Пока мы не найдем любовь.

Поцелуй Сынмина был подобен сильнодействующему наркотику. Наркотик настолько сильный и опьяняющий, что с того момента, как их губы встретились в первый раз, Хенджин знал, что никогда не сможет утолить свою жажду к нему. Несмотря на то, что он никогда не поддавался искушению наркотиков, Хенджин был полностью уверен, что ничто и никогда не сможет сравниться с бесконечным приливом эйфории, который охватывал его тело каждый раз, когда он целовал Сынмина. Тогда Хван не осознавал этого, но уже был разрушен для всех остальных в тот момент, когда он коснулся мягких губ Сынмина в закусочной так давно, и теперь, когда пальцы Кима запутались в его волосах, пока он прижимался губами к губам Хенджина, движения неуверенные, но все еще отчаянные, Хван знал, что он разрушил Сынмина и для всех остальных тоже. И он ни капельки не был виноват в этом. — Дыши, малыш, — прошептал Хенджин, отстраняясь через некоторое время, чтобы дать Сынмину возможность отдышаться, тихо наслаждаясь видом распухших, приоткрытых губ младшего, когда тот хватал ртом воздух. Глаза Сынмина были затуманены тоской и желанием, когда он посмотрел на Хенджина, и его лицо было мягким, затуманенным, как будто кто-то вытащил его из объятий блаженного сна. — Я… — начал Ким, хотя его разум давно перестал выдавать слова, и облизал влажные губы, пытаясь придать своему телу хотя бы толику уверенности, которую всегда демонстрировал Хенджин. Он тоже хотел, чтобы у Хенджина перехватило дыхание. Сынмин тоже хотел, чтобы Хенджин дрожал под его прикосновениями. Он хотел заставить Хвана почувствовать все то, что чувствовал он, но было трудно что-либо сделать, когда сам даже не освоил навык дыхания во время поцелуя. — О чем ты думаешь? — прошептал Хенджин, медленно отводя одну из рук Сынмина со своей шеи, чтобы положить ее на свою грудь, прямо там, где было его сердце. Легкая усмешка заиграла на его губах, когда он увидел, как глаза Сынмина расширились от удивления и легкой озабоченности в ответ на учащенное сердцебиение. — Вот что ты со мной делаешь. Сынмин сглотнул, его собственное сердце забилось быстрее, чтобы биться синхронно с сердцем Хенджина, и он прикусил губу, сдерживая легкомысленную улыбку, угрожающую расплыться на его лице. Он сделал это. Даже своими неуклюжими поцелуями и неловкими движениями ему удалось заставить сердце Хенджина биться быстрее. Почувствовав биение сердца Хвана под своей ладонью, Сынмин решил, что это его любимое место. Прямо там. Он хотел когда-нибудь прижаться к нему губами. Смешок Хенджина вывел его из задумчивости, и Сынмин отвел взгляд как раз в тот момент, когда Хван наклонился, чтобы поцеловать его в кончик носа. — Ты думал сделать мне что-то плохое, не так ли? — пробормотал он низким и дразнящим голосом, прижимаясь губами к носу Сынмина, под глазами, к его покрасневшим щекам. Все это безопасные места, но всех их достаточно, чтобы по телу Кима пробежала легкая дрожь. — Нет, — ответ Сынмина вырвался на одном дыхании, и он инстинктивно наклонил голову, когда губы Хенджина коснулись уха. Его кровь уже бурлила в венах, и он вздрогнул, крепче прижимая к себе Хвана, как раз в тот момент, когда язык Хенджина прошелся по изгибу его уха. — Нет? — старший притянул Сынмина ближе, хотя между ними больше не было пространства, и просунул палец за пояс джинсов Кима. — Почему ты лжешь, детка? Ты же знаешь, что я могу читать тебя, как открытую книгу, верно? — Хван продолжил, его слова почти потерялись в поцелуях, когда он прижался губами к уху Сынмина, прежде чем прикусить мягкую, влажную кожу зубами, используя ровно столько силы, чтобы с губ младшего сорвался всхлип. Он немедленно успокоил боль движением языка, заработав еще один из тех приглушенных всхлипов, от которых у него кружилась голова. Как бы ему ни нравилось быть нежным с Сынмином, он понял, что ему очень нравится, как Ким вздыхает и хнычет в ответ на его прикосновения. Ему нравилось, как пальцы Сынмина запутывались в его волосах, неосознанно или, может быть, намеренно притягивая его ближе и подстегивая. Ему нравилось, как тело Сынмина прижималось к нему, каждое прикосновение его влажной кожи к его собственной посылало жар по его коже, несмотря на то, что они оба были влажными и между ними были слои ткани. Он хотел большего. И Хенджин хотел, чтобы Сынмин чувствовал больше. Эта идея — это желание — вытеснила все остальные мысли в его голове, и Хенджин прижал Сынмина к стене, его движения стали немного более лихорадочными и дикими, когда он оставлял приоткрытыми губами беспорядочные поцелуи на линии подбородка Сынмина и изгибе его приоткрытых губ, прежде чем спуститься к впадинке на его шее. Его руки стянули куртку с плеч Кима, позволив ей упасть на пол к их ногам. Это была любимая куртка Хенджина — мятно-черная, — но прямо сейчас он не хотел, чтобы на плечах Сынмина было что-то, кроме его собственных рук. Хван потянул за круглый воротник рубашки Кима, растягивая и отводя его в сторону, чтобы насладиться видом ключицы Сынмина, которая соблазняла его с того самого момента, как он увидел, что младший надел этот свитер с V-образным вырезом на свидание с Минхо. Хенджин подавил волну ревности, которая поднялась внутри него при этом воспоминании, и, крепче обхватив Сынмина за талию, он наклонился, чтобы потереться носом об это место. Пьянящий цветочный аромат был здесь очень сильным, но теперь, когда у него была полная свобода обнимать Сынмина, когда он пожелает, Хван даже не хотел знать причину этого вездесущего запаха. Ему больше не нужен был собственный флакон духов; Сынмина было достаточно. Он положил руку на спину Кима, прижимая его близко и устойчиво, прежде чем нежно провести губами по коже чуть выше ключицы Сынмина. Хван запечатлел еще несколько поцелуев в это место, наслаждаясь тем, как Сынмин выгнул ему шею, и дрожь предвкушения пробежала по его собственному телу как раз перед тем, как он потянул кожу зубами, используя немного больше силы, чем раньше. Вспышка боли пронзила тело Сынмина как раз в тот момент, когда громкий звук, что-то среднее между стоном и вздрагиванием, сорвался с губ младшего, прежде чем тот смог остановить себя, и он зажал рот рукой, кровь шумела в ушах и все остальное онемело, за исключением давления плюшевых губ Хенджина, посасывающих его кожу. Старший немного отстранился, достаточно, чтобы увидеть румянец, расцветающий на бледной коже Сынмина, и нежно поцеловал ушибленное место. — Это нормально? — спросил он, его дыхание было тяжелым и почти синхронным с дыханием Сынмина, и тихий смешок облегчения сорвался с его губ, когда Ким кивнул в ответ, немного слишком энергично. Он запечатлел поцелуй на губах Сынмина, слегка потянув за нижнюю губу, прежде чем его рот вернулся к шее, его тело зудело от желания доставить Сынмину еще больше удовольствия. Губы Хенджина и его прикосновения заставляли разум Сынмина рассеиваться, а его тело растворяться в луже жидкого тепла, но даже тогда единственное, что удерживало его на месте и привязывало к этому моменту, были руки Хенджина, обнимавшие его тело. Только старший смог заставить его чувствовать себя так — заставить его чувствовать себя в безопасности, даже когда все его тело горело, как в огне. Сынмин даже не понимал, что он еще делает; Ким перестал думать, как только губы Хенджина прижались к его губам. Его тело выгибалось и двигалось в объятиях Хвана само по себе, его рот издавал звуки, выходящие за рамки обычного вокального репертуара, звуки, которые он никогда не представлял, что может издавать, а его руки блуждали по спине и волосам Хенджина, как будто в них вселился блуждающий дух извращенца. Тем не менее, Сынмин все равно подпрыгнул от неожиданности, когда руки Хенджина осторожно скользнули под его влажную рубашку, и дрожь пробежала по его спине, когда ощущение холодных пальцев старшего вызвало покалывание на его разгоряченной коже. Хенджин быстро поцеловал Сынмина в подбородок, прежде чем слегка отстранился, его глаза искали любой признак дискомфорта на пылающем лице тяжело дышащего Сынмина. — Слишком много? — спросил он, вытаскивая руки из-под рубашки Кима и вместо этого легонько кладя их на талию Сынмина. Младший покачал головой, выходя из блаженного оцепенения, в котором он был, и смог обрести голос только после нескольких глубоких