По-крупному

Соседке Уорренов оказалось навскидку лет сто. Ну, может, девяносто девять. По крайней мере, никак не меньше шестидесяти! — Добрый день, — дежурно начал вооружённый диктофоном Гэвин, когда та открыла перед ним дверь. Хлипкую, блядь, и со стеклом. Напоминания о Ричарде преследовали его по пятам. — Детектив Рид, полиция Детройта. Хотел бы задать вам парочку вопросов. — А-а-а-а, про Вилли и Линду-то? — проскрипела бабка; «и» у неё выходило гнусавое. — Ты проходи, проходи, сынок. Гэвин, при всём уважении, на её родственника никак не тянул, но мужественно промолчал и переступил порог. В доме воняло кошачьей мочой. Судя по всему, старуха была той самой городской сумасшедшей, которая проживала закат жизни среди лотков. Гэвин такое уважал, он, может, и сам на пенсии занялся бы тем же самым. Хотя едва ли кот стал бы терпеть конкурентов. — Чаёк-то будешь? — дружелюбно поинтересовалась бабка, проковылявшая на кухню. Гэвин, остановившийся в дверях, покачал головой: — Нет, спасибо, миссис… — Томпсон, — пробухтела та, с шумом опуская на плиту чайник; похоже, его «нет» во внимание принято не было. Гэвин подметил ровный ряд мисок с кошачьим кормом на полу, миссис Томпсон лавировала между ними с удивительной для её возраста и далёкой от миниатюрной комплекции грацией. — Жалко Уорренов-то. Молоденькие такие. А вежливые! Вилли мне в том году забор починил. За бесплатно, то бишь. Линда-то меня, старую, то пирогом, то кексами угостит… Говор у бабки был странноватый. Гэвин потёр ноющий висок, сосредотачиваясь, спросил стандартное: — Когда вы их видели в последний раз? — Уорренов? — переспросила бабка. Нет, блядь, блохастых своих, со смутной злостью подумал Гэвин, но вслух ограничился хриплым: — Да. Можете точно назвать дату, время и место? Мимо него протиснулось что-то пушистое, лодыжке стало щекотно, Гэвин дёрнулся и едва не пнул упитанного рыжего кота. — Так вчера ж, — прогудела не заметившая появления питомца миссис Томпсон, уже достающая из шкафчика чашки. — Утречком-то зашла к ним. Сын ко мне заезжал, по дому помочь, с ремонтом маленько, с уборкой. Газонокосилка нужна была, моя-то сломалась уж с год как… — Понятно, — поспешил произнести Гэвин, пока старуха не ударилась в воспоминания о трагической кончине газонокосилки. — Скажите, вы не заметили ничего необычного? Может, Уоррены казались встревоженными или напуганными? Они не планировали ни с кем увидеться? По предварительному заключению коронера выходило, что пришили сладкую парочку за ужином, а в американском пригороде соседи были осведомлены о жизни друг друга почище любого агента ФБР. Если Уоррены намеревались позвать в гости какого-нибудь хрена с соседней улицы, об этом наверняка знал бы весь район. Ну, Гэвин на это надеялся. Это существенно облегчило бы ему расследование. К его разочарованию, крепко задумавшаяся миссис Томпсон в конце концов покачала головой: — Нет, сынок, такого я не припомню. Гэвин тяжело вздохнул. — А вы не замечали, чтобы они особенно тесно общались с кем-то из соседей? — продолжил он допрос и глухо выругался: мимо него пролез к миске очередной кот, ткнувшийся ему в щиколотку мокрым носом. — У них были здесь друзья? Или, наоборот, кто-то, с кем они не ладили? — Да чтобы Вилли и Линда не ладили! — воскликнула миссис Томпсон, преисполнившаяся праведного гнева; у Гэвина начинала гудеть голова. — Они ж милейшие-то люди были! — Ну конечно, — пробормотал Гэвин себе под нос, — поэтому их и грохнули. — Чего говоришь-то, сынок? — Да это я так, мэм. Сам с собой. — А-а-а… чай-то будешь? Бабка, по всей видимости, страдала лёгкой формой деменции. — Послушайте, — предпринял Гэвин очередную попытку, пока она заваривала чай, — мне нужно, чтобы вы постарались как можно более чётко вспомнить события вашей последней встречи с Уорренами. Были ли они одни, говорили ли о каких-то планах на вечер. Скорее всего, убийца зашёл к ним на ужин. Может, они кого-то приглашали? Нижняя губа миссис Томпсон опасно задрожала. — Значит, убийство всё-таки… — прошептала она с трагизмом, достойным актёра театра. Гэвин мысленно проклял свой длинный язык. — Мы не исключаем подобную версию, — напряжённо проговорил он. — Поэтому ваши