Прошлое и перелом. Продолжение?

Предварительно Ишимару поставил будильник на пять часов утра, чтобы проснуться первее и прогуляться по участку. Он встал, это далось очень тяжело, кажется, причина этому была вчерашняя ночевка. Да, Мондо спал на полу в очень непонятной позе, что не так сильно настораживало. Ни о чем не думая больше, Ишимару вышел из домика. На улице царила душевная атмосфера:  небо было залито иссиня-фиолетовыми красками, было достаточно тепло, дул слабоватый ветерок. Давно он не чувствовал ничего подобного. Все-таки эти одинокие прогулки были действительно ментально полезными. Сейчас Киетака был честен сам с собой, как никогда. Однако вскоре эта честность переросла во что-то излишнее, роковое и неизбежное. "Правильно ли я все сделал? Связался с Асахиной, Леоном и... и Овадой? Это очень новые, но в то же время знакомые люди. Почему я поверил доброте Леона, он все это делал, чтобы избавить меня от самоубийства. Почему я поверил в искренность Овады, у него точно что-то есть личное с Леоном. Ну не могли они стать так быстро милосердными людьми. Что я творю... Здесь же очевидно, что мне стоит ожидать от них предательства или издевки. Когда они вместе, они способны на все. Нет, я не должен так... так верить им словам, в голове  у них может быть все, что угодно. Что делать? Я не знаю...". Ишимару продолжал бродить по безлюдным тропинкам, продолжая далее цепочку мыслей. На удивление было такое впечатление, будто он плывет по течению реки. Эти мысли одновременно и пугали, и порождали смирение, которое смогло бы поглотить отчаяние в худшем исходе. "Мои слова... Что я наговорил им вчера? Я не помню, там могла быть личная информация, а что им стоит использовать ее против меня? Как два пальца об асфальт". Обстановка никак не напрягалась, но и не становилась легче. От этой монотонности казалось, что он сейчас сойдет с ума. Осознание всего прошедшего было необъятным, что внушало большое недоверие и сомнение. Вдруг перед глазами представилась такая картина: четыре розовых лепестка и один красный кружились несколько секунд, после чего один из них сдуло внезапно усилившимся потоком ветра. "Это... Знак? Пятым лишним являюсь я? Все-таки это все не по-настоящему? Меня никто не любит, зачем это все происходило со мной? Разве это честно? Судьба, это честно? Это по-твоему честно?!" Догадки производили эффект удушения. Это было примерно такое же впечатление, когда Ишимару собирался впервые поддаться самопровреждению, когда стоял на крыше. В одночасье на небе появились оранжевые огни, которые выжигали красивое небо, оставляя за собой черноту. Иногда она покрывалась красными полосами, это было похоже на матрицу или... Что происходит? "Это нечестно, я еще раз говорю, что это нечестно. Нечестно все, нечестные все! Нечестное спасение от Макото и Ясухиро, нечестный буллинг от Овады и Куваты, нечестное одиночество, нечестный учитель, нечестное лезвие, нечестная забота Леона, нечестная компания, нечестный лагерь, нечестный Мондо, ВЫ ВСЕ НЕЧЕСТНЫЕ!" — на последних криках оранжевый огонь, который выжигал небо, добрался максимально близко к Киетаке. Вокруг почти все было заполнено черной бездной, красные полосы как будто обжигали чем-то электрическим тело Киетаки. Ничего не было понятно, реальность рассекалась и распадалась. Судороги одолевали все конечности, сложно было что-то еще произнести, услышать, увидеть, потрогать, понять. Внезапный синий свет вдруг откуда-то взялся и заставил исчезнуть всю темноту. Уже вскоре почему-то стали слышны звуки писка какого-то аппарата и чьи-то голоса. — Триста два ноль один четыре. Повтори. Повтори, что я сейчас сказала! — Триста два... ноль и что-то еще, можете повторить? — Отлично. Он живой. Доложите отцу. — Что со мной? Мне кто-нибудь объяснит? Все молчали, никто не отвечал. Кажется, сейчас он был в какой-то больнице. Вокруг столпилось много незнакомых людей в белых халатах, которые что-то говорили друг другу с серьезными лицами. Невольно