вдохов. — Нет, это просто… — начал Сынмин, крепче сжимая плечо Хенджина, прежде чем взглянуть на него, — это просто головокружительно. В хорошем смысле. Ухмылка тронула уголки губ Хенджина, когда он ответил шепотом: — У тебя из-за меня ослабли колени? Хочешь, я понесу тебя? — оттенок высокомерия в голосе Хенджина заставил Сынмина закатить глаза, прежде чем он смог остановить себя, а гневный вздох, сорвавшийся с губ Киму, заставил старшего усмехнуться, когда он немного пригнулся, его руки скользнули за колени Сынмина. — Давай, детка. Держись за меня. Я буду нести тебя и обнимать столько, сколько ты захочешь. Несмотря на то, что тон Хенджина был игривым, в его словах было столько искренности, что Сынмин снова почувствовал тепло и головокружение, когда он обхватил ногами талию Хенджина и позволил тому поднять его. Ким плотно скрестил ноги, немного боясь упасть и увлечь за собой Хенджина, и вцепился во влажные волосы старшего, чем заслужил одобрительный гул и стон. — Правильно, детка. Очень хорошо. Сынмин замер, от этих слов невольная дрожь пробежала по его спине, как раз когда Хенджин откинулся назад, чтобы посмотреть ему в лицо, его брови вопросительно изогнулись, а губы изогнулись в медленной, понимающей усмешке. — Не надо, — предупредил Сынмин, жар прилил к его и без того горячим щекам, когда его разум нашел еще одну причину для смущения. — Не начинай. — Я ничего не говорю! — ответил Хенджин, его улыбка стала шире, когда он наклонился вперед, все еще улыбаясь, чтобы запечатлеть поцелуй на надутых губах Сынмина, приберегая информацию для последующего использования. Конечно. Конечно. — Я знаю, ты думаешь об этом. Я знаю, что внутри ты хихикаешь по этому поводу, — Сынмин проворчал, скользя руками от волос Хенджина к его шее, готовый задушить его, если он хотя бы упомянет это снова. Однако, вопреки его ожиданиям, Хван не отрицал ни одного из его обвинений, а только продолжал нежно целовать его в лицо и губы, пока шел к кровати. Губы Хенджина на вкус были как персики, и Сынмин восхитился стойкостью бальзама для губ, как раз перед тем, как язык Хенджина снова скользнул в его рот, и тепло снова растворило все его мысли. — Мы должны… мы должны переодеться, — Сынмин выдохнул, его взгляд немного нервничал, когда скользнул к кровати Хенджина. Он хотел продолжать целовать Хвана, но они промокли насквозь, а кровать выглядела такой сухой и теплой, что он почти пожалел об этом, когда Хенджин уложил его на нее. — Мы должны, — Хван ответил шепотом, нависая над Сынмином, одной рукой лаская его лицо, а другой проводя по обнаженной руке. Хенджин наклонил голову, чтобы поцеловать ладонь Сынмина, костяшки пальцев, запястья и лежащий там белый браслет, прежде чем его рот вернулся к своему любимому месту. Губы Сынмина. Тело Хенджина было твердым и сильным, когда оно слегка прижималось к нему, и разум Сынмина снова потерялся, плавая в том бассейне блаженства и удовольствия, которое теперь стало немного более привычным, и он рефлекторно обхватил ногами талию Хенджина, чувствуя более чем небольшую гордость, когда низкий стон сорвался с губ Хвана в ответ. Поцелуи Хенджина становились все более беспорядочными, его укусов и покусываний было достаточно, чтобы заставить его дрожать, и Сынмин был совершенно уверен, что огонь действительно стекал с пальцев Хенджина, мягко стекая по его талии, оставляя на своем пути лужицы тепла. Ошеломленный всем — всем, что Хенджин давал ему, всем, что он давал Хенджину — Сынмин даже не заметил, когда начал мягко прижиматься бедрами к бедрам старшего. Это было так хорошо, особенно когда низкие стоны срывались с губ Хенджина и срывались на его рот, что он потерял счет всему остальному, и его глаза открылись только тогда, когда он услышал безошибочный звон ремня. — Хенджин… Хенджин, — выдохнул он, собирая расплавленные части своего помутившегося мозга воедино, и быстро убрал ноги с талии Хвана, прежде чем слегка толкнуть его в плечи. — Хенджин, подожди. Подожди. Хван выглядел немного дезориентированным из-за внезапного перерыва, его разум все еще отставал и обрабатывал ощущение движения бедер Сынмина напротив его собственных, и глаза младшего расширились, когда он заметил небольшую выпуклость в джинсах Хенджина, заставив его осознать, насколько тесны его собственные. Он с трудом принял сидячее положение и перевел взгляд обратно на лицо Хенджина, прежде чем позволить своим рукам скользнуть по щекам старшего в знак извинения. — Хенджин, мы не могли бы… не могли бы мы немного помедленнее? Хван медленно моргнул в ответ, выводя себя из оцепенения, и быстро снова застегнул ремень, как только его мозг обработал слова Сынмина. — Конечно, конечно, детка, — сказал он, наклоняясь вперед, чтобы прижаться губами ко лбу и глазам Сынмина. — Прости, прости, я просто немного перегнул палку. Прости, что напугал тебя. Ким покачал головой, кусая губы, когда его взгляд снова переместился на джинсы Хенджина. — Прости, я… я не должен был этого делать. Я не знаю, что на меня нашло, я просто… — Эй, эй, эй, — Хенджин усмехнулся, обхватив лицо Сынмина обеими руками, чтобы поднять его взгляд. — Глаза сюда. Все в порядке, ладно? Не волнуйся, — сказал он, его голос был тверд и полон убежденности, и он запечатлел шумный поцелуй на губах Сынмина, прежде чем отстраниться с улыбкой. — Ты хочешь сначала переодеться? Ты можешь носить мою одежду, — волнение в словах Хенджина превратило хмурое выражение лица Сынмина в теплую улыбку, но он покачал головой, неопределенно указывая на джинсы Хвана. — Я… я могу подождать, пока ты… Хенджин улыбнулся, сокрушенно покачав головой, и запечатлел еще один поцелуй на губах Сынмина, прежде чем встать с кровати. Он поднял с земли свою куртку, бросил ее в мешок для белья, прежде чем быстро поправить две пары кроссовок, лежащих в небольшой лужице дождевой воды. Краем глаза Хван увидел, как Сынмин слезает с кровати и бросается к нему на помощь, но Хенджин поднял руку, немедленно останавливая его. — Стой на месте, пока не хочешь, чтобы тебя снова прижали к стене, — предупредил он, и веселая улыбка осветила его лицо, когда он увидел, что Сынмин сделал пару шагов вперед, прежде чем, наконец, остановиться. — Я тоже хочу помочь, — Ким ответил, когда его охватило чувство дежавю, перенесшее его в то время, когда Хенджин отказался от его предложений помочь во время приготовления пищи. В своем доме он был единственным, кто выполнял все домашние дела, пока его мать присматривала за Михи, но Хенджин всегда относился к нему как к принцессе. Он все еще не решил, что чувствует по этому поводу. — Ты можешь помочь, — сказал Хенджин, подходя к Сынмину и поджимая губы перед ним. — Поцелуй меня. Сынмин закатил глаза, но, тем не менее, подчинился, и Хенджин улыбнулся, почти вприпрыжку направляясь к шкафу. Ким протянул руку, включая свет, пока старший рылся в шкафу в поисках одежды, которая выглядела бы на Сынмине лучше всего. Было неприлично заглядывать в чей-то шкаф, даже если это был шкаф Хенджина, поэтому Сынмин решил вместо этого оглядеть комнату, наконец отметив тишину. — Где Минхо-хен? А его кошки? — Я отослал его. Отослал их всех. — Ты вышвырнул его из своей комнаты? Из его комнаты? — воскликнул Сынмин, протягивая руку, чтобы взять узел с одеждой, который предложил ему Хенджин, и равнодушное пожатие плечами, которое он получил в ответ, только усилило его шок. — Где он собирается остаться? — Где-нибудь в хорошем месте. — Но… — запротестовал Сынмин, но его прервал звон колокольчиков, и, слегка вздохнув, он полез в карман за телефоном. Продавец заверил его, что телефон водонепроницаемый, но его сердце все равно немного забилось быстрее, когда он вытирал воду с треснувшего экрана, прежде чем включить его. Его встретили его обычные обои, которые ему еще предстояло сменить, и его губы мгновенно растянулись в улыбке от шквала сообщений от Джисона, ожидающих его. Хенджин наклонился, чтобы чмокнуть его в щеку, и Сынмин рассеянно наклонил к нему лицо, просматривая сообщения Джисона. Вскоре после этого Хенджин исчез в соседней ванной, предоставив Сынмину свободу визжать и отвечать Джисону с безудержным возбуждением. Джисон: Как все прошло? Что ты ему сказал? Что случилось???? Ты не в своей комнате. Ты с Хенджином, верно???? Расскажи мне. Я умираю здесь. Как все прошло.