показания так важны. Подумайте. Возможно, вам вспомнится какая-то деталь. Что-нибудь странное. Что-то, чего Уоррены обычно не делали или не говорили. Миссис Томпсон едва не уронила заварник. Но вроде как удержала, разлила чай по чашкам, махнула рукой в сторону колченогого стола: — Ты садись, садись, сынок. В ногах правды-то нет. Гэвин с тоской подумал о том, что стоило в самом деле отправить к ней Миллера: запах кошек, спёртый воздух в доме и деревенский говор соседки начинали потихоньку сводить его с ума. Он послушно опустился на стул, принял из рук миссис Томпсон чашку. Та тяжело плюхнулась на соседнее место, хлебнула чаю и вдруг сказала: — Мне вот что припомнилось-то. У Вилли ж на работе беда была. Гэвин насторожился. — Можете рассказать чуть подробнее? — спросил он, бездумно поглаживая большим пальцем гладкое ребро диктофона. — Ну, я и не помню уже всего… — в голосе миссис Томпсон послышалось волнение. — Да только что-то там у него не ладилось. Линда ходила как в воду опущенная. Помню, заглядывала ко мне на неделе, приносила пирог, как она их пекла-то, объедение… — Она жаловалась вам на проблемы мужа? — встрял Гэвин, возвращая её в русло интересующей его темы. — Да не то чтобы жаловалась-то… — миссис Томпсон замялась; похоже, дружеское отношение к Линде Уоррен боролось в ней с азартом старой сплетницы. Последний победил — глаза её заблестели, и она заговорщически прошептала: — Говорила, потеряет он работу. Конкурент там какой-то выискался. Я уж не знаю, что за дела у Вилли с ним были, токма Линда всё плакала, мол, за дом платить нечем будет. Гэвин почесал подбородок и кивнул: — Спасибо, это может нам пригодиться. Может, ещё что-нибудь пришло на ум? Бабка шумно глотнула чаю, Гэвин скривился. Сам он мутную жижу, плескавшуюся в его чашке, пробовать не рисковал. — Что творится-то… — пропыхтела она, очевидно, вступая в фазу нытья. Гэвин мысленно закатил глаза. Определённо стоило допросить других соседей. Помоложе. Поадекватнее. Ему на колени вспрыгнул один из котов, белый с серыми лапами. Потоптался по нему, утробно мурлыкнул и свернулся калачиком на бёдрах. — Понравился ты Оливеру, — довольно констатировала бабка. Гэвин не был уверен, что его теперь пустят домой: его собственный безымянный кот был на редкость ревнивой тварью. Но удержаться от соблазна он не смог и всё-таки почесал пушистого за ухом. Тот благодарно заурчал. — Оливер людей-то боится обычно, — со знанием дела сообщила миссис Томпсон. — Хороший ты, выходит, человек. Он и сынишки моего сторонится, а уж тот тут частый гость… Гэвин замер как был, с ладонью на гладкой шерсти. Тарахтящий как трактор кот, недовольный отсутствием ласки, гневно мяукнул и выпустил когти ему в живот. Гэвин охнул, стряхнул его с себя и, не обращая внимания на обиженный скулёж, торопливо спросил: — А ваш сын хорошо знаком с Уорренами? — Как же ж не быть знакомым-то, — прогудела старуха. — Они с Вилли, почитай, вместе выросли. Мы с его покойной матушкой очень были дружны. Гэвин судорожно облизнул губы. — А можете дать его номер? — небрежно осведомился он. — Вашего сына, я имею в виду. Исключительно в интересах следствия. — Что ж я, старая, не подумала-то! — воскликнула бабка, всплеснув руками. — Уж кто-кто, а они с Вилли ровно как с братом всегда были! Братья, подумалось Гэвину, друг друга косят только так. Это, типа, в нашей природе, по образу и подобию, м-мать его. Уилл Уоррен мало напоминал библейского Авеля, но кто знал? Пока это было единственной зацепкой, которую дала ему миссис Томпсон, если не считать информации о работе; но конкурент, мечтающий отжать у мужика чрезвычайно перспективный бизнес по торговле сраными деревяшками, вряд ли пришёл бы и замочил его. В любом случае, стоило обсудить произошедшее с кем-то, кто ещё пребывал в своём уме. Прощаясь с миссис Томпсон пятнадцатью минутами позже, Гэвин уносил с собой диктофон и записанный на листе бумаги номер, который мог прояснить в этом расследовании хотя бы что-то. Сына её звали Майклом. Судя по голосу, тот был заядлым курильщиком — или просто пытался звучать брутальнее, чем он являлся на самом деле. Гэвин не без тоски подумал о Ричарде Найнсе, которому в этом