через несколько секунд Киетака погрузился в грезы. Перед ним оказалось три человека. Это был отец, учитель и... Мондо Овада. Они смотрели на Ишимару то ли озлобленным, то ли испуганным взглядом. — Что это значит? Где я? Почему вы стоите здесь все? — эти люди не отвечали на его вопросы. — Что вы молчите? Вы что-то точно знаете — твердил и уверял он, но в ответ опять ничего не говорили. — Я обещаю, что ты, папа, что-то знаешь. Я обещаю, что вы, учитель, что-то знаете. И я обещаю, что ты, Мондо Овада, что-то знаешь — после этих слов последний названный подошел к нему. — Зачем ты пытаешься все исправить? Почему ты сам себя настроил на то, что тебе помогут? Это все неправда. Не существует счастья, не существует дружбы, не существует любви. Есть только выгода, борьба и отчачние. Ты никогда не обретешь счастье в том, в чем пытаешься сейчас себя убедить. — Нет! Замолчи! Ты лжешь! — Проснись! Киетака вновь вернулся в больницу. Рядом сидел его отец. — С возвращением в реальность, Киетака. Как ты себя чувствуешь? — знакомый голос родного человека казался далеким сперва. Он звучал приторно торжественно и ласково. Эти ощущения только отталкивали подростка от потребности узнавать, что с ним. Не хотелось сейчас что-то понимать, голова сильно болела и быстрая череда событий, произошедшая только что, отпечаталась в памяти ярким и свирепым светом, который поглащал все оставшиеся силы, мысли и эмоции. — Что случилось? Что произошло? — Тебя избили в академии, ты потерял сознание. Долгое время тебе пришлось находиться здесь, пока ты не выйдешь из комы. Ты проснулся гораздо быстрее, чем прогнозы врачей. Я так рад, что с тобой все хорошо! — Подожди... Нет! Меня спасли мои одноклассники! Потом мы поехали в лагерь... Помнишь, я звонил тебе? И я подружился с Леоном и Овадой, разве я не рассказывал? Да и много, что произошло с того момента — юноша не хотел верить в то, что все это был глубокий сон. Ужасающим моментом было осознание всех событий, которые могли являться неправдой. Не хотелось понимать, кем был он в классе и что он не приобрел никакого успокоения, не разбил барьер. — Возможно это все тебе привиделось. Не переживай, в следующем году тебя переведут в другой класс, ты больше не пересечешься со своими обидчиками. А сейчас мы поедем домой! — То есть... Это все был сон? Я все еще одинок, у меня нет друзей, и меня все ненавидят? — на самом деле, капля надежды, что отношение друзей к нему было таким же, как в подсознании, где-то застряла очень глубоко внутри. Доставать и разглядывать ее было неимоверно трудно, но пустота царила сейчас в душе подростка. — Киетака. С момента, как тебя избили, ничего не изменилось. Но учителя тебя аттестовали, так что ты успешно завершил этот учебный год. Сейчас летние каникулы, поэтому ты можешь отдыхать, но не забывай про подготовку — эта новость совсем не радовала. Киетака разрывался между желанием вернуться в академии и встретиться со всеми одноклассниками, поговорить с ними, дабы хоть как-то превратить всю реальность в сон, и отсутствием малейшего желания что-то исправить. "Выходит, барьер все также передо мной... Я не смогу пройти еще раз все это, но зачем я узнал правду... Мои друзья... Почему они не могут быть такими, как в том сне? Почему реальность полна разочарований? Я хочу плакать. Я не хочу никого видеть. Зачем я проснулся, лучше бы я уснул вечным сном, зато пребывая в пространстве, где мне было хорошо. Что делать?". Незаметно Киетака оказался в богатом салоне автомобиля своего отца. Ничего не хотелось: ни разговаривать, ни слышать звуки реальности, ни смотреть на предметы реальности, ни дышать воздухом реальности. "Я ненавижу реальность". Осознание, что Киетака одинок, все хорошие события оказались неправдой, отчаяние переполняло сердце, было слишком большим и темным. Чувство апатии и потеря мотивации возрастали с каждой секундой. Хотелось просто исчезнуть, вернувшись назад в грезы. "Что мне теперь остается делать? Что делать?"