Сынмин:

Все прошло хорошо.

Все так правильно.

Джисон: Мне нужно нечто большее. Что он сказал, услышав твою речь???? Часть «позволь мне обнять твое сердце»???? Он завизжал при этом???? Это стоило того, чтобы повизжать. Вы, ребята, целовались????? Вы сейчас встречаетесь????

Сынмин:

Я не произносил перед ним речь.

Джисон: Ты не произнес речь. Речь? Почему нет?

Сынмин:

Просто произошло много всего.

Я расскажу тебе все об этом.

Позже.

И да, мы поцеловались.

🫣

И да, мы встречаемся.

Джисон: Ты должен рассказать мне все. Так ты не пойдешь сегодня в свою комнату? 😏 😏 Вы предохраняетесь???

Сынмин:

Боже, ты такой ИЗВРАЩЕНЕЦ.

Мы ничего не делаем.

Джисон: Но вы, ребята, хоть что-то сделали правильно? 😏 Я вижу твое покрасневшее лицо.😏

Сынмин:

Как?

Ты тусуешься на балконе?

Джисон: Возможно.

Сынмин:

😑

Джисон: Ладно, я подразню тебя завтра. Но ты сегодня не вернешься?

Сынмин:

А что? Ты скучаешь по мне?

Я, вероятно, вернусь немного поздно.

Перед сном, обещаю.

Джисон: НЕТ. Я просто… Вроде… Пригласил Минхо-хена остаться у нас на ночь. 👉 👈

Сынмин:

Минхо-хена???

Джисон: Прежде чем ты начнешь. Он искал комнату. Я только что предложил.

Сынмин:

И каково было твое действие, если бы я вернулся?

Заставить его спать на твоей кровати? 😏

Джисон: Нет! Я знал, что Хенджин не отпустит тебя сегодня вечером после твоего признания, так что…

Сынмин:

Лжец.

Лгун.

На врунишке горят штанишки.

Джисон: Ты такой инфантильный. В любом случае. Я тебя больше не побеспокою. Наслаждайтесь. Используйте средства защиты.

Сынмин:

😑

Я тебя побью.