расследовании не было места; а вот жалкой пародии на него — было. И английский Майкла Томпсона оказался не в пример понятнее, нежели у его мамаши. — Как скажете, детектив, — покладисто согласился тот, когда Гэвин предложил ему пересечься. Как если бы можно было сказать «не, чувак, давай в другой раз» детективу полиции. С другой стороны, некоторые реально пытались. — Я работаю с восьми до пяти. Нэлл-стрит, одиннадцать. — Отлично, тогда до встречи, — настроение Гэвина взлетело к небесам даже невзирая на то, что разряженный мобильник отключился сразу после завершения разговора. Встретивший его на месте преступления Миллер выглядел чрезвычайно недовольным, и это тоже поспособствовало его благоприятному расположению духа. — Ты чего так долго? — буркнул тот, когда Гэвин вошёл на кухню. Судмедэксперты уже отбыли, тела, по всей видимости, отправились на вскрытие; остались только протухшая жрачка, пятна крови и мухи. Идиллия. — Соседка у них доисторическая, — пожал плечами Гэвин. — Пытался разузнать хоть что-то. Особо инфы не получил. Но она дала номер сына, встречусь с ним завтра с утра. Миллер тяжело вздохнул. — На ружье нет отпечатков, — сказал он; видимо, это и послужило причиной его дерьмового настроя. — Вообще ни одной зацепки. Слишком уж эти убийцы стали умные. — Это всё сериалы от нетфликс, — хмыкнул Гэвин и почесал щёку. — Ладно, если ничего полезного в доме не нашлось, то погнали в участок. Быстренько оформим дело и свалим. А завтра уже вплотную займёмся всей этой херотой. Никуда Уоррены не убегут. Крис, очевидно, мечтавший поехать домой ничуть не меньше, чем он сам, спорить не стал. Тем не менее, оформление расследования затянулось на долгие три часа, в течение которых Гэвину попеременно хотелось то пустить пулю в лоб себе, то всадить весь магазин в жопу Миллеру, вздумавшему вручную перепечатывать описание каждой из найденных улик. В хату он приполз дай бог часов в десять вечера. Убитый, как кроссовки спринтера после забега. Кот действительно встретил его неласково — унюхал, стало быть, другого блохастого и увернулся от руки, когда Гэвин наклонился погладить его. — Ну что за сучья натура, а, — сообщил Гэвин самому себе, со вздохом скидывая ботинки. — Будто истеричная жёнушка. Кот гордо продефилировал прочь, задрав облезлый хвост. Ну ничего, всё равно примчится, когда Гэвин жрать ему положит: в выборе между чувством собственного достоинства и влажным кормом кот всегда задвигал куда подальше первое. Говнюк. Самому жрать тоже хотелось неимоверно. Правда, в холодильнике не обнаружилось ничего, кроме пачки яиц и давно заплесневевшего кусочка сыра. Сыр пришлось выбросить, а вот яичницу Гэвин пожарил — и долго торчал на кухне, ковыряя остывающий желток и дымя. На душе было паршиво, в голове — пусто. Мигрень и не думала униматься. Расследование по делу Уорренов обещало стать мучительной болью в его заднице, а ведь Гэвин предпочёл бы, чтобы в ней оказался кое-кто совершенно конкретный. …дерьмо. О телефоне он вспомнил только теперь. О нём — и ещё об обещании Ричарда позвонить. Рванул в спальню, за зарядкой, подключил телефон к питанию, долго гипнотизировал взглядом чёрный экран. Ожить тот соизволил лишь спустя добрых пятнадцать минут. От Ричарда значился единственный пропущенный вызов — полтора часа назад. Всего один. — Не любишь навязываться? — тихонько спросил Гэвин себе под нос, кусая губы. — Или просто похеру? Да нет. Похеру вроде как не было. Сообщения от Ричарда тоже пришли: одно за другим, чередой вибраций. От: Охуительный мудак 20:33 Гэвин? От: Охуительный мудак 20:34 Я звонил тебе, но ты, похоже, занят. От: Охуительный мудак 20:34 Перезвони, когда освободишься. От: Охуительный мудак 21:01 В любое время. Гэвин нажал на иконку вызова не раздумывая. Упал на кровать, прижав телефон к уху, прикрыл глаза. Ричард взял трубку ровно через пять гудков. — Привет, — он звучал как обычно, как всегда, как утром, но Гэвин почему-то почувствовал себя так, будто не слышал его голоса несколько лет. — Привет, — откликнулся Гэвин эхом, почесав левую бровь. — Прости за эту тему со звонком. Мобила разрядилась, а я так забегался, что совсем забил на это. Ричард хмыкнул — незнакомо, колко. — Кажется, у