на другую:       — То, что произошло с бедняжкой… едва она это заслужила…       — Что он сделал?       — Он её сжёг, — от тона, которым это произнесла тётя, Катарине делается не по себе. — В собственной постели, когда она, облачённая в белую ночнушку, спала, не ведая ничего. Говорят, её крики были слышны по всему замку, и даже сейчас иногда можно услышать их далёкое эхо…       Старшую передёргивает. Матушка хмурится — ей не нравятся подобные россказни.       — Но это ещё не всё… — продолжает Маргарет. — Говорят, её можно увидеть. Нет, не только в её замке. В любом. Она может прийти к кому угодно, но гости с того света всегда не к добру. Спустя пять дней, как вы увидите её белое очертание в ночных закоулках… как услышите в коридорах её предсмертные стоны… спустя пять дней… беда явится и на ваш порог. Так что будьте предельно осторожны, гуляя ночью.       Тётя откидывается на спинку стула, наслаждаясь эффектом, который произвела. Слушать подобное вечером при свечах, находясь в замке и правда жутковато.       Катарина вспоминает эту историю позже, когда лежит в кровати без сна. Не то, чтобы её она напугала — по крайней мере, явно меньше, чем Анну — просто… обычно в замке ничего не происходит, а тут столько всего сразу…       Интересно, тётушка уже спит? Пять лет назад, Катарина частенько приходила к ней после отбоя, и слушала десятки самых интересных историй — правдивых и не очень.       Помнит ли это Маргарет? Может, и сейчас она ждёт её в своей спальне, чтобы поговорить обо всём без вечно недовольного взгляда матушки? Поколебавшись несколько минут, то уговаривая, то наоборот отговаривая себя, Катарина, наконец, опускает ноги на холодный пол. Она накидывает халат, надевает туфли. Зажигает канделябр и тихо ускользает в коридор.       Все слуги спят. В замке царит тьма. Густая, кромешная. Сердце невольно учащается, а в голову так и лезет страшилка, рассказанная за ужином. Но это только страшилка. Ведь так?       Катарина уже дважды побывала на грани того, чтобы развернуться и сбежать. Спрятаться под одеяло и дрожать там до самой зари. Но что-то заставляет её идти вперёд. В конце концов, осталось не так далеко…       Стон.       Тихий стон заставляет Катарину вздрогнуть всем телом, отчего огонёк свечи опасно пляшет. Девушка встаёт как вкопанная, пытаясь услышать что-то кроме бешеного стука собственного сердца…       Снова стон… какой-то… непонятный? Жалобный? Томный?       Катарина заставляет себя заглянуть за угол коридора и видит полоску света под дверью в комнату тёти. Маргарет явно не спит.       Может, ей плохо?       Что-то смутное, заставляет Катарину двигаться бесшумно. Подойти к двери, наклониться, и как в детстве заглянуть в замочную скважину, чтобы увидеть…       Комната залита приятным светом свечей. Маргарет сидит на стуле… абсолютно, совершенно нагая… Катарина видит её грудь: полную, но всё ещё упругую, с тёмными крупными сосками…       От этого зрелища отчего-то захватывает дух. Девушка с замешательством чувствует странное томление внизу живота. Но это ещё не всё…       Маргарет сидит, широко раздвинув ноги. Её руки блуждают по её телу, так, как блуждать не следует. Трогают грудь, сжимают соски. Опускаются ниже… к раскрытому естеству…       Катарина не может оторвать от него взгляд. Маргарет гладит себя внизу и издаёт еле слышные стоны. Она выгибается в спине. Она запрокидывает голову. Должно быть, ей очень приятно.       От этого зрелища девушку саму бросает в жар. Она чувствует, что дрожит, её тело под халатом и ночнушкой вдруг становится таким чувствительным. Ей и само́й хочется прикоснуться к себе. Но она не смеет. Она только смотрит.       Но как же это сладостно!       Пальцы Маргарет проникают внутрь. Она вводит их и выводит, каждый раз всё быстрее. Всё глубже. Катарина абсолютно заворожена этим зрелищем.       Стоны учащаются. Нарастают. Пальцы совсем глубоко… Маргарет вскрикивает в полумрак, а затем обмякает. Прикрыв глаза, она тяжело дышит.       Впрочем, как и сидящая на полу по ту сторону двери Катарина. Девушку всё ещё бьёт дрожь. Она чувствует влагу на внутренней стороне бёдер. Стыд ещё не пришёл, но это только дело времени. Он обязательно явится.       Дай только срок.