Джисон: Если завтра ты сможешь ходить. Сынмин поспешил в ванную сразу после Хенджина и не торопился, тихо крича, вертясь перед квадратным зеркалом в одежде старшего и рассматривая метки на своей шее, прежде чем забарабанить кулаками по стене от волнения и счастья. К тому времени, как он вышел из ванной, демонстрируя совершенно спокойное непроницаемое лицо и теребя завязки черных спортивных штанов, Хенджин сменил простыню на сухую, взбил подушки и укладывал пуховое одеяло в идеальное положение, когда его взгляд упал на Сынмина. — Привет, — Хенджин улыбнулся, отпуская одеяло, и подошел, окинув Кима пристальным взглядом. Они оба были почти одного роста, но каким-то образом Сынмин умудрялся выглядеть маленьким в одежде Хенджина, хотя она сидела идеально. Это было восхитительно. И от этого в груди Хенджина запорхал рой бабочек, особенно когда он увидел покрасневшие синяки и укусы, разбросанные по шее Сынмина. — Привет? — ответил Сынмин, игриво приподняв бровь, прежде чем обвить руками шею Хенджина и притянуть его в объятия. Ким не знал, откуда у него такая уверенность, но, судя по удовлетворенному гулу, который раздался в ответ, он, должно быть, что-то делает правильно. Мятный аромат эвкалипта и лаванды поразил его, как только Ким уткнулся головой в плечо Хенджина, и он мысленно отметил, что нужно спросить Хенджина об этом позже, но затем, когда руки Хвана обвились вокруг него, полностью окутывая теплом, которое исходило от тела, Сынмин понял, что на самом деле не хотел знать, каким одеколоном или дезодорантом пользовался Хенджин. В любом случае, он мог обнимать Хенджина, когда захочет. Хван наклонился, осторожно подхватывая Сынмина на руки, прежде чем преодолеть небольшое расстояние до кровати. В отличие от того раза в автобусе, Ким даже не вздрогнул, когда его так понесли, потому что он уже подозревал, что Хенджин сделает это. И он знал, что старший не позволит ему упасть. Хенджин сел на край кровати с Сынмином на коленях и замурлыкал, кончиками пальцев поглаживая легкие метки на шее младшего. — Прости, я должен был сначала спросить тебя, прежде чем делать это. Тебе было очень больно? Сынмин покачал головой, поднимая руку Хенджина, чтобы поцеловать его пальцы. — Это было правильно. И… — он фыркнул, отпуская руку Хенджина, прежде чем скрестить руки на груди, — ты можешь перестать обращаться со мной как с фарфоровой куклой прямо сейчас. Я легко могу оттолкнуть тебя, если мне что-то не понравится. — Замечание принято к сведению, — Хенджин улыбнулся, наклоняясь вперед, чтобы запечатлеть нежный поцелуй на надутом лице Сынмина, прежде чем порыться в его карманах. — Я понял, что у меня не было шанса подарить тебе это. Сынмин прикусил губу, когда увидел кольцо в руках Хенджина, чувствуя, как его захлестывает новая волна вины и головокружения, и тихо прошептал: — Ты подарил мне кольцо. — Это всего лишь кольцо. Оно даже сделано не так хорошо, — Хенджин пожал плечами, его уши слегка покраснели, когда он заметил тепло во взгляде Сынмина, устремленном на кольцо. — Буквы едва различимы. — На нем что-то написано? — удивление и предвкушение сквозили в вопросе Кима, когда он протянул руку, чтобы осторожно взять кольцо из рук Хенджина, прежде чем крутить его снова и снова. На серебристом металле действительно было что-то выгравировано курсивом, но как бы он ни щурился, Ким мог разобрать только слова «звезды», «я» и «моих». — Что там написано? Хенджин откашлялся, с явной нервозностью потирая затылок, прежде чем прошептать: — Ты не будешь смеяться? — Конечно, я не буду смеяться, — Сынмин мгновенно ответил, оглядываясь на Хенджина, одновременно слегка пиная его ноги в ответ. Хван снова сглотнул, кусая губы в нерешительности еще несколько секунд, прежде чем приблизить свой рот прямо к ушам Сынмина, чтобы прошептать: — Я вижу много звезд, но в моих глазах нет звезды, подобной тебе. В прошлом Сынмин бы посмеялся. Бывший Сынмин трехмесячной, двухнедельной давности, черт возьми, даже день назад определенно громко рассмеялся бы, сдерживая смешки и фырканье, совсем как в тот раз в парке развлечений. Но присутствующий здесь Сынмин мог только крепче сжать кольцо в руках, когда волна тепла затопила все его тело, лишив его дара речи на несколько секунд. Никогда за всю свою жизнь он не представлял, что Хенджин будет шептать ему на ухо слова в стиле Шекспира, и никогда за всю свою жизнь он не представлял, что будет сидеть у Хенджина на коленях, краснея от тех же самых слов. Они оба были сумасшедшими, это точно. — Это… это, э, вау, — Сынмин прочистил горло, переключая свое внимание обратно на кольцо в своих руках и подальше от широкой, облегченной улыбки Хенджина. — Откуда ты вообще взял эту строчку? Книга? Ты ее написал? — Я не такой умный. Это просто из Интернета, — ответил Хенджин, вырывая кольцо из рук Сынмина, прежде чем взять левую руку младшего в свою. — Я просто увидел это случайно и действительно подумал, что это из Шекспира. И тебе нравится Шекспир, и я подумал, что это довольно мило, так что я просто… Слушай. Могу я просто надеть это на тебя? Пожалуйста? Тихий смешок сорвался с губ Сынмина, когда он увидел, что Хенджина охватывает нервозность, и кивнул, пошевелив пальцами в его хватке. Улыбка Хвана стала шире, когда он надел кольцо на безымянный палец Сынмина, но улыбка младшего потускнела, как только холодный металл коснулся его кожи. — Я тебе ничего не подарил. — Тебя достаточно, — ответил Хенджин, поднимая руку Сынмина, чтобы прижаться губами к кольцу. Ким почувствовал, что согревается от прикосновения, но волны вины снова захлестнули его, омрачая его счастье, и он уронил голову на плечо