тебя выдался насыщенный вечер, — прохладно заметил он. — В смысле? — его тон показался Гэвину странным, подозрительно отстранённым. — Ты чё, ревнуешь, что ли? Ричард не ответил. Гэвин, взъёбанный сегодняшним днём и ненавидящий понедельники как никогда, начинал потихоньку закипать. — Думаешь, если я по первому зову не прибежал к телефону, то я там уже ёбыря себе нашёл? — обманчиво ласково поинтересовался он. — Типа, скачу на чьём-нибудь хуе и думать о тебе забыл? Новый приступ тишины был похож на оплеуху. — Нет, — наконец выдохнул Ричард, разорвав затянувшуюся паузу. И добавил ещё тяжеловесное: — Не ревную. — Нет, значит? — Гэвин почувствовал себя необъяснимо уязвлённым, как если бы рассчитывал на какой-то другой ответ. — А должен? — вот теперь в голосе Ричарда прорезался настоящий арктический холод. — Мы едва знакомы. — Вытрахать из меня душу через рот это тебе не помешало, — Гэвин поймал себя на том, что звучит откровенно обиженно, и Ричард, похоже, уловил это, потому что его тон сразу же изменился. — Я просто удивился, Гэвин, — прошелестел он значительно мягче, чем прежде. — Не думал, что у профессиональных тренеров ненормированный рабочий день. На какую-то долю мгновения Гэвин ощутил желание выплюнуть: у тренеров, может, и нет, а вот у полицейских — дай бог; хочешь знать, где я был, Ричи?; рассказать тебе, как я осматривал тело мужика, которому снесло полбашки, Ричи?; это бы тебя успокоило?; это бы оправдало мой выключенный телефон? Удержался лишь потому, что это непременно бы всё испортило. Гэвину чудовищно не хотелось портить то, что завязывалось между ним и Ричардом Найнсом. Чем бы оно ни было. — Ну, за деньги я и ночью согласен батрачить, — нарочито легкомысленно произнёс он вслух. — Лишь бы барыши платили. Ричард бархатно рассмеялся. Гнев Гэвина моментально сошёл на нет. Ебучая собака Павлова. — И этот человек что-то говорит про адвокатов, — беззлобно подколол его Найнс. — Да, я всё ещё считаю вас охреневшими мажорами, — ухмыльнулся Гэвин, широко зевнув сразу после. — Так ты расскажешь, где шлялся? Или мы недостаточно для этого знакомы? — Взял одно дело, — медленно проговорил Ричард, вернувшийся к своим размеренным взвешенным интонациям, — у клиента из Энн-Арбор. Весь день проторчал здесь, но уже возвращаюсь в Детройт. В трубке запикало: кажется, не пиздел, в самом деле за рулём был. — Посреди ночи, что ли? — Гэвин сонно моргнул. — Ты вообще спишь хоть когда-нибудь? — Иногда, — уклончиво отозвался Ричард. — Знаешь, чувак, тебе стоит следить за этим. Хронический недосып повышает риски раннего инсульта в хуллион раз. — Кто ты и что ты сделал с Гэвином? — Ой, бля, хуй я ещё раз проявлю заботу, мудло неблагодарное. — Так это была она? — Пошёл ты. Найнс снова хрипловато рассмеялся в трубку. Гэвин снова тупорыло улыбнулся, как полнейший долбоёб. Включить запись разговора он, естественно, додумался только теперь — и из диалога сохранилось одно это мурлычущее: — Мне приятно, что ты обо мне заботишься. Но ты и сам звучишь устало, так что тебе лучше лечь спать. — Ага, — сонно пробормотал Гэвин: его действительно вырубало. — А ты это… напиши, как доедешь. И будь осторожнее. У вас там по району маньяк шастает. И тут же язык прикусил, спохватившись: чёрт, чёрт, чёрт, это определённо не было типом информации, которую стоило сообщать ебучему подозреваемому в убийстве, как бы этот самый подозреваемый ему, безмозглому детективу Риду, ни нравился. — Какой маньяк? — голос Ричарда резко изменился, сделавшись глуше и твёрже; никакой расслабленности в нём больше не было. Один ебучий бетон. Гэвин сглотнул и проклял свою болтливость. — Ну, э-э… — промямлил он, судорожно придумывая себе алиби. — Кто-то из коллег обсуждал это днём. Типа, там кого-то пришлёпнули. Сразу о тебе подумал. Вот и позвонил. Вроде выкрутился. Ещё и звонок, совершённый им по пути в Полтаун, оправдал. — Вот как, — Ричард помолчал. — Что ж. Не слышал об этом. Поищу в новостях. Спасибо за предупреждение. Ещё никогда в своей жизни Гэвин не молил Господа Бога о том, чтобы какой-нибудь пронырливый журналюга накропал статейку о преступлении раньше официального разглашения подробностей происшествия.