Хенджина. — Боже, я не могу поверить, что накричал на тебя и наговорил тебе этих глупостей. Я совершенно сумасшедший. — Не волнуйся, детка. Я оплачу твою терапию. Мы пойдем вместе, — сказал Хенджин со всей серьезностью, и Сынмин откинулся назад, пристально глядя на него из-под пальцев, прежде чем вздохнуть и протянуть руку, чтобы провести ими по волосам Хенджина, слегка задев ногтями кожу головы. — Боже, я люблю, когда ты это делаешь, — пробормотал Хван, его глаза закрылись, когда он наклонился навстречу прикосновениям Сынмина. — Да? — спросил Сынмин, вспыхнув от гордости, когда Хенджин кивнул в ответ, и погладил волосы старшего еще несколько раз, прежде чем провести рукой по его щеке. — Хенджин, ты пойдешь со мной на свидание? Хван резко открыл глаза, его брови нахмурились в явном замешательстве, когда он выпрямил голову. Надежда и опасения боролись в глубине его глаз, а рот несколько раз беззвучно открылся и закрылся, прежде чем он, наконец, обрел дар речи. — Ты… ты хочешь пойти со мной на свидание? — Это… это что-то, что тебе не нравится? Это странно? — Сынмин откинулся назад, его рука медленно опустилась со щеки Хенджина на плечо, но Хван снова положил ее ему на щеку, наклонив голову, чтобы прижаться губами к ладони. — Нет, нет, это просто, — ответил Хенджин, блуждая глазами по всему, прежде чем они, наконец, вернулись к Сынмину. — Я никогда раньше не ходил на свидания. Глаза Кима расширились от удивления, когда он ждал, что Хенджин рассмеется и скажет «ха-ха, попался», но нервозность с лица Хвана не спала. Казалось, что это только усугубило ситуацию и смешалось с оттенком смущения. — Ты действительно никогда раньше не ходил на свидание? — он тоже не знал, но мысль о том, что Хенджин, популярный бывший ебарь из их отдела с многочисленными бывшими подружками, не пошел на свидание, была немного трудновыполнимой. Хван беспечно пожал плечами, хотя чувствовал себя немного странно и несколько облегченно, говоря об этом. О том, что наконец-то признал это. — Ну, я просто… люди, с которыми я был, не были в восторге от идеи пойти со мной на свидание, поэтому мы просто встречались и много трахались и… — он издал смешок в надежде развеять хмурое выражение лица Сынмина, прежде чем продолжить, еще раз пожав плечами, — так что да, я никогда по-настоящему не ходил на свидание. Больше похоже на встречи в комнате общежития? И, по правде говоря, я не из тех, кого можно пригласить на свидание. Я выгляжу хорошо, но так же выглядят сотни других людей, и я на самом деле не настолько умен, мои оценки никуда не годятся, у меня нет планов на будущее, и мне просто неловко быть со мной… — Пошли они все, — Сынмин обхватил лицо Хенджина руками, и решимость и гнев, сквозившие в его словах и карих глазах, заставили Хвана полностью забыть, о чем он говорил. — К черту все это, малыш, — продолжил Сынмин, глядя прямо в удивленные глаза Хенджина. — Я приглашу тебя на свидание, такое классное, что это сведет тебя с ума. Прежде чем он смог остановить себя, Хенджин разразился смехом, счастье, облегчение, удивление и головокружение были очевидны в каждом звуке, сорвавшемся с его губ. — Что… — сказал Хенджин, вытирая пальцем слезящиеся глаза, — …это было? Боже, ты смешной. Сынмин раздраженно поджал губы, убирая руки от лица Хенджина. — Что? Ты не хочешь, чтобы я пригласил тебя на свидание? Хенджин покачал головой, обнимая Сынмина за талию, прежде чем упасть обратно на кровать. — Не это. Это… это было хорошо. Это было идеально, — сказал Хенджин, поворачиваясь в сторону, так что они оказались лицом друг к другу. — Но «малыш»? «Малыш»? Правда? Сынмин отвел взгляд, рассеянно почесывая нос. — Ну, это то, что ты мне все время говоришь… — Так ты тоже хочешь дать мне прозвище? — спросил Хенджин, многозначительно скривив глаза и притягивая Сынмина ближе. — Как насчет «красавчик»? «дорогой»? «прекрасный принц»? — Боже мой, ты так много думаешь о себе. Забудь все, что я сказал, — Сынмин оттолкнул лицо Хенджина от себя, прежде чем перевернуться на другой бок, пряча румянец, заливающий его щеки. Несмотря на то, что они были влюблены, им еще предстояло пройти долгий путь, прежде чем они смогли завести настоящий, серьезный разговор — без того, чтобы Хенджин вел себя как высокомерный осел и не краснел в ответ на эти высокомерные замечания. — Да, как я могу забыть? — ответил Хенджин, его голос все еще дразнил, когда он притянул Сынмина обратно к себе на грудь. — Зови меня «малыш» снова. — Заткнись. — Можно я снова буду называть тебя малышом? — спросил Хенджин, протягивая руку, чтобы взять подушку с изголовья кровати. Предполагалось, что они будут спать не так — его тщательно застеленное одеяло было смято, их ноги все еще свисали с кровати, а Сынмин все еще раздраженно пыхтел. Но он не хотел, чтобы было по-другому. — Тебе нравится, когда я называю тебя малышом, не так ли? — Заткнись, я хочу спать, — сказал Сынмин, зарываясь лицом в подушку, которую ему подложили под голову. — Нам все равно придется выключить свет, — указал Хенджин, прижимаясь губами к шее Сынмина, прежде чем наклониться, чтобы посмотреть младшему в лицо со злой ухмылкой на лице. — Малыш. — Сделай это сам. — Как я буду жить без моего малыша? Сынмин сжал кулаки поверх простыней. — Я убью тебя во сне, если ты не заткнешься. — Как я собираюсь заткнуться без моего малы… Удар подушкой по лицу заставил Хенджина замолчать, по крайней мере, на некоторое время, но Сынмин мог поклясться, что услышал шепот «Я люблю тебя, детка», прежде чем он, наконец, заснул. И, несмотря на все его усилия сдержаться, он мог поклясться, что в ответ на это его губы растянулись в улыбке.

***

— Вау. Джисон привык к тому, что люди так реагируют на их с Сынмином комнату, но неподдельный трепет в голосе Минхо все еще заставлял его улыбаться про себя, когда он с тихим щелчком закрывал за ними дверь. После того, как он взволновал их обоих, пригласив Минхо к себе в комнату, Джисон был полностью уверен, что атмосфера между ними вернется к стандартному уровню неловкости, если не на ступеньку выше обычного, но по мере того, как Джисон следовал за Минхо, ему становилось все труднее сдерживать улыбку, растягивающую его губы. Его попытки сохранять самообладание мгновенно прекратились, когда кошка Минхо обвилась вокруг шеи парня, прежде чем забраться ему на голову. — Дори, — Минхо протянул руку, слегка поморщился, выпутывая кошку из своих волос, прежде чем осторожно положить ее обратно на плюшевую кошачью кровать, и только сокрушенно вздохнул, когда две другие кошки выскочили из него одна за другой в следующее мгновение. — Суни. Дуни. Его призывы были нагло проигнорированы, когда две кошки с важным видом подошли к зарослям зелени возле кровати Джисона, принюхиваясь и исследуя свой путь сквозь путаницу лоз и плюща, казалось, очарованные очарованием естественной листвы. — Прости, я… — Минхо со вздохом повернулся к Джисону, слегка пожав плечами — казалось, это единственное, что он мог сделать в любом случае — и подарил Джисону извиняющуюся улыбку. — Все в порядке, — ответил Хан рукой, и снимая обувь в фойе. Сунув ноги в уютные комнатные тапочки, он подошел к Минхо и, улыбаясь, протянул руку, — Хочешь, я где-нибудь оставлю твою сумку? — Ах, — Минхо взглянул на свой рюкзак, почти забыв о нем, и быстро поставил кошачью подстилку на пол, прежде чем снять сумку с плеча. — Я могу… я могу просто оставить это на полу. Они снова были в комнате вместе, и хотя на этот раз компанию им составляли кошки Минхо, вся нервозность, которую Ли испытывал во время экскурсии, вернулась обратно в виде внезапного учащения сердцебиения и необъяснимой сухости в горле, симптомы, которые усилились еще больше, когда Джисон снова улыбнулся ему. — Зачем тебе оставлять ее на полу? — Хан немного рассмеялся, прежде чем указать на пустой стул возле своей кровати. — Ты можешь оставить это на моем стуле, — он протянул руку, чтобы взять сумку у Минхо, но его брови слегка нахмурились, когда старший мгновенно отстранился, его пальцы сжались на сумке, как будто это был щит от Джисона. — Я могу… я могу это сделать, — Минхо откашлялся, одарив Джисона улыбкой, которая не коснулась его глаз, прежде чем медленно направиться к креслу. Он поставил свой большой рюкзак на стул, задаваясь вопросом, не перепаковал ли вещи для одной ночи, и обернулся только для того, чтобы отпрянуть от удивления, когда увидел Джисона, стоящего перед ним, немного ближе, чем обычно, с нервным выражением лица. — Я доставляю тебе неудобства? — спросил Джисон, глядя прямо в глаза Минхо еще секунду или две, прежде чем со вздохом опустить взгляд. — Прости. Мне не следовало приглашать тебя таким образом. Я имею в виду — я действительно хотел пригласить тебя, но это было действительно грубо сказано, и я… — Нет, нет. Мне совсем не некомфортно, — ответил Минхо, его руки почти потянулись, чтобы обнять Джисона, но он убрал их обратно в карман своих спортивных штанов. — Я просто немного нервничаю. Я не хочу сделать что-то не так и поставить тебя в неловкое положение. — Ты ни за что не заставишь меня чувствовать себя неловко. Я говорил тебе, — слабая улыбка заиграла на губах Джисона, когда он нервно теребил пальцы, его взгляд опустился к полу, — быть рядом с тобой — это один из единственных способов, с помощью которых я могу легко дышать в эти дни. Эти слова должны были заставить его почувствовать себя счастливым — в конце концов, Джисон только что назвал его источником утешения, — но Минхо почувствовал, как что-то странное и тяжелое опустилось у него в животе при виде опущенного лица Джисона. Это напомнило ему о том времени, сразу после инцидента с экскурсией, когда Хан расплакался в его объятиях, а вскоре после этого сразу посуровел лицом, явно смущенный таким срывом. Его сердце сжалось при мысли, что Джисон искал крупицы счастья и комфорта в своей повседневной жизни, когда на самом деле младший заслуживал всего. Всего, что было хорошего, яркого и прекрасного, всего, что заставляло улыбаться Джисона, всего, что делало его по-настоящему счастливым. Мягко потянувшись, как будто приближаясь к пугливому животному, Минхо положил ладонь на руку Хана, заставляя его поднять взгляд от пола. — Джисон-а. С тобой действительно все в порядке? Джисон открыл рот, слово «нет» почти вырвалось из пределов его разума на кончик языка, но он затолкал его обратно, прежде чем кивнуть Минхо вместе со своей самой широкой улыбкой. — Конечно, я в порядке. Это просто стресс от экзаменов и… всего остального, — он замолчал, подошел и сел на край своей кровати, прежде чем кивнуть в сторону рюкзака Минхо. — У тебя там есть что-нибудь перекусить? — О, да. Да, у меня есть немного, — сказал Минхо, его пальцы уже расстегивали молнию на пакете, в то время как его тело стремилось угодить Джисону и сделать его счастливым. Он быстро вытащил пакет со снеками, который припрятал внутри, и передал его Хану, наблюдая с легкой улыбкой, как тот рылся в нем, рассеянно дрыгая ногами взад-вперед. Еще один маленький кусочек счастья. Минхо еще пару секунд смотрел на Джисона, прежде чем взять миски с едой и подойти к кошачьей кровати. На этот раз ему даже не пришлось звать своих кошек; знакомого запаха и вида кошачьей еды было достаточно, чтобы все трое прервали исследование внутреннего леса Джисона и прыгнули к нему, чтобы послушно ждать. — Ты всегда интересовался растениями, Джисон-а? — спросил он, блуждая взглядом по вьющемуся плющу, свисающему из различных горшков и подвесных корзин, в то время как его пальцы пробегали по оранжевому меху Дуни. Суккуленты и папоротники также присутствовали, прячась за зелеными лозами в своих маленьких горшочках, и Минхо не смог удержаться от улыбки, когда заметил нежные белые и желтые цветы, выглядывающие из-за плюща, как будто боялись выдать свое присутствие. Было ясно, что Джисон обставил свою половину комнаты так, чтобы она выглядела как можно более мрачной и монотонной — тускло-серые простыни, голые стены без каких-либо украшений, темные, почти черные, извивающиеся виноградные лозы, змеящиеся по комнате. Но цвета, тем не менее, нашли свой путь, через эти желтые цветы, через ярко-синюю кофейную кружку, стоящую на столе Джисона, через розовые комнатные тапочки, которые были на младшем. Даже через большого белого кролика, который в данный момент отдыхает у стены рядом с подушкой Джисона. — Не всегда, — Джисон ответил на вопрос Минхо, подтягивая ноги, чтобы сесть на кровать, скрестив ноги, и разворачивая шоколадку в руках. — Знаешь, в детстве я был очень злым, всегда что-то ломал или намеренно все портил, — признался он, на мгновение замерев над информацией, которая неожиданно выскользнула наружу, как секрет, которым он не хотел делиться, но Хан отложил анализ этого внезапного разоблачения. — Я даже сейчас не понимаю, из-за чего я всегда был так зол. Вероятно, что-то сделали или сказали мои родители. Но однажды я разбил виниловую пластинку, одно из заветных сокровищ моего брата, и я почувствовал себя таким напуганным и виноватым из-за этого. Он тихо усмехнулся, вспомнив, как опустился на колени перед своим братом, умоляя о прощении, как только тот вернулся из школы. Его брат никогда, никогда раньше не злился на него, и Джисон думал, что это станет переломным моментом для его брата — треснувший винил. Но его брат смотрел на это несколько долгих минут, устало провел рукой по лбу, прежде чем, наконец, пожать плечами и сказать: «Тебе действительно стоит попробовать вырастить или смастерить что-нибудь, Джисон-а. Тогда ты поймешь, как легко ломать вещи и как сложно их чинить.» Джисон повторил вместе с воспоминанием слова своего брата, эхом отдающихся в его мозгу, прежде чем улыбнуться самому себе. — Мой брат всегда был мудрым. — Он действительно мудрый, — ответил Минхо, разливая остатки еды по мискам, прежде чем вернуться к своей сумке. — Я не думаю, что кто-то может оставаться настолько спокойным после того, как увидел, что их любимый винил разбит. По крайней мере, я не могу. — Я тоже, — Джисон согласился, покачав головой, прежде чем откусить еще кусочек шоколада. — Знаешь, я иногда задавался вопросом — и до сих пор задаюсь — о секрете вечного спокойствия моего брата. Мне бы действительно не помешали несколько советов. — Он любит тебя, — Минхо ответил, слегка пожав плечами, тепло улыбнувшись Джисону, прежде чем снова переключить внимание на свою сумку, чтобы вытащить пижаму и зубную щетку. — В этом секрет. Джисон несколько секунд молчал, мягкий шорох обертки был единственным звуком, нарушающим тишину, пока он размышлял над словами Минхо. После смерти его брата нити вины и горя так плотно обвились вокруг его сердца, что вытеснили все хорошее, что там когда-то было — любовь, радость, смех, покой, уют. Все. Прошло уже два года, но ему все еще было трудно изобразить улыбку, говоря о своем брате, и утверждать, что его брат любил его, или Хан любил своего брата, казалось смешным после всего случившегося. Но по какой-то причине то, как Минхо произнес эти слова, так просто и с такой убежденностью, как будто это была неоспоримая правда, заставило Джисона тоже захотеть поверить в эти слова. Его брат любил его. Нет, его брат любит его. — Я тоже люблю своего брата, — Джисон сказал это мягким шепотом, как будто признавался в преступлении, но он все равно произнес эти слова вслух. Спустя два года ему удалось сказать это вслух. Он взглянул на Минхо, чувствуя, как его захлестывает новая волна тепла и счастья, и широкая улыбка растянулась на его губах, когда он увидел, что Минхо достает «лунный свет». — Это никак не помогает тебе уснуть, не так ли? — Нет, я имею в виду — да, это так. Так и есть, — ответил Минхо и быстро бросился объяснять, когда Джисон покачал головой с явным недоверием. — Это помогает мне довольно быстро засыпать, и, более того, мои кошки буквально помешаны на этом, поэтому шансы на то, что я проснусь с кошкой на лице, стали очень низкими. Джисон усмехнулся, скомкал обертку, прежде чем бросить ее в маленькую мусорную корзину под своим столом. — Какой твой любимый цвет? — он спросил, прежде чем смог остановить себя, и откашлялся, указывая на свет. — Я имею в виду — из тех, что доступны? Или даже просто? — Мм, мой любимый цвет — мятный, но здесь… — ответил Минхо, устанавливая циферблат, прежде чем, наконец, нажать кнопку, чтобы включить его, — …это синий. — Вау. Для такой маленькой лампы у нее было удивительно яркое свечение, и она наполняла комнату спокойным приглушенным синим, от которого Джисону казалось, что он находится под водой. Минхо не лгал, когда говорил, что его кошки одержимы светом, потому что, как только включался свет, их возня и царапанье прекращались, а глаза расширялись, отражая благоговейный трепет и замешательство внутри. — Это выглядит так мило, — сказал Джисон, бросаясь выключать свет в общежитии возле фойе, и что-то среднее между вздохом и придыханием сорвалось с его губ от получившегося усиленного эффекта. — Да, это так, — ответил Минхо, улыбаясь благоговейному выражению на лице Джисона, прежде чем осторожно поставить лампу на стол Хана. — Это действительно красиво. — Итак, каков твой обычный распорядок перед сном? — спросил Джисон, возвращаясь к Минхо, и легкий румянец залил его щеки, когда он понял, насколько навязчиво это прозвучало. — Я имею в виду, — сказал Хан, намеренно присаживаясь, чтобы запустить пальцы в меха Суни и Дори, — что бы ты обычно делал ночью, если бы был сейчас в своей комнате? Нет, я имею в виду, если для тебя это был обычный день, и ты был в своей комнате, а я был в своей комнате… Забудь об этом, — Хан покачал головой, мгновенно сдаваясь, когда понял, что делает только хуже, но мягкий смешок Минхо привлек его взгляд обратно к нему. — Я просто принимаю душ и играю с кошками, и если у меня нет сроков сдачи заданий, которые нужно закончить, то я обычно просто слушаю несколько песен перед сном. В противном случае, я занимаюсь перед сном со слезами на глазах, потому что я мог слушать свои песни только тридцать минут вместо часа, — закончил Минхо, сияя, глядя на Джисона с гордым видом, как будто он только что произнес речь на прощание, а не зачитывал свое расписание. Но опять же, было трудно не чувствовать себя польщенным и немного гордым, в то время как его сердце визжало в груди от того факта, что Джисону было любопытно узнать о нем. О том, что он делал. О том, что ему нравилось. — Что… что ты обычно слушаешь? — спросил Джисон, совершенно не осознавая, каким образом его вопрос — его любопытство — вызвало каскад серотонина, пробежавший по каждой части мозга Минхо, достаточный, чтобы на мгновение приостановить выполнение рутинных задач его нейронов, которые визжали от счастья. Минхо быстро достал свой телефон и присел на корточки рядом с Джисоном, его ладонь стала немного липкой, когда он открыл свое музыкальное приложение и пролистал его. — Обычно я слушаю корейские баллады, но в эти дни мне действительно нравится слушать это. И это. И это. Джисон придвинулся немного ближе, вглядываясь в телефон Минхо, тихо наслаждаясь волнением, сквозящим в словах Минхо. Ему это нравилось. Ему нравилось видеть Минхо таким. Все это безудержное возбуждение и бурлящее счастье. — Могу я сыграть что-нибудь? — спросил он и, получив кивок в ответ, пролистал плейлист Минхо, задумчиво напевая. Наконец-то Хан нажал на песню Фрэнка Синатры под названием «Fools Rush In», и хотя он совсем немного слышал о певце, плавный вокал и сочные звуки оркестра, доносящиеся из нее, заставили его на минуту закрыть глаза, перенеся его во времена, когда его еще не существовало. — Это похоже на одну из тех песен, под которые ты танцуешь на своей кухне в 2:00 ночи или что-то в этом роде, — заметил он, его взгляд вернулся к Ли, и разум немедленно начал запоминать каждую мельчайшую деталь открывшегося перед ним зрелища — спад темных волос Минхо на лоб, резкую линию подбородка, полноту губ, и Джисон не отвел глаз, когда Минхо повернулся, чтобы посмотреть на него, его карие глаза казались теплее и глубже в голубом сиянии. — Ты танцуешь? — выпалил Хан, мгновенно покраснев от смущения, в то время как брови Минхо удивленно взлетели вверх. После всего, что он говорил и делал сегодня, Джисон знал, что весь завтрашний день он проведет, съежившись под своим одеялом. Но это было все еще сегодня, и его разум уже некоторое время не принадлежал ему. — Я… я на самом деле не умею танцевать, — Минхо смущенно ответил, протягивая руку, чтобы погладить шерстку Дори, в то время как его сердце немного ускорилось в груди от нервозности и легкого предвкушения, как будто оно знало все заранее. — Я умею танцевать, — Джисон ответил, прочистив горло и пожав плечами, чтобы придать всей ситуации беззаботный вид. — Немного, не настолько хорошо. Минхо кивнул, задумчиво поджав губы, пока они некоторое время молча слушали фортепианные мелодии и задумчивый текст. Песня была короткой, чуть больше трех минут, но каждая секунда, казалось, растянулась на часы, и его уши приобрели тревожный оттенок красного, как только слова «и вот я прихожу к тебе, любовь моя» прозвучали, почти эхом разносясь по всему. Они посидели в тишине еще несколько мгновений, теребя пальцы и украдкой поглядывая друг на друга, прежде чем Минхо, наконец, повернулся к Джисону и со всей смелостью, которую накопил за свою жизнь, тихо прошептал: — Хочешь потанцевать? Дрожь пробежала по телу Джисона, даже когда его глаза на секунду расширились от удивления, прежде чем он медленно кивнул, кусая губы, чтобы подавить нервозность и возбуждение, угрожающие прорваться наружу. — Мм… конечно. Я бы с удовольствием потанцевал. С тобой. Минхо быстро положил свой телефон на пол и выпрямился, чтобы предложить Хану руку с уверенностью, которая, как он знал, скоро развеется, как только Ли продемонстрирует свои паршивые танцевальные навыки перед младшим. С легкой улыбкой Джисон накрыл рукой руку Минхо, чувствуя прилив того же знакомого тепла и силы, которых он так жаждал, и его волнение, должно быть, было ощутимым, потому что ухмылка Минхо стала шире, когда он поднял Джисона. Его ухмылка исчезла, как только они оказались друг перед другом. — Я… э… — Минхо согнул пальцы свободной руки, комично размахивая ими, задаваясь вопросом, есть ли способ на самом деле обнять Джисона, не заставляя его нервничать или испытывать дискомфорт. В тот момент он сильно пожалел, что предпочел баллады всем остальным жанрам. Возможно, если бы Ли увлекался хип-хопом, они могли бы устроить фристайл-батл или что-то в этом роде. Он также не умел танцевать фристайл, но, по крайней мере, это было бы менее изматывающим для нервов и сердцебиения, чем это. Хан улыбнулся, подходя ближе к Минхо, прежде чем взять другую руку старшего в свою и нежно положить ее на изгиб своей талии. — Положи это сюда, — он проинструктировал, игнорируя волну электричества, пробежавшую по его спине от прикосновения Ли, и положил свою руку на плечо Минхо. — Так нормально? — спросил Хан, задаваясь вопросом, было ли это слишком много или слишком неудобно для Минхо, который застыл в тот момент, когда его рука коснулась талии Джисона. Ли взял себя в руки и кивнул в ответ Хану. — Да, это… это нормально, — он едва держал Джисона — его рука лишь касалась ткани свободной рубашки Джисона — но кровь стучала у него в ушах, как будто он только что поцеловал Хана или что-то в этом роде. Эта мысль совсем не помогла ему, тем более что губы Джисона были прямо перед ним, всего в нескольких дюймах. Джисон улыбнулся, увидев румянец, заливающий щеки Минхо, но после нескольких неуклюжих шагов взад-вперед Хан убрал руку с плеча старшего и рассмеялся. — Ладно, прости, но это кажется таким глупым. Посмотри на кошек, — сказал он, взглянув вниз на двух кошек, наблюдавших за ними, их глаза перебегали с одного на другого, — они, наверное, думают, что мы сходим с ума, — Хан покачал головой, охваченный смущением и обильной дрожью, и сделал шаг назад, готовый закруглиться. Но едва он обернулся, как рука, легонько державшая его сбоку, внезапно крепко обхватила его за талию, и его притянули обратно к Минхо, прежде чем Джисон смог издать хоть один звук удивления. В любом случае было бесполезно даже пытаться заговорить. В конце концов, каждое его слово, каждый звук, каждая мысль растворились в ничто в тот момент, когда его взгляд встретился с взглядом Минхо. — Пусть смотрят, — прошептал Ли, его взгляд опустился и остановился на губах Джисона, которые все еще были приоткрыты от удивления. С большим усилием он снова перевел взгляд на лицо младшего, и его сердце пропустило несколько ударов, когда он почувствовал, как жар заливает щеки Джисона розовыми и красными оттенками. В холодном голубом свете, отражающемся от потолка и стен, Хан выглядел неземным. Потусторонним. — Я имею в виду… — начал Минхо, проглатывая сухость в горле, прежде чем слегка улыбнуться Джисону, чтобы успокоить его. — …иногда приятно быть немного глуповатым, не так ли? Джисон слегка откинулся назад, слабая улыбка заиграла на его губах при этих словах, и прежде чем он смог остановить себя, Хан расхохотался в объятиях Минхо, слегка качая головой от удивления, когда хихиканье срывалось с его губ. Это было странно. Он не ожидал, что будет так смеяться, меньше всего, когда Минхо так вот обнимал его. Было знакомое ощущение тепла, исходящего по всей длине руки Ли, которая обнимала его за талию, давление твердое, но нежное, как будто Минхо боялся, что Джисон сломается, если его держать слишком крепко, или упадет и разобьется, если держать его слишком легко. Прикосновение, которое люди приберегают для ценных вещей. Для любимых вещей. В ярких карих глазах Минхо была напряженность, скрытая за слоями нервозности и беспокойства, часть которых медленно соскальзывала с каждого смеха, срывавшегося с губ Джисона. В уголках глаз Минхо появилась морщинка, а широкая улыбка, та, которая всегда заставляла Хана благоговейно вздыхать, растянулась на его губах, и Джисон почувствовал, как его переполняет гордость и головокружение от того, что Минхо так улыбается. Снова. — Да, иногда приятно быть немного глуповатым, — ответил Джисон, снова положив руку на плечо Ли, как раз в тот момент, когда его смех сменился ухмылкой. Он смотрел на Минхо еще несколько секунд — еще несколько секунд, в течение которых он почти притянул Ли ближе — прежде чем пожать плечами и спросить, — Ты хочешь научиться танцевать? Минхо казался немного озадаченным, как будто он не ожидал этого вопроса — как будто совершенно забыл, зачем они стояли посреди комнаты, — но взял себя в руки, быстро кивнув в ответ. — Да, да. Научи меня танцевать. Научи меня… всему. Песня, которая играла в данный момент, имела плавный темп и нежную мелодию, идеально подходящую для медленного танца, и Джисон попытался вспомнить точный порядок основных шагов, которые он выучил давным-давно, чтобы не выглядеть высокомерным недотепой перед Минхо. Хан положил свои пальцы на руку Ли, нежно сжав ее, прежде чем посмотреть вниз, на их ноги. — Хорошо, эм… следуй по моему примеру, — сказал он, нервничая гораздо больше, чем было необходимо в такой ситуации, и сделал небольшой шаг в сторону, улыбаясь, когда Минхо последовал за ним. — Да, вот так. Теперь верни это обратно… — он сделал маленький шаг к своему первоначальному месту, его движения были точно скопированы Минхо — и затем просто сделай это снова. — Это на удивление легко, — заметил Ли, слегка рассмеявшись, когда они раскачивались из стороны в сторону, совершенно не в такт музыке. — И это кажется намного глупее, чем в фильмах. — Ты был тем, кто сказал мне, что иногда полезно быть глупым, — отметил Джисон. — Я не говорю, что это не хорошо, — Минхо пожал плечами, убирая руку с талии Джисона и поднимая их соединенные руки, прежде чем снова посмотреть на Хана выжидающим взглядом. — Ты хочешь, чтобы я покружился? — спросил Джисон и быстро прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы успокоиться, когда Минхо кивнул с неожиданной серьезностью. Он сделал несколько неловких поворотов на месте, прежде чем рука Ли снова обхватила его за талию, притягивая назад. — Ты действительно умеешь танцевать, — заметил Джисон, слегка запыхавшись, хотя он не делал ничего такого напряженного, и снова схватил Минхо за плечо. — Это классическое танцевальное движение, — Минхо предложил в качестве объяснения, без усилий повторив шаг Джисона в сторону. — Я всегда хотел это сделать. — Что еще… что еще ты хочешь сделать? Я имею в виду — в своей жизни? — спросил Джисон, не сводя глаз с их синхронного движения, и попытался выглядеть сосредоточенным на синхронизации их шагов, чтобы ему не приходилось встречаться взглядом с Ли после того, как он задал еще один навязчивый вопрос. Минхо, казалось, не возражал против его назойливости и лишь несколько секунд задумчиво напевал, прежде чем ответить: — Поспать. Поспать в общей сложности двадцать четыре часа. Джисон некоторое время в замешательстве смотрел на Минхо, ожидая объяснения этому странно специфическому ответу, прежде чем, наконец, спросить: — Это то, чем ты действительно хочешь заняться? Спать? — Среди прочего, — Минхо пожал плечами. — Но это мой главный приоритет. Получить двадцать четыре часа спокойного сна. Хотя Минхо произнес эти слова с улыбкой, в его тоне была заметна тоска, которая заставила Джисона задуматься. Ему больше не хотелось смеяться. Как он мог смеяться, когда каждую ночь мечтал об одном и том же? Для него хватило бы даже ночи спокойного сна. Даже нескольких часов было бы достаточно. Нежное пожатие его пальцев заставило его снова поднять взгляд на Минхо, который вопросительно склонил голову набок. — Ты в порядке? Прости, я не хотел тебя так огорчать, — он вздохнул, молча сожалея о том, что вообще открыл рот, когда заметил легкую хмурость на лице Джисона. У них все было так хорошо. У них было нечто, очень похожее на «веселье». Они чувствовали нечто, очень похожее на «счастье». И ему пришлось просто пойти и сказать такую меланхоличную чушь и плеснуть холодной водой им обоим на головы. — Нет, все в порядке, — Джисон улыбнулся, нежно сжимая пальцы Минхо, чтобы придать ему некоторую форму уверенности, которую, возможно, не смогли дать эти слова. — Двадцать четыре часа спокойного сна — это похоже на сон. — Подожди, пока не узнаешь о сорока восьми часах спокойного сна, — сказал Минхо заговорщическим шепотом. — Я слышал, это следующая популярная вещь в городе. К его огромному облегчению, с губ Джисона сорвался смешок, и небольшая морщинка между бровями младшего вскоре исчезла. Минхо крепче обхватил Хана за талию, прижимая его чуть ближе, как бы извиняясь за те секунды грусти, и Джисон глубоко вздохнул, вдыхая успокаивающий цитрусовый аромат, который всегда окружал Минхо, прежде чем слегка положить голову ему на плечо. Некоторое время назад музыка изменилась, сменившись женской песней о потерянной любви. Кошки перестали драться и царапать друг друга, вместо этого предпочитая свернуться калачиком в кошачьей постели. Типичный шум, доносившийся из коридоров, стих. Они оба тоже перестали танцевать, но ни один из них не отстранился. Джисон позволил Минхо полностью обнять себя обеими руками, а Ли позволил голове Хана уткнуться в его плечо. Это был покой. Это было утешением. Это был… еще один кусочек счастья.